Джон и Мерин О’Брайен живут в Австралии. Их сыну Джеку было 25 лет, когда самолет, в котором он летел, был сбит над Донбассом.
Джек работал администратором в спортзале, жил с родителями. В Европу поехал с другом. Был в том числе в Москве и Санкт-Петербурге, где ему очень понравилось. Последнее сообщение родителям Джек написал с борта вылетавшего из Амстердама самолета.
О том, что их сын погиб, родные узнали уже утром. Журналисты Настоящего Времени спросили у них, что они думают о ходе расследования катастрофы MH17.
Your browser doesn’t support HTML5
Джон ОʼБрайен: Расследование требует времени. Это потому что расследование ведут очень тщательно. Мы убедились в этом лично. Была проведена кропотливая работа. Доказательства собирали очень обстоятельно, потому что они будут представлены в суде и должны быть убедительными. Я полагаю, что самое важное событие последнего времени – это идентификация четырех человек, которых подозревают в совершении преступления. В причастности к убийству 298 человек.
Мерин ОʼБрайен: Думаю, это еще не конец. Там еще должны быть посредники. И это следующий большой шаг.
Джон ОʼБрайен: Для нас главное, что виновные были названы по именам, и мы входим в судебный процесс. Если суд, который заслуживает доверия, справедливо и беспристрастно рассмотрит доказательства и решит, что эти люди виновны, – это самое важное для нас. Будут ли эти люди наказаны – менее важный вопрос. Потому что этого не случится. Это нереально.
Люди, которые получат наказание, не вернут нашего сына. Не вернут к жизни никого из 298 человек, которых они убили. Мы хотим, чтобы виновные были признаны [преступниками]. Правда имеет значение. То, что этих людей идентифицировали, имеет значение.
Мерин ОʼБрайен: Для меня это важно, потому что было столько отрицания и лжи – "это были не мы", "люди просто пытаются обвинить Россию", "это просто Запад против России". Для меня важно, что расследование было доведено до суда. Виновных на процессе не будет, их будут судить заочно, но мы знаем, что надлежащий процесс был соблюден, и решение будет основано на этом. Но мы реально смотрим на вещи. Мы не ожидаем увидеть этих людей в зале суда и мы, вероятно, не увидим их в тюрьме. Но как Джон и сказал, после такого количества лжи правда, доказанная в суде, имеет значение.
Джон ОʼБрайен: Важно то, что конкретные люди принимали это решение. Это не было случайностью, не произошло само по себе. Мы знаем, что конкретные люди приняли решение развернуть это оружие, отдали команды, и четыре человека его использовали, и кто-то нажал кнопку, чтобы выпустить ракету и убить 298 человек. Конкретные люди приняли это решение, и очень важно, чтобы мы знали и всю цепочку команд, которая поступила сверху к среднему звену, а затем вниз, к людям, которые навели оружие.
Мерин ОʼБрайен: Мы вернулись к нашей обычной жизни, работе, обычным делам. Скорбь не на первом плане, но она всегда в моей голове. Конечно, это тяжело, мы грустим, мы скучаем по Джеку. Мы не в таком шоке, как были раньше, сейчас мы наконец-то можем об этом говорить. Мы долго молчали. Но какой смысл в молчании, если мы можем поделиться с людьми, рассказать, каково это.
Джон ОʼБрайен: Мы много узнали про страдание в последние 5 лет. Сейчас мы понимаем, как сильно потеря близкого человека влияет на жизни других людей. Мы этого не понимали раньше. Теперь мы более эмпатичны к людям, которые перенесли такую же потерю. Ты понимаешь, что это нельзя просто забыть и пережить. Как Мерин говорит, что периоды интенсивной боли приходят не так часто, но эта потеря и чувство, что что-то не так, чувство отсутствия никогда не уходят, всегда с нами. До тех пор, пока не умрем мы сами.
Мерин ОʼБрайен: Мы не сильные, мы просто обычные люди в экстремальной ситуации. Мы чувствуем поддержку людей. И очень важно, что все мы, потерявшие близких на борту МН17, одна семья. Так же, как и все гражданские люди, погибшие в этой тупой войне, в центре которой оказались и мы.
Джон ОʼБрайен: 30 тысяч человек погибли на Донбассе, и люди в этом всем живут до сих пор. У нас столько внимания, медиа, мы получаем поддержку от правительства, от окружающих. А что вот с теми людьми? Понимаете, 30 тысяч жизней отнято, и большинство из них, я так понимаю, гражданские, не военные. Это обычные люди. Такие же, как мы. И они в таком же отчаянии, как и мы.