За здоровье Сталина! Как пьянствовали красные партизаны

Встанем, товарищи, выпьем за гвардию,
Равной ей в мужестве нет.
Тост наш за Сталина! Тост наш за Партию!
Тост наш за знамя побед!

Песня "Гвардейская застольная" Матвея Косенко и Арсения Тарковского, 1942 г.

После вторжения РФ в Украину из разных концов приходят сведения о пьянстве захватчиков: запечатлена на видео кража крепкого спиртного напитка в магазине, разведка сообщает об обмене топлива на алкоголь на территории Беларуси, в третьем случае молодой боец на Киевщине хвастался невесте, что разжился абсентом, а также нахваливал украинское пиво. Как незатейливо пояснял другу ещё один боец во время разговора, перехваченного украинской стороной, "…я на войне, Костян, как здесь не бухать? Тут… нервный срыв будет, если бухать не будешь". Поэтому можно предполагать, что из-за укусов зелёного змия войска РФ потерпели ряд как минимум мелких поражений и несут дополнительные потери – но если такое явление есть, то о нём молчат обе стороны конфликта – захватчикам не выгодно представлять своих солдат забулдыгами, а ВСУ вполне устраивает, чтобы оккупанты продолжали пить, ослабляя себя.

Пьянство в (пост)советской армии обладает традицией, идущей с большевистского переворота – события 23 февраля 1918 года – то, что потом было объявлено Днём Красной армии, – представляли собой не что иное, как позорный пьяный провал революционных матросов, до этого сыгравших немалую роль в Октябрьском перевороте. Под руководством "братишки" Павла Дыбенко их послали останавливать кайзеровскую армию, наступавшую на Петроград, но по пути им попалась цистерна со спиртом… В результате Дыбенко арестовали, а Ленин написал статью "Тяжёлый, но необходимый урок": "Неделя 18-24 февраля 1918 года… явилась горьким, обидным… уроком. (…)…Мучительно-позорные сообщения об отказе полков сохранять позиции, об отказе защищать даже нарвскую линию, о неисполнении приказа уничтожать все и вся при отступлении; не говорим уже о бегстве, хаосе, безрукости, беспомощности, разгильдяйстве". Результатом стал "похабный" Брестский мир. Но попустительство пьянству показывает дальнейшая судьба Дыбенко – он сделал блестящую карьеру, командовав в 1928-1937 гг. последовательно Среднеазиатским, Приволжским и Ленинградским военными округами, не отказавшись о своей вредной наклонности.

В ходе Гражданской большевики отменили введённый ещё царским правительством из-за Первой мировой войны сухой закон, разрешив продажу сухих вин, потом позволили торговлю креплёными винами и пивом, ликёрами, и, наконец, уже при Сталине разрешили продажу водки – ради сверхприбыли. Иосиф Виссарионович открыто пояснил 18 декабря 1925 года, что необходимо было "…ввести водочную монополию для того, чтобы заполучить необходимые оборотные средства для развития нашей индустрии…". Единственное не вполне точное слово – "оборотные": спаивая народ, власть вливала выуженные у него деньги в ВПК, откуда они не возвращались. Ещё более внушительными темпами увеличивалась продажа населению табака – ради той же цели.

Нравы распространялись и на рабоче-крестьянское войско, что показывает анекдот тех лет, вполне тянувший на 58-ю статью. Чем отличается царский офицер от красного командира? Царский офицер был всегда до синевы выбрит и чуть-чуть пьян, а красный командир – чуть-чуть выбрит и до синевы пьян.

В действующей армии "наркомовские сто", а для танкистов и лётчиков – "наркомовские двести" стали выдавать ещё в ходе советско-финляндской войны, а потом эта практика была продолжена в уже в войну с Германией, хотя доза и "целевая группа" – фронтовые части, наступающие части – менялись несколько раз. Но однозначно, что масштабы выдачи алкоголя в РККА всегда были бóльшими, чем в других армиях-современниках. По советским праздникам всему личному составу водка или вино выдавались в достаточных для организации веселья количествах.

И если про пьянство во фронтовых частях начиная с 1991 года появилось немало публикаций, то относительно советских партизан долгое время не было научных работ, что позволило кадровому офицеру ФСБ Алексею Попову в своей книге "НКВД и партизанское движение" уже в XXI веке заявить: "…Пьянство, мародёрство и половая распущенность были спутниками лишь немногих партизанских формирований". Относительно разбоя и разврата "народных мстителей" на сайте Радио Свобода уже появлялись соответствующие статьи, здесь же сосредоточимся на "возлияниях" – с неуклонной опорой на документы разных сторон.

Сначала следует привести сведения о том, как относилось руководство СССР к выпивке партизан.

Глава одного из украинских соединений Александр Сабуров в 1947 году в рассказе комиссии по изучении советско-германской войны свидетельствовал: друг Сталина Клим Ворошилов, встретив партизанских командиров в Москве в конце августа 1942 г., участливо спросил: "Как нас кормят, есть ли водка?" – причём 8 литров водки лично партизанским командирам до этого привезли прямо из ЦК ВКП(б). 2 августа состоялась встреча партизанских командиров со Сталиным, а 6 сентября Ворошилов был назначен Главнокомандующим партизанским движением, занимая эту должность до тех пор, пока она не была упразднена – 19 ноября 1942 г.

