На сегодня в 76 регионах в России зарегистрировано 3548 случаев коронавируса, в Москве – 2475. За сутки выявлен 771 новый случай заражения. Всего пока 30 смертей от вируса.
Цена российской нефти Urals опустилась до 10,5 доллара за баррель.
Как прошла встреча со сказочным? Переживет ли режим вирусный кризис? Ситуацию в России и обращение президента обсуждают доктор экономических наук Игорь Николаев, финансист и блогер Слава Рабинович, кандидат медицинских наук Ярослав Ашихмин.
Ведет передачу Михаил Соколов.
Михаил Соколов: 2 апреля Владимир Путин опять обратился к нации. Нерабочие дни продлены, чрезвычайная ситуация по всей России не введена. В выступлении Владимира Путина ни слова не сказано было о возможности платить, например, из резервных фондов и вообще все предстоит делать, закручивая гайки и вводя системы контроля, прямо скажем, по Оруэллу, российским губернаторам.
У нас в студии финансист и блогер Слава Рабинович. На связи будут доктор экономических наук Игорь Николаев и кандидат медицинских наук Ярослав Ашихмин.
Как вы переведете послание Путина народу: меня нет, а вы держитесь?
Слава Рабинович: В общем-то Путин уже обнулился. Это совершенно холодное, бесчувственное, потрясающее своей пустотой заявление без объявления режима чрезвычайной ситуации или режима чрезвычайного положения. Ни слова о том, кто за все это будет платить. То есть на самом деле мы знаем, кто будет за это платить – за это будут платить люди бизнеса. Все, что в законах прописано по ЧС и ЧП, эти законы были написаны давно, там все предусмотрено. Сейчас нет никакой речи о введении этих режимов, государство не берет на себя никаких обязательств согласно этим законам. То, что происходит сейчас, абсолютно незаконно. У Путина есть все полномочия согласно его должности вводить такие режимы, а не у тех людей, которым он делегирует объявление каких-то странных режимов, это как раз и есть незаконно. Он снимает с себя все эти обязанности, он утопит Россию в экономическом хаосе, который будет у нас на улицах городов и не только городов через буквально несколько недель.
Михаил Соколов: Я обратил внимание, что в самом этом выступлении кое-чего нет, а в указе есть. Например, губернаторам дается право установить в регионах особый порядок передвижения лиц и транспортных средств за исключением межрегиональных перевозок. То есть похоже, что опыт Кадырова с Чечней, с закрытием целого региона, самодеятельный, он поддержан, теперь будут возникать региональные автаркии. Это тоже, наверное, для экономики удар серьезный.
Слава Рабинович: Да, но это абсолютно все незаконно. Собственно говоря, возвращаясь к экономической и финансовой составляющим этих действий, кто будет платить за сохранение зарплат, которые объявил Путин? Я хочу перейти к сравнению того, что творится здесь и что было уже сделано в Соединенных Штатах Америки и в странах Европы с точки зрения финансовой помощи, прямого впрыскивания денег в карманы людей и в бизнесы. Если государство объявляет о таких мерах, государство должно взять на себя ответственность за эти меры. Если оно на себя ответственность, как в России, не берет, то зачем оно нужно, такое государство. Если мы возьмем описание должности президента, то мы точно знаем, что туда входит, Путин не отвечает должности президента. Если мы возьмем определение государства, то это государство не отвечает этому описанию. Зачем оно нужно, зачем оно собирает налоги и содержит эту гнусную армию чиновников и силовиков на деньги налогоплательщиков? В тот момент, когда происходит глобальный шок астрономических масштабов, уникальный по историческим меркам, "государство" в России прячется в кусты. Потому что государство демонтировано, потому что все ветви власти демонтированы, институт президентства демонтирован, демонтировано абсолютно все, а бюджет этого государства превращен в общак путинской ОПГ, которым она распоряжается как своим собственным кошельком. Я не знаю, о чем они думают, на чем основан их инстинкт самосохранения, видимо, примерно на тех же соображениях, что у них были в марте 2014 года с аннексией Крыма, примерно с такой же так называемой экспертизой. Они ведут страну к полному экономическому коллапсу.
Михаил Соколов: Игорь Алексеевич, действительно это выступление оставляет бизнес, экономику в некотором недоумении? Обещан месяц нерабочих так называемых выходных дней, кто за это теперь заплатит?
