Вода по цене биткоина

Оказался ли 85-миллионный Иран на пороге массовых потрясений и смены или сильной трансформации правящего режима? Вероятность этого очень велика, с учетом обнищания и дальнейшей поляризации иранского общества, массовой усталости людей от косной теократической власти, на многие годы подставившей страну под бремя международных санкций и изоляции, и связанного со всем этим общего накала страстей.

Новостей, прямо или косвенно связанных с Ираном, в этом году становится все больше. Победа крайне консервативного и опасного Ибрахима Раиси на недавних президентских выборах (12 августа должна состояться его формальная инаугурация), усиление иранской военно-политической экспансии по всему миру, не только в Сирии, Ираке, Ливане или Йемене, но даже в Африке или Латинской Америке, масштабные военные учения Тегерана в акватории Индийского океана, в том числе с участием России, которые пугают Запад, новости о начале им новых ядерных разработок и при этом возврат к переговорам о ядерной сделке 2015 года, и даже слухи о том, что нынешний Великий аятолла и многолетний рахбар Али Хаменеи находится на краю могилы и ему ищут преемника.

Сейчас в разных иранских городах и провинциях третью неделю нарастают очередные массовые протесты – и на этом фоне Запад и Израиль выдвигают против Тегерана новое обвинение, в пиратском нападении на танкер Mercer Street.

Так что происходит в Иране сегодня, насколько велики глубинный гнев и усталость народа от правящего режима, чем это все может закончиться и что это будет означать для внешнего мира – для Ближнего Востока, Запада, России? Об этом в беседе с Радио Свобода рассуждает политолог-востоковед, обозреватель агентства "Росбалт" Михаил Магид:

– Массовые протесты, которые продолжаются в Иране примерно с 15 июля, начались в юго-западной провинции Хузестан, населенной, в основном, арабами, и были связаны с острой нехваткой воды. В тяжелейшем положении оказались пять миллионов местных жителей, которые часто свои края сами называют еще и "Арабистаном". Но известно, что как раз этот остан Ирана богат и водными ресурсами, и плодородными землями – а это вообще редкость для всего Ближнего и Среднего Востока. С чем связана такая катастрофа?

– Сразу с несколькими факторами, которые наложились друг на друга. Во-первых, этим летом в Иране долго держалась очень высокая температура воздуха (свыше 50 градусов Цельсия), из-за чего пересохла Карун, которая питает чуть не всю страну, это самая полноводная и единственная судоходна иранская река. Но есть и другие, более важные аспекты. Руководство Ирана, которое очень озабочено международными санкциями, невозможностью нормально зарабатывать деньги за счет экспорта нефти, переходит к разным странным проектам "самообеспечения", попыткам развития и финансирования интенсивного сельского хозяйства для обеспечения людей исключительно собственными продуктами питания. Поэтому власти резко, именно сейчас, стали увеличивать водозабор из иранских водных источников. По целому ряду параметров в Иране вся система водоснабжения – очень неэффективная.

А к этому еще добавились и отключения электроэнергии. В результате город-миллионник Ахваз, столица иранского Хузестана, в 50-градусную жару одновременно и лишился постоянного доступа к воде, и еще людям отключили электричество, то есть и кондиционеры. Это уже не просто инфраструктурные проблемы, это вопрос выживания. Неудивительно, что там началось настоящее восстание.

Типичная уже проблема всего Большого Ближнего Востока – неудачное использование водных ресурсов. Это стало одной из причин нынешнего конфликта между Египтом и Эфиопией. Еще больше 10 лет назад интенсивный забор воды из Евфрата Турцией привел к тому, что в Сирии уменьшился приток воды в эту важнейшую для региона реку, и в результате разорились около 1,5 миллиона сирийских фермеров. Они вынуждены были отправиться в города, заполнили там кварталы бедноты – и все это стало одной из причин сирийской "сауры", сирийского восстания 2011 года. Водная проблема, связанная с неэффективным использованием ресурсов, является, наверное, уже центральной для всего Ближнего Востока. И Иран стал очередным подтверждением.

