В восемь часов утра первого марта 1953 года на коротких волнах в диапазоне 31 метра раздался голос диктора Бориса Виноградова: "Слушайте! Слушайте! Сегодня начинает свои передачи новая Радиостанция Освобождение". Это обращение, транслированное маломощным тогдашним передатчиком в 10 тысяч киловатт, до глубин Советского Союза долететь не могло: его услышали разве что в Западной группе советских войск, расположенных на территории ГДР.
Но начало было положено, и к концу 1950-х годов сигнал покрывал уже все пространство от Атлантики до Тихого океана, поддержанный вскоре ретрансляторами с Тайваня.
Радио Свобода – информационно-политическое дитя, рожденное от драматического брака американской дипломатии и советского изгнанничества, причем, не только послевоенного: в создании станции участвовали многие эмигранты пореволюционных лет. Ни американцы, ни эмигранты порознь добиться необходимого результата не могли. Радио возникло на случай новой мировой войны, об опасности которой говорили в ту эпоху все газеты и предотвратить которую нужно было силами людей у микрофона.
Именно опасность термоядерного конфликта подтолкнула США заменить пушки на пропаганду: это и спокойнее и дешевле. В более поздние годы кто-то из дипломатов подсчитывал: Конгресс выделяет на вещание всей "Свободы" столько денег в год, сколько стоит одно крыло одного бомбардировщика.
Протоиерей Александр Шмеман. Обложка компакт-диска с записями радиобесед. 2001 год
Однако вещать должны были сами эмигранты, что было делом далеко не простым: стремясь свести счеты, вылить всю накопившуюся у них боль и отчаяние, многие изгнанники легко забывали правила взвешенности и корректности суждений. Доказательством своей правоты они считали уже собственную ненависть к советскому режиму. Американские же советники настаивали на концепции "гостя в доме", который своими спокойными радиоречами об устройстве мира, о достижениях человечества, о разумном и осмысленном политическом, экономическом и гражданском существовании должен был, день за днем, разворачивать представления советских слушателей в демократическую сторону. Никто и не надеялся сделать это быстро.
«Какой гость?! - возмущался клокочущий изгнанник. - Мы хозяева в том доме!»
"Какой гость?! – возмущался клокочущий изгнанник. – Мы хозяева в том доме!" Хозяевами вы окажетесь, когда государственные границы станут прозрачными, – внушали в ответ руководители станции, многие из которых, кстати, великолепно знали русский язык, а некоторые могли декламировать "Евгения Онегина" наизусть целыми главами.
Взаимным политическим непониманием бывали отмечены страницы ранней свободовской истории. Но понимания было больше.
На фоне истерических обвинений Запада в "развязывании мировой бойни" уравновешенный гость в доме должен был успокаивать аудиторию: Соединенные Штаты сбрасывать бомбу никогда не будут. Радиоволны оказывались самой гуманной и эффективной дипломатией.
Изначально Радио Свобода (до середины 1959 года называвшееся Радио Освобождение) тактически отличалось от своих западных собратьев по вещанию. В отличие Би-Би-Си и "Голоса Америки" – с их мировым охватом аудитории и почти единой для всех информацией – у "Свободы" целевая аудитория ограничивалась тоталитарными странами. Здесь не было исходного ведущего языка (английского), с которого национальные службы других станций делали свои переводы. На "Свободе" главным языком всегда был язык той или иной редакции. "Голос Америки" и Би-Би-Си искали слушателя по всему свету, "Свобода" же знала: ее аудитория всегда на одном и том же месте, без права перемещения.
Сборник выступлений Александра Галича. Tenafly, Радио Свободная Европа / Радио Свобода, Эрмитаж, 1990 год
Помимо языка, у "Свободы" были и свои особые темы: огромные залежи недоступной в СССР истории и непрочитанной литературы, накопившиеся за много десятилетий, все замолчанное и искаженное. Передавать это с помощью радиоволн – работы хватит на полвека. Так по существу и вышло. Понятно, почему Радио Свобода сложилось как писательское радио: наша радиостанция передавала в эфир всевозможную мировую литературу (философскую, художественную, публицистическую, документальную), и предоставляло свои микрофоны тем писателям российского зарубежья, чьи собственные произведения могли быть интересны слушателям за железным занавесом.
По существу, вся пишущая эмиграция прошла за послевоенные десятилетия через свободовские студии. Исключения составили лишь те, кто выступал на дружественных станциях – Би-Би-Си, "Голосе Америки", Международном Французском радио: совмещать было не принято, хотя и не так чтобы строго запрещено.
Сборник выступлений Анатолия Кузнецова. Москва, Астрель, Corpus, 2010 год
О программах времен холодной войны сложилось два мифа – и оба неверных. Во-первых, "Свобода" вовсе не была антисоветской станцией: лишь в самом начале, до 1954 года, в некоторых передачах проскальзывали "кровавый" или "антинародный режим" и подобные высказывания. Позднее редакционная политика запрещала бросать советским вождям оценочные обвинения и называть действия властей преступными: факты и свидетельства, сопровождаемые анализом и комментарием экспертов, должны были говорить сами за себя. Вот почему на архивных пленках совершенно не найти той заполошной ругани, проклятий и безапелляционных заявлений, в чем советская пропаганда, пользуясь малой доступностью заглушаемых программ, "Свободу" обвиняла.