Нелишним будет упомянуть, что постановлением СНК СССР от 15 декабря 1942 г. ряду хозяйственных наркоматов приказывалось отпустить для Украинского штаба партизанского движения (УШПД) в декабре 1942 г., наряду с другими продуктами потребления, 250 литров водки, а в первом квартале 1943 г. еще 750 литров, с равномерным распределением по месяцам. "Штаб непокорённых" периодически посылал в партизанские отряды в подарочных пакетах вино. Что же до самого штаба, то его возглавлял Тимофей Строкач, у которого номинально начальником являлся глава ЦК КП(б)У Никита Хрущёв, который не вмешивался в вопросы управления партизанами, то есть фактически Строкач напрямую подчинялся Сталину.

Всё это показывает, что потребление алкоголя среди партизан нельзя списывать только на то, что они действовали за линией фронта на значительном расстоянии от командных центров.

Не будет преувеличением сказать, что, оправившись от шока немецкого вторжения, "народные мстители" приступили к распитию крепких спиртных напитков. Уже летом, как сообщал Строкачу помощник начштаба 2-го украинского партизанского полка НКВД, командование этой части во время выполнения боевого задания устроило праздник: "Придя в дом инвалидов 10.8-41 с. Мошни [в Черкасской области] все руководство полка в том числе и особоуполномоченный т. Иванов (человек который абсолютно ничем не занимается в полку) это после отступления из с. Староселье напилось чистого спирта и, можете себе представить пьяного майора, комиссара полка Филимонова, который ходит в расположение нашей части и щупает медсестер, другой товарищ – Шаповалов вдребезги пьяный валяется под кустами…" Строкач сменил руководство полка, но вскоре часть была полностью уничтожена.

Документов о первом годе войны сохранилось не так много, но, согласно дневниковым записям Николая Попудренко, находясь в лесу, в зимних условиях заместитель Фёдорова признавал факт чрезмерных выпивок. Они происходили в тех случаях, когда захватывалось большое количество спирта. В частности, запись от 31 января 1942 г. свидетельствует: "Сегодня все были пьяны". Не у всякого хватит воображения для того, чтобы представить 500 пьяных вооруженных мужчин, деформированных "лесной" жизнью.

Оперативный отчёт Ковпака описывает быт соединения без "жареных" подробностей, но даже в нём есть упоминание о том, что 28 апреля 1942 г. во время операции по разгрому венгерского гарнизона бойцы нескольких рот захватили бочку рома и начали ее распивать, вместо того чтобы исполнять приказ. Комиссар Семён Руднев разлил напиток, и операция закончилась удачно.

Случаи попоек партизан были нередки и в отряде Сабурова. В частности, во время Сталинского рейда командир одного из батальонов этого соединения Леонид Иванов в дневнике описал разгром полиции в селе Собыч на севере Сумщины 27 октября 1942 г., в ходе которого были подожжены склады с зерном, трактора и молотилки: "Перепуганный народ забился в свои хаты. Ребята достали спирта и идут навеселе, улыбаются: "Вот, задали перцу, будут век помнить!" Упоминания об употреблении алкоголя встречаются в этом источнике 9 раз за 5 месяцев 1942–1943 гг., причём, вероятно, в дневнике Иванов описывал далеко не всё.

Первые полтора года войны, когда связь НКВД УССР, а затем УШПД с основными соединениями была нерегулярной, руководящие центры не уделяли особого внимания вопросу алкоголя. Это дало возможность представителю ЦК КП(б)У Ивану Сыромолотному 11 января 1943 г. в письме Тимофею Строкачу из отряда Ковпака допустить довольно откровенное высказывание: "Действительно, часто не верится, что в тылу живем. Плохо, [что] нет водки. Спирта здесь не гонят. Самогона мало и плохой, но все равно пьём, где попадется". Спустя три недели 17-летний сын комиссара Семена Руднева Радий в письме домой успокаивал собственную мать: "Мне не пить нельзя, нервы как тряпки. Конечно, если бы скорей конец [войны], тогда и слов нет, я и не подумал бы о проклятой водке – ведь если я и пью, то через силу и не очень много". В начале февраля 1943 г. агент "Кармен" доносила в УШПД, что и отец этого партизана потреблял алкоголь: "Сообщаю, что всё командование часто занимается выпивкой. Коваля (т. е. Ковпака. – А. Г.) все боятся как огня – потому что как выпьет, так может кого угодно отхлестать плёткой". Командир разведбригады Антон Бринский во втором томе своих воспоминаний свидетельствовал, как во время переговоров с Ковпаком в конце февраля 1943 года со своей стороны он выставил бидон спирта – по случаю дня рождения Руднева.

Тимофей Строкач, получив очередную радиограмму от своего агента-радиста о том, что офицеры Сумского соединения проводят досуг за потреблением алкоголя и карточной игрой, направил радиограмму-молнию Ковпаку и Рудневу, вводя их в заблуждение относительно собственных источников информации: "Снова меня вызывали [в] ЦК ВКП(б), предупредили [о] наличии [в] ваших отрядах мародёрства и пьянства. Прошу принять решительные меры борьбы [с] этими позорными явлениями. Для доклада сообщите [о] принятых мерах". Обратим внимание, что Строкач не указывал, как конкретно пресекать злоупотребление алкоголем. Аналогичные радиограммы он направлял и в другие соединения, откуда поступали сведения о пьянстве партизан.

