«Власть мстит тем, кто ее дразнит». Как российский публицист стал хулиганом

Отбыв 7 суток ареста, в Екатеринбурге вышел на свободу публицист и политолог, ведущий программы на радиостанции "Эхо Москвы" Федор Крашенинников. Причиной его задержания стало административное дело о неуважении к власти.

В протоколе говорится, что 14 марта политолог в своем телеграм-канале оскорбил судей Конституционного суда, когда комментировал просьбу российского президента дать разъяснения по количеству президентских сроков. Политолог назвал судей "***нами в мантиях". Согласно заключению эксперта, данное выражение несет унизительную и оскорбительную характеристику судей Конституционного суда.

В ноябре прошлого года суд в Екатеринбурге оштрафовал Фёдора Крашенинникова на 30 тысяч рублей за неуважение к власти из-за поста про судей в телеграм-канале. Это была новость газеты "Ведомости" об аресте оппозиционера Леонида Волкова. Крашенинников сопроводил её комментарием, в котором нецензурно отозвался о "путинских судьях". Правоохранительные органы сочли, что таким образом политолог "оскорбил человеческое достоинство и общественную нравственность".

Федор Крашенинников рассказал Радио Свобода о том, за что его преследуют.

– Не очень типичный случай, когда политолога сажают за решетку из-за его высказываний. Но для вас это уже не первый случай обвинения в неуважении к власти. Как вы стали рецидивистом?

– Ко мне интерес не как к политологу, а как к оппозиционеру, общественному деятелю. Меня не любят местные власти. В прошлом году я участвовал в протестной активности вокруг сквера и многим представителям власти кажусь организатором. С этого и начались мои настоящие неприятности. Во время всей этой движухи вокруг сквера мне постоянно угрожали. Осенью начались приключения. Сначала ко мне пришли с обыском по делу ФБК. Я никакого отношения к нему не имею, но моя бывшая жена работала в штабе Навального. Они пришли и к ней, и ко мне, провели у меня обыск, изъяли мой компьютер. После этого некий шиномонтажник написал на мой телеграм-канал безграмотный донос с явным замахом на статью об экстремизме. Думаю, он был подставной фигурой.

Все дело строилось на двух бумагах из ФСБ. В одной бумаге ФСБ объясняла, что этот телеграм-аккаунт принадлежит мне. А второй эксперт написал заключение, что я ужасным образом оскорбил всех судей. Так я попал под новую редакцию статьи о мелком хулиганстве, которую они отредактировали, включив в нее публичное оскорбление власти. В первый раз меня оштрафовали на 30 тысяч. Донос был по поводу того, что я писал весной, а суд был в ноябре, то есть срок давности истек. Когда мой адвокат пытался оспорить, они придумали такой интересный юридический термин "длящееся хулиганство". То есть человек не разбил стекло, а длительно разбивает его месяцами. Первое нарушение – штраф от 30 тысяч, повторное – штраф 100–200 тысяч и уже административный арест, а если третий по той же статье, там уже уголовка.

Срок действия моего приговора заканчивался 15 июля, а 8 июля полицейские уже без всяких доносчиков, мониторя мой телеграм-канал, обнаружили запись от 16 марта и завели дело опять с мнением эксперта ФСБ. Там было слово: первая буква латинская g, а потом "овны", эксперты это слово читали однозначным образом "говны". Анализировали они даже не слово "говны", а слово "говно". Я сказал: "Ваша честь, вы читаете gовны, я читаю gовны, а господа полицейские эксперты другое слово там видят, которое там не написано". Но есть заключение ФСБ, где написано, что это матерщинное слово. Если в первом случае я употребил слово "б****", которое входит в список неприличных слов, то в этот раз они объяснили, что хотя этого слова в списке нет, оно все равно неприличное. Следовательно, я в неприличной форме оскорбляю социальную группу – судей Конституционного суда, а в их лице и всю государственную власть. А так как это повторно, то, пожалуйста, административочка. Я вышел из дома, за мной бежит полицейский в маске. Меня повезли в суд. В суде состоялось мероприятие с зачитыванием экспертизы. Потом судья объявила, что я виновен и не могу быть наказан штрафом даже в 200 тысяч, а только административным арестом. И меня отправили в изолятор, где – до того, как я туда попал – была вспышка ковида среди задержанных и тех, кто их охранял: некоторые попали в больницу.

– Вы вышли на свободу и обнаружили, что ваши аккаунты в соцсетях взломаны. Может быть, ради этого вас и решили изолировать?