Игорь Николаев: Я переговорил с некоторыми представителями бизнеса, хотя и так было понятно. Недоумение – это, наверное, самая мягкая формулировка. Люди действительно не понимают, как с сохранением заработной платы. И рады бы, естественно, с сохранением заработной платы, но если бизнес не работает, то откуда деньги возьмутся? Понятно, что у каких-то компаний есть какой-то запас устойчивости, а многие компании мелкого, да и среднего бизнеса не могут себе такое позволить, они действительно в недоумении, из каких средств мы будем платить, сохранять эту заработную плату. Я этим не хочу сказать, что заработную плату не надо сохранять, безусловно, я хочу сказать о том, что настало как раз время для государства, чтобы помочь бизнесу, помочь людям на самом деле в такой период, в этот совершенно необычный кризис с высочайшей степенью неопределенности надо как раз помогать людям. Потому что тут надо просто подойти системно, держать хоть какой-то спрос в экономике. Поддержим спрос – экономика будет жива, она не умрет. Понятное дело, что спрос как минимум можно поддержать в таких отраслях, как производство продуктов питания, если пищевка будет работать, значит, и сельское хозяйство будет работать. А что нужно для этого? Для этого нужно, чтобы были деньги у людей. А деньги у людей откуда возьмутся, если экономика просто не работает? На то и государство, на то и те 12,2 триллиона рублей в Фонде национального благосостояния, чтобы в такой момент государство поделилось с людьми и был поддержан этот спрос, экономика бы тогда не умерла, она бы сжалась, но она осталась бы жива. Вот, на мой взгляд, как надо подходить к этому делу, а не просто такая ситуация, сидим и сохраняем заработную плату. Все бы хотели, бизнес хотел бы сохранить заработную плату, но есть какие-то пределы, есть какая-то реальность. Хотелось бы, чтобы у властей было больше понимания реальности, в которой оказалась страна, в которой оказался бизнес, в которой оказались люди.
Михаил Соколов: Ярослав, я хотел бы вас спросить, как специалиста-медика. Президент поблагодарил медиков за их самоотверженную работу. А вам бы что хотелось конкретно услышать? Я понимаю, благодарность – это хорошо, но есть те нужды, которые в разгар эпидемии, наверное, являются приоритетными, первоочередными. Что нужно было делать сейчас?
Ярослав Ашихмин: Три ключевых аспекта, которые беспокоят врачей. Первое – это, конечно, режим работы. Потому что если сейчас всех мобилизовать и заставить работать по 36 часов, то ничего хорошего не случится. Мы не знаем, как мы будем работать. Финансы тоже важны. Второй аспект – это, конечно, обеспечение врачей средствами индивидуальной защиты. Вирус достаточно агрессивный, вирулентный, нужно очень часто менять маску, одноразовые халаты, необходимо нас всех обеспечить этими средствами. Из регионов поступают сообщения о том, что может не хватать жизненно необходимых масок. И наконец, третье: крайне важно сейчас снизить степень давления людей в погонах на медицину. Если посмотреть на то, что происходило последние год-два, большое количество сложностей, неприятностей было обусловлено мощным давлением Следственного комитета. В данной ситуации, если врачи сохранят тот же темп в плане заполнения бумажек, будут уделять внимания, времени бумагам больше, чем пациентам, чтобы защититься не только от вируса, но и от людей в погонах, то ничего хорошего не получится. По сути, нужно сделать так, чтобы врачи могли нормально работать сегодня.
Михаил Соколов: Я хотел еще спросить вас о ходе эпидемии. Потому что экономисты, финансисты, политики, которые принимают решения, думают о перспективах, должны понимать, что ждет. Я видел, например, есть такая интересная информация, что когда делается большое количество тестов, то количество инфицированных растет, но оно находится в пределах 5–15%, это и по США, и по Италии, и по Южной Корее появились такие данные. Некоторые люди делают вывод, что, во-первых, эпидемия началась раньше, чем предполагалось, где-то в конце прошлого года, во-вторых, что не менее 80–85% людей не очень восприимчивы к этому вирусу, то ли они в очень легкой форме его переболевают, или вообще не подвергаются его воздействию. Что вы скажете о таких выводах, расчетах?