А поступали они отовсюду.

Например, в действующем на территории Сумской области отдельном отряде им. Котовского, по свидетельству заместителя командира этого отряда Гаврилюка, дисциплина партизан оставляла желать лучшего: "Наряду с отсутствием соответствующей политической работы, отмечаются частые коллективные пьянки командиров и бойцов, в которых принимает участие как комиссар тов. Гуторов, так и от[ветственный] секр[етарь] т. Скляров и политруки групп. Особенно неблагополучно с вопросом пьянок обстоит в автоматной группе, где командиром т. Ильин, который систематически пьёт, используя операции для приобретения зерна или имущества, которое обменивается на самогон. Несмотря на то, что вопрос о некоторых командирах и бойцах неоднократно подымался на партбюро и совещаниях командного состава, положительных результатов почти не добились, т. к. вслед за собраниями или совещаниями пьянки продолжались с участием самого комиссара".

С территории того же северо-востока Украины радист "Холодный" сообщал Строкачу о том, что командование двух партизанских отрядов Сумщины бездельничало: "Отряд Сень не имеет никакого общественного значения. Логвин и Сень пьют, а дела в стороне. Настроение в отряде Сень плохое".

Живописную картину пьянок в Сумской области представил в письме Строкачу уполномоченный ЦК КП(б)У полковник Яков Мельник. По его словам, на Сумщине пьянствовали и партизанские командиры и бойцы, совместно и отдельно. Мельник утверждал, что благодаря его усилиям пьянство партизан Сумщины несколько сократилось, но не ушло полностью. После этих событий Я. Мельник стал комиссаром, а потом командиром сформированного из отрядов Сумской области Винницкого партизанского соединения, из которого осведомитель Строкача доносил 4 апреля 1943 г.: "Ещё раз сообщаю, что в отряде Мельника мародерство, пьянка. Разложение дисциплины и дезертирство. На операции 4 апреля люди занялись пьянкой...". Ветеран партизанской борьбы Василий Ермоленко рассказывал автору этих строк, как это соединение весной 1943 г. уничтожило крахмальный завод: "Разгромили завод, что-то порастягали, люди – как мыши". После этого, по словам Ермоленко, все мельниковцы (400 человек) напились технического спирта.

Архив государственного музея Холокоста США хранит воспоминания ветерана соединения Ивана Бовкуна "За Родину!" Льва Айзена, который свидетельствовал, что советские праздники "праздновали мы очень хорошо", и привёл пример, когда под Черниговым захватили "спиртзавод – взяли несколько бочек спирта".

Из дислоцировавшегося в бассейне реки Припять соединения Александра Сабурова 23 марта 1943 г. в УШПД ушла радиограмма, укреплявшая имидж сабуровцев в глазах руководства: "Комвзвод Бородинский занимается пьянками и разгильдяйством. [В] пьяном виде пугает оружием население".

Чекист Яков Коротков был послан УШПД в Полтавское соединение на должность командира по разведке. По словам комиссара этого отряда Митрофана Негреева, Коротков нашел общий язык с командиром соединения Михаилом Салаем на почве пристрастия к самогону: "Тов. Коротков оказался классическим алкоголиком, и агентурную работу заменил на изыскание самогона, уничтожение его и доставку через своих особистов и, в особенности, заместителя тов. Мангейма. Агентурная работа через это оставалась на 2-м плане, то есть ею совсем некогда было заниматься".

Немецкая разведсводка сообщала о том, что командир действовавшего в основном на Житомирщине 1-го Молдавского партизанского соединения Василий Андреев использовал алкоголь в качестве своеобразного поощрения для партизан: "Для большей смелости Андреев дает своим бандитам вино, которое ему тоже доставляет Москва. Вино дается только тем, кто ходит на диверсии и только тогда, когда идут на дело. ...На диверсию за пол литра вина согласны ходить все. Но всех людей Андреев от себя не отпускает, а установил очереди".

С территории Полесской области БССР сообщалось о том, что "комиссар [отдельного] отряда [В.]Чепиги [И. Пасюча] бездельничает и в пьяном виде расстреливает бойцов". Пасюча вскоре был отстранен от должности, и на его место назначили И. Семенишина, который также отметился пристрастием к алкоголю.

В Волынском соединении им. Ленина командир – упомянутый Леонид Иванов – пьянствовал с комиссаром на протяжении первой половины января 1944 г., и, сделав десятидневный перерыв в связи с окриком Строкача, вернулся к потреблению алкоголя вместе с подчиненными: "В ожидании грузов начались опять поголовные пьянки, разложение".

