Гуманитарный коридор – понятие не только юридическое, правовое или военное. Человека необходимо поддержать психологической и лекарственной заботой, теплом и словом. Есть не только медицина катастроф, но и язык катастроф. Несколько миллионов украинцев покинули свои дома. Мировое сообщество поднялось на защиту новейших изгнанников. Об этой картине мира, создающейся на наших глазах, подкаст-сериал «Гуманитарный коридор». По ширине этого коридора будут судить о морали и ответственности нашей эпохи. Ведущие - Иван Толстой и Игорь Померанцев.
Игорь Померанцев: Зденек, я читал ваш проспект, там сказано, что у вас студенты из самых разных городов Украины – Киев, Буча, Запорожье, Харьков, Мариуполь, еще десяток городов. Как вас находят студенты и как вы находите их? Ваша школа открылась сразу после новой фазы войны?
Зденек Окунек: Наша школа работает уже 17 лет, но мы открыли курсы для беженцев через две недели после начала конфликта. К нам обратились бывшие студенты из Украины, из Запорожья, которые у нас закончили подготовительные курсы для поступления в чешские институты, среди них был Кирилл из Запорожья, он мне позвонил, сказал, что приезжает его мама с сестрой и племянником и спросил, не открываем ли мы курсы чешского языка для беженцев. Мы не могли не отреагировать и открыли бесплатные курсы. Потому что ни кому из нас совесть не позволяла требовать денег от людей, которых насильно выгнали из их домов.
Игорь Померанцев: Кто вам помогает финансово?
Зденек Окунек: Мы надеемся на поддержку министерства образования, подали сейчас на два гранта, но уже четыре месяца мы работаем без какой-либо финансовой поддержки. Это создает много проблем, у директора депрессия, никто не знает, что будет завтра. Но нам помогли частные лица, между ними кинокритик Андрей Плахов, организатор музыкальных фестивалей Гриша Котляр из Калифорнии, русский беженец Александр Смирнов - они открыли сбор денег на курсы, я очень им благодарен. Но для школы этого катастрофически мало.
Я бы среди тех, кто нас финансово поддержал, хотел назвать одну даму, которая внезапно пришла и помогла. Это Карина Арзуманова с мужем Евгением Кисиным, они очень значительно поддержали курсы. Но морально мы чувствуем очень сильную поддержку от российской поэтессы и барда Вероники Долиной, от гаранта школы Ярослава Горбаневского, сына советской правозащитницы Натальи Горбаневской, поддерживают нас морально Виктор Файнберг и Павел Литвинов, и мы их поддержку чувствуем.
Такой звездный состав людей, которые помогают школе, еще поискать!
Иван Толстой: Я должен сказать вам, Зденек, что такой звездный состав людей, которые помогают школе, еще поискать! Это звучит невероятно, это все имена первой величины.
Сегодня с нами в студии и две ученицы вашей школы, и я бы хотел спросить Екатерину. Понятно, что война снимает и гонит со своих мест. А как это было в вашем случае? Почему вы вынуждены были уехать?
Катерина Басенко: Мы уехали в тот момент, когда россияне обстреляли первый зеленый коридор из Мариуполя, и я поняла, что эта война не по правилам военным, что есть реальная опасность того, что это может случиться и с моей семьей. Тем более, что мы живем в Запорожье, это близко к военной границе на данный момент, поэтому я собрала в охапку сына, упросила маму, чтобы она поехала с нами, и мы отправились в Прагу. У нас был прямой поезд в Польшу, там мы пересели, доехали до Варшавы, из Варшавы - до Праги. 8 марта вы выехали, 11-го приехали.
Иван Толстой: Почему вы выбрали Прагу?
Катерина Басенко: Потому что здесь учится брат Кирилл, о котором пан Окунек говорил. Если есть кто-то из близких или знакомых, всегда легче обустроиться.
Иван Толстой: Дарья, а ваш случай какой? Вы из Киева? Когда вам пришлось уехать?
Дарья Трофименко: В первый же день войны я проснулась от звонка моей коллеги, она сказала: «Просыпайся, началась война!». Меня еще заранее предупреждали, но я не верила.
