Мумин Шакиров подводит итоги 6-й недели 2020 года. Она принесла много событий, обо всех и не рассказать, но у автора программы – свой авторский взгляд на происходящее. И вот что ему кажется важным: коронавирус в разных странах загоняет людей в карантин; импичмент президента США Дональда Трампа не состоялся; в России вновь готовятся переписать Конституцию; доставка готовой пищи в Москве бьёт рекорды; мир ждёт вручения кинопремии "Оскар", уже в 92-й раз.
Поэтому гость в студии сегодня – российский и казахстанский режиссёр Сергей Дворцевой, член Американской киноакадемии. Его фильм "Айка" в 2018 году попал в шорт-лист претендентов в номинации "Лучший фильм на иностранном языке".
Полная видеоверсия программы
Сергей Дворцевой родился в Казахстане, в городе Чимкент. Окончил авиационное училище в Кривом Роге, затем Новосибирский электротехнический институт, далее – Высшие курсы режиссеров и сценаристов в Москве. Дворцевой – автор нескольких документальных фильмов, некоторые из них, к примеру "Хлебный день", признаны классикой российского неигрового кино. Первый художественный фильм Сергея "Тюльпан" о жизни чабанов в казахской степи получил главный приз в конкурсной программе "Особый взгляд" Каннского кинофестиваля. Вторая картина "Айка" о жизни киргизских мигрантов в Москве в 2018 году была номинирована на "Золотую пальмовую ветвь" того же Каннского кинофорума. Самал Еслямова, героиня картины, была отмечена призом фестиваля за лучшую женскую роль.
Мумин Шакиров: Сергей, каждый человек, который номинируется на "Оскара", –или пишет текст, или мысленно проговаривает для себя свою оскаровскую речь. О чем была ваша оскаровская речь, если вы ее или написали, или прогоняли мысленно?
Сергей Дворцевой: Я не готовлюсь обычно к таким выступлениям. Я знаю, что самое хорошее выступление всегда импровизационное. Эта картина делалась очень долго – в течение шести лет, с огромными сложностями... Я, конечно, благодарил бы в первую очередь актеров.
Netflix против Голливуда
Репортаж Ивана Воронина
Мумин Шакиров: Все смешалось в кинотеатре "Долби". Именно там в Лос-Анджелесе в ночь на понедельник по Москве пройдет церемония вручения премии "Оскар" – одной из самых известных в киноиндустрии. Лидером по числу номинаций впервые стала стриминговая платформа Netflix, обогнав остальные киностудии. Фильмы Netflix не выходят в классический прокат, но их картина второй год подряд претендует на главную номинацию "Оскара" – "Лучший фильм". Коллеги по цеху обвиняли Netflix в уничтожении индустрии. Кино на большом экране и в Сети сравнивал наш коллега Иван Воронин. Сергей, вы посмотрели все картины, которые в этом году претендуют на "Оскар". Кто победит?
Сергей Дворцевой: Я не имею права разглашать свое личное голосование, это запрещается Академией "Оскар". Если говорить просто о качестве картин, то я думаю, что среди лидеров будет "1917", фильм Скорсезе и, скорее всего, картина Тарантино.
Мумин Шакиров: Вы переживаете, что такие талантливые режиссеры, как Скорсезе, и большие бюджеты уходят на стриминговые платформы? Это беда? Или вы считаете, что это вполне естественный процесс, новое развитие кинематографа, индустрии?
Сергей Дворцевой: Это процесс естественный. И я почти уверен, что все равно новые технологии не заберут полностью все на себя, кино экранное останется. Это просто несколько другая форма производства и, прежде всего, показа картин.
Я недавно был в Эдинбурге – и попал в Музей камер. На верхнем этаже стояла тарелка, и был маленький, темный зал. И люди... наверное, человек 20–30, они садились вокруг тарелки. А на нее падал луч сверху из дырки, которая была в крыше. И мы видели на этой тарелке людей, которые ходили рядом по площади. Как бы живые люди ходили по этой тарелке. Ничего сверхъестественного. Но я поймал себя на мысли: как же это магически, когда ты сидишь в темном зале, рядом с тобой сидят люди, и ты видишь какую-то жизнь перед собой! В этом есть магия, которую мы потеряли, вероятно. Мы уходим все дальше от этого. Но я уверен, что взгляд на большой экран вместе со зрителями в темноте – это очень важная вещь. И мне кажется, что это не исчезнет, как и театр не исчез с развитием кино, и как кино не исчезло с развитием телевидения.