Более всего алкоголизации подверглись разведгруппы партизанских отрядов. Во-первых, они действовали на удалении от командования соединений – иногда в течение нескольких дней. Во-вторых, войсковая разведка – важное, опасное и тяжелое занятие, поэтому к дисциплине разведчиков вышестоящее начальство проявляло определенное снисхождение, далее угроз "принять меры", как правило, дело не доходило. В ходе напряженной операции – возвращения из Карпатского рейда в одной из групп Сумского соединения были отмечены случаи выпивки разведчиков, что нашло отражение в приказе командира группы Петра Вершигоры: "Во избежание разного рода явлений, связанных с употреблением спиртных напитков во время разведки, приказываю: 1. За употребление спиртных напитков во время разведки и вне лагеря виновные будут расстреляны на месте. 2. Спиртные напитки разрешено употреблять только в лагере". Бандеровский документ фиксирует попойку другой группы ковпаковских разведчиков, учиненную ими спустя пять дней: "22.08.[1943] зашло 5 партизан с одним подростком в ресторан Луцика Ивана в Мыслове (Калушский район Станиславской, сейчас Ивано-Франковской области. – А. Г.). В центре были гости, пившие пиво. Один из партизан крикнул: „Руки вверх“ – основательно обыскали всех присутствующих и попросили их во двор, запретили расходиться. После сделали обыск во всем доме и сказали подать пива. После того, как несколько раз выпили пива, хотели платить (хозяйка не приняла) и ушли".

В дневнике командира одного из отрядов дислоцировавшегося на Волыни соединения Алексея Фёдорова – Григория Балицкого – есть красноречивая запись от 28 октября 1943 г.: "С самого раннего утра начал заниматься разведкой. Пришлось снова брать в оборот тов. Зубко. Выяснилось, что он специально посылал разведчиков за самогонкой, а не по делу. Вместо дела он вместе с бойцами занимался пьянкой. Сегодня послал тов. Зубко и всю разведку в населенные пункты Бересцаны, Олько и Городище с целью организации и расширения агентурной сети". Через полтора месяца ситуация повторилась в другой группе этого отряда: "8 декабря 1943 г. Командир разведки тов. Ганжа доложил, что бойцы 2-й роты Никишин, Шорий и Лепешкин, которые были в с. Привитовка, мерзавцы напились и стали стрелять. Очень печально – крестьянин накормил, напоил, а они стали стрелять в квартире. Лева Кузкин стал стрелять по ульям. Не успели эти чудаки приехать в лагерь, я их арестовал и посадил под строгий арест".

В связи с цитированными внутренними документами партизан вполне правдоподобным выглядит описание ситуации бандеровцами в Волынской области в феврале 1944 г.: "На протяжении нескольких дней безостановочно оперировала по селам красная разведка. Разъезжая по селам, разведчики все время заливались самогоном".

Критика УШПД несколько повлияла на ситуацию в соединениях, но воздействие, несомненно, было "косметическим".

Например, первая радиограмма Строкача Ковпаку о недопустимости пьянства была послана в феврале 1943 г. Однако, как свидетельствовал побывавший в Сумском соединении чекист Яков Коротков, попойки продолжались и в марте. По его словам, заместитель Сидора Ковпака по хозяйственным вопросам Павловский "никогда не бывает трезвым, самогон для командования приготовляется под его руководством в хоз[яйственной] части". Согласно сведениям бывшего политрука 5-й группы Сумского соединения Минаева, вследствии критики Строкача "пьянка уменьшила свои размеры, но не ликвидирована полностью. (…) Можно привести ряд фактов вопроса пьянки... Сейчас раненые партизаны Ковпака в Москве пьянствуют и дебоширят, но своевременно пресечены.

Комиссар т. Руднев начал искоренять пьянку физической силой, т. е. ни один раз попало командиру и политруку 10-й роты и др. товарищам кто напьется, а командир т. Ковпак плёткой как втянет разочка два-три, так и хмель проходит, поэтому случаи пьянки стали реже".

Дневник Григория Балицкого свидетельствует о том, что в образцовой части – отряде им. Сталина Черниговско-Волынского соединения – пьянство оставалось распространенным явлением даже после того, как подчиненные Алексея Фёдорова с начала 1943 г. стали неплохо контролироваться УШПД, благодаря налаженной связи с "Большой землей". Да и в советском тылу попойки партизан были нередкими. После ранения Балицкий попал на излечение в Москву, где также на отдыхе оказались командир и комиссар соединения. Эти партизанские вожаки устраивали в столице настоящие дебоши: "Я стал жить вместе с [Алексеем] Фёдоровым, [Владимиром] Дружининым, [помощницей по комсомолу командира соединения Марией] Коваленко, [комиссаром отряда им. Сталина] Працуном в гостинице „Москва“, в 859 номере. Об этом номере знала почти вся „Москва“. Жизнь проходила исключительно весело: пили, гуляли, так проходили дни и ночи. Выпили спирта и 40-градусной водки столько, что, наверное, заработала бы водяная мельница..."