– Я читал, что еще проблемы с электроснабжением в Иране связаны с такой интересной вещью: Корпус стражей исламской революции сейчас занялся масштабным зарабатыванием криптовалют, в первую очередь биткоинов, он их майнит, говоря простым языком, и поэтому страна потребляет очень много энергии. И старые электросети не выдерживают напряжения.

– Это чистая правда, при этом майнингом биткоинов занимается не только Корпус стражей исламской революции (КСИР), но и некоторые иранские частные компании. Это связано с тем же, с чем и увеличившийся водозабор из иранских рек. Иран лишился, из-за американских санкций, но еще больше из-за проблем, связанных с собственным неэффективным управлением экономикой, доступа к иностранной валюте. Лишился возможности зарабатывать на экспорте нефти. Поэтому часть иранских компаний, и прежде всего КСИР, ставший одновременно и самой мощной военно-политической структурой Ирана, и самой мощной экономической корпорацией, которой принадлежит до трети экономики, решили заработать на майнинге биткоинов. Они, действительно, получили сотни миллионов долларов, но старенькие иранские электросети к такому не приспособлены – вот и начались отключения электроэнергии во многих иранских городах, и на юге, и в Тегеране, и в ряде других мест. И это также, конечно, стало фактором, вызывавшим массовые протесты.

– Кроме Хузестана протесты ведь охватили в последующие дни ряд других регионов и провинций. Демонстрации с критикой режима проходят не только в столице Тегеране, но также и в Иранском Азербайджане, в Иранском Курдистане, были столкновения и манифестации в других провинциях. Здесь есть какая-то подоплека, связанная с положением национальных меньшинств? Потому что, конечно, в национальных районах, уж особенно на всем Большом Ближнем Востоке, всегда свои дополнительные обиды и сложности.

– Конечно, это так. В Иране, наряду с социально-экономическими проблемами есть и очень серьезные национальные проблемы. Связаны они, прежде всего, с отсутствием местного самоуправления и национальной автономии для меньшинств (иранская система достаточно жестко централизована). Во многих районах вообще не преподаются в школах местные языки (хотя в случае с Иранским Азербайджаном иранское руководство попыталось это исправить в 2019 году, и нехотя ввело в школах азербайджанский язык). Сейчас там, однако, накал страстей усугубился – в значительной степени еще и по причине дружбы Тегерана с Москвой. Дело в том, что только через Каспий и Иран, в силу военно-политических и географических причин, Кремль теперь может организовать военное снабжение союзной ему Армении, а именно – через азербайджанские территории, которые как раз и прилегают к Армении.

И когда недавно, во время Второй карабахской войны там, по этим дорогам, в Ереван шли российские военные грузы, население Иранского Азербайджана страшно возмутилось. Люди начали перекрывать трассы, даже нападать на эти конвои, начались очень массовые демонстрации азербайджанского населения под националистическими, антироссийскими, антиармянскими и, кстати, даже антиперсидскими лозунгами. Ведь, об этом мало кто помнит, этнические азербайджанцы составляют треть всего населения Ирана! И руководство в Тегеране просто не может уж совсем с этим не считаться. Это одна из самых серьезных национальных проблем в Иране.

Есть и другая проблема, связанная с Иранским Курдистаном. Курдов в стране около 10 миллионов человек – это тоже очень большая община. И проблемы у нее те же: отсутствие преподавания курдского языка в иранских школах, местной автономии. Также курды жалуются на то, что их края финансируются из центрального бюджета, что называется, по остаточному принципу. Это очень бедный регион, и многие курды вынуждены зарабатывать на жизнь контрабандной торговлей. Есть такие специфические курдские носильщики "кольбары", которые носят нелегальные грузы через границу с Турцией и Ираком, туда и обратно, зарабатывают на этом какие-то деньги и кормят свои семьи. Иранские пограничники регулярно по этим людям открывают огонь. За последний месяц было несколько убийств. И это, конечно, вызывает дополнительно очень большой гнев курдов. В некоторых других регионах есть другие проблемы. Но для понимания нынешней ситуации в Иране нужно обратить внимание, прежде всего, на комплекс проблем, связанных с местными курдами и азербайджанцами.