Мумин Шакиров: Но вы видите свою будущую судьбу на большом экране? Или не исключаете, что вас занесет на стриминговую платформу?
Сергей Дворцевой: Чем дольше живешь, тем больше понимаешь, что никогда не говори "никогда". Но я, конечно, буду защищать до последнего экран. Я очень хочу снимать картины, которые были бы на экране значимыми. Когда мы делаем картину, мы же думаем очень много о композиции, о деталях, потому что все это работает по-настоящему только на большом экране.
Мумин Шакиров: Поговорим о картине Скорсезе "Ирландец", одной из самых обсуждаемых. Зрители, мне кажется, или эксперты раскололись на два лагеря. Одни считают, что компьютерная графика, когда омолаживают актеров, весь сюжет, – это уже повторение пройденного. И банальность зла как бы есть, и она всегда будет, и ничего нового не произошло на экране. А другие и поклонники картины считают, что Скорсезе – это тот режиссер, тот гений, которого всегда интересно смотреть: это большое полотно, это интересный монтаж, это великолепная актерская игра, это художественное решение. Есть много параметров большого кино, где можно просто смотреть, расслабиться и не думать о сверхидее. Я невольно вспомнил одну притчу (или анекдот). Мы с вами родились и выросли в Средней Азии. Как-то русский человек пришел в гости к мусульманину, жителю Средней Азии, у которого было 10 детей: пять мальчиков, пять девочек. Жена беременная ходила во дворе. Он посмотрел на эту семью и сказал: "Какой вы добрый человек! Наверное, вы любите детей – вы нарожали их 10, скоро ждете 11-го. Вы любите детей?" А он говорит: "Мне сам процесс нравится". Как вы оцениваете эту картину? Сам процесс вам нравится – наблюдать, как работает великий мастер? Или все-таки вы нашли что-то особенное и вам эта картина особенно понравилась?
Сергей Дворцевой: Нет, я не нашел ничего особенного. Но чтобы оценить до конца такую картину, надо быть в контексте жизни в Америке и в контексте американского кинематографа. Нам очень сложно понимать, в чем прелесть таких гангстерских фильмов, когда люди каждые две минуты кого-то убивают изощренно, много крови и так далее. И судить серьезно картины Скорсезе сложно. Но все равно ты видишь, что это большой режиссер. Как он строит кадр, сцены, эпизоды – это делается очень "вкусно".
Мумин Шакиров: То есть вы как тот отец семейства – сам процесс?
Великие картины, большие картины "растут" всегда на следующий день в твоей голове, они кажутся ещё значительнее
Сергей Дворцевой: Естественно. Потому что я занимаюсь кино, я понимаю тонкости в этом, и конечно, это очень важно. Но кроме этого, конечно, я вижу блестящую игру. Хотя мне это мешало даже. Цифровой грим, цифровые эффекты и прочее все равно не могут скрыть пластику. Потому что в пластике ты видишь, что Де Ниро все-таки пожилой человек. Когда он дерется, когда он двигается, по его пластике видно, что это как бы "сделанный" человек, и это мешает. Но, в принципе, я получил удовольствие эстетическое от работы самого Скорсезе.
Мумин Шакиров: Еще одна картина – "Паразиты". Невольно я провел параллель с вашей картиной "Айка". Там – социальная драма, жизнь очень бедных людей, и у вас – жизнь очень бедных людей, мигрантов. Как вам картина "Паразиты"? Часть людей в восторге от неожиданного финала или развязки этого сюжета, а другая часть считает, что ничего особенного, это все-таки попытка играть на эмоциях, на сюжете, но это не совсем правда. Вы придерживаетесь какой позиции? Картина номинирована, по-моему, в четырех категориях, в том числе "Лучший зарубежный фильм" и "Лучший фильм" вообще.
