Планета советских людей. Необольшевизм как заразная болезнь

В 1991 году, когда распадался Советский Союз, Владимир Познер провел дискуссию с подростками из советских республик. Выяснилось, что большинство юных участников телепередачи выступают против распада СССР, хотя многие считали, что страна обречена. Участники программы Познера до сих пор поддерживают отношения. Их встреча в Вильнюсе стала отправной точкой для латвийского документального фильма Homo sovieticus, над которым работали сценарист Рита Рудуша и режиссер Иво Бриедис.

Фильм начинается с хроники шествий "Бессмертного полка" в России, США, Латвии, Германии, Австралии, и кажется, что мы услышим рассказ о стариках, испытывающих ностальгию по советской молодости. Однако Бриедис и Рудуша идут по другому пути. Они рассматривают историю homo sovieticus, как сложный интернациональный феномен. Люди, которые не родились и вообще никогда не жили в Советском Союзе, могут быть советскими по своему духу. Съемочная группа Homo sovieticus разыскала некоторых участников телепередачи 1991 года и встретилась с Владимиром Познером, который сказал, что советский мир завершится, когда во власти не будет людей, сформировавшихся в СССР, а им на смену придут те, кому сейчас лет 15. О своем понимании советскости в фильме говорят американский публицист Энн Эпплбаум и много лет проработавший в Москве берлинский журналист Борис Райтшустер. Социолог Лев Гудков объясняет, что homo sovieticus – это человек, который приспособился к репрессивному государству, научился с ним жить. Иво Бриедис и Рита Рудуша рассказывают о своих родственниках-большевиках, 80 лет назад с энтузиазмом встретивших сталинскую оккупацию Латвии. Авторы фильма ищут советские черты и в собственных умонастроениях, а один из героев, убежденный антисоветчик, признается, что и сегодня пытается изгнать из себя советского человека. Лев Гудков тоже говорит, что, поскольку вырос в СССР, не может полностью избавиться от советскости. Траектория фильма становится всё запутанней, и простого ответа на сложные вопросы он не дает.

Гость Радио Свобода – режиссер Иво Бриедис.

– Иво, мне кажется, что вы не сможете сейчас сказать, что такое советский человек, дать лаконичное и исчерпывающее определение?

– К сожалению, не смогу. Замысел этого фильма – подтолкнуть зрителя, чтобы он сам себя спрашивал: есть ли во мне советский человек, являюсь я им или не являюсь. Homo sovieticus очень разный. Конечно, это не только российский феномен, найти его можно повсюду, он проявляется по-своему в каждом государстве.

– Как возникла идея разыскать участников телешоу Познера 1991 года?

– Один из участников этой телепередачи, Ингус Берзиньш, стал известным журналистом в Латвии, редактором портала Delfi. Он и познакомил нас с этой историей. Я тогда еще не был в этом проекте. Послали съемочную группу снять их встречу в Вильнюсе. Но что с этим материалом делать? Позвонили мне, потому что у меня был фильм про отношения латышско- и русскоговорящих обществ в Латвии, спросили, не хотел бы я продолжить этот рассказ в большем масштабе. Я согласился. Это была отправная точка, но для меня слишком маленькая, потому что я хотел найти в этом фильме что-то личное для себя.

Кадр из фильма Иво Бриедиса Homo Sovieticus

– Один человек из этого кружка, Тигран, живущий в Ереване, говорит, что советскость заразна. Вы тоже чувствуете, что это своего рода эпидемия?

– Да, это заразно. В людях, которые называют себя ярыми националистами, антиглобалистами, антивакцинистами тоже есть советское. "Кто не с нами, тот против нас", такой класс людей, которые хотят побить тех, у кого другое мнение. Так мыслить очень просто, а простота затягивает.

– В фильме вы цитируете книгу Александра Зиновьева Homo sovieticus. Парадокс в том, что Зиновьев в 90-е годы пересмотрел свои взгляды и даже отчасти превратился в своего героя.