– В Иране в июне ведь одновременно начались и крупные забастовки в нефтяной отрасли. Почему такие вспышки массового недовольства разных слоев населения совпали по времени? Или это не совпадение?

– Думаю, что не совпадение, а результат очень глубокого системного кризиса. Который связан, во-первых, с американскими санкциями, которые очень разрушительны для иранской экономики, а во-вторых, с неэффективным управлением иранской экономикой. В Иране велика доля государственного сектора, который управляется бюрократическими методами, здесь часто приватизации предприятий происходят в пользу родственников чиновников. И эти процессы очень непрозрачны. Происходящее в стране связано и с ростом недовольства промышленных рабочих – потому что из-за недостатка валюты и малых доходов власти стали переводить работников нефтяной и нефтехимической отрасли на временные контракты – что резко ухудшило их положение. Их зарплата опустилась, в ряде случаев, ниже прожиточного минимума. Результатом стали забастовки, в которых участвовало в течение месяца где-то около 100 тысяч рабочих-нефтяников.

Причем, поскольку профсоюзы в Иране фактически запрещены, или их очень сложно и опасно создавать, иранские рабочие пошли по-другому пути – создали достаточно радикальную не профсоюзную форму организации. Это выборные местные рабочие комитеты, которые начали координировать общенациональную стачку через сеть Telegram, очень популярную в Иране. Участники этой забастовки, длившейся месяц, потребовали в два раза увеличить им зарплату. Это еще один фактор внутренней дестабилизации в Иране, социально-классовое рабочее движение с экономическими требованиями.

– Было бы очень интересно сравнить природу протестных настроений в России и в Иране. Насколько я понимаю, иранцы долгое время выходили на улицы с требованиями лишь социально-экономического характера, чувствуя, что властям наплевать на их трудности. В России время от времени, особенно не в Москве или в Петербурге, а в неблагополучных региона, происходит то же самое. Однако, россияне, озлобленные отсутствием помощи при пожарах или наводнениях, плохой медпомощью, ростом цен, развалом инфраструктуры, коррупцией и так далее, почти никогда не выдвигают сразу радикальных политических требований. И в целом опасаются вообще критиковать прямо Кремль. Весь их гнев, по крайней мере внешне, направлен против местных руководителей. А вот в Иране протесты прямо и быстро принимают политический характер. Люди там откровенно требуют смены несменяемой десятилетиями власти. Потому что лозунги, которые мы видим, вроде "Смерть Хаменеи!" – это ведь более чем откровенно. В чем вы видите причины такого различия?

– Такие радикальные лозунги в Иране также появились не сразу. Впервые они стали массовыми во время серьезного народного восстания, с участием сотен тысяч людей, в ноябре 2019 года, когда в ответ на рост цен на топливо люди стали везде перекрывать автотрассы, а в некоторых случаях даже поджигать государственные учреждения. Вот именно тогда стали массовыми радикальные политические лозунги. Кроме упомянутого вами, это и, например, "Смерть Исламской республике!". В ряде случаев люди заявляют, что они хотят жить в обычной республике, вместо исламской", то есть без системы, которой правит никем не избранный Высший духовный лидер, обладающий почти абсолютной властью. Люди хотят обычного республиканского устройства страны и власти. Но есть при этом и монархические лозунги! Некоторые манифестанты скандируют, что хотят "вернуть иранского шаха". И есть также и националистические лозунги в ряде регионов, прежде всего, в Иранском Азербайджане. Этой политизации уже как минимум несколько лет.

И еще важный фактор: почти все группы сохранившейся иранской оппозиции, прежде всего леворадикальные Муджахедин-э Хальк, "народные муджахедины", действуют, в основном, в эмиграции. И они вовсе не выступают за какие-то ни было "мирные протесты". В своем последнем заявлении Муджахедин-э Хальк прямо призвал иранцев к восстанию и к формированию "освободительной армии". Иранское общество гораздо более политизировано и гораздо более жестко и радикально, чем, например, участники протестов в России или в Беларуси.

– В прошлом официальный Тегеран неоднократно подавлял такие выступления, как сейчас. Что, скорее всего, произойдет и на этот раз? Устоит ли режим? Как пока, кстати, власть отвечает на протесты – грубой силой сразу или пытается договориться и что-то пообещать?

