Иван Толстой: За прошедшие с чехословацких событий 50 лет не только сами эти дни или Пражская весна окутались воспоминаниями и рассказами, но и восприятие этих событий со стороны стало предметом истории. Сегодняшняя программа – о таком осмыслении: журналистском, публицистическом, писательском.
Начнем с простой хроники, с краткого и общего обзора. Передача Радио Свобода 25-го августа 68-го.
Диктор: Для того чтобы наши слушатели могли легче уяснить последовательность развития чехословацких событий, передаем вкратце их хронологическое чередование. Следует при этом напомнить, что еще до начала прошлого года Чехословакия многим представлялась как один из наиболее верных союзников Советского Союза или, точнее, Чехословацкая Компартия шла нога в ногу с КПСС. Между прочим, Чехословацкая Компартия была полностью солидарна с руководством КПСС как во время подавления Венгерской народной революции в 1956 году, так и в тот момент, когда во время так называемого Польского октября советские танки приблизились к воротам Варшавы. Перемена в настроениях у верхов Чехословацкой Компартии обнаружилась, собственно, только к началу этого года, когда писатели, а вслед за ними и вся чехословацкая интеллигенция потребовали ускорения процесса начавшейся либерализации.
Затем, 3 марта этого года произошло неожиданное, казалось бы, не слишком значительное с политической точки зрения событие, которое тем не менее оказалось одной из тех капель, которые переполняют чашу. Видный представитель чехословацкого Генерального штаба генерал Ян Сейна бежит за границу и обращается к США с просьбой о предоставлении ему политического убежища. Пятью днями позже группа офицеров требует отставки президента и первого секретаря КПЧ Новотного, которого они обвиняют в сообществе с Сейной. По их словам, Новотный обращался к Сейне и к некоторым группам чехословацкого офицерства за поддержкой с тем, чтобы положение Новотного было восстановлено при помощи военной силы.
В марте замечается некоторое ослабление цензуры, а вскоре вслед за тем 22 марта Новотный заявляет о своей отставке, якобы по состоянию здоровья. Вслед за отставкой Новотного происходит отставка целого ряда его сторонников, занимавших крупные государственные и партийные посты.
9 апреля новый генеральный секретарь Чехословацкой Компартии Дубчек извещает советское правительство, что если нападки на Чехословакию не прекратятся, то чехословацкий посол в Москве, позванный в Прагу для совещания, не вернется обратно. В мае у чехословацкой границы на территории Польши происходят крупные маневры армий стран Варшавского договора, а уже 3 мая Новотный и его ближайшие друзья исключены сперва из ЦК партии, а затем и из самой Чехословацкой Компартии.
17 мая Прагу посещает Косыгин. 22 мая в чехословацкую столицу с недельным визитом приезжает советский министр обороны маршал Гречко. 25 мая Пражское радио сообщает, что маневры стран Варшавского пакта будут происходить на чехословацкой территории. Маневры затягиваются, и в течение всего июня советские войска, участвующие в маневрах, проявляют чрезвычайную медлительность в деле эвакуации чехословацкой территории.
15 июля в Варшаве открывается совещание представителей руководства СССР и четырех стран сателлитов. Праге посылается так называемое Варшавское послание, резко критикующее происходящий в стране процесс либерализации, но Чехословакия отвечает, что не намерена менять ту политическую линию, которая была ими принята и одобрена еще в январе. 22 июля советское руководство извещает своих чехословацких коллег, что намерено встретиться с ними для переговоров о "возникших несоответствиях". В течение нескольких дней происходит спор о месте встречи, а в то же время ТАСС сообщает о новых маневрах у границ Чехословакии, тогда когда советская печать подвергает чехословацкое руководство крайне резким нападкам.
В конце концов 29 июля оба руководства, чехословацкое и советское, встречаются в пограничном городке Черна-над-Тисоу. 1 августа это совещание заканчивается соглашением о том, что все советские войска будут отозваны из Чехословакии. Двумя днями позже, 3 августа, участники Варшавского совещания встречаются с чехословаками в Братиславе. В результате этого нового совещания было опубликовано официальное коммюнике, в котором пять коммунистических стран Восточной Европы признают чехословацкий собственный путь к социализму и признают необходимым прекращение всякой полемики между ними в печати. 9 августа Чехословакию посещает президент Югославии Тито, встреченный населением с неподдельным энтузиазмом. 12 августа Дубчек встречает в Карловых Варах Ульбрихта, а 14-го в Прагу прибывает глава румынского правительства Чаушеску. И Тито, и Чаушеску заявляют, что они всецело поддерживают чехословацкую политическую линию.
