Колония во Владимирской области, где, вероятно, будет отбывать срок Алексей Навальный, ранее была известна регулярными избиениями заключенных, но даже теперь, когда эти избиения почти прекратились в результате смены начальства, она считается одним их самых строгих исправительных учреждений в России.
Несмотря на многочисленные сообщения источников об этапировании Алексея Навального в исправительную колонию №2 в городе Покров во Владимирской области, Федеральная служба исполнения наказаний до сих пор не подтвердила официально эту информацию. Тем не менее, российские государственные СМИ уже показывают сюжеты о покровской колонии и смакуют обсуждение вопроса о том, будет ли политик шить маски или станет токарем.
Любопытно, что ИК-2 еще до появления здесь Навального была косвенно связана с Германией, по возвращении из которой началась его тюремная сага: в 2000 году улицу, где находится колония, назвали в честь жившего в 19-м веке немецкого бизнесмена Франца Штольверка – рядом с исправительным учреждением расположена шоколадная фабрика, построенная в 1997 году одноименным немецким концерном. Позже ее выкупила американская компания Kraft Foods, но улицу переименовывать не стали, хотя местные жители требовали избавить Покров от "увековечения памяти немецкого буржуя", делавшего шоколад, "который таял во рту, а не в руках немецких летчиков, бомбивших русские города и села".
ИК-2 в Покрове – "красная" и одна из самых строгих режимных зон в России. Несмотря на то что это исправительное учреждение общего, а не строгого режима, осужденным нужно быть готовым к тотальному контролю со стороны администрации и лояльных ей заключенных и к полной изоляции. "Таким людям [как Навальный] колонию подбирают индивидуально и по согласованию с руководством ФСИН. Предполагается тотальный контроль, что может быть хорошо с точки зрения безопасности для жизни и физического здоровья, но в то же время абсолютно бесчеловечным психологически", – написал в воскресенье в фейсбуке глава правозащитной ассоциации "Агора" Павел Чиков.
Про колонию в Покрове много рассказывали ее бывшие заключенные – например, националист Дмитрий Демушкин в интервью сайту телеканала Russia Today в марте 2019 года говорил, что некоторые осужденные вскрывали себе вены, чтобы не попасть по этапу в Покров. Несколько рассказов о пытках и избиениях в ИК-2 опубликованы и на сайте правозащитного проекта gulagu.net, причем самые свежие из них датированы октябрем 2020 года.
По другим свидетельствам, практика пыток и избиений ушла из ИК-2 вместе с ее бывшим начальником Александром Зотовым, который в 2019 году пошел на повышение и возглавил знаменитый "Владимирский централ". Его место занял Александр Муханов, долгое время исполнявший обязанности начальника и избавившийся от приставки "и.о." лишь 13 января 2021 года, за 4 дня до возвращения Навального в Россию из Германии.
Радио Свобода связалось в социальных сетях с двумя бывшими заключенными ИК-2 в Покрове. Первый из них отбывал наказание еще при Александре Зотове. "Красная зона, всех бьют и ломают. "Приёмка" очень жесткая, меня там чуть не убили. Там ад, особенно сильно бьют на карантине", – рассказал он, попросив сохранить его имя в тайне из соображений безопасности. Второй собеседник Радио Свобода, который сидел в ИК-2 в 2012–2013 годах, описал свой опыт так: "Нормального ничего нет, кормят бурдой, условия ужасные. Хотя я бы не сказал, что это самая ужасная колония из тех, что есть. Навальному надо обращать внимание на то, чтобы сотрудники УФСИН все делали по закону и не распускали свои руки. Хотя мне кажется, с появлением Навального там все изменится к лучшему".
Впрочем, если верить лишь официальным источникам, начальство покровской колонии постоянно пытается улучшить быт заключенных: проводит для них футбольные и шахматные турниры, а в 2018 году здесь открыли новый "дом свиданий". Из телевизионного сюжета об этом событии можно узнать, каким будет распорядок дня Алексея Навального на зоне:
"Алексея будут снимать на регистратор даже спящим"
В ИК-2 в Покрове отбывал наказание и оппозиционный активист Константин Котов, осужденный в 2019 году по статье о "неоднократном нарушении правил проведения митингов" после летних протестов в Москве. Котов был приговорен к 4 годам лишения свободы, но в 2020 году этот срок был сокращен Мосгорсудом до 1,5 лет. В разговоре с Радио Свобода Котов рассказывает, что покровская колония лучше всего подходит для того, чтобы полностью изолировать неугодного человека от общества и держать его в состоянии постоянного напряжения.
