Правозащитница Людмила Кузьмина компенсировала государству якобы нанесенный ею ущерб в размере более двух миллионов рублей. По версии следствия, эти деньги возглавляемая Кузьминой организация "Голос-Поволжье" должна была уплатить в качестве налогов с полученных американских грантов. Людмиле Кузьминой 68 лет, единственный ее источник дохода – пенсия. Чтобы расплатиться с государством, правозащитнице пришлось заложить квартиру.
"Выкуп государству в размере 2 222 501 рублей и еще 155 575 рублей за работу судебных исполнителей я оплатила. В моем распоряжении было немногое – квартирка – я ею распорядилась. Теперь Родина может спать спокойно и не беспокоиться за свою безопасность – главный преступник наказан", – написала Людмила Кузьмина на своей странице в Фейсбуке.
Злоключения правозащитницы начались в 2013 году, когда в России вступил в силу закон об НКО – иностранных агентах. Самарский фонд "Голос-Поволжье" отказался вступать в реестр, после чего в организации начались проверки, в том числе со стороны налоговой инспекции. В 2014 году налоговики признали пожертвование, которое получил московский "Голос" и частично передал самарцам, доходом НКО "Голос-Поволжье" и вменили самарской организации неуплату налогов на сумму 2,2 миллиона рублей.
Речь идет о деньгах, полученных от Агентства международного развития США (USAID), которое сейчас запрещено в России. Они были выделены "Голосу" на наблюдение за выборами в 2010–2012 годах. В то время закона об иностранных агентах еще не было, а американский фонд легально работал в России. К тому же, по словам сотрудников "Голоса", с этого пожертвования еще в 2013 году были выплачены налоги на сумму свыше 10 миллионов рублей.
Однако самарская налоговая инспекция заключила, что программа "Прозрачные выборы" выполнялась якобы в интересах США, поэтому пожертвования USAID являются доходом правозащитников, с которого они должны были уплатить налоги. В отношении Людмилы Кузьминой было возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 199 УК РФ – "Уклонение от уплаты налогов, сборов, подлежащих уплате организацией".
В марте 2016 года в Самарском областном суде межрайонная инспекция ФНС №18 добилась решения о взыскании с Кузьминой 2 миллионов 225 тысяч рублей за нанесенный ею "вред государству". В октябре 2016 года судебные приставы арестовали пенсионный банковский счет Людмилы Гавриловны, а также однокомнатную квартиру, доставшуюся ей от умершего брата, и 12-летний автомобиль "Дэу Матис".
Людмила Кузьмина в суде
С тех пор половина и без того небольшой пенсии правозащитницы (13 тысяч рублей) списывалась в счет погашения нанесенного государству "вреда". Однако на днях Людмила Гавриловна, по ее словам, свой "выкуп Родине" выплатила полностью. Часть средств была собрана при помощи краудфандинга, но основная сумма – это цена самарской однушки:
– Я не могла продать или обменять квартиру до тех пор, пока не рассчиталась бы с долгами, потому что она арестована государством, – рассказывает Людмила Кузьмина. – Была собрана очень небольшая часть средств, ее хватило только на уплату судебным исполнителям – это 155 507 рублей. Все остальное, что я внесла, дало мне частное лицо, с которым я заключила договор по моей квартире. Он оформлен по сложной схеме. С квартирой я не могла напрямую ничего сделать. Поэтому я ее, условно скажем, дала в залог. Договор об этом я смогу сделать публичным только тогда, когда получу документы о том, что долг погашен и арест с имущества снят. Я эти документы так до сих пор и не получила. С меня также должны снять запрет на выезд.
И на самом деле, закон таков, что после смерти должника долг продолжает взиматься с его наследников, то есть распорядителем все равно осталось бы государство. К тому же у меня взимали деньги с пенсии, я не могла пользоваться никакими картами, счета открывать, потому что моментально суммы бы снимались. Я стала заложником этой ситуации, оставалась с 7 тысячами в месяц. Переносить все это не столько физически, сколько морально в силу беззаконности этого решения и абсурдности наказания очень трудно. Я и так под прессингом с 2014 года.
– Но после уплаты двух миллионов у государства не должно остаться претензий к вам по тому уголовном делу?