По возвращении в немецкий тыл 8 марта 1943 г. в связи с "международным женским днем" была организована "выпивка, гулянка". 30 марта 1943 г. у Алексея Фёдорова был день рождения, вследствие чего им была устроена попойка в Винницком соединении Якова Мельника, в которой принял участие и украинский писатель Николай Шеремет: "Здесь было ведро самогона и несколько литров спирта 96 градусов". 9 апреля пьянка была устроена без повода: "В часть [Михаила Наумова] выехали нас 3 Героя [Советского Союза] – Фёдоров, Колпак и я. Со своей свитой. Эх! И погуляли крепко, было очень много самогонки и хорошей закуски". Первомайские торжества продлились два дня: "2 мая 1943 г. Сегодня и вчера с утра был приглашен Фёдоров на завтрак и обед. Была самогонка и хорошая закуска. Тов. Фёдоров все время танцевал. Вечером организованы были различные танцы и игры. Все это хорошо, но плохо то, что несколько десятков дней не ведём боя с противником...".

Завтраки Алексея Фёдорова, сопровождавшиеся распитием самогона и спирта, продолжались регулярно. В конце мая Балицкий с группой партизан снова был командирован в Москву, откуда должен был возвращаться 5 июня, но вылет был сорван ненастной погодой. Партизаны решили не терять времени даром: "Ночью же пришлось погулять, водки достали 20 литров и 20 лит[ров] спирта. Гуляли крепко. По-партизански".

Пьянки продолжились уже на Волыни, когда соединение пришло в самый центр контролируемой бандеровцами территории. Например, запись от 27 июля свидетельствует, что Алексей Фёдоров оставил Балицкого в качестве своего заместителя командовать соединением, а сам уехал в гости в местный партизанский отряд: "Из гостей всё командование приехало пьяное, даже комсомолка Мария Коваленко приехала крепко выпивши, Г.Г. Кудимов – секретарь парткомиссии и Рванов – начштаба части № 0015 [т. е. Черниговско-Волынского соединения] были в дрезину пьяные. Как только приехали, так положились спать". В череде попоек, которые продолжались в соединении летом-осенью 1943 г., происходили и иные дисциплинарные нарушения. В частности, 9 октября группа партизан Сталинского отряда была послана на добычу продуктов питания в близлежащее село: "Из операции привезено пудов 80 муки, 50 голов крупного рогатого скота и более 150 штук овец. Нужно сказать, что старшина батальона тов. Ковеза и старшина 2-й роты Арендаренко напились, как сукины сыны, и шухарили как не следует делать партизанам. За неправильное поведение обоим им объявлен выговор с предупреждением".

Осенью 1943 г. Балицкий постоянно описывал совместные попойки, устраиваемые им и его руководителем вместе с командирами действующих рядом отрядов НКГБ СССР – Виктором Карасевым ("Олимп"), Николаем Прокопюком ("Охотники"), Дмитрием Медведевым ("Победители").

На личности последнего стоит остановиться чуть более подробно. Сам чекист, помимо службы в различных областных управлениях ЧК-ОГПУ-НКВД, командовал в 1938–1939 гг. заключёнными ГУЛАГа около Медвежегорска (Беломоро-Балтийский комбинат) и Норильска (Норильлаг). Тем не менее в СССР и за его пределами за операции времён войны он был прославлен гигантской машиной коммунистического агитпропа. В мемуарах он писал о том, что в его отряде дисциплина была строжайшая: "Приказ командира – нерушимый закон. За проступок – наказание. Пить водку категорически запрещается. Игра в карты запрещена. Брать что-либо у населения и присваивать себе категорически запрещается. За грабёж будем расстреливать... Даже табак присваивать нельзя..." Писатель Теодор Гладков в книге "Остаюсь чекистом!" представил читателям прямо-таки икону: "Медведев действительно одним своим внешним видом производил сильное впечатление. Расхлябанность, небрежность, безответственность рядом с ним ужиться не могли. В его присутствии подтягивались даже очень разболтанные люди. Эта суровость, однако, органично сочеталась у Медведева со вниманием к подчиненным".

Обратимся к дневнику упомянутого Григория Балицкого: "15 октября 1943 г... Сегодня приехал тов. Медведев со своей свитой... Целый день почти пьянствовали в связи с приездом тов. Медведева. Водка была его. У меня её нет, и никогда не водится". Следующая запись Балицкого указывает на один из источников перманентного веселья "Победителей": "22 октября 1943 г... В 9.00 час. подошел тов. Медведев со своим отрядом, расположился севернее моего отряда. Почти весь день пили. У Медведева до черта самогонки, у него имеется свой аппарат..." Через неделю Балицкий посетил стоянку жизнелюбивого соседа-чекиста, расположенную в урочище Лопатень в Киверецком районе Волынской области, где отметил одну из причин пьянок "Победителей" – безделье большинства партизан: "31 октября 1943 г. Ездил к Медведеву: ох и окопался, чёрт побери – вроде собирается жить в этих землянках не менее 5 лет. Я этому не удивляюсь, делать ему нечего, а поэтому нужно чем-нибудь занять людей. Отряд у него 800 человек, а работает на агентурной работе не больше 50–60 человек" – они обеспечивали операции Николая Кузнецова и ряда других тергрупп.