– Что сейчас делает Навальный? Что ему предстоит в ближайшие дни?
– Сейчас, если его пустили по обычному распорядку, находится в карантинном отряде вместе с другими осужденными, которые прибыли вместе с ним на этапе. Его обучают жизни в колонии. На самом деле это, конечно, не "обучение", а уже давление, которое начинается с первых минут, когда ты пересекаешь шлагбаум колонии в Покрове. Там тебе приходится жить полностью по распорядку дня – с 6 утра до 10 вечера. Ты фактически себе не принадлежишь: ты должен выполнять те распоряжения, которые тебе дают другие осужденные, сотрудничающие с администрацией, так называемые "дневальные". Алексей сейчас может быть в этом положении.
– В чем основная опасность для Навального и на этом, и на следующих этапах его жизни в колонии?
– Я думаю, что жизни Алексея со стороны других заключенных ничто не угрожает. Именно поэтому, возможно, его поместили в эту колонию. Любой шаг осужденного здесь сразу становится известен администрации, тут от нее ничего не скроется. Поэтому, если они сами не захотят причинить ему вред, никто другой этот вред ему просто так причинить не сможет. Я не думаю, что сейчас им выгодно каким-то образом угрожать здоровью Алексея, после скандала с отравлением. Им сейчас нужно просто изолировать его от людей, от общества, от россиян. В покровской колонии это сделать лучше всего. Никаких других способов связи, кроме как позвонить через прослушиваемый телефон либо написать бумажное письмо, здесь просто не существует. Это именно режимная зона. С этим здесь очень строго.
– Какие у администрации зоны есть способы давить на заключенных, с чем вы сталкивались?
– Самый простой способ – это выговор, то есть за любое, даже незначительное нарушение Правил внутреннего распорядка они могут дать тебе дисциплинарное взыскание. Что угодно – ты не поздоровался с сотрудником администрации, ты неаккуратно застелил кровать, у тебя не была застегнута верхняя пуговица на рубашке. Именно этот выговор мне дали, когда я находился уже в штрафном изоляторе. А выговор – это что значит? Если у тебя несколько выговоров, то тебя могут отправить в штрафной изолятор, это одиночная камера, на срок до 15 суток. Там прогулка всего лишь полчаса в день, не видишь белого неба, тебя не выводят ни на общие прогулки, ни в общую столовую. Ты находишься в максимально стесненных условиях. Выговоры также фактически ставят крест на условно-досрочном освобождении, они как раз этим могут шантажировать Алексея, потому что, если ты получил выговор, он действует в течение года. Наши российские суды обычно, если у тебя есть выговор, никогда условно-досрочно человека не освободят.
– То, что Навальный "склонен к побегу" – такая пометка ему была поставлена в "Матросской тишине"," как-то скажется на его пребывании в колонии?
– Скажется. Это значит, что к нему будет днем каждые два часа приходить сотрудник и на включенный видеорегистратор Алексей должен будет давать доклад. Доклад заключается в том, что он будет говорить свои фамилию, имя, отчество, дату рождения, статью, по которой он сидит, начало срока и конец срока. Такой контроль он будет испытывать постоянно. Я думаю, что этот профучет с него не снимут и до последнего дня в колонии к нему будет приходить такой сотрудник. Он будет приходить даже ночью – снимать Алексея спящим.
– Изменилось ли что-то в колонии с вашим попаданием туда, со слов других заключенных, которые там уже сидели к тому моменту? К вам, как и к Навальному, было довольно большое внимание со стороны журналистов. Подстраивается ли как-то колония под политических и известных заключенных?
– Конечно. Ты там живешь отдельно от всех. В моем случае это был режим изоляции. Я жил в отряде, где кроме меня было 60 человек, но им просто запретили со мной разговаривать. Я жил по Правилам внутреннего распорядка. Я не мог, например, попросить ложку у другого осужденного, потому что, если бы он мне ее дал, мы оба получили бы выговор. По Правилам внутреннего распорядка нельзя передавать друг другу даже незначительные личные вещи. Администрация действительно давит на таких людей, как я, такими методами. Физического насилия по отношению ко мне не было, но я слышал, что по отношению к другим осужденным оно применялось, – говорит Константин Котов.
