Александр Лукашенко подписал указ о помиловании политзаключенных – в нем фигурируют 13 человек (по информации правозащитного центра "Весна", лишенного регистрации в Беларуси, всего в стране более 660 политзаключенных). Среди помилованных есть те, кто вышел на свободу, а также те, кому наказание только смягчили. Большинство из них "совершили преступление посредством интернета", то есть писали сочтенные властью оскорбительными для госслужащих комментарии в соцсетях. Некоторых обвиняли в участии в массовых беспорядках.
Еще в июле говорилось о возможной широкомасштабной амнистии ко Дню независимости. Правозащитники настаивают на амнистии всех, кто попал в тюрьмы после протестов, начавшихся после оглашения результатов президентских выборов в Беларуси: они требуют освобождения всех политических заключенных. Однако Лукашенко неоднократно заявлял, что категории "политические дела" в уголовном кодексе нет, а значит, и политзаключенных тоже, поэтому никто их освобождать не будет.
Помилование – другая процедура, решение о нем принимает лично президент после рассмотрения каждого конкретного дела соответствующей комиссией. Если прошение о помиловании удовлетворено, то это может означать как снятие судимости, так и замену наказания более мягким.
Для помилования нужно написать прошение, в котором необходимо выразить раскаяние и обещание не совершать больше то же правонарушение.
Воскресенский был единственным заключённым, который давал интервью государственным СМИ
Идея о помиловании муссировалась еще со дня годовщины белорусских президентских выборов 9 августа этого года. Тогда Лукашенко говорил о неких ста людях, которые якобы написали прошения о помиловании, и пообещал передать их дела на рассмотрение. Списком соискателей на помилование занимался белорусский политик и бизнесмен Юрий Воскресенский, который известен тем, что после выборов был задержан по обвинению в организации массовых беспорядков и заключен в СИЗО КГБ. Находясь за решёткой, он был единственным заключённым, который давал интервью государственным СМИ с критикой оппонентов Лукашенко. После досрочного освобождения он организовал круглый стол "демократических сил", позиционируя себя как посредника между оппозицией и властью. Именно Воскресенский рассылал политзаключенным письма, предлагая писать прошения о помиловании.
Такое письмо получила, например, брестская активистка Полина Шарендо-Панасюк, которая находится за решеткой с 3 января. Суд приговорил ее к двум годам колонии за угрозу применения насилия в отношении сотрудника органов внутренних дел, а также за оскорбление представителей власти.
В суде обвиняемая отказывалась давать показания. В своем последнем слове она сказала: "Вы [судья] – просто говорящая голова. Стул, на котором вы сидите, и то честнее вас. Те приговоры, которые здесь провозглашаются, основаны не на силе закона, а на силе беззакония. В связи с полной нелегитимностью всех ваших так называемых структур все приговоры, в том числе мой, не имеют юридической силы, не являются законными: я их не признаю".
12 сентября супруг Полины, активист движения "Европейская Беларусь" Андрей Шарендо, написал в фейсбуке о том, что его жене Полине в колонии уже дважды настойчиво рекомендовали написать прошение о помиловании. Несмотря на то что Полина уже отбыла в ШИЗО 20 суток, она стоит на своем: все бумаги отправляет в мусорное ведро.
Полина и Андрей Шарендо с детьми
13 сентября сотрудники КГБ провели обыск у родителей и брата Шарендо. Его матери сказали, что если он подпишет прошение о помиловании, то его задерживать не будут.
– Хотя я и выехал за пределы Беларуси, я до сих пор нахожусь в так называемом списке Воскресенского, – говорит Андрей Шарендо. – Они просили мою мать передать мне, что в рамках этой кампании меня тоже могут помиловать. Я был признан политзаключенным и находился под домашним арестом. Мне удалось убежать, а моя супруга находится в гомельской колонии. Полина, как и многие другие заключенные, отказалась подписывать это прошение, за это ее фактически подвергают пыткам. С помощью этого "помилования" на них тоже давят, чтобы сломать их силу воли. Добровольно прошение подписали единицы, а на других оказывается физическое воздействие и шантаж. Казалось бы – благая цель, но даже такое простое действие сопровождается унижением политзаключенных.
– Ваша жена заявляла об этом открыто?
Мою жену за отказ подписать прошение о помиловании два раза помещали в карцер на 20 суток
– Да. И не только она. Например, девушка Виталия Бондаренко, которая находится с ней в камере, рассказала о том, что из нее насильно выбивали это прошение, несколько раз сажали в карцер. В конце концов ее просто заставили подписать пустые незаполненные листы чистой бумаги. Я хорошо знаком с ситуацией в гомельской женской колонии. Мою жену за отказ подписать прошение два раза помещали в карцер на 20 суток. Из гражданки Швейцарии Натальи Херше тоже выбивали это прошение. То же происходило и с заключенной Ольгой Колосковской. Ей сейчас на три месяца запрещены прогулки и пользование личными вещами.