Несмотря на Братиславские соглашения, 16 августа советская печать возобновляет свои нападки на Чехословакию, а Дубчек заявляет, что ни в коем случае Чехословакия не выйдет из Варшавского пакта и всегда будет верной союзницей Советского Союза. В доказательство этого 18 июля президиум ЦК ЧСКП обращается к чехословацким журналистам с настоятельной просьбой прекратить всякую полемику с советской печатью, тогда как главный редактор газеты "Руде Право" увольняет двух своих ближайших помощников, обвиненных в чрезмерном либерализме. 19 августа газета "Правда" обвиняет чехословацкое руководство в том, что оно подвергает преследованиям рабочих, занявших просоветскую позицию.
20 августа происходит экстренное заседание ЦК КПСС. В ту же ночь заседает и ЦК Чехословацкой Компартии, а на заре советские танки и парашютисты вместе с военными подразделениями ГДР, Польши, Болгарии и Венгрии пересекают чехословацкую границу с севера, с востока и с юга и оккупируют всю страну.
Иван Толстой: Чехословацкие события и русский человек – на лондонский взгляд эссеиста Виктора Франка. 25 августа.
Виктор Франк: У молодых все в жизни случается в первый раз – сплошные премьеры. И трагедии, и комедии – все ново. У людей пожилых жизнь – сплошные репризы, и большей частью репризы трагические. В эти дни, когда весь мир говорит об одном – о событиях в Чехословакии, по иному воспринимают эти события молодые и пожилые. У ограды, отделяющей двор советского посольства от тротуара, стоят молодые люди. Большинство из них – люди левых взглядов. Они раздают листовки и скандируют: "Русские, вон из Чехословакии!" Лица их разгорелись, им приятен сам акт протеста. Защита справедливого дела, осуждение грубого преступления для них – дело радостное.
По-другому воспринимают события люди пожилые. Слишком тяжек груз их памяти, чтобы позволить протестовать с восторгом. Маховое колесо их памяти возвращает в их сознание старые даты. Они помнят и Мюнхенское соглашение 1938 года, когда западные державы, не готовые к активному сопротивлению тогдашнему агрессору Гитлеру, предали Чехословакию на растерзание. Они помнят март 1939 года, когда немецкие танки ворвались на территорию Чехословакии, захватили всю страну, свергли законное правительство и насадили своих ставленников. Они с горечью помнят переворот в Праге в 1948 году. Помнят они и страшные годы сталинского террора в Чехословакии. И теперь, когда под другими флагами в Чехословакию снова вошли чужие войска, и среди них – немцы, теперь, когда в самой Праге разыгрывается драма, напоминающая сцены 1939 года, пожилым людям, в том числе и мне, становится просто-напросто страшно. В третий раз на протяжении тридцати лет чехам и словакам приходится претерпевать ту же национальную трагедию и никто им помочь не может, кроме как протестами. Протестуют все: и компартии Франции, Италии, Англии, и Тито, и Чаушеску, и правительства западных стран, и молодежь у стен советских посольств… Но из протестов шубы не сошьешь и стены не сложишь.
Но мы с вами, мои слушатели, мы не чехи, не словаки, мы – русские, и у нас с вами к скорби и к ужасу примешивается, или должно примешиваться, еще одно чувство – чувство стыда. Что за проклятая судьба нашего народа! Опять и опять его правители заставляют его быть угнетателем и палачом других народов! Вспомните хотя бы историю последних 120 лет. Венгрия в 1848 году, окраина российской империи, отколовшаяся было от нее и силой возвращенная в красную империю в начале 20-х годов нашего века. Польша в 31-м и 63-м годах прошлого века. Потом Прибалтика в 1939 и 1940 годах. Восточная Польша и Восточная Румыния в 1940 году и повторение того же после войны. Венгрия в 1956 году, и теперь – Чехословакия. Да и вся сталинская империя, разве она не была тем же? Разве на ее страшных просторах правители страны не использовали в основном русских людей для закабаления двухсотмиллионной страны и всех окружавших стран?
И добро бы от природы мы были народом агрессивным. Но наступательные войны не в нашей традиции. От иностранных нашествий мы умели обороняться всей душой и всем сердцем, но нападать на другие страны – на эту роль в мировой истории находились другие, гораздо более успешные и восторженные претенденты: ассирийцы, македонцы, ацтеки, французы, немцы. Этого мы никогда не любили. Но вот выступать в роли жандармов – это, к нашему стыду, вошло в традицию и под царями, и под коммунистами. Да что я говорю жандармами? Николая I называли "жандармом Европы". И действительно, Николай, при всей его тупости и жестокости, был уверен, что подавляя, например, Венгерское восстание 1948 года он исполнял именно жандармский долг, то есть восстанавливал правопорядок.