"Нарушение может быть обнаружено на пустом месте"
Адвокат Константина Котова Мария Эйсмонт бывала в ИК-2 в Покрове десятки раз. В интервью Радио Свобода она подтверждает, что массовое применение физического насилия к заключенным в этой колонии ушло в прошлое – и сейчас давление на них оказывается другими методами. По словам Эйсмонт, Алексею Навальному будет крайне сложно избежать административных взысканий, а значит, и выйти на свободу условно-досрочно:
"Многие вещи про то, что там происходит внутри, я знаю со слов Кости и из рассказов осужденных, которые освобождались и соглашались со мной поговорить тет-а-тет. Большинство не хотели общаться ни с кем из посторонних и тем более с адвокатом, поскольку недвусмысленно давали понять, что боятся – эта колония не любит адвокатов, и они не хотят связываться с адвокатами, чтобы не ухудшить ситуацию своих близких. Но какие-то родственники все равно со мной разговаривали. Информация была примерно одинаковая, и она заключалась в том, что до Муханова в этой колонии практиковали жестокое физическое насилие в отношении осужденных. Это не были какие-то разовые случаи, это было повально, особенно в карантине, в так называемом адаптационном отряде, где более суровые условия содержания.
Там практиковались избиения и другие физические методы воздействия, в общем, пытки – давайте называть вещи своими именами. С приходом Александра Муханова и уходом нескольких человек, с которыми эти пытки в основном и связывались (они перешли, насколько мне известно, в другие учреждения ФСИН, а некоторые из них – на руководящие должности во Владимирской области), я не слышала ни об одном случае жестокости, пыток и применения насилия. Я не могу гарантировать, что их не было, но совершенно очевидно, что массовые избиения прекратились. И те люди, которые со мной общались, говорили, что "пришел новый кум, и он хороший", чуть не молились на него, потому что их прекратили бить. Моего подзащитного Костю Котова не били ни разу, при нем тоже никого не били и не пытали".
Несмотря на это, продолжает Мария Эйсмонт, психологическое давление на заключенных в ИК-2 остается сильным:
"Жесткий контроль, моральное давление, психологическое давление, отсутствие свободного времени у осужденных, бесконечное участие в каких-то бессмысленных мероприятиях вроде построений, громко поздороваться правильно с начальством. Если не умеешь громко здороваться, у тебя не получается, ты должен еще раз кричать правильно "Здравствуйте!". Заправка кроватей по ниточке. Если вдруг у тебя что-то выбилось, то надо ее перезаправлять, пока не будет удовлетворен проверяющий. Это часовые, многочасовые бессмысленные ожидания, пока меня допустят к Котову. Если бы это было разово, я бы поверила, что там режимные мероприятия, что я приехала в "неудачный" день, там проверка, а тут еще что-то, много адвокатов приехали, заняли все кабинеты, хотя ни одного я не видела выходящим. Но поскольку это было регулярно, а я часто ездила, я совершенно точно могу сказать, что это было намеренно. Возможно, меня проверяли – не надоест ли мне тратить столько своего времени бесцельно? Не буду ли я ездить реже? А также чтобы времени на собственно общение у нас было как можно меньше".
Дополнительные проблемы у Алексея Навального, говорит Мария Эйсмонт, могут возникнуть из-за пандемии коронавируса:
"Общеизвестно, чем отличаются колонии общего и строгого режима. Например, свидания предоставляются чаще и длятся дольше. Все это соблюдается, но в последний год, в связи с коронавирусом, мне кажется, длительных свиданий нет – не только в Покрове, но и в большинстве колоний, о которых я слышала. Это объясняется пандемией. С точки зрения формального количества посылок, передач и свиданий здесь все формально выполнялось. Другое дело, что если мы говорим про режим как про атмосферу, это не регулируется ни Уголовно-исполнительным кодексом, ни Правилами внутреннего распорядка, хотя сотрудники колонии постоянно на это ссылаются. Потому что нигде не сказано, что ты должен всячески специально выискивать, как бы подкрасться, например, к осужденному со спины и зафиксировать, что он с тобой не поздоровался, ну, потому что он тебя просто не увидел, чтобы отправить его, например, в ШИЗО на десять суток. Вряд ли это можно прочитать в каком-то кодексе и в каких-то правилах. Нарушение может быть обнаружено на пустом месте, человек может быть подвергнут дисциплинарному взысканию и уменьшить свои шансы на УДО. В ИК-2 в Покрове, кстати, по УДО выходят, и довольно много. За все это время, что я там бывала, я часто встречала освобождающихся людей. Многие, как минимум половина, освобождались не по звонку, а условно-досрочно. Я не встречала тех, кому скостили много, в основном это был один год, два, три, четыре, шесть месяцев, но было бы неправильно сказать, что из этой колонии невозможно выйти условно-досрочно. Но очевидно, и нам с Костей Котовым, в принципе, это было понятно с самого начала, так называемые "политические" заключенные вряд ли могут рассчитывать на УДО".