– Власти только что пообещали, разумеется, наладить водоснабжение Хузестана, пообещали, что больше не будет отключений электричества. Вопрос только в том, насколько они в состоянии это все сделать? Похоже, что возможности такой у них нет, или есть возможность что-то починить, но лишь на ограниченное время. По сути дела, иранская экономическая система, инфраструктура, иранские социальные системы поддержки разваливаются. И в этих условиях массовые протесты неизбежны. Возможно, они подавят их сегодня. Но мне кажется, уже очевидно, что протесты будут вспыхивать каждые несколько месяцев, или, может быть, через год – но это все повторяется и будет повторяться дальше и будет идти по нарастающей.

Я не исключаю, что в Иране повторится сценарий, может быть, напоминающий Сирию. В 2011 году в Сирии начались такие же протесты, в нескольких городах. Власти их относительно быстро смогли подавить, но затем общество стало стремительно раскачиваться, и простые люди начали давать отпор силовикам. И со временем в Сирии произошло то, что произошло, то есть началась гражданская война. Так вот иранцы в ряде случаев действительно уже также давали отпор, к примеру, во время последних событий в городе Изе. Местные жители там вступили в перестрелку с иранской полицией и поддерживающими власть полувоенными формированиями басиджи, там несколько ночей подряд шли бои. Такой сирийский сценарий, когда общество постепенно накаляется, вступает в конфликт с государством, и ситуация начинает раскачиваться, конечно, возможен и в Иране – особенно, если иранское руководство ничего не изменит. Но это может занять несколько лет.

– Если новым президентом Ирана только что стал сверхжесткий, даже жестокий, очень консервативный политик Ибрахим Раиси, а победил он вроде бы на конкурентных, на внешний взгляд, выборах, то почему на улицы не выходят толпы его сторонников, чтобы противостоять всем этим "бузотерам"? В других странах такое происходит. Ну, хотя бы на Кубе, где также вдруг этим летом начались массовые волнения, кстати, по схожим причинам. В Гаване толпа шла на толпу. А в Иране?

– Нет, сейчас такого нет. В прошлом иранские власти проводили всякие массовые уличные мобилизации бюджетников, в том числе ветеранов разных конфликтов, в которых Тегеран участвовал. Но в последние годы такого не проводится, или не проводится в таких масштабах. Почему – мне сложно сказать. Все-таки иранский режим весьма закрытый. Но я точно не думаю, что Раиси победил на демократических выборах – там от избирательной кампании отстранили почти всех его конкурентов. На выборы пришло меньше половины населения, четыре миллиона бюллетеней при этом были испорчены. А ведь еще почти силой была мобилизована масса многомиллионных бюджетников, чтобы голосовать за Ибрахима Раиси.

– Допустим, в стратегическом будущем протестная волна будет нарастать. И может если не смести нынешнюю власть, то, по крайней мере, резко ее ослабить. И в итоге, в случае ослабления или сильной дестабилизации режима в Тегеране, какие могут быть последствия для всего региона?

– Последствия будут не только для всего Большого Ближнего Востока. Мне кажется, просто сместятся все политические оси мира. Потому что Иран – огромное государство с 85-миллионным населением. А сверх того – это еще и империя. Проиранские ополчения и другие близкие к Ирану силы в значительной степени контролируют Ирак, Сирию, Ливан, Йемен. Если эта империя начнет разрушаться или слабеть, возникнет политическое цунами. И политический вакуум, который постараются заполнить другие государства, например, такая экспансионистская страна, как Турция. Это, конечно, будет грандиозное потрясение! Даже всего лишь серьезное ослабление иранского режима вызовет большие потрясения. С другой стороны, официальный Тегеран может в экстремальной ситуации призвать на помощь иностранные дружественные военные формирования, от ливанской "Хезболлы" до иракских шиитских ополчений, для подавления внутренних беспорядков. Есть намеки на то, что в прошлом уже были такие случаи. А ведь тогда внутренний конфликт сразу перерастет в международный.

– Неизбежный вопрос: и как это может, в таком случае, повлиять – очевидно, радикально – на интересы России в регионе?