– Не думаю, что целью было взломать мои аккаунты, это можно было делать и не таким способом. Цель была меня наказать, сделать пакость, подвергнуть меня унизительному осуждению, как хулигана, типа тех, кто стекла бьет, дебоширит. Телефон они у меня изъяли. Я поставил на него сложный пароль. У них было неограниченное количество времени, чтобы его ломать, зная, что я не смогу остановить этот процесс. Инстаграм и фейсбук я тут же себе вернул. Твиттер у меня уплыл, хотя мне обещают вернуть. Мой старый скайп увели. Плюс они украли пароль Microsoft Word, где хранятся тексты, теперь у них есть доступ к миллиону моих статей. Пусть читают, у меня там ничего такого нет. Неприятно, конечно, что залезли куда-то, но в целом все это мне кажется довольно глупым. Причем они оставили номер телефона, с которого ломали. Звонили журналисты по этому номеру, он не работает. Я поговорю с адвокатом, возможно, мы подадим заявление в полицию.

– Вы говорите "они" — это та же самая ФСБ, которая готовила экспертизы?

– Не могу это утверждать. Но то, что у нас мелким хулиганством занимается ФСБ, – это факт. Можете себе представить, чтобы делом о мелком хулиганстве занималась бы ФСБ и писала, что там дебошир выкрикивал и насколько это было оскорбительно для окружающих.

– Вы сказали, что всё началось с истории вокруг протестов из-за сквера. За ней очень внимательно следили, а потом внимание переключилось на что-то другое, и теперь уже не знаю, поставлена ли какая-то точка в этой истории?

– Церковь не построена, сквер в целости и сохранности. Строительство собора не начали даже на новом месте, которое они согласовали. Поэтому все это кончилось победой гражданского общества. И это, очевидно, очень больно тем, кто много эмоций и сил вложил в вопли: все будет по-нашему, вы там зря протестуете, вы все сатанисты и прочее. У этих людей, как мы понимаем, есть какая-то "крыша" в органах, там тоже много православных чекистов. Протесты кончились, а дело о беспорядках в сквере существует, и периодически по нему кого-то вызывают на допросы. Уже и храм передумали на том месте строить, и Путин сказал, что надо народ спрашивать, и опрос провели, и все уже закончилось давно, но они выдергивают людей на допросы.

– В Хабаровске у вас появился товарищ по несчастью – видеоблогер Алексей Романов, которого тоже отправили на 7 суток. Вы много пишете в телеграме о том, что происходит в Хабаровске. К чему это может привести?

– Протесты в Хабаровске радикализуются. Люди уже поняли, что надо говорить плохое про Путина Владимира Владимировича, а не только кричать "нам нужен Фургал". Конечно, происходящее в Хабаровске волнует всю страну, сотни тысяч людей смотрят трансляции, и информация о том, что в Хабаровске народ бунтует, очень широко распространяется. Вообще настроения в восточной части России такие. Что касается видеоблогера, да, это неприятная история. Владимир Владимирович Путин и вся его команда депутатов по сути хотят вернуть нас в советскую практику, когда было такое понятие "антисоветская агитация и пропаганда". Не может быть в Советском Союзе политических заключенных. А человек, который вел антисоветскую агитацию и пропаганду, – уголовный преступник.

– Буковский был "хулиганом".

– Да, потому что нормальный человек не может отрицать советскую власть, он или псих, или уголовник. Сейчас мы наблюдаем то же самое, только без идеологии, потому что никакой светлой идеи в будущем, к которому нас ведет Владимир Владимирович Путин, нет, и оправдания, ради чего все эти мучения, издевательства, нет никакого, у нас вся идеология в прошлом. Мы бесконечно строим память о Великой Отечественной войне. Тем не менее они чувствуют, что рейтинг падает, на одной демагогии и стоянии на коленях перед ветеранами ничего не добьешься, люди перестали на это реагировать. Никому уже давно не интересна Украина, кроме кучки людей, которые живут в телевизоре. Развлечь народ геополитикой уже не очень хорошо получается. И они пошли по простому пути: надо сделать так, чтобы любое недовольство каралось. Выборы превращаются в полный балаган с голосованием на пеньках. А тех, кому это не нравится, будут судить и штрафовать, потом сажать на нары.

В чем мое преступление? Да, возможно, ругаться такими словами публично и не стоит, но социальные сети – это частное пространство человека. То, что в России все смирились с мыслью, что за записи в социальных сетях с тобой могут что-то сделать, – это чудовищно. Мы видим массу процессов, когда берут какого-то сельского блогера, человека, который что-то пишет у себя в соцсетях, у него пять читателей, и его судят со всей серьезностью, что он призывал к экстремизму, ругал власть и так далее. Под антисоветскую агитацию и пропаганду списывалось вообще все, от отклонения от генеральной линии партии в вопросах гегелевской диалектики, до площадной брани у пивного ларька. Вот им хочется сделать то же самое. Они формируют юридическую базу, с помощью которой за любое критическое мнение в отношении к власти человека очень легко и непринужденно можно сделать преступником.

– Но всех не пересажаешь. На Дальнем Востоке уже выходят десятки тысяч.