Но нынешних правителей России никак нельзя назвать жандармами. Это не жандармы, это бандиты, стремящиеся разрушить правовые устои, похитить законно избранных представителей народа, наплевать на закон, на право. Это, повторяю, не жандармы, это урки, облеченные верховной властью. И какой позор для нас, для русских, что грязная работа этих уголовников выполняется русскими руками. В газете промелькнуло сообщение, что когда какой-то разгневанный словак на площади в Братиславе крикнул русскому солдату: "Убирайтесь домой, вас сюда никто не приглашал!", то танкист ответил: "Мы, солдаты, превосходно понимаем, что к чему, мы вас понимаем, только офицеры наши и политики – идиоты, а солдаты ничего не могут поделать". Если такой эпизод действительно имел место, то он и утешителен, и прискорбен в одно и то же время. Он утешителен потому, что показывает, что чутье народа осталось здоровым, что та действительно идиотская пропаганда, которой сейчас власти пичкают население Советского Союза, отскакивает от его сознания, как горох от стены. А прискорбен этот эпизод потому, что символизирует бесправие и бессилие людей.
А ведь мы, русские, имеем право на нечто лучшее. Мы первые попали под власть большевиков, мы вынесли на себе четверть века сталинщины – дольше, чем какая бы то ни было другая страна, и мы же от этого проклятого наследия, казалось, освободились в 1956 году. Оказывается, нет. Оказывается, живо поганое семя сталинщины и внутри страны, и за ее пределами. Лезут наверх такие люди, как Трапезников, как Епишев, как Михайлов, как генерал Штеменко. Штеменко, в частности, этот верный сталинский пес, дослужившийся при Сталине до положения начальника Генштаба, после смерти Сталина канул в административное небытие. Но за последние годы он сделал новую карьеру: 5 августа он был назначен начальником Штаба Объединенных вооруженных сил Варшавского договора. И именно Штеменко, по сообщениям печати, взял на себя непосредственное руководство операцией по оккупации Чехословакии.
Оккупация Чехословакии, социалистической Чехословакии – трагедия не только для самой Чехословакии, трезвые, спокойные люди которой воспылали мечтой, быть может, несбыточной мечтой добиться синтеза социализма и подлинной свободы. Это трагедия не только для международного коммунистического движения, это трагедия для всех русских людей, которые, будучи патриотами, не могут не корчиться от чувства стыда и позора. Ведь подумать только: чехи и словаки, славяне по языку и культуре, которые издавна были друзьями всего русского, теперь, вероятно, ненавидят нас как своих злейших врагов! И единственная возможность восстановления доброй славы русского народа состоит в том, чтобы проводить черту между началом русским и началом коммунистическим. Доказать миру и словом, и делом, что это две разные вещи. В этом долг как нас, русских людей, живущих за рубежом, так и вас, русских людей, живущих у себя на родине. Мы должны доказать нам самим и миру, что хотя нас и пытаются сделать угнетателями и насильниками, наши сердца не на стороне бандитов, именующих себя членами Политбюро ЦК КПСС, а на стороне тех, хотя бы тех же самых чехов и словаков, которые сейчас имеют полное право нас ненавидеть и нас презирать. Это задача неимоверно трудная, но не взявшись за нее, мы своего имени не очистим.
Иван Толстой: Лондонское выступление Виктора Франка. Теперь хроника событий в деталях. Мне показалось интересным и убедительным, как редакторы Радио Свобода связали эти события с другими, тоже чехословацкими.
Диктор: 20 августа около 23 часов войска Советского Союза, Польской Народной Республики, ГДР и Венгрии перешли границу Чехословацкой Республики и оккупировали всю страну. Здание ЦК Чехословацкой Компартии в Праге было окружено советскими танками. Утром того же дня произошло первое столкновение оккупационных войск с мирным населением города – в 7 часов 25 минут советские войска открыли огонь по демонстрантам, собравшимся в знак протеста против вторжения в их страну. В 8 часов утра Президиум Национального Собрания Чехословакии опубликовал заявление, осуждающее оккупацию страны иностранными войсками и требующее немедленного вывода этих войск с чехословацкой территории. Президент Чехословакии Людвиг Свобода обратился к народу с призывом соблюдать спокойствие, осторожность и хладнокровие. Сразу же после этого выступления Пражское радио передало национальный гимн в знак того, что оно прекращает свои передачи. Здание пражской радиостанции было занято советскими войсками. В тот же день на территории Чехословакии вступили в действие двенадцать подпольных радиостанций, информировавших население страны о ходе событий. Кроме того, станции передают обращение на русском, болгарском, венгерском и других языках, призывая солдат и офицеров оккупационных войск не участвовать в позорном деле агрессоров.
"Товарищи солдаты и офицеры братских стран лагеря социализма, – говорилось в обращении, переданном по Радио Прага,– интервенция ваших военных сил, которая в глазах всего мира является оккупацией нашей страны, неисправимо нарушила дело социализма. Требуйте своего отхода домой, отойдите, чтобы ваши дети не должны были стыдиться за эту интервенцию".