Сергей Дворцевой: Для меня картина всегда сильна тогда, когда я могу оценить ее на следующий день или через день, когда я остыну от аттракционов, я пойму, что в сухом остатке. И великие картины, большие картины "растут" всегда на следующий день в твоей голове, они становятся еще "вкуснее", еще сильнее. Эта картина для меня почти не выросла на следующий день, но я в то же время осознаю, что она очень хорошая. Мне кажется, она не выросла потому, что там очень много аттракционов. Все режиссеры, кто оканчивал киноинститут, знают, что работает в кино коммерческом больше всего – это насилие, секс, юмор. Ну, обычные элементы. Там все это есть. Я сказал бы, это авторская картина, построенная по коммерческим каким-то стандартам, но изумительно придуманная, она непредсказуемая до последнего кадра.
Мумин Шакиров: В ней есть сатира и юмор?
Сергей Дворцевой: Конечно, есть!
Мумин Шакиров: Я являюсь поклонником вашей картины "Айка". Это история киргизских мигрантов в Москве. Главная героиня родила ребенка и оставила его в роддоме. Конечно, вы создаете мощную депрессивную историю, потому что не даете продохнуть зрителю и практически прессуете от начала до конца, все время поддерживая очень высокий ритм, очень высокий градус эмоций. Мне показалось, что не хватало все-таки воздуха. Жизнь состоит не только из трагедий, согласитесь. Классические "Ромео и Джульетта" Дзеффирелли – трагедия, которая закончилась печально. Но в ней было внутри много смеха, любви, разных настроений. Почему вы не стали разбавлять вашу очень жесткую депрессивную историю неким воздухом?.. Даже в жизни мигрантов есть много юмора и сатиры. Почему этого не произошло? Это была умышленная задача – держать высокий градус? Или все-таки как получилось, так и получилось?
Сергей Дворцевой: Я, работая над картиной, пришел к выводу, что на эту тему не могу делать кино, когда мы все знаем: здесь должна быть завязка, здесь развитие, поворот, на какой-то минуте кульминация, а потом хеппи-энд. Когда я работал, я познакомился с таким числом женщин с тяжелыми судьбами, и они так тяжело живут в Москве, что я понял: с этой темой я не буду играть в кино. Я буду делать картину, да, жесткую... А почему картины должны быть мягкими, только развлекательными? Есть литература... Мне говорят: "Сергей, я посмотрел "Айку" – сильный фильм, классный. Второй раз, правда, я смотреть не буду". Я не вижу в этом ничего страшного. Если ты посмотрел один раз – это уже хорошо. Наверное, есть тоже люди, которые "Братьев Карамазовых" два раза не прочитают. И рассказ Чехова о том, как девочка задавила спящего ребенка, тоже особо читать не хочется. Просто есть серьезные вещи, которые должны быть рассказаны, которые надо смотреть и читать обязательно. Я понял, что должен сделать картину как поток жизни, и я не буду делать ее в конце приятной. Конечно, это очень высокий градус, но жизнь такова. И это конкретная ситуация. Я не претендую на обобщение, что все так живут в Москве. Все живут по-разному. Но так, как у нее, бывает, и очень часто.
Мумин Шакиров: Сергей, есть въедливые критики, которые полагают, что некоторые режиссеры стараются снимать тяжелое социальное кино – это хорошо покупается на Западе, Запад ждет от России эту среду – мрак, несчастных людей, героев, и считают это конъюнктурой. Как вы относитесь к этому высказыванию? Это неправда? Или все зависит индивидуальности художника?
Сергей Дворцевой: Это глупости!
Мумин Шакиров: Но слышали много раз такое мнение?
Сергей Дворцевой: Я слышу это постоянно. Очень распространенное у нас, но очень примитивное суждение: "Сделай всякую чернуху – и тебя сразу превознесут на Западе". Это глупости! У Алексея Балабанова есть картина "Груз 200". Куда уж больше тяжести, пессимизма, чего угодно! Но эта картина не была в Каннах. А почему, если она такая? По этой логике она должна получить "Золотую ветвь". Каннский фестиваль – это прежде всего качество кино. И конечно, они реагируют на боль. Мы, как художники, реагируем на проблемы, на боль общества, потому что нам это важно, поэтому такие фильмы рождаются.
Конституции всех лет, объединяйтесь!
Мумин Шакиров: Ещё одна важная и болезненная актуальная тема, которую я хотел бы с вами обсудить, – переписывание Конституции.