– Напрямую, потому что Россия и Иран тесно сотрудничают в Сирии. Режим Башара Асада существует не только благодаря российской военной поддержке, но и благодаря тому, что его защищают десятки тысяч только что упомянутых проиранских шиитских (но не только) ополченцев. Этот ударный кулак Тегеран собрал со всего мусульманского мира, от Афганистана до Ливана. Если эти люди перестанут получать, например, оружие или финансирование из Ирана, то у Асада возникнет очень серьезная проблема. На севере Сирии до 15 процентов территории страны оккупированы Турцией, и там стоят хорошо обученные и оснащенные протурецкие антиасадовские боевики.

Вероятно, в этом случае России, если она захочет продолжать поддерживать Асада, придется увеличивать расходы на сирийскую операцию, потому иначе режим в Дамаске Москва не удержит. С еще одной стороны, есть уже упомянутая проблема военного снабжения Россией Армении, которое происходит через территории Иранского Азербайджана. Если Иранский Азербайджан будет очень серьезно дестабилизирован, я вообще не понимаю, как они смогут снабжать оружием Ереван. И, наконец, возникнет проблема с независимым государством Азербайджан. На Баку неизбежно повлияют такие события. Все это, конечно, Кремль затрагивает напрямую.

– Как на таком фоне проходят ядерные переговоры между Ираном и США? Насколько их исход, в ту или иную сторону, может повлиять на ситуацию в самом Иране? Особенно, если вспомнить, сколько было очередных витков напряженности в американо-иранских отношениях только в самое последнее время? Самое свежее событие – это нападение на японский танкер Mercer Street у берегов Омана. Он вроде как японский, шел под флагом Либерии, но, на самом деле, принадлежит, конечно, израильскому оператору Zodiac Group. США, Израиль, Великобритания и еще несколько государств твердо заявляют, что за этим нападением стоит Иран.

– Что касается переговоров по ядерной сделке, то они идут. Вашингтон сообщал, что есть "серьезные подвижки" в этих переговорах – хотя результатов пока нет никаких. Возможно, это связано с тем, что в Тегеране ждали инаугурации Ибрахима Раиси. 3 августа Высший руководитель Исламской республики Иран ("рахбар") Великий аятолла Али Хаменеи вручил Раиси президентский мандат и утвердил его на этом посту. Это местная церемония "танфиз" (на фарси "утверждение"), и она важнее формальной инауруации в Меджлисе, намеченной на 12 августа. Так, думаю, Хаменеи изначально хотел новую ядерную сделку заключить при новом президенте – ведь Раиси рассматривается как возможный преемник 82-летнего Хаменеи в будущем.

В целом, что касается ядерной сделки, то есть реальные возможности для Вашингтона и Тегерана к ней вернуться, мотивация с обеих сторон очень серьезна. Это одна из главных целей внешней американской политики при Джо Байдене. С другой стороны, и Ирану иначе не вырваться из тисков санкций, разрушающих его экономику и инфраструктуру. Ему отчаянно необходимы доходы от экспорта нефти. Если Тегеран не сможет заключить ядерную сделку, у него их не будет – а значит, и шансов предотвратить дальнейшие протесты и восстания.

Что касается нападения на танкер и других подобных инцидентов – это долговременный конфликт между Израилем и Ираном. Они периодически атакуют суда друг друга – правда, до сих пор не было убитых в ходе этих столкновений, в отличие от последнего, когда два человека погибли. Одновременно Израиль совершает авианалеты на Сирию, уничтожая там иранские объекты. В Израиле это называется "война между войнами". Тегеран, например, обвиняет Израиль в 5 убийствах иранских физиков-ядерщиков и заявляет, что некоторые его операции – это просто месть. Хотя нужно отметить, что Иран не признает свою ответственность за нападения на танкеры, а Израиль – свою ответственность за убийства физиков-ядерщиков. Это такая стратегия обоих этих государств. К сожалению, на всем Ближнем Востоке политики всегда разговаривают друг с другом на языке силы – и насилия. Это также и в Израиле принято, и в Иране, и в Турции – но это не означает, что потом неизбежно, прямо завтра, между теми или иными государствами разразится война.