Диктор: В первый же день по всей стране возникло стихийное сопротивление населения оккупантам. На улицах Праги были подожжены два советских танка, два грузовика с боеприпасами. Одновременно советские войска открыли огонь по мирному населению города без всякого предупреждения. В первый же день огнем оккупантов было убито четыре человека в Праге и два в Братиславе. Первый секретарь ЦК Компартии Чехословакии Дубчек, председатель Национального собрания Сморковский, председатель "Национального фронта чехов и словаков" Франтишек Кригель, первый председатель идеологического отдела ЦК КПЧ Шпачек были задержаны и арестованы в здании ЦК, которое было окружено советскими войсками. Таким образом партийное руководство Чехословакии было полностью изолировано от внешнего мира. В то же время главный редактор центрального органа ЦК газеты "Руде право" Олдрих Швестка был выведен из здания редакции в сопровождении советских солдат.
По сообщению Пражского радио, к концу первого дня интервенции на улицах Праги оккупантами было убито четыре, ранено сто восемьдесят человек из числа мирного населения. В Братиславе был убит один и ранено трое. В Кошице убит 17-летний парень и ранено трое. Выстрелами войск по толпе школьников было ранено двое детей. В городе Либерец, во время столкновения между безоружным населением и оккупационными восками, было убито шесть и ранено сорок семь граждан. В Кошице было убито десять человек и многие ранены огнем подразделения советских войск. Таковы далеко не полные сведения о зверствах оккупантов на территории захваченной ими Чехословакии в течение первого дня интервенции.
Диктор: Прага провела неспокойную ночь с 21 на 22 августа. Всю ночь раздавалась беспрерывная оружейная стрельба, сменившаяся позднее залпами тяжелых орудий. Город был объявлен на военном положении, оккупанты ввели комендантский час с полуночи до пяти часов утра. В течение ночи в Прагу прибыли новые подкрепления советских танков. Улицы города были заняты советскими ракетными войсками. Здание Чехословацкой Народной партии было охвачено пожаром. В результате перестрелки было повреждено здание больницы. Беспрерывная стрельба велась также в течение первой ночи оккупации в Острове, Братиславе и других городах страны. Чехословацкое радио, которое называет себя "свободной законной станцией Праги", обратилось к населению страны с призывом сдавать кровь во всех медицинских пунктах страны для оказания помощи многочисленным раненым.
Утром того же дня все подпольные радиостанции призвали к забастовке на Витковских металлургических заводах Cеверо-Моравской области. В Праге в полдень прозвучали сирены, призывающие население ко всеобщей забастовке в знак протеста против агрессоров. Забастовка продолжалась один час. В то же время на Вацлавской площади собралось двадцать тысяч человек на демонстрацию протеста против оккупации Чехословакии странами Варшавского договора. Демонстранты требовали освобождения Александра Дубчека и других членов партийного руководства. Они скандировали: "Советские убийцы, убирайтесь домой!" К этому времени на площади находилось пятьдесят танков и двадцать пять тяжелых артиллерийских орудий советских войск. Через громкоговорители оккупанты призвали демонстрантов разойтись, предупреждая, что в противном случае будет применена сила.
Диктор: В тот же день, 22 августа, подпольные радиостанции, которые вынуждены беспрерывно менять места передачи, призвали население оказать всяческую помощь делегатам, направляющимся в Прагу на 14-й внеочередной съезд Чехословацкой Компартии. Группа делегатов из Братиславы была задержана оккупантами по дороге. Большинство делегатов при помощи местного населения, которое снабдило их автомашинами и горючим, ставшим дефицитным со дня оккупации, прибыло в Прагу, и в 11 часов 18 минут съезд был открыт в присутствии 1200 делегатов и группы гостей. Об открытии и работе съезда, проходившего в засекреченном месте, сообщали населению три подпольные радиостанции. В резолюции, принятой съездом и переданной этими радиостанциями, говорилось, что оккупация не может продолжаться, социалистическая Чехословакия не допустит, чтобы в стране правила оккупационная администрация или их коллаборанты. По словам резолюции, ни один компетентный орган партии или правительства Чехословакии не просил о вооруженном вмешательстве во внутренние дела страны.
Одновременно в Праге открылось чрезвычайное заседание правительства, которое настаивало в своей революции на немедленном выводе оккупационных войск и на начале официальных переговоров с представителями командования интервентов, во время которых должно быть выдвинуто, в первую очередь, требование прекращения актов насилия против населения, кровопролития и ущерба собственности чехословацких граждан.
Диктор: Эти требования чрезвычайного заседания чехословацкого правительства были вызваны неоднократными примерами зверского обращения оккупантов с местным населением. В ночь 22 августа комендантский час был введен оккупационными войсками в Кошице, в Прешове и других городах Словакии. 23 утром подпольные радиостанции сообщили, что секретарю ЦК Чехословацкой Компартии Честмиру Цизаршу удалось бежать из-под ареста и он встал во главе подпольного движения.
В тот же день, 23 числа, была проведена по всей стране всеобщая одночасовая забастовка в знак протеста против оккупантов. Радио Прага призвало всех чехословацких граждан присоединиться к ней. В 12 часов по всей стране прозвучали гудки заводских сирен и звон церковных колоколов, обозначавших начало забастовки. Жизнь замерла. На улицах остались только оккупанты.