– Всех не пересажаешь, но, как только успокоятся, перестанут ходить на улицы, власти начнут искать "организаторов". Они считают, что если люди где-то бунтуют, то их кто-то взбаламутил. Как только в Хабаровске люди перестанут выходить на улицу массово, начнется поиск баламутов. Власть мстит тем, кто ее дразнит. Если где-то начинают скандировать пакости про Владимира Владимировича Путина, он злобу затаивает, а потом мстит. Хочу сказать хабаровчанам, что это как велосипед: как только они остановятся, они упадут и ударятся головой. Рано или поздно протесты закончатся чем-то – может быть, уберут Дегтярева. Но злобу затаят и рано или поздно попытаются отомстить. И общественность должна понимать, что воронок приедет за всеми.

– В Екатеринбурге этот велосипед остановился.

– В Екатеринбурге так далеко дело не зашло. В нашем случае, в отличие от Хабаровска, ситуация была не политическая, из нее был простой выход, который они и сделали: не строить в сквере. Как только власть сделала уступку, сказала – всё-всё, в сквере строить не будем, люди сказали: ну и хорошо, а что дальше протестовать? В Шиесе то же самое: цель протеста, чтобы помойку там не делать. Понятная, ясная цель, объединяющая людей. У власти тоже была возможность отыграть назад – не будем мы делать в Шиесе помойку. В Хабаровске ситуация совершенно иная. Во-первых, это изначально политическая проблема, там нет варианта: ну ладно, мы выпустим Фургала, пусть дальше губернатором будет. Это невозможно. Следовательно, возникает тупик. Что может сделать Кремль? Такого протеста в России не было никогда, это протест чисто политический. Фигура губернатора политическая. Несогласие хабаровчан с отстранением губернатора – это политическая ситуация. Самое ужасное для власти – они не могут выйти из этой ситуации, не пойдя на уступки, а идти на уступки они никак не могут. Поэтому в Хабаровске происходит нечто совершенно небывалое, и не стоит проводить параллели. Ситуация уникальная и гораздо более интересная, чем протесты в Москве. Потому что выборы в Московскую городскую думу – это тема, которая не вдохновляла регионы. А тут люди вдруг видят, что целый регион поднялся на дыбы.

– Вы говорили недавно, что, пока Москва молчит, ничего принципиально не изменится.

– Я бы сейчас уже не был так категорично настроен. Все длится довольно долго, акции солидарности проходят в других городах, и выясняется, что хоть в Москве все сыты и довольны, а фасад-то сыпется. Сейчас в Хабаровске сотни тысяч, весь Дальний Восток просыпается и видит, что они обманывались много лет, что они доверяли человеку, который плевать на них хотел. Если такие протестные акции по России будут постоянно происходить, то спокойствие в Москве мало что меняет. Такие протесты то здесь, то там, очень хорошо расшатывают режим, пробивая в фасаде заметные шурфы, и может наступить какая-то точка, когда этот фасад рухнет. По Хабаровску я точно совершенно не предвидел и не ожидал столь долгого протеста. Когда я неделю сидел без информации в изоляторе, мне и в голову не приходило, что я выйду, а в Хабаровске что-то продолжается. Я выхожу, слушаю новости: ничего себе, оказывается, они продолжают. Я был приятно удивлен. Более того, у них происходит медленная, постепенная радикализация протеста. Видя, что власть пытается их откровенно игнорировать, они радикализируются. И молодцы, пусть радикализируются.

Я призываю всех отказаться от высокомерия. Издалека на первых порах кажется, что свалка в Шиесе или храм в Екатеринбурге — это мелко. Но любой местный протест рано или поздно обретает другое звучание, потому что Путин вообще против участия народа во власти. Они сделали все, чтобы ликвидировать местное самоуправление и выборы. И у людей осталась одна возможность – выходить на протест. По местным поводам – точечная застройка, свалки, церкви, парки, губернатора посадили и так далее. Власть это жутко раздражает, любая активность людей, особенно уличная, вгоняет их в истерику. Они боятся, что не туда наступят и провалятся под лед, на чем-то, на совершенно невинном, на том, о чем никто не думал.

Кто бы мог подумать, что в Хабаровске такое случится? Сняли губернатора Гайзера в Коми, и ни один человек не вышел, хотя у него был рейтинг 85%. Потому что он был единоросс, грош цена всему голосованию за него. А за Фургала люди голосовали по-настоящему, из вредности. Совершенно другой эффект. Губернаторы очень сильно боялись референдума по Конституции. Власть ждала, а вдруг что-то пойдет не так, надо подстраховаться. Но тут у них все прошло. И вот Хабаровск внезапно. А что следующее будет? Они и с Шиесом не ожидали. Подумаешь, сколько у нас по России свалок, ничего раньше не происходило такого. Поэтому надо вглядываться в даль и ждать, где в следующий раз они оступятся, поскользнуться на какой-нибудь банановой кожуре.