Иван Толстой: Что значит «заранее предупреждали»?
Дарья Трофименко: У меня много на работе коллег-иностранцев, и один молодой человек, который учится в музыкальном университете, говорил, что все его знакомые иностранцы улетают, им говорят, чтобы они покидали территорию на всякий случай. «Даша, одумайся, может, действительно что-то будет!». А я говорю: «Нет, это, наверное, провокация какая-то».
Иван Толстой: Кто у вас остался в Киеве?
Дарья Трофименко: Бывший муж. Моя мама уже давно живет заграницей, а я решила забрать бабушку, дедушку, ребенка и уехать с ними. Я не знала, куда ехать, это было наобум. Я поехала к знакомым в Винницкую область, выставила пост в инстаграмме с вопросом: есть ли кто-то из моих друзей в ближайших странах – Словакия, Чехия, Польша? И откликнулась моя одноклассница, что она в Чехии и я могу попробовать поехать сюда.
Игорь Померанцев: У меня вопрос к вам обеим. Вы сейчас изучаете чешский язык, это означает, что ваши планы на будущее связаны с Прагой, с Чехией?
Дарья Трофименко: Да. Я изначально не думала, что здесь останусь, но, побыв некоторое время… Я, в принципе, хотела уехать, просто не так скороспешно. Мне понравилась, культура, люди и я подумала, что это возможность, которую надо использовать, - надо выучить язык и попробовать себя здесь.
Катерина Басенко: Сейчас для украинцев сложно что-то планировать, когда мы приехали, мы не знали, когда сможем вернуться домой. Я продолжаю сработать удаленно на свою компанию в Украине, но сколько времени еще моя компания сможет просуществовать… В Украине же экономическая ситуация довольно шаткая сейчас, поэтому было принято решение максимально интегрироваться и, пока мы живем здесь, обязательно выучить чешский. А наперед я загадывать боюсь.
Игорь Померанцев: Дарья, вы сказали, что планировали жить заграницей, покинуть Украину еще до этой острой фазы войны. Почему?
Дарья Трофименко: Это мечта с детства. Я мечтаю переехать в Канаду, у нашей семьи много друзей туда переехало, меня привлекает их культура, красота. Но я понимала, что для этого нужно поначалу пожить в Европе, накопить какой-то стартовый капитал и после этого уже попробовать куда-то дальше. Но это не означает, что я не люблю свою страну, просто хотелось попробовать что-то новое, усовершенствовать себя в разных странах, потому что ты со всех источников получаешь какую-то новую информацию и потом уже идешь с ней дальше.
Иван Толстой: Пан учитель, скажите, пожалуйста, какая философия образования в вашем заведении? Ведь можно просто учить чешскую грамматику, можно заниматься лингвострановедением, историей культуры, образование предполагает самые разные аспекты . Какой линии вы придерживаетесь вот для таких взрослых учеников, которые не знают чешского?
Зденек Окунек: Главная философия курсов чешского языка для беженцев - подготовить детей и молодежь к школам – основным, средним, в институты. А взрослым язык открывает мир трудоустройства, они легче найдут работу, и уже находят. Все дети, которые у нас учатся (а теперь мы будем открывать летние курсы), устроены или мы им помогали устроиться в школы. Есть и такие, которые выучили язык за три месяца так, что поступили в институты, например, в Технический университет в Брно. Ездят к нам на курсы в Прагу даже беженцы, которые живут в Брно, потому что они не смогли найти бесплатных курсов там. Некоторые поступили в Технический университет в Прагу, в Аграрный университет, даже есть такие, которые поступили в Карлов университет. Язык им открывает карьерный мир, культуру Чехии, поэтому мы, кроме грамматики и лексики, знакомим их с реалиями, с историей, организуем экскурсии познавательные. Студенты ходили в Национальную библиотеку, в Славянскую библиотеку, знакомятся с городом, мы планируем экскурсии по Чехии, походы в театр, когда они будут уже лучше понимать, в кино.
