После того как в начале августа глава Свободной демократической партии Германии Кристиан Линднер заявил о необходимости улучшить отношения с Россией и предложил рассматривать признание Крыма российским "как временное решение на неопределенный срок", политик подвергся резкой критике – и со стороны Украины, и со стороны правительства ФРГ, представители которого немедленно заявили, что позиция Берлина по Крыму остается неизменной. Власти ФРГ подчеркнули, что вопрос Крыма можно обсуждать только после того, как Россия выполнит условия Минских договоренностей. Позднее, давая пояснения по поводу своих слов, Линднер сказал, что не предлагал формально признать аннексированный полуостров частью территории Российской Федерации, а считает нужным "заморозить" решение проблемы Крыма ради продвижения в урегулировании других важных проблем.
О том, может ли Европейский союз отказаться от требования к Москве немедленно вернуть полуостров Украине и пойти на смягчение санкций против России, закрыв глаза на оккупацию Крыма, рассуждает независимый политолог Юрий Федоров.
– Кристиан Линднер предлагает заморозить обсуждение проблемы Крыма ради продвижения в урегулировании конфликта в Донбассе. Насколько, по вашим предположениям, такая идея пользуется поддержкой в германском политическом истеблишменте? Понятно, что Кристиан Линднер не представитель правящей партии, но, может быть, есть такая негласная поддержка и среди тех, кто сейчас стоит у руля власти в Германии?
– Я не думаю, что нынешнее правительство ФРГ и канцлер Меркель поддерживают такую идею. Хотя, кто знает? Но, вообще, мысль о том, что нужно искать какой-то выход из тупика в отношениях с Россией, она не чужда не только германскому, но и вообще европейскому политическому истеблишменту. Вопрос, однако, в том, можно ли такой выход найти и чем Запад должен за это заплатить? И здесь выводы западных политиков, политологов и журналистов довольно сильно расходятся. Одни считают, что, да, такой выход можно найти, пожертвовав интересами, в данном случае, Украины. А другие говорят, что нет, это бессмысленно, потому что этим Путина остановить невозможно. Остановить его можно только силой. Вот примерно так идет дискуссия, насколько я могу ее понять.
В Европе боятся, что Путин может выкинуть новую военную авантюру
– Линднер настаивает, что исходит из реальности, согласно которой Крым де-факто российский, и вернуть его Украине можно быстро разве что в результате кровавого вооруженного конфликта. Которого, естественно, никто не хочет. Напряженность в отношениях с Москвой Европейскому союзу мешает решать самые разные проблемы – от экономических до борьбы с терроризмом. Логично ли такое рассуждение? Ведь США, к примеру, поддерживали отношения с Советским Союзом, хоть и не признавали де-юре балтийские республики в составе СССР.
– США, конечно, поддерживали разрядку и шли на политику разрядки. Как, впрочем, и европейцы шли на разрядку с СССР. Вопрос, на мой взгляд, заключается вот в чем: заявление Линднера сформулировано очень туманно, в стиле такой "европейской конструктивной неопределенности", есть такой термин. Смысл скорее нужно искать в тональности сказанного, а не в содержании. Тут есть противоречия определенные. Потому что Линднер говорит о том, что, с одной стороны, признавать юридически или политически аннексию Крыма никак невозможно. Санкции отменять тоже не надо. А нужно тем не менее попытаться найти какую-то возможность разговора с Россией. И если Россия пойдет на некие шаги, которые будут позитивно расценены в Европе, вот тогда можно постепенно, шаг за шагом отменять санкции. Вот примерно смысл того, о чем говорил