Иногда оперативные совещания плавно перетекали в попойки: "3 ноября 1943 г. Был в гостях у тов. Карасёва Виктора Александровича, со мной ездил и тов. Прокопюк. В часа два приехал тов. Медведев и его заместитель по контрразведке тов. Лукин. Погуляли неплохо, договорились о совместной борьбе [с] немецкими извергами...". Командиры отрядов отмечали и день Октябрьской революции: "7 ноября 1943 г... В 15.30 поехал в гости к Медведеву. Немножечко погуляли и я поехал с тов. Прокопюком к себе в лагерь..." Во время вечеринок, устраивавшихся партизанами различных ведомств, в ряде случаев наблюдалась крайне высокая концентрация действительных или будущих Героев Советского Союза: "25 ноября 1943 г. В 12.00 час. уехал тов. Фёдоров со своей свитой к Медведеву и Прокопюку в с. Вел[икие] Денисовичи. Я с группой разведки провожал своего боевого командира Алексея Федоровича Фёдорова. У тов. Медведева пришлось заночевать, так как Фёдоров также остался ночевать, погуляли очень хорошо".

Коснемся также личности командира украинского кавалерийского партизанского соединения Михаила Наумова. Его отношение к алкоголю немецкая разведсводка характеризовала довольно просто: "Любит пить водку". Не понятно, правы ли сотрудники нацистских спецслужб в этом случае. В дневнике Наумова есть указание на то, что попойки вытекали из стандартов общения советских командиров. Например, 15 декабря 1943 г. Наумов был в гостях у командира Тернопольского соединения Ивана Шитова: "Принял и проводил он меня хорошо очень. Бал был на славу. Живут они, видимо, в удовольствие. У них есть много всяких деликатесов. Люди живут не зря, меньше всего думают, еще меньше говорят о том, как выполнить задачу. Таким характерам следует завидовать. Я с досады выпил столько, что удивил своего комиссара, которого вообще этим удивить трудно. Однако всё кончилось гладко". Вся следующая неделя была для Наумова чередой вечеринок, в ходе которых он действовал по столь известному принципу "не хочу, но буду": "23.12.43 г. Эти дни чувствовал себя нехорошо. Прежде всего, много пил самогонки, расшатались нервы. Пил вынужденно, т. к. вообще пить не люблю и выпивка для меня – тяжелая повинность. Пью только с гостями (партизанами соседних отрядов. – А. Г.), а их за эту неделю было изрядно". Далее Наумов описал встречу Нового года и пару других попоек, в том числе совместное веселье с передовыми частями Красной армии: "10 января [1944 г.] я неожиданно был обрадован... Что же ещё может быть более приятно, если ЦК КП(б)У и лично т. Хрущев радирует поздравление? …Награждение этим орденом – факт признания за мной полководческой деятельности. Вечером был приглашен к командиру полка 121 Гомельской гвардейской дивизии, где вместе с офицерским составом выпили за орден Богдана Хмельницкого. Привет тебе, полководец повстанческих войск – Богдан Хмельницкий!" В дневнике отмечаются и случаи пьянства среди партизан кавалерийского соединения. Например, 16 января 1944 г. Наумов выразил радость по поводу прибытия со сложного задания командира одного из подчиненных ему отрядов: "Хорошо, что прибыл Гаврилюк, я его люблю за ум трезвого и ненавижу пьяного (слишком много пьёт и при этом глупо орёт). Вчера вечером пришлось выгнать его из-за стола после того, как он за 10 мин[ут] по прибытию из Олевска опьянел и начал стучать кулаком по столу. Больше умных ребят (среди командиров отрядов соединения М. Наумова. – А. Г.) нет и не было".

Согласно воспоминаниям ветерана Семёна Додика, командир его взвода, входившего в отряд им. Кармелюка кавалерийской партизанской бригады им. Ленина Забаштанский перед застольем произносил фразу: "Прощай, разум, завтра встретимся".

Показав пьянство на основании документов самих партизан, для многомерности картины можно привести хотя бы несколько бандеровских документов, описывающих пристрастие красных к зелёному змию.

В сообщении националистов с территории Галиции в феврале 1944 г. фиксировалась лояльность партизан советской системе: "20.02.44 г. в г. Вужгородке (вероятно, Вышгородок, Ланивицкий р-н Тернопольской области. – А. Г.) заквартировала группа красных партизан 600 до 800 человек. При входе в квартиры в первую очередь спрашивали, есть ли бандеровцы, а потом требовали водки. Водку пьют стаканами (за здоровье Сталина)".

В аналогичном донесении с территории Волыни, напротив, отмечались даже проявления антисоветских настроений среди красных партизан. Возможно, документ "приукрашивал" врагов бандеровцев, но, учитывая показанные выше масштабы и формы потребления партизанами алкоголя, несложно предположить, что последние могли в состоянии сильнейшего опьянения говорить вообще что угодно: "В Головной были случаи, что пьяные красные кричали за столом: „Смерть Гитлеру, Смерть Сталину!“ Говорили, что такая война может для них продолжаться еще 10 лет (чтобы можно было им грабить и гулять)".

В другом случае бандеровский подпольщик акцентировал внимание на невиданном разгуле пьянства среди партизан. Поскольку действие происходило на Тернопольщине в марте 1944 г., то, вероятно, в данном случае описывалось соединение им. 24 годовщины РККА: "Во время пьянки 80% пьёт водку до беспамятства, остальные 20% – умеренно... Общее их поведение более, чем дикое. Во время попойки валяются в болоте, ложатся спать на дворе в соломе и [потом] догоняют свои отряды".