– Некоторым просто изменили меру пресечения, но ведь это тогда не помилование…
– Я связывался с родственниками помилованных, и мне стало ясно, что это фикция, а не помилование. Из 13 человек трое находились в колонии, остальные были на так называемой "химии с направлением" (вид ограничения свободы с направлением в исправительное учреждение открытого типа. – Прим. РС). Двое из тех, кто находился в колонии, освобождены не были, а переведены на "химию". Они и дальше остаются узниками совести. Также была помилована Юлия Кашеверова, медсестра из Витебска. Она тоже до сих пор находится на домашней "химии", и ее свобода также ограничена. К политическим под домашним арестом приковано пристальное внимание. Это тоже своеобразная форма ареста, когда проверяют по нескольку раз на сутки, сотрудники милиции могут проверить ночью. Три нарушения режима – и ты отправляешься в колонию.
Надо понимать, что прошение о помиловании – это документ на нескольких страницах, в котором надо полностью признать свою вину и раскаяться, признать Александра Лукашенко избранным президентом, поклясться, что в дальнейшем ты никогда не будешь участвовать в акциях протеста и политических движениях. Поэтому абсолютное большинство политзаключенных, не читая, выбрасывали эти письма.
– Чего добились власти этой операцией?
– Зачем Александру Лукашенко эти бирюльки с помилованием? Он просто загнан в угол, он – изгой в цивилизованном мире, белорусская экономика на грани коллапса. Единственный вариант выравнять ситуацию – начать переговоры с Западом. Таким способом он старается сохранить лицо – показать, что они сами просят помилования, а я иду им навстречу. За остальных я готов торговаться, что вы можете предложить? Такой же торг сейчас происходит за Анжелику Борис и Андрея Почобута, об освобождении которых ведут переговоры польские власти (глава "Союза поляков" Анжелика Борис и активист организации Андрей Почобут отбывают срок в Жодинской тюрьме, отказавшись от освобождения в обмен на депортацию и запрет въезда в Беларусь. В марте этого года их обвинили в разжигании национальной вражды по так называемому "польскому делу". – Прим. РС).
– Если цель показать, что, вот, у нас послабления и реабилитация, то тогда помиловать нужно было бы кого-то из известных публичных фигур…
В списке помилованных нет ни одного известного имени
– Это пока пробный шар, чтобы показать готовность к переговорам и попробовать разыграть эту карту. Страны Запада должны требовать только полного освобождения политзаключенных. Этапы этого помилования мы проходили еще десять лет назад, когда в Беларуси после выборов 2010 года были десятки политзаключенных, а не сотни, как сейчас. Лукашенко тогда грамотно использовал эту карту. Отпустив их на свободу, он смог продлить свою власть и добиться частичной легализации своего диктаторского режима. А сейчас это недопустимо. В тюрьмах находятся тысячи людей, поскольку вот эти более 650 политзаключенных, признанных официально, – далеко не все. Заведено 4 тысячи уголовных дел. Ясно, что их фигуранты – не все уголовники. На данный момент можно говорить смело, что политических заключенных в Беларуси больше тысячи, – считает Андрей Шарендо.
Письмо от Воскресенского пришло и политзаключенной, журналистке "Белсата" Катерине Андреевой, которая получила два года колонии общего режима после прямого эфира с места жесткого разгона силовиками людей, пришедших почтить память убитого Романа Бондаренко. Катерина также отказалась подписать прошение. Ее супруг, журналист Игорь Ильяш полагает, что Александр Лукашенко пытается избежать таким образом дальнейшей эскалации санкционной войны:
– Уже нынешние санкции являются достаточно серьезным ударом для белорусской экономики, поэтому помилование я бы назвал зондированием почвы на предмет того, как уступки в вопросе политзаклченных могут отразиться на отношениях с Западом. Очевидно, что освобождение 13 политзаключенных – это, мягко говоря, не та цена вопроса для нормализации отношений с Западом. Это даже не начало для диалога. Это мизерная часть заключенных, и это даже меньше, чем было озвучено Воскресенским. Он говорил о сотне заключенных. Кроме того, в списке помилованных нет ни одного известного имени.
– Почему, по вашему мнению, помиловали всего 13 человек?
