В Музее истории Екатеринбурга начали собирать материалы, имеющие отношение к пандемии нового коронавируса. Пока, по понятным причинам, формируется виртуальная коллекция. Предметы во плоти появятся после отмены карантинных ограничений. Музейщики обратились к населению с предложением размещать в социальных сетях соответствующие фотографии и видео, помечая их хештегом #коронавирусныеартефакты или #коронаартефакты.
Your browser doesn’t support HTML5
Екатеринбуржцы не одиноки. Сейчас практически по всей Германии городские музеи осуществляют похожие проекты, а первыми это стали делать китайцы. В России задокументировать, какой след оставит пандемия в коллективной памяти, решили почему-то только в провинции. К примеру, заявили об этом в Дагестанском историческом музее, а также в Таймырском и Вельском краеведческих музеях. По словам директора Музея истории Екатеринбурга Сергея Каменского, идея, что называется, носилась в воздухе:
Такие крупные события оказывают мощное воздействие на наши представления о жизни, о мире, о себе
– Это одновременно пришло в голову очень многим музейщикам. В профессиональном кругу необходимость фиксации жизни во время пандемии поначалу обсуждалась в переписке в чатах. Ну а лично у меня эта мысль возникла, когда я сам познакомился с таким феноменом, как эпидемия "испанки". Я по образованию историк, и могу сказать, что в профильных вузах этому событию уделяют очень мало внимания. Оно там проходит одной строчкой. В фондах нашего музея мы тоже очень мало смогли найти из того, что связано с этой темой. Кроме того, мы проштудировали подшивки газеты "Уральский рабочий" за 1919–1920 годы (собственно говоря, период "испанки"), и с удивлением обнаружили, что там вообще нет упоминаний об этой напасти.
Так возникло понимание, что надо прямо сейчас работать на опережение. Такие крупные события оказывают мощное воздействие на изменения в социальной, прежде всего, сфере. На наши представления о жизни, о мире, о себе тоже. Так что нужно позаботиться, чтобы уж это явление, явление сегодняшнего дня не осталось без музеефикации.
Второй вопрос – как это делать. Он гораздо более интересный, мне кажется. С одной стороны, мы предлагаем людям присылать в свободном режиме то, что они считают свидетельствами знаковых событий, что отвечает нынешней реальности. Можно сказать, что это такой индуктивный поиск, ведь обычные люди, то есть не специалисты, фактически выносят в публичное пространство некие артефакты в качестве музейных предметов. С другой стороны, у нас есть набор своих тем, по которым мы тоже будем добирать коллекцию, искать самостоятельно.
– Что чаще всего вам предлагают в коллекцию люди?
Иногда встречаются очень трогательные вещи. К примеру, к чеку прибавляются пожелания здоровья
– Прежде всего, это артефакты, связанные с темой пустых улиц. По поводу этого появились целые фотопроекты. Есть также целый пласт, связанный с режимом социальной дистанции. В частности, как ее обеспечивают разные предприятия сферы обслуживания: повсюду возникли самые разные ограничительные полосы и ленты. Еще это документальные свидетельства в виде объявлений, которые вывешивают разные заведения. Иногда встречаются очень трогательные вещи. К примеру, к чеку прибавляются пожелания здоровья. Или пишут, что надеются на скорую встречу. Еще какие-то пропуска. Их в нашей коллекции уже несколько штук.
– Какие пропуска? Для Москвы, например, пропуска необходимы для передвижения по городу.
– У нас в Екатеринбурге то же самое. У сотрудников нашего музея тоже такие пропуска, которые предъявляются при необходимости сотрудникам полиции. Люди, отвечающие за здание музея, за работу его технических объектов, могут в режиме дежурства по графику выезжать из дома и следить за состоянием и сохранностью музея. Еще в нашей коллекции есть пропуск журналиста областного телевидения.
Разумеется, уже накопилось целое собрание всяких разных масок, которые люди сами начали делать, и все, что с этой темой связано, начиная от обложек газет и онлайн-изданий, когда к изображению добавляется этот элемент, заканчивая разными творческими арт-объектами, посвященным этой тематике. Также нам интересна любая художественная документация реальности. Например, мы сейчас собираем то, что пишут наши екатеринбургские художники, творчески отражая эту тему. В этом же кейсе – фотопроекты.
Не обошлось без курьеза. Один салон, в котором изготавливают какие-то очень дизайнерские маски, воспользовался нашим тегом "коронаартефакты" для продвижения своей коллекции. Такой вот пиар-ход в совершенно другой сфере.