Они приехали испуганные, бедные, реагировали истерически, я даже боялся за их психическое здоровье
Игорь Померанцев: У вас богатый педагогический опыт. Студенты-беженцы отличатся от других студентов?
Зденек Окунек: Главное, что они меняются с каждым днем. Они приехали испуганные, бедные, реагировали истерически, я даже боялся за их психическое здоровье. Но они менялись день за днем. И я сторонник того, что когда они уже учатся в нашей школе, к ним надо подходить как к студентам языковой школы, а не как к беженцам, поэтому они наравне с нашими студентами. Но они вам сами могут рассказать.
Иван Толстой: Конечно, вот к этому я и предлагаю перейти. Катерина, как вам Чехия?
Катерина Басенко: Чехия - потрясающая страна, мне очень нравится, я давно знала, что по отношению к жизни Чехия мне подходит, даже если начинать с каких-то банальных вещей, как сортировка мусора. У нас в Запорожье нет сортировочных баков, но с мужем мы уже несколько лет сортируем мусор, у нас есть отдельная кладовая для сортированного мусора, потом возим это на полигоны специальные. И заканчивая тем, как чехи общаются с детьми, это просто замечательное воспитание личности. Чехия для меня близка по менталитету, здесь мне очень комфортно.
Иван Толстой: А кто у вас – мальчик, девочка?
Катерина Басенко: Сын Мирослав, ему три года.
Игорь Померанцев: Он заметил, что вы переехали, и не просто, а за границу?
Катерина Басенко: Для него это очень травмирующий опыт. Была очень тяжелая дорога, мы ехали в эвакуационных поездах, там было огромное количество людей, в нашем вагоне, рассчитанном на 36 человек, было 150, ехали мы 36 часов в первом поезде, потом у нас три недели были постоянные истерики по малейшему поводу, я даже не знала, что мой ребенок так умеет. А сейчас уже ему намного легче. Плюс все осложняется тем, что у нас большая и дружная семья – бабушки, дедушки, с папой у него очень близкие отношения, - а сейчас весь мир его рухнул, нет садика, в который он привык ходить, нет родственников, только мы с мамой. Поэтому ему было очень сложно адаптироваться. А сейчас уже ему комфортно.
Иван Толстой: Дарья, а ваша Чехия какая? Как складываются отношения с ней?
Дарья Трофименко: У меня сложилось все как по волшебству, как будто меня ниточки вели в Чехию. Мы попали к очень хорошим волонтерам, потом, когда я приехала в Чехию, первый день мы жили в хостеле и я писала по всем соцсетям, искала бесплатное жилье на какое-то время, и я за два дня нашла прекрасную девушку, с которой до сих пор общаюсь. Она из России, живет здесь двадцать лет, она мне посоветовала пана Окунька и, благодаря ей, я сейчас работаю в ресторане. Я нашла чешку, и мы до конца июля живем в ее жилье совершенно бесплатно, она очень тепло нас встретила, обеспечила нас продуктами, купила кучу игрушек для моего сына, бабушку и дедушку водила, мы гуляли вместе, показывала Прагу. То есть сложилось все как по маслу для меня, не было резкого перехода, все постепенно.
Иван Толстой: Вы упоминали вашу русскую знакомую. Вообще для русскоговорящих людей эта тема сейчас невероятно болезненная, все страшно переживают, кто что о ком думает, у кого вина персональная, у кого - коллективная. На самом деле любой чувствующий человек не может быть в своей тарелке в эти дни, месяцы и, боюсь, что в следующие годы. Как в вашей душе складывается все это: разрыв с русскими, с Россией, с русской культурой, со всем тем, что, казалось бы, было таким привычным, естественным, как воздух, как земля под ногами. И вдруг - такое.