Ярослав Ашихмин: Мы в действительности не очень хорошо сейчас понимаем эпидемиологию вируса. Самый главный вопрос – это то, сколько реально людей переболело, инфицировалось. Это вопрос, который сейчас разбирается в крупных научных журналах: какое количество людей переносит инфекцию в очень слабой форме, насколько они могут инфицировать других людей. Это действительно серьезная проблема. Мы даже точных цифр летальности сегодня не знаем. Что касается летальности, оценка варьирует больше, чем в 10 раз сегодня. Понятно, что вирус опаснее вируса гриппа, но насколько опаснее, нам сложно до сих пор сказать, у нас нет точных цифр.
Михаил Соколов: Если даже нет точных цифр, предположим, вчера на заседании правительства говорилось о том, что карантин должен быть минимум две недели, но желательно еще его продлить. Продлили его до конца апреля. С другой стороны есть предположение, что Россия находится в самом начале эпидемии. А этого месяца хватит или экономика будет остановлена, условно говоря, не до конца апреля, а до конца мая?
Ярослав Ашихмин: Мне представляется маловероятным, мне представляется, что пик эпидемии будет через две-четыре недели. Мы видим, что во всех государствах по разным моделям развивается инфекция. Действительно мы не достигли пика, но насколько мы близко от начала, тоже трудно сказать. Не вполне ясна модель развития сегодня в России эпидемии. Поэтому срок с точки зрения медицины месячный мне представляется правильным. Мы сможем прекратить заранее карантин, если мы увидим, что мы проходим этот пик плавно. Потому что все-таки сохраняется еще надежда на то, что будет реализован существенно более мягкий сценарий, нежели то, что мы видим в Испании, Италии и в Нью-Йорке. Поэтому я всех призываю готовиться к худшему, но надеяться на лучшее.
Михаил Соколов: На чем может основываться такая надежда? Есть разговоры о том, что прививки БЦЖ влияют на количество заболевших, они делались в массовом порядке, по крайней мере, в советское, ранее постсоветское время, еще какие-то есть факторы. Есть возможность увидеть что-то такое в российской модели или эта кривая прямо пойдет так же вверх, как в каком-нибудь Иране, как Андрей Илларионов рисует?
Ярослав Ашихмин: К сожалению, по БЦЖ сейчас надежных данных нет, эта гипотеза проверяется. Мне бы не хотелось, чтобы люди верили в том, что они защищены БЦЖ. Что касается модели, мы все-таки стали работать достаточно быстро, достаточно быстро стали ограничивать сообщение. Сейчас в Москве превентивно мягкий карантин вводится. Если посмотреть на модель, которая на оппозиционных ресурсах публикуется, на "Медузе", мы видим, что "закрытие" города, которое происходит, позволит развиваться мягкому сценарию, который не позволит привести к критической нехватке аппаратов ИВЛ. В принципе, мне кажется, та ситуация, когда нам должно повезти, нашей стране, несмотря ни на что. У нас была большая граница с Китаем. Вопросы по чувствительности тестов есть во всем мире. Сколько заболевших реально, если брать мягкие формы или близкие по симптомам формы?
Михаил Соколов: Мы точно знаем, что впереди у России месяц карантина, причем карантина, как вы правильно сказали, не вполне законного. Видимо, указами региональных начальников он будет вводиться. Этот особый порядок передвижения лиц и транспортных средств, разные новации, которые господин Собянин то, утекают от него документы, будет вводить, потом говорят, что не будет вводить, потом штрафы появляются все-таки такие, что понятно, что их будут применять против всех, а не только против тех, кто получил предписание о самоизоляции. Такое впечатление, что Россия под видом борьбы с эпидемией быстро заходит в новое совершенно китайское состояние цифрового ГУЛАГа? Или я ошибаюсь?
Слава Рабинович: В принципе, дело идет туда. Просто я не вполне представляю себе, как цифровой ГУЛАГ можно осуществить простым образом наподобие Китая.
Михаил Соколов: Камеры есть, значит, какие-то коды они будут присылать. То, что они будут плохо работать, можно догадаться, но тем не менее интенция именно в эту сторону Собянина и его людей, такие холодные бесчеловечные роботы, которые, если что-то им придумали технологи, они будут это исполнять.