В конце мая, начале апреля на Львовщине, согласно сведениям националистического подполья, пьянство в проходящем партизанском отряде было неразрывно связано с разбоем: "Входя в хаты, сразу же спрашивали водки. Водка бандитов несколько усмиряет, и обычно в той хате, где их угостят водкой, уже так не грабят, только забирают те вещи, которые им понравятся. Больше всего нравятся им часы, и их внимательно ищут. У кого нет водки, забирают всё, что только попадет им в руки, даже те вещи, которые им ни для чего не нужны".

Попойки были не только занятием, вредным для здоровья партизан, их личным делом. Пьянство способствовало бандитизму партизан, т. е. отягощало судьбу живших под оккупацией мирных жителей. Помимо этого, распитие крепких спиртных напитков негативно сказывалось на успешности ведения боевых действий советскими коммандос.

Портились отношения с мирным населением. Приведем один пример: север Ровенской области, бандеровское донесение о противнике: "Штаб [одной из групп отряда] им. Котовского находится в селе Велюги. Отряд его состоит из приблизительно 50 мужчин, из этого же села. Командир – местный, а политрук – парашютист... Эта группа сильно грабит население, поэтому люди её сильно ненавидят, как грабителей и пьяниц". Ясно, что в такой враждебной среде оперировать партизанам было нелегко.

Представляется, что и на качество агентурной разведки коммунистов пьянство оказывало непосредственное воздействие. Сообщение националистического подполья в конце 1943 года охарактеризовало ситуацию в юго-западных районах БССР, где из-за важности лежащих там железнодорожных путей и наличия лесов и болот одновременно оперировали партизаны УШПД, БШПД, РУ ГШ КА и НКГБ СССР, БССР и УССР: "Красные морально разложены, пьют, бесчинствуют, бьют и убивают даже своих сексотов". Очевидно, такая потеря агентуры не могла не отразиться на качестве добываемой развединформации и снижала возможности новых вербовок.

И на эффекте от боевых действий пьянство сказывалось отрицательно. Раиса Сидорчук, жительница сожжённого красными на севере Ровенской области села Старая Рафаловка, вспоминает, что партизаны свою карательно-боевую операцию провели в нетрезвом состоянии. Вероятно, она приняла бойцов конного взвода Карпуши, входившего в Черниговско-Волынское соединение, за знакомых "петровцев" (подчинённых "Дяди Пети" – А. Бринского), которые тоже принимали участие в этом разгроме, но были пешими: "Такими они мне и запомнились, те петровцы: на конях, пьяные, всегда готовые беспощадно убивать „врагов и предателей народа“ и грабить „во имя победы над фашизмом“". В тот раз маленькая группа бандеровской самообороны не смогла отбиться от численно превосходящих партизан, но ясно, что пьяному противнику легче противодействовать, нежели чем собранным и внимательным бойцам.

Конечно, последствия пьянства осознавал Строкач, поскольку до него постоянно доходила соответствующая информация, описывающая "пьяные провалы" операций.

В частности, уполномоченный ЦК КП(б)У Яков Мельник описал бой нескольких отрядов УШПД на севере Сумской области: "Первая наша операция на Марчихину Буду 30.10.42 г. вначале прошла успешно, мы разогнали гарнизон полиции до 100 чел., некоторых убили, после чего утром стали заготавливать продовольствие. Было приказано командирам отрядов держать вокруг села заставы и выделить часть бойцов для хоззаготовок. Однако, командиры отрядов настолько распустили бойцов, что они все перепились, а бойцы Червонного отряда (в то время командиром был тов. Лукашев, ныне 2-й секретарь обкома КП(б)У) были сняты командиром тов. Лукашевым из застав и направлены обозом в Лошенку. Когда в 12 часов мадьяры повели на нас наступление, то оказалось, что левый фланг, где расположился Червонный отряд, был открыт, и нам всем пришлось отступить с боем". Через две недели история повторилась: "7-го ноября мы отрядами вышли по Червонному району в села Пустогород, Фотевиж, Вочевск и др. Возвращаясь с операции, Куманек, Гнибеда и др. командиры, будучи в пьяном состоянии, бросили отряды на произвол и уехали в Хинель. Мне с Наумовым пришлось собирать по полю разрозненные группы, построить и направить по маршруту. Прибыв в Хинель, на другой день я сделал замечание, довольно в вежливой форме, тов. Гнибеда на то, что он бросил отряд и не привел его к месту дислокации. Видимо, это замечание стало не по нутру Гнибеде и самому Куманьку. А как потом мне стало известно, они обсуждали этот вопрос за распитием спирта".

В тот момент в другом регионе – на правобережье Днепра – оперировало ковпаковское соединение. Согласно свидетельству одного из партизан, в результате пьянки в марте 1943 г. был случайно убит командир 9-й роты, орденоносец, и этот факт был не единичным: "По случаю пьянки, отряд несёт лишние жертвы в бою. Хотя бы взять пример боя в с. Кодры, Киевской области; 3-я рота вступила в бой в пьяном виде, где лучшие люди роты погибли. Очень много случаев, когда разведрота обстреливает своих разведчиков, не спрашивая и не отвечая пароля друг друга, т. к. в пьяном виде посчитали друг друга за полицейских. Были случаи, когда через пьяную разведку сбивались с пути маршрута и путались сутками". Недисциплинированность руководства вызывала нарекания рядовых. 16 апреля 1943 г. информатор Строкача послал в УШПД радиограмму: "Партизаны с уважением говорят об отряде Фёдорова, Сабурова называют смелым. Своих командиров ругают за бахвальство, последствия воздушного налета – нераспорядительность их. Они пьянствовали".