В течение дня вышел первый номер ушедшего в подполье центрального органа чехословацких профсоюзов, газеты "Праце", в котором был опубликован призыв первого секретаря ЦК Компартии Чехословакии Дубчека к населению страны. В своем обращении Дубчек просил чехословацкий народ не поддаваться провокациям, сохранять спокойствие и оставаться на рабочих местах. Дубчек также призвал все население страны требовать немедленного вывода оккупационных войск с территории Чехословакии и настаивать на освобождении арестованных оккупантами чехословацких руководителей.
Диктор: Утром того же дня президент Чехословакии Людвиг Свобода обратился по радио с заявлением о том, что он вылетает в Москву во главе чехословацкой делегации для переговоров с советскими руководителями. Президент Свобода заявил, что он вылетает в Москву с согласия чехословацкого правительства и по возращении в Прагу уведомит население страны о результатах переговоров. И хотя президент предполагал, что уже к вечеру того же для он сможет сообщить народу результаты своей поездки, переговоры в Москве затянулись, и в Праге с разочарованием и настороженностью приняли сообщение о том, что президент и вся делегация задерживаются в Москве на неизвестный срок.
А в Праге тем временем пассивное сопротивление местного населения оккупантам принимало неожиданные размеры. Оккупационные власти не смогли найти ни одного журналиста, который согласился бы работать для пражского телевидения. Одновременно с этим пражское население всячески поддерживает чехословацких журналистов в их работе на подпольных радиостанциях и в газетах. Люди охотно предоставляют им убежище, когда из соображений безопасности передатчики переносятся с места на место. На тротуарах пишут номера машин тех сотрудников органов безопасности, которые участвуют в повальных арестах, организуемых оккупантами.
Во всей Праге нет с этого дня ни одной улицы, где бы сохранилось ее прежнее название или номера домов. Есть только улицы Дубчека и Свободы. Это сделано также по призыву подпольных радиостанций, чтобы затруднить действия оккупантов. На дорогах нет больше указателей, есть только плакаты, на которых стоит: "До Москвы 1800 км". В некоторых городах оккупационные войска по два дня оставались без пищи, так как население отказалось доставлять им продукты. Всю ночь в Праге и в других городах продолжалась стрельба.
Диктор: В течение ночи в Чехословакию прибыли новые контингенты оккупационных войск. Они начали занимать казармы чехословацких вооруженных сил. В Праге советские войска заняли центральную телефонную радиостанцию. У населения отбирают радиоприемники, транзисторы, но передачи подпольных радиостанций прекратить оккупантам не удалось. В тот же день произошло очередное крупное столкновение между населением и войсками. Солдаты открыли огонь, когда сотни чехословаков подожгли на Вацлавской площади советские пропагандные листовки. Неожиданно для толпы танки открыли огонь. Было убито четыре и ранено более сорока человек. В городе Брно в этот день советские солдаты убили восемь человек, в Либерце убили четырех и ранили сорок пять человек. Общее число убитых за четыре дня оккупации достигло восьмидесяти четырех человек. Советские войска заняли территорию пражского Карлова университета. У продуктовых магазинов начали выстраиваться очереди. В городе стало недоставать хлеба, картофеля. Так прошел четвертый день оккупации Чехословакии пятью "дружественными" странами.
Диктор: Ночь на 25 августа была, пожалуй, самой неспокойной со времени интервенции. По всей стране прокатилась новая волна арестов. В большинстве случаев – среди интеллигенции. На улицах беспрерывно стреляли по любому движущемуся предмету. Подпольные радиостанции предупреждали водителей автомашин, велосипедистов и мотоциклистов избегать определенные районы города, так как там оккупанты стреляют без предупреждения. В Братиславе советские солдаты стреляли по улицам, стоя на крышах домов. Прага совершенно явственно выражает свое сопротивление оккупантам. Начиная с первого дня оккупации доминирующими цветами в одежде пражан были национальные красно-сине-белый, пересеченные траурной черной полосой.
Вновь начало функционировать национальное агентство "ЧТК", на сей раз – из подполья. Свободная "ЧТК" рассылает последние известия подпольным органам печати и радиостанциям. Одним из первых сообщений было заявление президента Свободы, где он снова призвал население страны соблюдать спокойствие и порядок.
Диктор: В ночь на 26 августа советские оккупанты вновь открыли огонь по жителям города, распространявшим листовки и газеты в центре Праги. Советским войскам был дан приказ стрелять не только в воздух, но и по толпе. Пражское радио сообщило, что советский танк открыл огонь по деткой больнице. Один ребенок был убит. Больницы города переполнены ранеными. Радиостанции призвали население Праги принять участие в похоронах жертв, убитых советскими агрессорами за последние дни. Сегодня с 9 утра в течение 15 минут раздавался в Праге звон церковных колоколов и гудки заводских сирен. К ним присоединились автомобильные сирены. Трамваи и весь городской транспорт, включая частные автомобили, прекратили движение. Даже те немногочисленные иностранные автомашины, что встречаются на улицах Праги, приняли участие в этом выражении протеста против оккупации.