Слава Рабинович: Понятная интенция. Просто если вспомнить борьбу Роскомнадзора против Телеграма, мы примерно представляем, как это делается. Сейчас цифровое сопротивление будет активно бороться за свободу, которую нам пытаются ограничить таким цифровым фашизмом, который на самом деле тоже абсолютно незаконен. То, что называется Департамент информационных технологий, на самом деле то, что они разработали и что все видели в интернете — это страшный провал, где из бюджета, который был на это выделен, скорее всего было украдено 99%. Примерно так это и будет работать.
Михаил Соколов: Там какая-то чудовищная программа, которая должна скачивать все содержимое вашего телефона. Может быть задача этой программы была не в том, чтобы контролировать какие-то определенные группы лиц, находящиеся, например, под официальным карантином, а в том, чтобы выкачать всю память вашего телефона непонятно куда или понятно куда.
Слава Рабинович: В принципе это то, чем они действительно заняты сейчас вместо того, чтобы бороться с эпидемией коронавируса и со смягчением ударов в экономике. Потому что это не власть — это ОПГ, которая пытается превратить нашу страну в полноценную диктатуру. Собственно говоря, мы уже в полшаге оттуда. Это абсолютно искусственное разделение на вопросы борьбы с эпидемией коронавируса и мерами, которые нужно принимать в экономике. Нам не нужно разделять искусственным образом эти два вопроса, эти вещи нужно делать одновременно и параллельно. Нам нужно спасать как можно большее количество людей — это приоритет. Потому что, если людей не спасать, то экономика не будет нужна никому. Во-вторых, если мы полностью разрушим экономику, то спасенные люди будут находиться в невиданном состоянии для многих поколений людей. То есть мы можем оказаться...
Михаил Соколов: В Великой депрессии, если по-американски, а по-русски — год великого перелома, когда одна экономическая система рушится, вместо нее возникает всеобщее государственное хозяйство с колхозами и ГУЛАГом, например.
Слава Рабинович: Это то, чего наше поколение точно не видело. Старшее поколение даже, наверное, немного, кто пережил и помнит из ныне живущих. Мы не хотим оказаться в этой ситуации. Есть такая должность — президент, у нее есть описание, в это описание входят реальные лидерские качества, которые еще отвечают законности и Конституции. Путин обнулился у нас, Конституцию разрушил. Вместо того, чтобы заниматься подготовкой к борьбе с эпидемией коронавируса в России, когда уже все было известно, он и его ОПГ потратили два-три месяца на разрушение конституционного строя, на разрушение конституции и на обнуление. Этим занималась вся эта мафия вплоть до относительно недавней отмены это незаконного голосования.
Михаил Соколов: Не отмена, оно отложено на неопределенное время.
Слава Рабинович: Вы можете себе представить всю абсурдность этой ситуации, когда бушуем в мире эпидемия коронавируса, мы обсуждали какие-то оруэлловские совершенно вещи, связанные с обнулением Путина и с этим голосованием.
Михаил Соколов: Бога в Конституцию вносили, страшно интересная вещь, например.
Слава Рабинович: Не нужно разделять эти два вопроса искусственно, нужно параллельно одновременно решать вопросы борьбы с вирусом и вопросы спасения национальной экономики. Эта экономика через несколько недель будет лежать в полнейших руинах, если не применять меры, которые нужно применять к экономике прямо сегодня.
Михаил Соколов: Деньги с вертолета разбрасывать?
Слава Рабинович: Именно так. Потому что в этих условиях уникального кризиса и комбинации «черных лебедей», которые прилетели одновременно в этот кризис, именно деньги с вертолетов надо разбрасывать. Я вам скажу, что делается в Соединенных Штатах по помощи экономике. В США уже был принят пакет мер, уже осуществлен, он в себя включает следующие цифры: 500 миллиардов долларов идут в фонд поддержки компаний, городов и штатов, из них 25 миллиардов долларов выделяется авиакомпаниям, 17 миллиардов долларов выделяется на поддержку компаний, стратегически важных гигантов, как «Боинг». Рыночная капитализация «Боинга» с пика рынка в январе этого года за два месяца упала на 72%, дно, которое было буквально на прошлой неделе.