Линднер. Давайте подумаем, о чем, собственно, может разговаривать Европа с Россией? Я думаю, что первый и главный предмет озабоченности для европейских политиков и, прежде всего, для немецких политиков – это развитие ситуации в южной части Балтийского региона. Там, как огня, боятся, что Путин может выкинуть какую-то военную авантюру. Либо против стран Балтии, либо сейчас, в преддверии военных учений "Запад-2017", попытаться укрепить военные позиции в Белоруссии. И тогда возникнет прямая очень длинная, серьезная линия соприкосновения вооруженных сил России с вооруженными силами государства-члена НАТО, я имею в виду Польшу. Такое развитие событий в Европе рассматривается как крайне нежелательное, опасное, которое может поставить эту часть континента в очень опасное положение вплоть до каких-то военных действий. Об этом говорится открыто. Это вызывает беспокойство. Скажем, недавно газета "Франкфуртер Альгемайне" опубликовала огромную статью о российских военных учениях в этом районе. И это неслучайно. Это показывает, с одной стороны, озабоченность европейских политиков, их понимание того, что единственным ответом, но крайне для них нежелательным, является ставка на серьезное военное сдерживание России. Этого в Европе очень не хотят, очень этого побаиваются. Экономические соображения, я думаю, играют второстепенную роль. Потому что даже для Германии, где целый ряд крупных компаний и корпораций вовлечены в экономические отношения с Россией, это всего несколько процентов от общего объема внешнеэкономической деятельности. И наконец, есть третий момент, который нужно иметь в виду. Я думаю, что заявление Линднера – это одна из попыток европейцев сформулировать некую альтернативу той политике, которая сейчас утверждается в США. И эта политика, политика Конгресса, стратегия Конгресса, состоит в том, что от поиска компромиссов нужно переходить к выдвижению ультиматумов. По сути дела, такой ультиматум в законе о санкциях против России уже выдвинут. Я имею в виду поручение Государственному департаменту и разведывательным службам представить доклад о тех вкладах и финансовых активах, которые российская элита, в том числе крупнейшие фигуры этой элиты, имеют на Западе. Причем там недвусмысленно совершенно содержится угроза замораживания этих активов, которые принадлежат российских олигархам и крупным чиновникам. Вплоть до выяснения того, не являются ли они следствием незаконных каких-то операций, отмывания денег и так далее. Это очень серьезное заявление, которое адресовано элите, которое звучит примерно следующим образом: "До тех пор, пока вы поддерживаете Путина, мы будем держать вас за горло, угрожая тем, что ваши деньги и другая собственность на Западе будут заморожены, по крайней мере. Но если вы не хотите этого, тогда вам нужно подумать как совершить то, что политологи называют "транзитом власти". По сути дела, заменить Путина кем-то другим. Для европейцев такая политика представляется слишком рискованной, по крайней мере, для большей части европейцев. И соответственно, они ищут возможность сформулировать некую альтернативу. И я думаю, что заявление Линднера – это один из элементов поиска стратегии, альтернативной американской.
Когда от общих рассуждений переходят к обсуждению конкретных проблем, выясняется, что от России очень мало зависит
– Вы говорите о том, что в Европе ищут, как вести диалог с Москвой, как повлиять на Москву. Получается, что инициатива исходит именно от европейских стран. А не лучше ли, и возможно ли такое, что Европа скажет России: "Пока вы не изменитесь, мы не будем как минимум просто обсуждать уже введенные санкции и будем их только усиливать"?