По всей стране продолжались массовые аресты. По сообщению пражского полицейского управления, в Праге арестовано более ста политических деятелей, журналистов и представителей интеллигенции. Все арестованные находятся в руках советских оккупационных властей. К середине дня было получено сообщение о том, что в Кремле закончились переговоры и чехословацкая делегация во главе с президентом Свободой возвращается в Прагу. Те же источники сообщили, что после отъезда чехословацкой делегации в Москве состоится совещание пяти стран Варшавского договора, войска которых оккупировали Чехословакию. Совместное коммюнике о результатах переговоров будет опубликовано, видимо, этой ночью или завтра.
Весь мир вместе с оккупированной, но не сдавшейся Чехословакией, ждет этих результатов.
Диктор: Прослушайте передачу о цикле стихов Марины Цветаевой "Стихи к Чехии".
Тридцать лет тому назад, в сентябре 1938 года, фашистские войска ворвались в Судеты. В марте 1939 года Гитлер занял всю Чехословакию. Марина Цветаева, эмигрировавшая в 1922 году, провела несколько лет своего изгнания в Чехословакии. Вторжение гитлеровцев в страну, которую она назвала "своей второй родиной", побудило Марину Цветаеву написать цикл "Стихов к Чехии". Стихи эти хорошо известны всякому, кто сколько-нибудь знаком с поэзией Марины Цветаевой. Стихи эти были написаны на злобу дня тридцать лет тому назад, когда гитлеровские дивизии давили своими гусеницами чешскую землю. Но если бы не даты под стихами – сентябрь 1938-го и март 1939 года – верилось бы, что Цветаева написала свои "Стихи к Чехии" сегодня, когда маленькая страна переживает свое второе нашествие. Действительно, вот заключительное восьмистишие мартовского цикла:
Налетевший на град Вацлава –
Так пожар пожирает траву…
Задушивший без содроганья
– Так зола засыпает зданья:
– Отзовитесь, живые души!
Стала Прага – Помпеи глуше:
Шага, звука – напрасно ищем…
Так Чума веселит кладбище!
Цветаева не любила читать газет. Свое презрение, даже ненависть к газетной крикливости, суетности, падкости на сенсации она выразила в ядовитом стихотворении "Читатели газет".
Но чешские события, заставшие Цветаеву в Париже, заставили ее не только взяться за газеты, но и увековечить выдержки из них, которые она взяла эпиграфами к своим стихотворениям.
Перед шестым стихотворением цикла, которое называется "Взяли", читаем: "Чехи подходили к немцам и плевали. Смотри мартовские газеты 1939 года". В репортажах, которые приходят из Праги в эти дни, приходилось уже неоднократно читать, как безоружные чехи грозят кулаками советским танкам и с презрением плюют в сторону солдат-оккупантов. Это свое стихотворение "Взяли" Марина Цветаева заканчивает так:
Взяли пули и взяли ружья,
Взяли руды и взяли дружбы…
Но покамест во рту слюна –
Вся страна вооружена!
В первом стихотворении цикла "Стихов к Чехии", названном "Сентябрь" рефреном служат слова:
Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы!
И действительно, не двадцать ли лет прошло с 1948 года, когда при помощи советских штыков было уничтожено демократическое правительство Чехословакии и к власти пришли коммунисты? Каким стоном боли звучат эти строки Цветаевой:
Два десятилетья
(Да и то не целых!)
Как нигде на свете
Думалось и пелось.
Посерев от боли,
Стонут Влтавы воды:
– Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы.
На орлиных скалах
Как орел рассевшись –
Что́ с тобою сталось,
Край мой, рай мой чешский?
Горы – откололи,
Оттянули – воды…
…Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы.
Слушай каждым древом,
Лес, и слушай, Влтава!
Лев рифмует с гневом,
Ну, а Влтава – слава.
Лишь на час – не боле –
Вся твоя невзгода!
Через ночь неволи
Белый день свободы!
Нигде, пожалуй, любовь Марины Цветаевой к Чехословакии не выражена так ясно и так сильно как во втором стихотворении цикла:
Горы – турам поприще!
Черные леса,
Долы в воды смотрятся,
Горы – в небеса.
Край всего свободнее
И щедрей всего.
Эти горы – родина
Сына моего.
Но вот поэтесса говорит о страшной участи этой чудо-страны, и медленная лиричность уступает место гневу, Цветаева проклинает:
Прокляты – кто заняли
Тот смиренный рай
С зайцами и с ланями,
С перьями фазаньими…
Трекляты – кто продали,
Ввек не прощены! –
Вековую родину
Всех, – кто без страны!