– Да, я знаю, что случилось с Зиновьевым, была мысль даже не цитировать его, но все же очень хорошо написан Homo sovieticus, очень остроумен автор, многое точно подметил. Даже люди, которые себя представляют антисоветчиками, во многом советские. Для них демократия трудноприемлема, а тоталитарное мышление, тоталитарное устройство государства намного удобнее. В фильме об этом говорит Энн Эпплбаум. Необольшевизм в некоторых государствах, в первую очередь в Америке – тоже свойство советского человека.

Иво Бриедис

– Еще одна тема фильма: как люди, которые жили в досоветской Латвии, стали советскими после оккупации. И тут вы с Ритой рассказываете истории своих семей…

– Мы начали рассказывать про наши семьи, потому что надо было показать, насколько важно говорить об этом нам лично. И второй аспект: смена демократической мысли на тоталитарную циклична, и мы если не на пороге, то в векторе возвращения к тоталитарному мышлению. Людям опять хочется той простоты, ясности, которую предлагает такой строй. Мой дед из очень зажиточной семьи, но отец отдал хозяйство не ему, а сестре. Мне кажется, это и подвигло его возненавидеть тот строй: все неправильно, буду большевиком. Он стал работать на советскую разведку уже в 20-х. Конечно, нелегально, большевистская партия была запрещена. В 1937-м его и еще 30 человек взяли, он получил четыре года тюрьмы, но через три года пришла советская власть, его освободили и сразу дали должность, как заслуженному разведчику. У Риты, сценариста, отец был намного знаменитее моего дедушки, он был публичной фигурой. Романтик социализма, но потом разочаровался. Все разочаровываются, когда уже поздно. Вот вопрос: надо ли нам опять менять что-то революционным, а не эволюционным путем, чтобы потом разочароваться? Простой вопрос, но очень важный.

– Вы снимали латыша, который воевал за ДНР, заповедник советского человека.

– Есть такие люди, которые ностальгируют по советскому времени, никак не могут ужиться с новыми порядками, ненавидят все европейское. Он даже работал в Нидерландах, был гастарбайтером. Ему такой образ жизни, где ты ничего не видишь, кроме работы, койки и опять работы, был не по душе. Наверное, чувствовал себя недооцененным. А тут война, территория, где нет почти никаких запретов. Это инфантильное чувство: давай я туда поеду и кем-нибудь стану. Человек, насмотревшись российских интернет-каналов и телевидения, заболел "русским миром" и поехал туда, хотя сам не русский. Он откровенно говорил в камеру, что ненавидит все латышское. Действительно типичный советский человек, у которого даже нет этнической принадлежности, он рабочий класс, хотя сам работать не хочет.

Тигран, один из участников шоу Познера в 1991 году

– Так мы приходим к выводу, что один из главных типажей советского человека – неудачник, который считает себя недооцененным, невостребованным.

– Да, который не находит себе места в том, что другие построили. Лучше я все это разнесу, а там видно будет. Но советский человек тоже эволюционировал – это не тот советский человек по Троцкому, готовый жертвовать собой ради идеи. Позднее это был человек хитрый, эгоистичный. В советское время можно было назвать нас глуповатыми, потому что доходила не вся информация. Я Советский Союз называл консервной банкой, такое чувство было, что заграница, может быть, вообще сказка. А в постсоветское время люди, если хотят, всё могут посмотреть, но они решают: я вот это буду ненавидеть. Это очень странно, и это самое страшное, мне кажется. Где есть повод для ненависти, там выходят на поверхность очень опасные проявления нацизма.

Постер фильма Homo Sovieticus

– В фильме есть персонажи – семья Куприяновых, они живут в Латвии, но уверены, что в Советском Союзе все было хорошо. Девочка, которая родилась уже в независимой стране, говорит, что хотела бы поехать в колхоз и работать так, как советские студенты, которых посылали на картошку. Это, конечно, звучит комично...

– Они очень откровенные люди, по-своему симпатичные. Живут в таком пузыре и не хотят из этого пузыря выходить. У них абсолютно другое восприятие истории Латвии, они о своем городе знают только то, что им когда-то сказали, больше знать не хотят. Как с ними разговаривать, я не знаю, потому что они не слышат, что им говорят.