– Да, но я ни в чем не уверена, потому что мы не знаем, что этому карательному государству придет в голову. Я даже задумываюсь, почему так со мной жестоко обошлись? Я же не великая личность. Я не могу до конца понять их логику, хотя мне кажется все чрезвычайно просто: были выборы губернатора в 2014 году, перед ними нужно было, воспользовавшись волной давления на "иностранных агентов", закрыть все ненужное. Не нашли, как по-другому, и сделали так, чтобы заткнулся главный певец наблюдения за выборами, так сказать, то есть я. Но у нас очень чистые, прозрачные документы, мы оперировали мизерными какими-то суммами наличными, и то редко в Самаре, все остальное, вплоть до заправки картриджей, мы делали через банк. И мы были подключены к электронной отчетности и банка, и ФНС. Но у них же не возникало к нам вопросов ни в 2010-м, ни в 2011 году. Они возникли в начале 2013 года, когда вступил в силу закон об "иностранных агентах".
– В 2015 году организация "Голос Поволжья" была ликвидирована?
– Я ее ликвидировала, подав заявление в суд. Но они взяли и через восемь месяцев ее судом открыли. (В июле 2016 года Самарский районный суд признал ликвидацию фонда "Голос-Поволжье" незаконным, так как за организацией числилась непогашенная задолженность. На этом настаивала налоговая служба. – РС). Другое дело, что мы с 2015-го или 2016 года не избираем новые органы управления. Потому что на фонде тоже штраф висит – 300 тысяч, за то, что мы добровольно не стали "иностранным агентами". И конечно, на этот штраф тоже идут пени. Поэтому расплатилась ли я сейчас и какова будет реакция этой репрессивной машины, я не знаю. Потому что, во-первых, я никак документы не получу, потом на меня в свое время судебные исполнители давили, что якобы у меня есть счет за рубежом.
А еще выяснилось, что обыск на железнодорожном вокзале организовывала Служба судебных исполнителей. (Сотрудники полиции обыскали Людмилу Кузьмину в ноябре 2017 года на самарском вокзале, когда она направлялась в Москву, чтобы принять участие в съезде московской Хельсинкской группы. – РС) Об этом мне сказал руководитель их районной службы. Я пришла к ним требовать постановление о снятии ареста с имущества и дала свой паспорт, он посмотрел на него и говорит: "О, какое знакомое лицо". Я говорю: "А это не вы меня обыскивали на железнодорожном вокзале, разыскивая наркотики и трогая нижнее белье?" И он сказал: "Это я разрабатывал операцию". – "И что же вы искали?" – "Деньги". Я на самом деле считаю их какими-то сумасшедшими, они все время ищут какие-то деньги, которые откуда-то поступают...
Людмила Кузьмина
– Помогали ли вам ваши коллеги по "Голосу", другие правозащитники, морально и финансово?
– Ой, что вы, я бы без них не выстояла! Мои коллеги приезжают сюда на каждое судебное заседание, готовят все судебные материалы, и это неоценимая помощь. Без моральной поддержки коллег я бы вряд ли выстояла. Все-таки человек существо слабое.
– Собираетесь ли вы продолжать "бодаться"? Обращаться в Верховный суд, в ЕСПЧ?
– Да, подадим ходатайство в президиум Самарского областного суда, потом будем подавать в Конституционный суд, в Верховный суд. Мы намерены идти по российской базе судебной. В Европейский суд обращаться некому и уже бессмысленно, потому что это долго, а взимают деньги сейчас, под залогом квартира сейчас, а не в будущем. И я в критичном возрасте, скажем мягко. Да, мы все это продолжим, не намерены отступать, потому что это уже принципиально. Так грубо состряпанное дело, абсурдное наказание – нельзя отступать уже больше.
– Есть у вас какая-то надежда на положительное разрешение всех этих злоключений?
– Если мы их не допечем, что называется, настойчивостью, то нет. Но если мы им надоедим, подлавливая на процедурах, есть шанс. А мы в судах так долго ровно потому, что нарушались процедуры, и они сами стали теперь более осторожными, потому что нарушение процедур позволяло нам возобновлять рассмотрение дела в суде. Конечно, очевидно, что сама система власти сверху донизу – это работа карательной машины, а внутри себя у нее какие-то корпоративные правила, они друг друга поддерживают. Поэтому надежды особой нет, но делать это надо. Потому что как же иначе?