Край мой, край мой, проданный
Весь живьем, с зверьем,
С чудо-огородами,
С горными породами,
С целыми народами,
В поле, без жилья,
Стонущими: – Родина!
Родина моя!
Богова! Богемия!
Не лежи, как пласт!
Бог давал обеими –
И опять подаст!
В клятве – руку подняли
Все твои сыны –
Умереть за родину
Всех – кто без страны!
Не могла Марина Цветаева, сказавшая себе, что она одна из всех – за всех, противу всех, не могла она промолчать, когда фашисты топтали Чехословакию. Для нее примириться, склонить голову перед силой, которая, по пословице, "ломит и солому", было невозможно. В дни величайшего унижения и насилия над Чехословакией Марина Цветаева верит в победу народа, который она так полюбила. Заключительное стихотворение большого цикла "Стихов к Чехии" называется "Народ":
Его и пуля не берет,
И песня не берет!
Так и стою, раскрывши рот:
Народ! Какой народ!
Народ – такой, что и поэт –
Глашатай всех широт, –
Что и поэт, раскрывши рот,
Стоит – такой народ!
Когда ни сила не берет,
Ни дара благодать, –
Измором взять такой народ?
Народ – измором взять!
…Что радий из своей груди
Достал и подал: вот!
Живым – Европы посреди –
Зарыть такой народ?
Бог! Если ты и сам – такой,
Народ моей любви
Не со святыми упокой –
С живыми оживи!
Для Марины Цветаевой нападение на Чехословакию не было нападением на них, это было нападение на нас. Равнодушие к насилию и чистая совесть несовместимы. Выбор сделан раз и навсегда. Захватчики закопали живьем чеха.
"Есть в груди народов /Рана: наш убит!" – говорит Марина Цветаева. Мы никогда не узнаем, что думал молодой советский солдат, демонстративно застрелившийся у здания ЦК партии Чехословакии в Праге, протестуя против оккупации. Но чувствовал он, вероятно, то же самое, что чувствовала Цветаева, когда она в одном из стихотворений чешского цикла и в одном из самых знаменитых своих стихотворений писала:
Отказываюсь – выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть
Вниз – по теченью спин.
Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один – отказ.
Неизвестно, найдется ли в самой Чехословакии много поэтов, воспевших с такой силой свою страну, как сделала это русская поэтесса Марина Цветаева.
Сегодня, когда советские войска, как тридцать лет тому назад гитлеровцы, опять попирают чешскую честь, цветаевские "Стихи к Чехии" не менее актуальны, чем газетные и радиосводки. Чехия не погибнет. С молодой лесной порослью сравнивает ее Марина Цветаева в стихотворении "Лес":
Видел, как рубят? Руб –
Рубом! – за дубом – дуб.
Только убит – воскрес!
Не погибает – лес.
Так же, как мертвый лес
Зелен – минуту чрез! –
(Мох – что зеленый мех!)
Не погибает – чех.
Иван Толстой: В 2015-м я попросил актера Сергея Юрского рассказать в одной из программ о самом сильном в его жизни впечатлении от слушания радио. Это впечатление оказалось связанным как раз с пражскими событиями.
Сергей Юрский: 22 августа 1968 года, раннее утро, шесть утра, город Прага. Мы сидим на улице, на которой жила моя подруга Алена Моравкова, которая в этот день отмечала выход ее перевода "Мастера и Маргариты". Два часа назад ушла Елена Сергеевна Булгакова, которая сидела с нами, участвовала в этом празднике. И летают самолеты. Радио передает сообщение о входе танков. Все это и мною рассказано, и описано сотнями людей, пережито, взято в себя. Можно это даже не вспоминать, это слишком далеко. Но вот в этот самый момент, мы не разбирали слов с моим товарищем Гришей Хайченко, с которым сидели у Алены, Алена нам переводила сквозь слезы и рыдала. Уже слышны были танки за окном, потому что мы были в центре города. И вот тут радио прервало передачи. Сперва они говорили, что вот танки там, потом они передавали призывы правительства не оказывать сопротивление. Все это мы слышали. Пропускайте танки, приветствуйте танки, объясняйте им – там разные вещи. Все это шло в переводе для нас с чешского на русский язык. А потом радио замолкло, мы сидели, только самолеты были слышны. Все быстрее и все чаще. Они у окна уже пролетали. И вдруг опять заговорило радио, но оно прерывалось стуками. И тогда прозвучали слова, к которым я и веду. Дикторы кричали: "Запомните наши голоса! Сейчас войдут! Нас подменят! С вами будут говорить от имени тех людей, которые будут руководить всем происходящим. Это будут другие люди, они будут говорить, наверное, хорошо и убеждать вас, но знайте, что мы были! Запомните наши голоса! Не спутайте, запомните наши голоса!" Я это запомнил на всю жизнь. Запомнил, что не все равно, может быть, потом еще наладится, может быть, в этой же студии будут хорошие передачи, будут хорошие голоса, но когда эти люди в этой ситуации в этот момент двадцать раз произнесли эту фразу, и потом я больше не слышал никогда их голосов… Кто они, как их фамилии, я не знаю, это чешские дикторы, чешские ночные ведущие, но я запомнил это и я понимал, что это для Алены, моей подруги, что это для пражан и что это для меня, случайного гостя оказавшегося здесь, в этот момент. Вот это – тоже радио.