Психика адаптируется, ты привыкаешь жить с той мыслью, что у тебя дома война
Дарья Трофименко: Это больно. Большинство моих знакомых это украинцы или иностранцы, но компания, где я работаю, российская, изначально рестораны открывались Россией. Это, конечно, больно, потому что погибают ни в чем не повинные люди, дети, женщины. Ни один человек, который испытывает какие-то чувства, не может на это смотреть нормально - это кровь, это боль, это сплошные слезы. Первые пару месяцев я была постоянно в слезах, как только я залезала в новости, я рыдала. Это было по ночам, когда все мои спят, потому что я не могу показывать, что со мной что-то происходит, мне надо быть сильной, потому что если я покажу слабину, то всех сразу накрывает. Просто, как и у всех, психика адаптируется, ты привыкаешь жить с той мыслью, что у тебя дома война. Но это боль.
Игорь Померанцев: Катерина, вы следите за событиями в Украине, вы разговариваете с близкими, с друзьями? Какие эмоции вы испытываете?
Катерина Басенко: Недели две назад я перестала смотреть ежеминутно новости, потому что это очень эмоционально тяжело, приводит к выгоранию. Когда я поняла, что я уже начинаю отсутствовать в эмоциональном плане, такое отупение приходит, я решила, что сейчас важнее обратить больше эмоции к сыну, к семье. Но, конечно же, вся моя семья осталась в Запорожье, ежедневно мы общаемся. Конечно, они говорят, что у них все прекрасно, чтобы мы не переживали, что все будет отлично. Но также у меня есть родственники, которые сейчас находятся на оккупированной территории, мы с ними иногда пытаемся поддерживать связь, потому что это сложно, часто отключают у них связь, но они уже научились находить точки, где украинские операторы ловят, чтобы мы могли связаться.
Игорь Померанцев: Дарья, вы следите за событиями в Украине?
Дарья Трофименко: Да, слежу. Я немножко уменьшила объем информации, который я получаю, но я не перестаю следить, потому что у меня много знакомых, друзей и коллег осталось там и, окунувшись в новости, я вспоминаю, откуда я. Если не вспоминать, что в твоей стране война, живя в стране, где все хорошо, ты продолжаешь жить полноценной жизнью и дышать свободной грудью, ты забываешь об этом. Иногда кажется, что все прекрасно, жизнь продолжается, но иногда я себе напоминаю, что все-таки я уехала не просто так, а потому что в стране началась полномасштабная война.
Игорь Померанцев: У вас есть знакомые или друзья в украинской армии, солдаты, военнослужащие, которые находятся на передовой?
Дарья Трофименко: Да, брат бывшего мужа воевал в Лисичанске, получил ранение сильное, он сейчас находится в Ивано-Франковске, ему будут вставлять имплант, ему сильно разрезало руку и сосуды повредились, чтобы он продолжал полноценную жизнь ему нужно заменить часть кровеносных сосудов. И он снимал видео, показывал. Это больно. Как наши мужчины пытаются не падать духом, на тридцать человек кушают одну тарелку супа, но продолжают верить, что все будет хорошо.
Иван Толстой: Зденек, у вас отличный русский язык и вы специалист по русской культуре. Как вы переживаете все то, что происходит, вот этот не только военный, не только психологический, но и глубокий культурный конфликт? Мы повсюду слышим проклятия в адрес русской культуры, и это так объяснимо, это так понятно, когда на тебя падают бомбы и гибнут твои близкие. Но вы – чех, вы человек чуть-чуть со стороны и, вместе с тем, вы посвятили русской культуре столько своих лет, профессиональных и душевных сил. Что вы переживаете сейчас?
Зденек Окунек: Непонимание. Сначала это было непонимание и я старался атаковать своих русских друзей - почему они не выходят на демонстрации, никакого нет протеста? А потом я задумался и понял, что это просто нереально в этой стране. Да, я работал шесть лет в Москве советником посла по культуре и вопросам образования, но связан я не только в профессиональном плане, у меня там много друзей. Но я бы хотел сказать, что у каждого человека есть совесть, тем более, я родился в католической, сильно верующей семье, в которой соблюдались очень строгие моральные правила. И еще здесь один момент – 1968 год, травма для моих родителей, это было потерянное поколение. Мы, чехи, понимаем события в Украине.