Еще 500 миллиардов долларов идут прямо на руки небогатым американцам, чей ежегодный доход не превышает 70 тысяч долларов в год. Им прямо на счет попадает 1200 долларов взрослым и 500 долларов на каждого ребенка. Еще 350 миллиардов долларов прямо впрыскивается, дается на поддержку малого бизнеса. 250 миллиардов долларов идет на расширенное страхование безработицы. В принципе Америка сейчас скатывается на уровень 10% безработицы.
Я лично думаю, что после пика прохождения глобальной эпидемии, немножко дальше, безработица в Америке может достигнуть от 15% до 20% среди работоспособного населения. Эти цифры беспрецедентные, это цифры, которые достигаются не в глобальную рецессию, а в глобальную депрессию. Но 15 или 20% безработица — это наступает, наверное, на второй или третий год глобальной депрессии, но не на второй или третий месяц. Это чрезвычайно необычная ситуация. Поэтому четверть триллиона долларов прямо сейчас ушли на расширенное страхование безработицы. Еще 46 миллиардов идут на борьбу с коронавирусом. Итого мы имеем два триллиона долларов той помощи, которая уже выделена. Это при ВВП США чуть больше 20 миллиардов долларов примерно 10% ВВП. Вам скажет не просто любой экономист, а любой читающий интернет человек, что российское так называемое правительство выделило десятые доли процента от ВВП на данный момент на экономическую помощь. Фактически действия правительства равны нулю, они не находятся за пределами статистической погрешности.
Михаил Соколов: У меня есть такая выписка, что американский фондовый рынок во время принятия этого антикризисного акта вырос на 21%, поднял капитализацию и так далее, то есть реакция рынка была очень позитивная. Возможна ли в России такого масштаба помощь бизнесу, производствам, безработным и так далее? Потому что то, что мы видим, я со Славой согласен, это не помощь, а просто какие-то слезки буквально, имитация ее.
Игорь Николаев: Если в абсолютных цифрах, конечно, такая помощь у нас невозможна. У нас просто экономика другая, она во много раз меньше, чем американская. Мы будем от нашей печки плясать, что называется. У нас у государства, у правительства денег сейчас гораздо больше по сравнению с тем, что запланировано. Что-то выделяется, справедливости ради надо сказать. Мы знаем эти меры: по 5 тысяч рублей ежемесячно семьям, которые получают материнский капитал, и максимальное пособие по безработице увеличили с 8 до 12 тысяч. Но все это очень и очень скромно. По сравнению с американцами мы, конечно, два триллиона в долларовом выражении не найдем, но то, что во много раз мы можем увеличить объемы финансирования антикризисных мероприятий — это именно так. Я уверен, что надо выделять прежде всего людям. Будем так делать — мы спрос поддержим, будет спрос — будет живая экономика. Этого, к сожалению, пока не делается.
Более того, умудряются еще, пользуясь кризисом, принимать законы о дополнительных налогах, налоги на процентные доходы. Это просто недопустимо. В любой кризис это не делается, а в такой кризис тем более. Деньги, которые будут получены от налога на процентный доход с вкладов, которые суммарно будут превышать один миллион рублей, деньги государство получит только в 2022 году. Это что, антикризисное мероприятие? Это деньги, которые пойдут на борьбу с кризисом? Вы что, собираетесь и в 2022 году бороться с кризисом? Нельзя пользоваться кризисом для протаскивания таких сомнительных законов, даже не сомнительных, а тех, которые категорически не должны приниматься в кризис. Возвращаясь к вопросу о том, надо или не надо, можем ли мы из возможностей, которые есть именно у России, я уже называл эту цифру — на середину марта 2020 года больше 12,2 триллиона рублей в Фонде национального благосостояния. Я понимаю, зачем копили ответственные за экономическую политику люди, но ведь это та заначка, которая может потребоваться в такие тяжелые времена, и вот она потребовалась. Ну так тратьте ее разумно и эффективно. Этого, к сожалению, пока не происходит.