– Много таких людей? Судя по кадрам, которые вы показываете, шествие "Бессмертного полка" в Латвии довольно внушительное. И как к ним относятся власти? В России принято заявлять, что таких людей притесняют.

– Да не особенно притесняют, все разрешено. Все, что хотят, они и делают. Это очень зависит от того, что происходит в России. Нагнетают обстановку там, дают деньги местным агентам влияния или не дают. В 90-х не было такого 9 Мая, как три года назад, когда тысяч двести собрались. Это было связано с антиукраинскими настроениями. Сейчас сделаем революцию, война в Риге, на Берлин! Довольно страшно было. Но это может стать ничем, если глобально сменятся большие вопросы. Они будут жить, как смогут, никто их отсюда не выгоняет. Конечно, в Латвии их много.

Иво Бриедис в московском метро

– Ингус Берзиньш говорит, что стал бояться после украинских событий, что Латвия может быть следующей.

– Конечно. Особенно после Крыма. Во всех семьях был разговор: а что делать? Мы тоже говорили, не придется ли уезжать? Часть нашей семьи уехала за границу еще в 45-м году, до сих пор живут в Америке и в Швеции. Я бы не хотел такой судьбы, я бы хотел тут остаться, потому что я тут укоренен, это моя культура. Или идти воевать? Вот такие вопросы стояли очень серьезно. Наверное, в прокремлевских семьях тоже: будем давить, план есть?

– Борис Райтшустер, которого вы интервьюируете, говорит, что проблема в том, что в Европе нет табу на левый тоталитаризм, того, что в Украине пытаются сделать: запретить компартию, российскую пропаганду, отключать телеканалы. У вас тоже отключают, но, кажется, не очень успешно.

– Да, это очень мягко. Не знаю, надо ли жестче. Это такой сентимент, я его чувствую в молодых людях: многие думают, что альтернатива Америке – это Россия, но это абсолютно неверно, это абсурд. То же самое, что было сто лет назад: молодые люди загорелись марксизмом и не интересуются, что из этого может выйти. Регенерируется этот тип сознания, к сожалению. Есть опасения, что это может опять созреть в молодых людях: альтернативный образ жизни с красивыми лозунгами, которые мы слышали сто лет назад.

– То есть советских людей становится больше?

– Я бы не сказал, что больше, но радикализация мнений происходит – это мы видим повсюду. Дискуссии в соцсетях яростнее, уже на политическом уровне разговаривают. Это может вырасти в партии, движения, а потом могут быть и столкновения. Надеюсь, что этого не произойдет, но об этом надо говорить. Пугающе то, что левые становятся похожими на правых. Могут найти общий язык.

– Энн Эпплбаум считает, что в каждом обществе до 30% советских людей.

– Это и Гудков говорит, что по их опросам примерно 30% – тех, кто нуждается в жесткой руке, а иначе им жить трудно. В любом обществе эти 30% не меняются.

Шоу Владимира Познера о распаде СССР (1991)

– Существует ли лекарство против советскости? Может быть, просвещение?

– Мне кажется, другого и нет ничего. Надо разговаривать, надо уметь отстаивать свой взгляд, аргументировать, не просто кричать. Ничего другого нет, потому что вся европейская культура основана на Древней Греции, где все было ориентировано не на простоту, а на сложность. Это может быть решением многих проблем. Конечно, не диктатура: всё, отрубили, выключаем из общества всех людей, которые представляют тоталитарное мышление. Нет, лучше с ними говорить, а не выключать из разговора.

– Фильм уже показан в Латвии?

– Показывали только очень маленькому кругу на "Артдокфесте" и в тюрьме. В рамках фестиваля Манский и команда придумали, что если мы не можем позвать людей в кинотеатры из-за ковида, то мы можем поехать с фильмами в какие-то маленькие пузыри. Этот фильм повезли в женскую тюрьму. Интересный эффект, потому что тюрьма является тоталитарной эссенцией.

– Вы были на этом сеансе?

– Нет, это не было разрешено, но я ждал капеллана снаружи, и она мне сказала: "Это так интересно, спасибо. Все время разговариваю со своими подопечными на эту тему, и они решили, что не хотят обратно Советский Союз, а хотят свободы".