"Граница между миром живых и миром мертвых в России нарушена, культурное пространство просто наводнили мертвецы", – полагает художник Максим Евстропов. Основанная им в 2017 году Партия мертвых создает некроинтернационал, то есть, намеревается расширить свою деятельность за пределы России. Выросшая из художественной группы {родина} Партия мертвых – это, по словам Максима Евстропова, своеобразный ответ на "попытки властей говорить от лица мертвых", например, когда под коллективными письмами или в избирательных бюллетенях появляются подписи людей, ушедших в мир иной.
По словам Максима, к идее создания Партии мертвых его подтолкнули размышления об акции "Бессмертный полк", в ходе которой люди выходят на шествие в День победы с портретами погибших во время войны родственников. Изначально это была низовая инициатива жителей Томска, но постепенно масштабы акции разрастались, и теперь она фактически превратилась в официальное государственное мероприятие. Максим Евстропов называет это "попыткой присвоения мертвого со стороны государства и милитаристской идеологии".
Впервые о своем существовании Партия мертвых заявила в апреле 2017 года, опубликовав в интернете предвыборный ролик. "Выбирая партию мертвых, вы выбираете будущее, потому что ваше будущее – это мы", – говорит в видеоролике Максим Евстропов.
С момента своего основания Партия мертвых активно участвует в общественно-политической жизни – проводит пикеты и перфомансы, формирует колонны во время оппозиционных шествий, что не обходится без последствий для участников проекта. Так в июне 2018 года член Партии мертвых Варя Михайлова была оштрафована на 160 тысяч рублей за плакат с изображением президента Владимира Путина, который она несла во время первомайской демонстрации. А осенью суд приговорил к штрафу в 17 тысяч Максима Евстропова за участие в несогласованной с властями акции против повышения пенсионного возраста. Максим вышел на нее с плакатом "Жизнь трудна, но, к счастью, коротка".
О теме тлена в современном искусстве и в российской политике Максим Евстропов рассказал в интервью Радио Свобода:
– Партия мертвых – это реакция не только на "Бессмертный полк", но и вообще на обилие некрофилии в современной культурной и политической ситуации в России. Создается впечатление, что граница между миром живых и миром мертвых в России нарушена, а культурное пространство просто наводнили мертвецы. С одной стороны, мертвые не вполне мертвы, с другой стороны, живые не вполне живы. Все очень мертво, особенно в политическом плане. Фактически нет никакой политики, есть только ее видимость. Все в плачевном состоянии, как мне представляется, и в культурном плане, господствует какая-то странная ностальгия, тоска по тому, чего никогда не было. В целом ситуация такая некрофилическая. Ответом на это является Партия мертвых.
Другой повод для ее создания – это то, что люди сейчас очень активно используют мертвых в своих целях. Политики делают это для оправдания того, что они делают. Классический пример использования мертвецов – это когда мертвые голосуют или ставят подписи под какими-нибудь коллективными письмами. Довольно часто приходится сталкиваться с такими новостями, когда где-то во время голосования обнаружили голоса мертвых избирателей. Собственно, задача Партии мертвых заключается в том, чтобы бороться с такой манипуляцией голосами мертвых, критиковать все эти попытки говорить от лица мертвых.
– Я так понимаю, Партия мертвых – это своего рода сайд-проект группы {родина}. Она еще существует как отдельная творческая единица?
– Группа {родина} объявила о своем распаде 28 сентября этого года. Мы решили, что тема родины и деконструкции патриотизма для нас исчерпана. Поэтому мы переключились на другие проекты, в том числе на Партию мертвых.
– Группа {родина} тоже активно исследовала тему тлена и границы между миром живых и миром мертвых. Вспоминается акция "увы-патриотов" с депрессивными плакатами на кладбище. Мне кажется, постепенно в ваших акциях этого тлена становилось все больше. С чем это связано?
– Да, возможно, эта тема усугублялась или начинала звучать все более явным образом. Связано это, наверное, с тем, что ситуация, в которой мы находимся, становится хуже с каждым днем. По-прежнему никакого позитивного исхода этой ситуации я не наблюдаю. С другой стороны, мы достигли какого-то предела, на котором тема мертвого, тема тления, тема распада начинает звучать позитивно. Партию мертвых я рассматриваю как очень позитивный проект. Роль мертвеца или мертвячки, в которой каждый член партии может себя попробовать, – самая положительная в настоящих культурно-политических условиях. Мертвые сейчас самые честные, самые решительные, самые отчаянные, поскольку им терять больше нечего. Мертвые могут говорить правду, говорить то, что они думают, причем без всякой иронии. Очень часто мы встречаем в современных политических акциях иносказание, иронию, стеб, обыгрывание каких-то жестов наших политиков или чиновников. Например, петербургская группа "Весна" постоянно устраивает такие акции-ответы на какие-нибудь мракобесные события или инициативы. А Партия мертвых не обязана больше этим заниматься. Мы можем говорить без всех этих иносказаний, говорить прямо. При этом то, что мы будем говорить, не будет звучать банально, оно не утонет в среде информационного шума, поскольку это будет речь мертвого.
– То есть мертвые ближе к вечности?
– Не знаю насчет вечности. Просто у мертвых есть такая привилегия, может быть, единственная: говорить как есть. В то же время мы считаем, что никто, в том числе и мы, не может присваивать себе возможность говорить от лица мертвого. Так что у нас такая парадоксальная получается партия.