Your browser doesn’t support HTML5
Вообще, нам интересно даже не столько изменение физической реальности, сколько самоощущение людей. То есть мы ищем способы, как зафиксировать, через что происходит трансформация сознания. Понятно, что это многочисленные посты в соцсетях, которые тоже надо музеефицировать, но опять же вопрос – что из них выбирать, потому что это слишком большой объем. Думаю, что чуть позже, когда будет уже более понятен масштаб события и наметится какой-то выход из этой ситуации, мы проведем работу по отбору и сохранению медиаконтента. Ну а пока мы тоже еще находимся на этом же корабле, когда осознание реальности меняется, и какие-то возникают мысли по поводу того, что действительно является признаком этой ситуации и что вообще надо сохранять.
– Будете ли вы собирать официальные документы, с одной стороны? С другой стороны, неизбежно, когда возникают события, которые охватывают такое огромное количество людей (не важно, пандемия это или что-то другое), возникают сплетни, слухи. Уделяете ли вы внимание таким настроениям?
– По поводу официальных документов мы сделаем запрос в органы власти, хотя, честно говоря, я не думаю, что это суперважная вещь в музеефикации этого кризиса, но для полноты общей коллекции мы это планировали сделать. Что касается слухов, мне кажется, что это как раз одна из таких вещей, которые надо музеефицировать. Хочется исследовать именно вот эти феномены – как распространяется информация. Думаю, этот контент мы соберем в течение года.
– Что в итоге? Вы соберете вот эту коллекцию и просто пополните свои фонды? Или предполагаете устроить какую-то выставку?
– Посмотрим по развитию ситуации. Есть мнение, что мы в этом году еще раз столкнемся с COVID-19. Что будет вторая волна. В любом случае, когда ситуация будет исчерпана или, по крайней мере, мы увидим какой-то новый период, придется сделать что-то обобщающее. Но для этого надо оказаться не внутри процесса, а уже за его пределами. Поэтому мы пока не решили, будет это медиапроект или "физический". Пока даем этой идее расти, как она растет.
– Вы собираете артефакты, касающиеся только Екатеринбурга, шире – всего Урала, или вас интересуют и другие территории тоже?
Они трансформировали язык, который может использовать власть, и вообще границы властности
– Что касается физического контента, то есть реальных предметов (те же маски и прочее), я думаю, мы все-таки будем ограничиваться регионом. А медиаконтент, конечно, не имеет сегодня границ, и здесь мы не будем ставить никаких рамок. В этом плане существуют не только российские, но и международные кейсы. Например, одна из тем, которую точно стоит музеефицировать, касается того, как власть коммуницирует, освещая эту тему. Лично для меня, для моих друзей и коллег было открытием, одним из ярких ощущений всего этого периода серия высказываний итальянских мэров по поводу соблюдения режима самоизоляции. Эти обращения к населению обошли паблики всего мира. Можно сказать, что они трансформировали язык, который может использовать власть, и вообще границы властности. Дело в том, что во многом эту ситуацию осмысляют сегодня именно через то, насколько изменяется режим нашего свободного существования. И то, как это артикулируется и как это реально внедряют в жизнь те же самые власти, происходит по-разному в разных регионах мира. Ну а чтобы понять российскую специфику, надо, конечно, смотреть какие-то другие примеры.
– Действительно, обращения итальянских мэров были очень эмоциональными. Они убеждали сограждан оставаться дома в крепких выражениях. Больше всего запомнилось: "Куда вы, черт возьми, идете? Вы и ваши собаки, которых вы вечно выгуливаете. У них, что, воспаление простаты?" Можете ли вы сравнить такие увещевания с обращениями к людям представителей власти вашего региона?
– Как правило, это были мэры маленьких городов. Тут мы имеем дело с уровнем очень личной коммуникации. Больше всего это напоминает разговор с друзьями или с какими-то достаточно близкими людьми. И ты понимаешь, что в этих местах, скорее всего, существуют совсем другие взаимоотношения. В этом плане наш дискурс, конечно, гораздо более официальный, отстраненный. С одной стороны, он гораздо менее агрессивный, но, с другой стороны, такого ощущения единства, как в той же Италии, у нас нет. Там власти вместе с людьми. У нас, скорее, пока наоборот. Это два разных поля, где работают с одной проблемой, – говорит Сергей Каменский.