Михаил Соколов: Я бы хотел вас еще спросить о ситуации на нефтяном рынке. Сегодня и в последние дни цены на российскую нефть доходили до каких-то невероятно низких уровней, порядка 10 долларов за баррель. Это, наверное, уникальные для последнего 50-летия уровни. Правда, появились сегодня сообщения о том, что президент Трамп заявил о возможности сокращения добычи на 10 миллионов баррелей в сутки со стороны крупнейших производителей нефти. Якобы будет сделка Саудовской Аравии, России и других стран в течение нескольких дней, экстренное совещание ОПЕК и так далее, стабилизация рынка нефти. Даже фьючерсы какие-то появились выше 30 долларов за баррель на июнь. Такой некий оптимистический всплеск возник. Что вы думаете об этой ситуации, не попадает ли Россия в ловушку очень низких нефтяных цен, пусть не 10, но 20, на длительный период?
Игорь Николаев: Попадет. Сейчас эти ограничения по добыче нефти большую роль не сыграют. Потому что, представьте, когда спрос на нефть и нефтепродукты по разным оценкам упал от 20 до 60% - это насколько надо сокращать эту добычу, чтобы сбалансировать спрос и предложение.
Михаил Соколов: Вы как оцениваете эти сложности, которые возникли у России, они надолго? Сможет ли российский режим кормиться с нефтегазовых доходов так же, как он кормился последние даже 6 лет спада, все равно хватало, даже в кубышку откладывали.
Слава Рабинович: Нет, сможет. Видимо, больше никогда не сможет. Дело в том, что сейчас действительно глобальный спрос на нефть упал на 25% минимум, в некоторых частях мира он упал на гораздо большее количество процентов. Есть нефть и есть нефть. Есть нефть, которая добывается в Саудовской Аравии, в Западной Африке, в Северном море, Норвегия — это нефть, которая находится близко к водным путям ее транспортировки. Эта нефть выходит на рынок. Та нефть, которая находится внутри материков, в большом отдалении от морских путей, которая связана трубопроводами и хранилищами — эта нефть сейчас несет на себе наибольшее бремя не просто падения цен, но и затоваривания количеством произведенной нефти. В России та грязная смесь, которая попала в трубопроводы, она на самом деле вынула большие объемы из хранилищ, те хранилища, которые есть, они уже переполнены.
В долгосрочной перспективе на самом деле больше всего эта ситуация ударит по таким нефтяным компаниям и их скважинам, которые находятся внутри материков. Это не только в России. В России практически все будет в этой ситуации. Так же многие компании пострадают в США и Канаде. В отличие от многих других стран российские месторождения очень старые, они находятся сейчас на как бы последних стадиях разработки. Если сейчас, грубо говоря, скважину заткнуть и технологическим образом остановить добычу нефти, то экономически ее снова открыть будет невозможно. Соответственно, большинство российских компаний столкнется с тем, что те старые советские месторождения, которые до сих пор используют, можно считать, что они будут закончены с точки зрения технологической добычи. И это будет огромный удар по этой нефтяной игле, на которую Путин и его ОПГ посадили Россию, которой они пользовались. В общем-то российский бюджет сделан так, мы все знаем, каков примерно комфортабельный уровень цены на нефть для баланса этого бюджета, но этот бюджет может уйти как в профицит, так и в дефицит. Проблема в том, что у этого бюджета есть непосильные траты на силовиков и на чиновников и на войны. В той ситуации, когда вся другая экономика падает и будет находиться в дымящихся руинах, этот бюджет будет направлен на поддержание армии Золотова, Росгвардии и на армию, и на воровство? Что я могу вам еще сказать, если мы сейчас с вами сидим в самоизоляции, мы видим эти видео и фотографии. Я своими глазами вижу рабочих, которые меняют бордюры на улицах Москвы. Так называемый главный храм вооруженных сил, его строительство идет круглые сутки. То есть в принципе этот распил будет продолжаться.
У Путина, к большому сожалению для нас, существует очень удобный гибкий механизм, каким образом он этот бюджет может как можно дольше сохранять бездефицитным — это бесконечная девальвация рубля. Собственно говоря, если мы не будем учитывать так называемую деноминацию, когда на деньгах зачеркиваются нули. 1997 год, 6 тысяч рублей за доллар, потом деноминация, эти три нуля убираются. Соответственно, чтобы в этих рублях оперировать, мы принимаем не 6 тысяч рублей за доллар в 1997 году, а 6 рублей за доллар в 1997 году, рубль после деноминации. Сейчас это 80. Если мы считаем, что рубль можно девальвировать за это количество лет без каких-либо политических последствий в 10 раз, в 12 раз, в 20 раз, то мы так и будем жить в этом рабстве, никаких политических последствий не будет наступать при том, что в любой другой стране, даже не демократической, в развитой, а в какой-нибудь развивающейся стране эти политические последствия наступили бы примерно столько раз, во сколько раз были девальвированы местные деньги.