– Этим летом члена Партии мертвых Варю Михайлову оштрафовали за то, что на уличной акции она шла с плакатом, на котором была изображена ваша работа "Девять стадий разложения вождя". Это было первое соприкосновение Партии мертвых с государством в форме судебной власти?
– Да, это был первый случай. Поводом для задержания Вари стала, наверное, сама эта картина, поскольку на ней изображен Путин. Как известно, сейчас это действует как красная тряпочка на быка или даже более простой раздражитель на одноклеточные организмы. Если они видят что-то такое, где есть Путин, то на это нужно немедленно отреагировать, за это нужно судить, казнить и так далее. Варю приговорили к большому штрафу – 160 тысяч рублей за повторное нарушение закона о митингах. При этом саму картину, что самое смешное, постановили уничтожить. Фактически это оказалось первым кейсом в истории современного российского правосудия, когда какое-то художественное произведение приговорили к уничтожению. Еще смешнее это все делает то обстоятельство, что сама по себе эта работа цифровая, то есть у Вари была просто распечатка. А суд постановил уничтожить именно эту распечатку. Естественно, само произведение уже уничтожено быть не может. Его копии разошлись очень широко в интернете.
– Какой-то постмодернистский акт со стороны суда.
– Постмодернизм как раз признает бесконечную множественность копий и невозможность их свести к одному оригиналу. А здесь включился довольно архаичный дискурс. Суд посчитал, что есть какая-то конкретная вещественная работа, и она должна быть уничтожена. Это уже не постмодернизм, это скорее то, что теперь модно называть метамодернизмом. Это такое проявление метамодерна со стороны российской власти.
– Этой осенью вас тоже оштрафовали. На 17 тысяч рублей за участие в акции против повышения пенсионного возраста. Это был ваш первый поход в суд?
– Да, это был мой первый суд.
– Каковы ваши впечатления?
– Впечатления довольно сильные у меня от судов. Их было два: сначала меня оштрафовал районный суд, потом городской суд рассмотрел апелляцию и вернул дело на повторное рассмотрение. Так что, возможно, скоро все повторится снова. На первом процессе судья сразу была настроена на обвинительное решение. Меня судили вместе с еще одним задержанным на той акции. Судья довольно невежливо себя вела, кричала на нас, очень торопилась. Но из-за этого она наделала в бумагах много ошибок, что и позволило городскому суду отменить ее решение.
А в городском суде был забавный момент. Полицейские приобщили ко всем этим делам свои видеозаписи как доказательство вины. Причем видео во всех делах, как я думаю, совершенно одинаковые. Мы подали ходатайство о просмотре записей во время заседания, и городской суд пошел нам навстречу. Судья нас заверила, что уже ознакомилась с этими доказательствами нашей вины, но, судя по всему, видела она это все в первый раз. А видеозаписи довольно жесткие. На первом видео, которое мы включили, полицейские заталкивали людей в автобус, причем видно, что это не какие-то там опасные преступники. Нас на этих видеозаписях, разумеется, не было видно. Мы подумали, что в этом был такой момент возвращения к реальности. Ведь обычно эти видео на судах никто не смотрит, потому что их неприятно смотреть, они очевидным образом демонстрируют что-то абсурдное, неправоту полицейских и судов. А здесь почему-то такой просмотр случился, и это было забавно.
Вообще все эти суды, в том числе суд над Варей Михайловой, заставляют меня вспомнить роман "Процесс" Франца Кафки, в котором говорится, что процесс постепенно переходит в приговор. Это совершенно противоположно презумпции невиновности или такому классическому принципу Римского права, что нет наказания без суда. Фактически сейчас получается, что нет суда без наказания. Если человек каким-то образом попадает в процесс, он уже фактически является виновным. Его участие в процессе постепенно перетекает в наказание. У Вари Михайловой, кстати, в одном из постановлений суда, где перечисляются доказательства ее виновности, первым пунктом обозначены ее паспортные данные. Получается, она виновна уже потому, что у нее вот такие паспортные данные. Видимо, это какая-то формальная ошибка, но она очень показательна.
– Вернемся к Партии мертвых. Много ли сейчас человек состоит в ней?
– Я затрудняюсь сказать, поскольку я не веду точный подсчет. Я постоянно принимаю новых членов партии. У меня есть специальная "книга мертвых", куда я записываю имена. Я даже не знаю, сколько человек в Партии мертвых, если говорить о живых людях. А если говорить вообще, то в Партии мертвых 100 миллиардов участников: все мертвые являются участниками Партии мертвых.
– Есть ли вероятность, что когда-нибудь этот арт-проект вырастет в политическую силу?
– Я работаю над этим. Для меня это, конечно, в первую очередь художественный проект. Но за маской художественного проекта для меня скрывается социально-политический замысел. Я надеюсь, что Партия мертвых будет и дальше двигаться в эту сторону и будет все громче заявлять о себе.
– Чего вы ждете от 2019 года? Есть ли у вас какие-либо цели и планы в вашей гражданской и творческой жизни?
– Я уже давно без особой надежды встречаю новые года. Я отвык чего-либо ожидать от будущего. А что касается моих собственных планов, то я буду продолжать заниматься партийным строительством.