Игорь Померанцев: У меня вопрос к обеим студенткам. Сколько чешских слов вы примерно выучили и какие слова производят на вас самое сильное впечатление? Неожиданная встреча с чем-то знакомым?
Катерина Басенко: Сколько слов мы выучили, наверное, лучше ответит пан Окунек, потому что он очень хорошо следит за этим вопросом. Но мы можем сейчас поддерживать несложные разговоры с чехами, у меня есть друзья чехи, с которыми я общаюсь исключительно на чешском, чтобы практиковать, слушаю чешское радио, 80% понимаю того, что говорят. Наверное, самое яркое впечатление произвели те чешские слова, которые абсолютно противоположны нашим – мужские «калхоты» или «сметана», которая, оказывается, совсем не сметана.
Когда советские солдаты оккупировали Чехию в августе 1968 года, всюду читали «Pozor! Pozor!»
Игорь Померанцев: Или слово «рыхлый» – скорый, или черствый - «свежий». Дарья, а какие на вас слова произвели впечатление? Все-таки украинский и чешский относятся к славянской языковой группе. Чувствуете это родство?
Дарья Трофименко: Да, очень много похожих слов. Первое слово это «pozor» - оно на всех указательных знаках. Я была в Чехии 4 года назад, мы ездили в поездку от университета, я еще тогда это слово запомнила. Также слово «заказано», в украинском у него противоположное значение.
Игорь Померанцев: Я вам расскажу короткую историю. «Pozor» по-украински это «увага», внимание, и когда советские солдаты оккупировали Чехию в августе 1968 года, всюду читали «Pozor! Pozor!» и удивлялись: как же они успели столько объявлений написать – «позор на нашу голову!». Вы учитесь в школе имени Натальи Горбаневской. Что говорит вам это имя?
Дарья Трофименко: Ранее я не слышала это имя, но благородя пану Окунеку я теперь знаю очень много приятных его воспоминаний, связанных с этой прекрасной женщиной, также в Фейсбуке я видела публикации о ее сыне, художнике. Это замечательная женщина, которая никогда не боялась, и мне кажется, что в чем-то она мне близка по духу.
Иван Толстой: Ничего не боялась и всему сопротивлялась. Когда я увидел ее впервые в 1988 год в Париже в редакции русской газеты, я был так поражен, выхватил фотоаппарат (я только что приехал из Ленинграда) и спросил: «Можно я вас сфотографирую?». «Можно», - сказала она и сделала такую рожу, что теперь напечатать эту фотографию невозможно. Она противилась всему, не хотела быть ни иконой, ни на виду, она совершала свой поступок глубоко, искренне и выстраданно, это была как вера, как религия - выйти на Красную площадь и спасти честь страны. Таких людей было всего семь.
Игорь Померанцев: Пан Зденек, как вы думаете, как долго будет существовать ваша школа для беженцев?
Зденек Окунек: Я надеюсь, что конфликт закончится быстро, но беженцы учат чешский язык 4 месяца и желательно, чтобы курсы проходили еще как минимум год, чтобы они могли свободно говорить. Главное, это касается студентов институтов и средних школ. И мы открыты для них. Просто мы будем искать финансирование и будем их принимать до тех пор, пока они к нам будут обращаться.
Иван Толстой: Позвольте наших сегодняшних гостей поблагодарить за то, что они пришли, нашли время вместо того, чтобы учить чешский язык. Мы сегодня говорили по-русски, и я надеюсь, что и в чешском языке, и в русском, и в украинском наступит когда-нибудь время, когда все примирятся друг с другом и постепенно начнет уходить боль. Никогда не начнет уходить совесть и память, но боль, я надеюсь, уходить будет. Поэтому желаю вам счастливого будущего, продолжения того, чем вы занимаетесь, впитывания в себя чешской культуры, дружбы, любви - и удачи!
Слушайте и подписывайтесь на нас в Apple Podcasts, Google Podcasts, Spotify, Яндекс.Музыка, YouTube и в других подкаст-приложениях. Оставляйте комментарии и делитесь с друзьями. Гуманитарный коридор. Моментальные истории жизни.