Потом было время чешской реакции, я его тоже застал. Потом было возрождение чешское, потом был замечательный Гавел, потом Гавела скинули как ненужное, отжившее, потом он умер. Теперь есть некая Чехия и там, конечно, есть всевозможные талантливые люди, которые разговаривают. Но что было, то было. Вот эти люди, которые сказали: "Запомните наши голоса!" Они не говорили: не верьте тому, что вам скажут. Они говорили просто: "Запомните". Вот эти самые голоса остаются навсегда в памяти, и они в свое время составляют очень важную часть жизни для тех, кто слышит это радио.
Иван Толстой: Среди огромного числа статей, очерков, эссе, написанных о пражских событиях, есть одно небольшое выступление, которое мне кажется из самых сильных. Оно должно было стать выступлением, но не стало. Автор не успел его записать в студии, оставил лишь на бумаге. Это было последнее, что он создал в своей жизни. Звали автора – Петр Вайль.
"В своей мемуарной книге "Вторжение. Чехословакия, 1968" (издана в 1998 году усилиями моего коллеги Владимира Ведрашко) генерал Александр Майоров, командующий 38-й армией, а с октября 1968 г. – Центральной группы войск (ЧССР), пишет: "Потом, когда страсти Пражской весны поутихнут, я оценю как подарок судьбы участие в событиях того времени... Именно благодаря этой причастности я и познакомился со столькими интересными людьми".
Похоже на анекдот про палача, у которого работа – с людьми.
Это не аморальность – это внеморальность. Нарушение базовых представлений о добре и зле. Сбой понятий.
Эти люди сомнений не ведали. Генерал Майоров вспоминает о собрании 18 августа в Москве, когда министр обороны СССР Гречко сказал дословно следующее: "Принято решение на ввод войск стран Варшавского договора в Чехословакию... Это решение будет осуществлено, даже если оно приведет к третьей мировой войне".
У них и юмор был своеобразный: сигнал к началу оккупации Чехословакии – "Влтава-666".
Впрочем, с военных спрос небольшой – с министра обороны, с командующего войсками ВДВ генерал-полковника Маргелова, который после того собрания дал Майорову дополнительные указания ("Ну что, понял, Саша? – Так точно, Василий Филиппович. – А что понял? – осклабился воздушный десантник. – Действовать надо решительно и твердо управлять войсками. – Е..ть надо и фамилию не спрашивать – вот что надо!"), с самого Майорова.
Но вот – современный, сугубо гражданский человек, известная российская публицистка, одна из лучших в стране. "Самое безнравственное на войне – это потерпеть поражение". Глубокий и точный анализ нынешней ситуации на Кавказе открывается этой фразой – и дальнейшее читать затруднительно. Нет, анализ, как всегда почти, хорош, но ты вдруг понимаешь, что при всех знаниях и одаренности – перед тобой приготовительный класс, детский садик цивилизации. Дворовая мораль, она же средневековая: великая держава не та, которая создает хорошую жизнь своим, а та, которая способна убить как можно больше чужих.
"Самое безнравственное на войне – это потерпеть поражение": по такой логике, главное прегрешение Гитлера с этической точки зрения – не вторжение в 39-м в Польшу, не нападение в 41-м на СССР, не какой-нибудь там Бабий Яр, а Берлин весной 45-го.
Сбой понятий. Минимум сомнений.
Вот те восемь человек, которые 25 августа 1968 года вышли на Красную площадь с протестом против советской оккупации Чехословакии, сомневались, спорили и не говорили о нравственности-безнравственности – только о стыде. Им было стыдно за себя, если промолчат, и за других, которые промолчали.
Об этом тогда спел Александр Галич: "Вопят прохвосты-петухи, что виноватых нет, но за вранье и за грехи тебе держать ответ".
Что до победы и поражения, эти восемь – Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов, Виктор Файнберг – поняли главное. Такая победа – как танки в Праге или Гори – не возвышает, а унижает, не облагораживает, а растлевает. Такая победа, как в Венгрии, в Чехословакии, в Грузии – разгромное поражение. На каком-то мраморе, или наоборот, вилами по воде, чтобы вечно наносило прибоем, надо бы написать формулу, отчеканенную Галичем сорок лет назад на много лет вперед: "Граждане, Отечество в опасности! Наши танки на чужой земле!”.
Петр Вайль. Эссе, написанное 25 августа 2008 года.
Александр Галич. Петербургский романс написан за 2–3 дня до выхода восьмерки смельчаков на Красную площадь.
(Песня)