Михаил Соколов: Я бы хотел, чтобы Игорь Николаев закончил разговор про нефть и высказался об этих перспективах, возможности обесценивания рубля, печатного станка. Хотя я подозреваю, что у нас есть в России резервы все-таки, за которые власть и держится, не поддерживая сейчас рушащиеся бизнесы.
Игорь Николаев: Да, резервы определенные есть. Сначала о перспективах нефти. При таком падении колоссальном спроса на нефть, от 20 до 60%, никакие договоренности об ограничении сейчас не спасут. Они способны стабилизировать, на какое-то время обеспечить короткий отскок, но в принципе, я думаю, мы уже в обозримом будущем не увидим ни 40, ни 50, ни тем более 60 долларов за баррель. Мы же понимаем, все кризисы проходят, и этот пройдет, спрос будет восстанавливаться. Восстановится он до прежних объемов? Здесь, я думаю, не восстановится скорее всего.
Вообще мир после этого коронавирусного кризиса будет другой, совершенно другой. С точки зрения спроса, потребления нефти, нефтепродуктов, водорода он будет совершенно другой. Человечество не будет уже так потреблять, так наращивать и так разрушать, если хотите, климат и планету. Те процессы по отказу от углеводородного топлива, которые начинались, шли, соглашения какие-то, они активизируются. А это значит, что не нужно будет столько нефти на таком уровне, а это значит, что спрос не восстановится, а это значит, что и цены не вырастут до тех уровней, с которых они упали.
Да, они могут немного восстановиться, но в принципе в обозримой перспективе мы будем жить с относительно низкими ценами на нефть. Все 1990 годы были низкие цены на нефть, столь нелюбимые, и вот, подишь ты, теперь стране придется самой жить тоже при очень низких ценах на нефть. И это будет нашей новой реальностью.
Михаил Соколов: В этой новой реальности они по деньгам пройдутся еще, рубль могут девальвировать?
Игорь Николаев: Определенный запас прочности есть. Я думаю, есть такие политические ограничения, правда, даже сдвигаемые. Голосование по Конституции, Парад победы, они откладываются, не знаю насчет парада, что решили, пока информации нет. Пока эти два события не пройдут, я думаю, власти постараются всеми правдами и неправдами держать рубль, относительно держать. Он и так уже сильно упал, но такого обвала ниже ста рублей, я думаю, не допустят. Как эти политические ограничения будут сняты, если ситуация будет примерно такая же, кризис будет продолжаться, то да, нас ждет девальвация.
Михаил Соколов: Я сейчас заглянул на ленту новостей, вижу, что господин Собянин выступил, сообщил, что все ограничения в связи с коронавирусом в Москве продлеваются до 1 мая. Но пропускной режим передвижения он считает, что можно пока не вводить, спецпропуска не вводить. "Вернемся к этому вопросу, если будет неблагоприятная эпидемиологическая ситуация, либо в случае роста количества нарушений домашнего режима". Контроль за больными на дому собираются "вести с помощью современных технологий со 2 апреля". Парки закрыты и все прочее. То есть вариант более мягкий, чем ожидался. Видимо, все-таки власть понимает, что то ли она не готова к полному цифровому ГУЛАГу или концлагерю, зато пытается его ввести пока в ограниченном режиме, потренироваться не на кошечках, а на больных.
Слава Рабинович: Мне кажется, они очень напуганы. Потому что мы все прекрасно понимаем, какой будет страна через примерно месяц такого режима. Я хочу спросить: а где они деньги будут брать, чтобы дома сидеть?
Михаил Соколов: Официальным безработным по 19 тысяч Собянин обещал. Так это официальные безработные, а сколько людей работает без всякого оформления разными способами, а мигранты, а люди из других областей, которые работали в Москве. Все же закрыто.