В коллекции Музея истории Екатеринбурга есть особый разряд "коронаартефактов". Это, вроде бы, легкомысленные вещи, но у них важная социальная роль. Тем, кто вынужден пребывать в замкнутом пространстве своих жилищ, такие артефакты помогают развеять скуку и тоску. И всем, кто боится новой заразы – снять напряжение. В этом ряду – фотоколлажи жителя города Асбеста Игоря Козырина. Его серия – это, по сути, шутливый, с элементами абсурда дневник самоизоляции:
Делать было совершенно нечего, поэтому я от нечего делать занимался своими фотоколлажами
– Я достаточно долго, около месяца находился в этом режиме. Сначала две недели был в самом настоящем карантине. Именно в карантине – после того как съездил отдохнуть в Доминиканскую республику. 13 марта я улетел. Прилетел оттуда через десять дней, 23 марта. К этому моменту в Российской Федерации уже к людям, прилетающим из-за границы, были применены меры предосторожности. А именно была взята подписка о том, что я должен две недели находиться на карантине. Ко мне пришел врач, взял мазки – на тему привез я что-то или не привез. Потом еще через несколько дней приходил брать. Эти две недели я вообще не выходил из квартиры. Когда закончился карантин, я сходил получить больничный (на это дается больничный). Готов был выйти на работу, но тут выяснил, что наше предприятие временно закрыто по распоряжению губернатора. Так что пришлось еще две недели отсидеть в самоизоляции. И вот я лишь третий день как вышел на работу. Делать было совершенно нечего, поэтому я от нечего делать занимался своими фотоколлажами.
– Вы упомянули предприятие. Значит, вы не профессиональный фотограф?
– Нет. Я работаю начальником литейного цеха. А фотографией я стал заниматься только потому, что не было достаточно нужного мне материала. Я раньше начал заниматься фотошопом. И не всегда мог найти в интернете то, что нужно. Для того чтобы иметь возможность самому снять именно то, что нужно и использовать это в своих коллажах, я купил фотоаппараты. А потом уже фотография стала моим приработком. Могу снимать свадьбы и подобные вещи.
– Правильно я поняла, что в вашей серии "Самоизоляция" главный герой – это вы?
– Да. Потому что супруга отказывается фотографироваться, а дочка живет в соседнем городе, так что выбора не было. Понятно, что лучше я бы снимал не себя. Причем это гораздо проще. Мне приходится себя со штативом фотографировать. Я бы фотографировал кого-то другого для разнообразия, но я нахожусь сначала на карантине, а потом на самоизоляции. Я был ограничен стенами своей трехкомнатной квартиры. Ходил в магазин раз в три дня, и все! Остальное время торчал дома. Невозможно же… Все перебрали, прибрали, вычистили, вымыли. Все шкафы перетряхнули. Не знаем, что дальше делать.
– И тогда вы стали делать эти коллажи?
– Да. Теперь у меня на это времени уже не будет. Если бы я работал не в литейном цехе, а в каком-то другом, было бы, наверное, по-другому. Даже когда у меня другая смена, я все равно связан с заводом. К примеру, сегодня будет ночная смена, и я должен быть готов к тому, что мне позвонят в три часа ночи, и я должен буду решить какие-то вопросы, если они возникнут.
– Чисто психологически вам тяжело далось сидеть дома? Вы делали работы такими смешными, чтобы можно было как-то переключиться?
– Конечно, сидеть в карантине было неинтересно. Понимаете, любое ограничение свободы, даже если оно направлено на благо, а не как у кого-то в качестве наказания, все равно накладывает какой-то негатив. Но я законопослушный гражданин и понимаю, что все так и должно быть. Будучи человеком с уже устоявшейся социальной позицией и с каким-то жизненным опытом, я не могу допустить того, чтобы, если бы я привез с собой коронавирус, то стал бы виновником заражения кого-нибудь. То же самое в моем понимании самоизоляция. Иногда смотришь на улицу – ходят люди. Я не понимаю, почему они это делают? Не все ходят, но ходят все равно. Первые дни, когда объявили эту самоизоляцию, как-то меньше было. А потом народ расслабился. Все-таки надо думать и о себе, и об окружающих.
У нас по заводу вышел приказ, как нужно себя вести во время этой пандемии. Там все прописано. У нас жесткий режим. Все в масках. Все три раза в течение смены измеряют температуру, обрабатывают руки и тому подобное. Если кого-то вижу с приспущенной маской, то буквально впадаю в истерику. Потому что, если нам дали добро на работу, так надо соблюдать санитарно-гигиенические меры. Такие, которые должны минимизировать возможность передачи от одного к другому заболеваний.
– Как ваши подчиненные относятся к таким требованиям? Не сопротивляются?
– У меня немного подчиненных. В цехе 120 человек. Есть люди, которым достаточно одного раза сказать. Они понимают, что это обоснованное текущей ситуацией требование руководителя в моем лице. Какие-то единицы так не считают. Я буквально сегодня с одним человеком разговаривал. Вот он стоит практически без маски. Она у него спущена. Не то, что бывает, знаете: нос открыт, а рот закрыт. А она просто висит внизу на шее. Я говорю: "Зачем ты ее вообще надел? Почему спустил? Надевай!" Слышу в ответ: "Не могу! Жарко". Я ему сказал, что вариантов два: либо ты сейчас уходишь домой на самоизоляцию и не работаешь. Либо ты, если хочешь работать, то тогда будешь поступать так, как тебе говорят, – говорит Игорь Козырин.