помилование сопровождается новыми судами, сроками и приговорами
– Лукашенко боится. Он понимает, что, с одной стороны, нужна нормализация, с другой стороны, он опасается, что освобождение большого количества заключенных будет воспринято как слабость со стороны подчиненных ему силовиков, которых до этого в течение года накручивали на максимальную жестокость и суровое преследование инакомыслящих. И общество может воспринять это как некий сигнал для активизации протестной деятельности. При этом помилование сопровождается новыми судами, сроками и приговорами. В понедельник, 20 сентября, россиянка получила полтора года колонии за твит про Лукашенко (Ирина Викхольм разместила в твиттере фотографию Лукашенко со словами об "акте терроризма и пиратства" после задержания оппозиционного блогера Романа Протасевича в аэропорту Минска. Суд признал ее слова клеветническими. – Прим. РС).
После ситуации с самолетом Ryanair было ясно, что последует серьезный санкционный удар. Уже тогда по белорусским тюрьмам и колониям стали разъезжать прокуроры, которые разговаривали с политзаключенными, предлагая им писать прошения о помиловании.
Румынская правозащитница держит карикатуру с изображением Александра Лукашенко и Владимира Путина во время протеста у посольства Беларуси, требуя освобождения заключенного блогера Романа Протасевича. Бухарест, 30 мая 2021 года
– Связываете ли вы отсутствие в списке помилованных видных представителей оппозиции с тем, что они отказались написать челобитную?
Силовики – это единственная опора нынешнего режима
– Думаю, именно поэтому. Напомню про кейс "Пресс-клуба". Эти люди были помилованы Лукашенко в августе, они как раз писали прошения и возместили какой-то ущерб. Лукашенко пошел бы сейчас и на то, чтобы освободить кого-то из известных на Западе белорусов, но никто на это не согласился. А для Лукашенко важен имиджевый (с его точки зрения) момент: он готов освобождать людей только после того, как они демонстративно обратились к нему как к президенту с мольбой о пощаде. Это демонстрация того, что он победил, а они признали свое поражение. Воскресенский заявлял, что против процедуры амнистии выступал силовой блок. И сам Лукашенко говорил, что вопрос освобождения политзаключенных он будет решать только с учетом интересов силовиков. Силовики – это единственная опора нынешнего режима, а также единственный источник его легитимности, если уж о ней говорить. Поэтому он боится задеть их интересы. Чтобы это не было воспринято как попытка ревизии всех репрессий, проведенных за минувший год.
При этом мы имеем опыт 2011 и 2015 годов, когда режим стремился выпустить людей только через прошение о помиловании, но с учетом политической ситуации выпускал даже тех, кто такого прошения не писал.
– Ваша жена Катерина Андреева тоже не ответила на письмо Воскресенского?
– Она еще до получения этого письма публично озвучила свою позицию, что писать прошение не будет, потому что она не совершала преступления и не нарушала закон. Просить о помиловании она не считает возможным, поскольку она просто выполняла свои профессиональные обязанности.
– Из гомельской женской колонии сообщают, что на женщин оказывается большое давление в связи с подписанием прошений…
– Нам известно как минимум о двух случаях, когда заключенных женщин Ольгу Класковскую и Наталью Херше продолжительный период держали в карцере. Но нужно понимать, что это не напрямую связано с помилованием. Вопрос о помиловании перед ними периодически поднимается, это правда, но в то же время формальный повод для их отправки – это их отказ шить форму для силовиков. Они не отказались от работы в колонии в принципе, там шьется форма и для заводчан, и частные заказы есть, но обшивать тех, кто лишил их свободы, они отказались принципиально. За это они действительно не вылезают из карцеров, – говорит журналист Игорь Ильяш.
В списке из 13 помилованных есть медсестра из Витебска Юлия Кашеверова. Срок в 1,6 года колонии ей дали за то, что она сняла маску с человека без опознавательных знаков и ударила по милицейской машине. После выхода из исправительной колонии, где она провела 11 месяцев, она записала благодарственное видео, которое выложила в соцсети. Там она говорит, что находится в безопасности и всех благодарит. Ее отец Сергей рассказал, что Юлия не хочет говорить на эти темы, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания:
– Юлию освободили по УДО. Больших ограничений нет, но нужно предупреждать, если она собирается выезжать из города. В СИЗО она провела семь месяцев и еще четыре месяца в колонии. С перерасчетом ей посчитали день за полтора. До освобождения оставалось четыре месяца. Сейчас до середины января у нее будут ограничения. И потом в течение двух лет ограничено право выезжать за границу.
– "Весна" признала ее политзаключенной, она себя таковой признает?
– Она признает себя политзаключенной, но об этом не хочет говорить. Сейчас важно освободить остальных, чтобы не сказали, что вот она вышла и начинает плеваться. Мы стараемся держать нейтралитет, не транслировать негатив и не выражать недовольства.
– Что Юлия собирается делать дальше?
– Поправлять здоровье, после колонии с этим проблемы, упало зрение. Сейчас мы поедем на могилу к маме, потом будем смотреть с работой, – рассказывает Сергей Кашеверов.