Слава Рабинович: А какое количество людей живет на деньги, которые они получают от сдачи каких-нибудь однушек, квартир, которые им достались от бабушек, где съезжают их арендаторы, какие-нибудь таджики или узбеки, которые эвакуируются отсюда, временные рабочие. Или даже те же другие москвичи, которые образовали молодые семьи, были вынуждены от родителей выехать на съемные квартиры, которые сами потеряли работу или разорились в качестве индивидуальных предпринимателей, они не смогут снимать эти квартиры. Я вам могу назвать список из тысячи вариантов, когда у людей просто больше нет денег. Через месяц к 1 мая, когда у людей не будет денег покупать еду, что будет происходить? Я думаю, что эти вопросы задают себе главари этой ОПГ, и Путин, и Собянин, и пока что они не готовы вводить какие-то такого рода меры.
Михаил Соколов: За фейки они закон приняли, бороться с недостоверной информацией, очень суровые всякие меры. Могут п прессе и по блогерам довольно сильно ударить.
Слава Рабинович: В принципе ничего нового не происходит с точки зрения того, что уже происходило несколько лет, с принятием репрессивных законов и так далее. Они же все незаконны, эти законы. Мы столкнемся с очередной волной беззакония — это мы уже знаем. Я думаю, что они в принципе очень боятся, что это их последняя песня, они не знают, что будет.
Михаил Соколов: Боятся, но они не хотят финансировать, вот в чем проблема, они не хотят поддерживать население. Такое впечатление возникает, что им бы хотелось, чтобы этого населения было поменьше.
Слава Рабинович: Вопрос еще в том, я когда говорил об американских цифрах, я, естественно, говорил в контексте всего ВВП. Нам нужно в процентах от ВВП считать. Соответственно, в России ВВП 1,7 триллионов, мы можем сосчитать, что такое 10% от ВВП — это 170 миллиардов долларов. Эти же деньги никоем образом не распределяются сейчас на эту помощь. Тогда возникает вопрос, у нас же было два фонда — Фонд национального благосостояния и Резервный фонд уничтожен, деньги потрачены, украдены, можно сказать. Это тот замечательный Крымский мост, на котором обогатился Ротенберг. Это бесконечная бездонная бочка ВЭБа. Мы знаем, как это все крадется, 50% - это уже не тот процент, 80%, наверное, крадется. Остается Фонд национального благосостояния, там сейчас 130 миллиардов долларов. Вопрос: есть ли там эти деньги? Вы знаете, есть ли там эти деньги? Я нет.
Михаил Соколов: Есть ли эти деньги, можно ли их потратить и стоит ли требовать эти деньги? Группа видных экономистов требовала ужесточить карантин и какие-то реформы провести. Стоит ли группе других экономистов все-таки объяснить власти, что сейчас нужно тратить эти деньги из Фонда национального благосостояния, как Америка, 10% ВВП потратить и пережить эти все карантины под видом самоизоляции?
Игорь Николаев: Конечно, надо объяснять. Мы слышали такие цифры — 1,2% от ВВП правительство потратит и примерно столько же Банк России. Честно говоря, я когда услышал эти цифры — это уже немало, около 3% от ВВП, но это как-то не соотносится к капиталоемкостью тех мер, которые были озвучены. То есть получается так, что когда озвучил президент в процентах ВВП — это достаточно большие средства, 3% от ВВП получается суммарно. Но когда он называет меры поддержки, там никак не тянет на 3% от ВВП. Экономистам надо объяснять, говорить. Я не знаю, дойдут ли эти слова до властей. А что остается делать? Это тот кризис, когда должны проявить ответственность и объяснять путь. Путь сейчас поддержать спрос в экономике. Да, она сожмется, но жизнеспособность, если деньги дойдут до людей, если они смогут покупать продукты питания, другие товары, обеспечивающие жизнедеятельность.
Михаил Соколов: Вы написали в одном блоге, что Путин сейчас смертельно испуган. Почему?
Слава Рабинович: Потому что он не знает, что делать при реальном кризисе. Вся его так называемая преступная карьера была построена на пиаре, уходе от ответственности, совершении преступлений и ухода от ответственности за эти преступления. Сейчас экономика будет в руинах, сейчас людям не на что будет покупать еду. Сейчас благосостояние домохозяйств будет разрушено. Я не думаю, что таким образом для него это дело пройдет, как результат его 20-летней преступной деятельности.
Михаил Соколов: Здесь мы и закончим. На руинах экономики очень не хотелось бы оказаться.