Вместо ругани передачи из Мюнхена, Нью-Йорка, Лондона и Парижа были взрослыми, учили аудиторию трезво и критически смотреть на политическую жизнь, верить не телевизору, а холодильнику, не газете "Правда", а скудным полкам книжных магазинов.
По существу, это был многолетний разговор с обществом-подростком, не желавшим раскрывать глаза. Неудивительно, что Би-Би-Си с "Голосом", общавшиеся с той же аудиторией гораздо мягче, завоевывали в СССР больше симпатий, хотя и передавали те же факты.
Сборник выступлений Георгия Владимиова. Москва, Вагриус, 2005 год
Второй миф – о фашистах и "недобитках" – также усиленно насаждался кремлевской пропагандой. Между тем, списочный состав сотрудников радио хорошо известен, в нем не больше моральных уродов, чем в любой другой журналистской организации по самой России, но и достойных фигур не меньше. Зато возможности говорить правду всегда были несравнимы, поэтому история радиостанции превратилась за 65 прошедших лет в летопись русской культуры, и книги, прозвучавшие в свое время на волнах "Свободы", давно уже стали классикой: от запрещенных страниц Чаадаева, Константина Леонтьева, Бунина, Зайцева и Газданова до Солженицына, Венедикта Ерофеева, Виктора Некрасова, Аксенова и Довлатова, от воспоминаний Надежды Мандельштам, Евгении Гинзбург и Светланы Аллилуевой до "Большого террора" Конквеста и книг Абдурахмана Авторханова. Не было выдающегося поэта, чьи стихи не были бы хоть однажды переданы "на ту сторону", не было художественного, режиссерского, музыкального имени, о котором не вышло бы радиопрограммы. Путешествия по Италии искусствоведа Владимира Вейдле, православные беседы отца Александра Шмемана, философские лекции Александра Пятигорского, этико-политическая публицистика Виктора Франка, простые человеческие истории собеседников Владимира Юрасова, джазовые программы Дмитрия Савицкого, короткие, словно компактные романы, передачи Марины Ефимовой – все это золотые часы радио.
Сборник выступлений Михаила Геллера. Москва, МИК, 2003 год
Аркадий Белинков, Петр Вайль, Владимир Войнович, Соломон Волков, Дмитрий Волчек, Александр Галич, Александр Генис, Борис Парамонов, Игорь Померанцев, Андрей Синявский, Анатолий Стреляный, Марина Тимашева, Елена Фанайлова, Алексей Цветков, Сергей Юрьенен – это они "Свобода".
Пора гласности принесла журналистике серьезные испытания: эмигрант смог вернуться на родину, гость из радиоголоса материализовался в человека. Чему этот гость теперь может научить? Мы и сами с усами. После кризисов 1990-х концепция "Свободы" постепенно менялась вместе с самим российским обществом: радио выстраивало определенную картину мира, смысл которой сводился к выгодности свободы: она помогает решению общественных задач. Авторитаризм же ведет к замкнутости существования, питаемой политической обидчивостью и историческими комплексами, к безнадежному отставанию, инфантилизму, дезориентации и самообману. Теперь хорошо видно, почему гласность принесла так и не повзрослевшему обществу тяжелое разочарование: свободное слово не сделало социального подростка счастливым. Зачем тогда слова? К чему говорильня? "В фантастических романах, - посмеивался Илья Ильф, – главное это было радио. При нем ожидалось
Сборник программ Анатолия Стреляного. Москва, Время, 2000 год
Но русский человек вопреки всему уверен: он где-то есть, этот идеальный мир с молочными реками и кисельными берегами, и никакая суровая правда жизни не избавит его от мечтательности. И если идеал этот не на Западе, значит он в русском прошлом, во вчерашнем дне, а то и в сегодняшней России. Потому она и великая: идеалы же не могут быть ничтожными. Десяток лет назад, когда радио стало стремительно уходить в Интернет, многим казалось, что будет потеряна какая-то существенная часть привычной жизни: из дома уйдет гость. Опасения оказались напрасными: Интернет сделал радиопрограммы более доступными, повторяемыми, не зависящими от времени прямого эфира, переслушиваемыми с любой минуты и удобными для копирования. Не говоря уже о текстах сайта. Интернет стал всего лишь сменой платформы, а не идеи или позиции.
Сборник эссе и программ Игоря Померанцева. Москва, МК-Периодика, 2002 год
Но главная перемена прошедших 65 лет – не технологическая, а психологическая. Если раньше "Свобода" вещала издали, с другого берега, из-за бугра, то сегодня большинство ее авторов живет в России, среди слушателей, ездит на тех же трамваях и кутает нос от того же мороза. У журналистов не только нет социальных привилегий, но их профессия стала очень рискованной. Производители и потребители информации оказались в одном вагоне. Здесь все свои, и учить больше некого. Гость в доме стал хозяином.
И такую судьбу "Свободе" предстоит осмыслить.
С днем рождения всех, кто чувствует себя причастным!
Исторический радиоцикл "Полвека в эфире": 1953-2002.
Цикл "Новое десятилетие": 2003-2013.