Работа над поправками в текст действующей Конституции России горит. Только на этой неделе то Владимир Путин заявляет, что поправки, которые он предложил, на его взгляд, продиктованы жизнью, то вице-спикер Госдумы Петр Толстой предлагает закрепить в преамбуле понятие брака – как союза мужчины и женщины. То сенатор Андрей Клишас (он, вообще-то, сопредседатель рабочей группы по подготовке поправок в Конституцию) считает, что в основном законе может появиться понятие "федеральных территорий" с прямым подчинением федеральному центру. Всего же в ХХ веке в России и Советском Союзе были приняты пять вариантов Основного закона. Это были тексты разной степени юридического качества. Но права и свободы граждан по большей части были не в приоритете у авторов Конституций. Многие задают один и тот же вопрос: зачем Путин делает это, какую он преследует цель? У вас есть ответ?
Репортаж Алёны Вершининой
Сергей Дворцевой: В последнее время я все больше встречаюсь с явлениями, когда о серьезных вещах люди судят очень легко. Сегодня все могут критиковать и глубоко рассуждать о кино, хотя об этом мало что знают. Или о футболе, например. Да о чем угодно! Это очень сильно раздражает меня. Кино – это искусство, и надо все-таки знать его очень хорошо, чтобы серьезно о нем говорить. Политика – это тоже такое дело, что надо очень хорошо знать тему, чтобы не превратиться просто в "диванного" аналитика. Мне очень сложно сказать точно, но у меня есть свое мнение, потому что все-таки это Основной закон. Я надеюсь, что если какие-то изменения будут, то они будут обсуждаться всенародно. Но анализировать это серьезно должны люди, которые серьезно в этом что-то понимают. Я не хочу быть полуграмотным, полуобразованным и судить об этом со своей невысокой колокольни, насколько я хорошо это понимаю.
Мумин Шакиров: Но вас как-то цепляет эта тема? Ведь есть люди, есть комиссия, есть группа людей во главе с гарантом, которые сейчас будут перелопачивать Конституцию. Или вы живете своей автономной жизнью и вас это не особо касается?
Сергей Дворцевой: Нет, она касается любого!
Мумин Шакиров: Но не все читали эту Конституцию.
Сергей Дворцевой: "Если ты не занимаешься политикой, то политика займется тобой". Да, не все читали. Но там же есть очень точные юридические вещи, которые надо понимать. Я не очень хорошо сейчас понимаю, какие предложения есть, насколько глубоко они обсуждаются. Но как гражданин я, конечно, за это болею.
Гастрономическая революция в Москве
Мумин Шакиров: Поговорим на тему, которая близка всем, – о еде. Доставка готовой пищи в России бьёт рекорды. По предварительным оценкам, по итогам прошлого, 2019 года рынок может превысить 170 миллиардов рублей. Крупнейшие игроки объясняют такие темпы не только развитием технологий (делать заказы становится удобнее и проще), но и изменением потребительского поведения: россияне готовы чаще заказывать еду в офисы и на дом, в том числе во время длинных каникул, чем раньше, поскольку это постепенно входит в привычку. Действительно ли это так? Эти бизнесмены хотят одного – чтобы вы выбросили свою плиту на помойку и покупали их еду. Сергей, вам это грозит, как вы думаете?
Человек хочет получать удовольствие, в том числе и от еды
Сергей Дворцевой: С одной стороны, бывают ситуации, когда действительно надо быстро что-то купить, перекусить, и я иногда пользуюсь таким сервисом. С другой стороны, когда мы снимали фильм, для групп покупают готовую еду, фастфуд, он называется у нас "кинокорм", еда в пластиковых коробочках: первое, второе. Я отказался от этого, потому что мы работали долго, а для того чтобы люди чувствовали друг друга, чувствовали персональный подход, такая еда не подходит. Я организовал специальное кафе, где у нас готовил повар, он сам эту пищу раздавал, – и так мы добивались человеческого подхода. Но я понимаю, что жизнь движется в этом направлении, человек все больше движется к искусственному интеллекту, он всячески старается сделать так, чтобы было удобно, чтобы было приятно. Человек хочет получать удовольствие, в том числе и от еды.
Мумин Шакиров: А вы сами готовите?
Сергей Дворцевой: Я готовлю иногда.
Мумин Шакиров: Плов умеете готовить?
Сергей Дворцевой: После поездки в Самарканд и Бухару (я был летом там) плов в других местах есть уже очень сложно. Плов я умею готовить, но его готовит лучше всего моя жена. Кстати, она тоже из Чимкента.