– Если посмотреть на официальную позицию большинства европейских правительств и Евросоюза, то она примерно так и звучит: уходите из Донбасса или, по крайней мере, делайте какие-то радикальные шаги в отношении Донбасса. А без этого никакой отмены санкций не будет. Что касается Крыма, то история с турбинами Siеmens и усилением, правда, сравнительно символическим усилением, санкций против России показывает, что официальная позиция Евросоюза, а соответственно, и всех стран, которые в этот союз входят, она как раз достаточно жесткая. Но эта позиция не устраивает определенные круги в Европе, которые считают это опасным. Я не берусь здесь искать какие-то конспирологические мотивы. Нет. Просто определенная часть европейцев считает, что это опасно, что это неконструктивно, что нужно повторить тот опыт, который был в свое время в отношениях с Советским Союзом, когда европейцы были во главе процесса разрядки. Не все, но, скажем, Германия была во главе процесса разрядки и т. д. Но я бы тут подчеркнул одну вещь. Современная Россия – это вовсе не тогдашний Советский Союз. Советский Союз был сверхдержавой, был империей зла, а современная Россия хоть и "государство зла", но, в общем, не такая могущественная империя, как Советский Союз. Непонятно, а что, собственно, Россия может предложить Западу? Предложить европейцам, да и США. Влияние России на ситуацию на Корейском полуострове очень небольшое. Сирия – это не самая главная проблема, которая стоит перед Европой сегодня. Это, конечно, важно, но это не самое главное. В отношениях с Китаем, что больше всего волнует, прежде всего, американцев, да и европейцев тоже, Россия вообще ничего не может сделать. Она идет как бы в фарватере китайской политики. И это все прекрасно видят. Когда говорят о борьбе с терроризмом, это очень запутанная тема. Конечно, если будет налажен детальный, подробный обмен информацией между российскими и европейскими спецслужбами, это может помочь, но это не критический фактор в борьбе с терроризмом. Я, например, отнюдь не уверен, что у российских спецслужб могли быть какие-то данные относительно тех людей, которые с ножами бросаются на прохожих или автомобилями давят толпу. Россия к этому как бы не имеет прямого отношения. Вряд ли у российских спецслужб есть досье на всех тех деятелей, людей в Европе, которые потенциально или реально могут совершать такие теракты. Здесь европейцы должны придумать какую-то свою стратегию борьбы с терроризмом в его нынешней форме... Скорее они должны учиться у Израиля, чем у России. Так что, вопрос в том, что, собственно, может предложить Россия Европе, остается открытым. Потому что многие люди и в России, и в Европе говорят о том, что, да, сотрудничество необходимо. Россия – это очень важный фактор. С ней нельзя не считаться. Но когда от таких общих рассуждений переходят к обсуждению конкретных проблем, тут выясняется, что от России очень мало что в современном мире зависит.
– Давайте представим себе, что в России режим сменился, и он проводит гораздо более дружественную политику в отношении Европы, в отношении США. Можно ли представить себе, что в такой ситуации новому руководству России простят проблему Крыма? Ведь там дело зашло очень далеко. Вернуть Крым Украине, кто бы ни пришел на смену Путину, быстро не удастся.
– Да, я думаю, что если гипотетическое новое руководство России пойдет на какие-то меры, мне их трудно сейчас назвать, которые могут реально обезопасить положение государств Балтии, и пойдет на реальные меры, снижающие риск применения российскими вооруженными силами ядерного оружия, опять-таки об этих мерах можно говорить подробно, но это другая тема, я думаю, что в этом случае европейцы могут закрыть глаза на Крым. Как это ни печально может прозвучать для наших украинских друзей. Если Россия действительно пойдет на серьезные меры, снижающие военную опасность и дающие гарантии того, что российские войска не смогут форсированным маршем войти в Ригу, Таллин или Вильнюс, я думаю, что в этом случае европейцы могут тоже пойти на очень далеко идущие меры в отношении Крыма в ущерб интересам Украины, – предполагает политолог Юрий Федоров.
В прошлом году союз НАТО принял решение разместить на ротационной основе в странах Балтии и Польше четыре многонациональных батальона. Польша, чьи вооруженные силы считаются одними из наиболее боеспособных среди стран – членов НАТО, активизировала военную реформу, в частности, закупив в США 48 истребителей F-16 новой модификации, способных наносить удары на глубину до 230 миль за линией продвижения противника. К 2022 году польское оборонное ведомство планирует полностью сформировать и привести в состояние боеготовности 17 бригад территориальной обороны общей численностью 50 тысяч человек – они составят новый род войск, в дополнение к регулярной армии.
Согласно публикации "Франкфуртер Альгемайне", которую упомянул Юрий Федоров, с начала 2015 года по настоящее время Россия провела 124 учения с участием подразделений численностью более 1500 военнослужащих – это минимальное штатное расписание одной бригады. Силы НАТО за то же время провели лишь 38 такого рода учений.