Впрочем, рядовые ковпаковцы ошибались – в соединении Фёдорова ситуация была схожей. 17 июня 1943 г. Черниговско-Волынское соединение должно было начинать прохождение очередной части рейда к месту своей дислокации: "За обедом тов. Рванов (нач[альник] штаба соединения) подал тов. Фёдорову приказ для подписи, но тот категорически отказался подписывать. Все это явилось результатом того, что тов. Фёдоров был крепко выпивши. В 17.00 часов (очевидно, с опозданием. – А. Г.) приказ был зачитан. Суть этого приказа была по нашему дальнейшему маршруту. В 20.00 часов двинулись на марш..." Через две недели командир соединения устроил очередную попойку: "28 июня 1943 г... Завтрак сопровождался водкой. Часть понапивалась до потери сознания. Сам тов. Фёдоров пошел с гостями по батальонам и стал проверять станковые и ручные пулеметы, а также автоматы. Все бойцы, которые не знали, в чем дело, поднялись по тревоге. И это и неудивительно, что поднялись по тревоге, по тому самому, что были даны длинные очереди из станковых пулеметов, что просто ужас один... Такое количество патронов выпускалось бесцельно, напрасно. Всего выпущено патронов изо всех видов оружия больше 1500 шт. Это просто преступление, напрасно выпускать такое количество патронов. …Придет время, что не будет патронов для того, чтобы уничтожить фашистскую гадину..." Своих же подчиненных Григорий Балицкий за пьянство открыто бранил. В частности, 9 октября 1943 г. командир диверсионной роты Платонов доложил ему, что задания не выполнил, несмотря на гибель командира диверсионного взвода Лавриненко: "Оказывается, что тов. Платонов, несмотря на неоднократные мои предупреждения, во время выполнения боевого задания напился, в результате пьянки провалил операцию. Тов. Платонов не первый раз уже проваливал боевое задание. Во время выполнения боевого задания был пьян не только т. Платонов, а и его командиры взводов – Никитин напился до потери сознания, Кришханов и другие. Пришлось принимать самые строгие меры. Платонова снял с должности командира 3-й роты, Никитину объявил выговор, [а также] Дубинину, всех остальных предупредил".

В отряде им. Котовского 1-го Молдавского партизанского соединения алкоголь также привёло к провалу операции, которую планировал любивший выпить командир – Кожухарь. Об этом свидетельствовал информатор Володин, вероятно, сотрудник НКВД МССР: "Кожухарь дал ложные сведения [для] Совинформбюро о боевой операции. Якобы, они убили 52 немца и полицая. Действительное же положение было такое: Кожухарь послал 24 человека на хозоперации. Группу возглавлял Анисимов (тип бандита). Они приехали в село Бечи, напились пьяные и легли спать, не выставив даже часовых. Ночью боец, тов. Титович вышел на улицу и увидел группу врага. Он вскочил в дом поднял людей, а сам выскочил из дома и убил 6 немцев. Убили и его. После чего, остальные бойцы выскочили и убили ещё 2 немца и 2-х полицаев. Немцы отступили... Анисимов труп героя не взял, а бросил его в деревне. На другой день немцы пришли, взяли труп, изрубили и бросили в яму. За эту операцию Кожухарь представил к правительственной награде Анисимова, Дручина и ряд других товарищей, в том числе и себя". Указанный отряд в феврале 1944 г. был развернут во 2-ю бригаду имени Сергея Лазо, в состав которой входило 4 стрелковых батальона. Бригаду возглавил М. Кожухарь.

Попойки не влияли на дальнейшее карьерное продвижение партизанских командиров. Возможно потому, что пьянство, как правило, не переходило в алкоголизм: после войны большинство из командиров бригад и соединений УШПД, отрядов ГРУ и НКГБ СССР смогло реинтегрироваться в "трудовые будни" мирного времени и прожить многие годы, а еще чаще – десятилетия.

То есть нельзя списывать разгул на местные обычаи: "Веселие Руси есть в питие". Воевавшая в тех же самых местах Украинская повстанческая армия также, как и партизаны УШПД, состояла из украинцев, но бандеровцы, помимо того, что не допускали злоупотребления алкоголем в собственных рядах, боролись с самогоноварением и пьянством среди мирных граждан. Это они использовали в агитации, о чём российская исследовательница Татьяна Царёвская-Дякина в седьмом номере журнала "Родина" в 1999 году опубликовала статью "Украинские повстанцы алкоголь не употребляют". Кроме того, у бандеровцев существовал тотальный запрет на курение, а табак входил в перечень поставок УШПД партизанам – его отсылали за линию фронта.

Даже вредные привычки народа и его слепка – армии – напрямую зависят от целей и политики властей.