Решение Государственного совета Турции отменить постановление правительства страны от 1934 года о превращении стамбульского собора Святой Софии – Премудрости Божией в музей вызвало многочисленные и бурные протесты европейской общественности, научного сообщества и правительственных кругов. Однако президент Турции Реджеп Эрдоган, который, как уверены многие, стоит за этим спорным решением, непреклонен: уже 24 июля в историческом здании, которому суждено превратиться в мечеть, состоится первый намаз.
Собор Святой Софии, самый значительный памятник византийской архитектуры в Стамбуле, построен в VI веке по приказу императора Юстиниана и почти тысячу лет оставался крупнейшим храмом христианского мира. После взятия Константинополя армией османского султана Мехмеда II в 1453 году и до образования светского турецкого государства использовался как мечеть и вот, 86 лет спустя, возвращается к прежнему статусу. В разочаровании по этому поводу едины и патриарх Московский и всея Руси Кирилл, который выразил свою обеспокоенность, увидев в "угрозе собору Святой Софии угрозу всему христианскому миру", и папа римский Франциск, который выразил своё огорчение.
О византийских памятниках Стамбула и судьбе собора Святой Софии корреспондент Радио Свобода беседует с видным российским историком-медиевистом, доктором наук, автором нескольких монографий по истории Византии Сергеем Ивановым.
– Сергей, скажите, вы разделяете скорбные чувства патриарха и папы римского?
– Христианские деятели выражают свои религиозные эмоции, а мне жалко собора Святой Софии как византинисту и как поклоннику византийской цивилизации. Это немножко разные направления, но я разделяю скорбь ЮНЕСКО и моих коллег из Международной ассоциации византинистов, которая отправила коллективное письмо президенту Турции Реджепу Эрдогану, и я его тоже подписал. Разумеется, письмо не возымело никакого действия. Мы указали на то, что музейный статус никоим образом не оскорблял исламской религии, ведь исламские символы не были уничтожены в храме Святой Софии, пока она была музеем.
Те действия, которые турецким властям и духовному руководству мусульманской общины придется предпринять для того, чтобы превратить храм-музей в полноценную мечеть, неизбежно приведут если не к уничтожению памятника, то, по крайней мере, к нанесению ущерба византийскому искусству. Пострадает, прежде всего, доступность христианских изображений. Я не знаю ещё со всей точностью, как турецкие власти собираются с ними обойтись. Сообщалось, что будет использован лазер, который намереваются включать на время намазов, чтобы затемнять лики, человеческие или божественные, на изображениях. Если мозаики закроют какими-то занавесками, то, я думаю, некоторого физического ущерба памятникам не избежать. Пострадает и восприятие здания как единого целого – полы будут закрыты коврами, посетители должны будут снимать обувь, как это принято в мечетях.
– Вас беспокоит сохранность мозаик, которые находятся на части стен собора Святой Софии?
– Я не думаю, что им будет угрожать непосредственная серьёзная опасность: всё-таки власти Турции понимают важность этих изображений для мирового искусства и вообще их символическую значимость. Но, вероятно, замедлятся или вообще остановятся работы по их изучению. Ведь, собственно, процесс открытия византийских изображений не прерывался с 1930-х годов, с того момента, как храм стал музеем. Сравнительно недавно, лет пятнадцать назад, в северо-западном парусе, например, был обнаружен лик серафима.
– Полагаете, что работа в помещении мечети как в музейном объекте будет невозможной?
– Ну, не то чтобы вовсе невозможна. У исламской административной организации, которая будет управлять Святой Софией, есть своё научное подразделение. Но, конечно же, такого рода работы будут подчинены совершенно другим задачам и, конечно, византийская составляющая будет если не вовсе свернута, то сильно урезана, в этом у меня нет сомнений.
– В какой степени сейчас Софийский собор – византийский памятник, а в какой степени мусульманский?
Предтеча смотрит со скорбью, Богородица выглядит немного смущенной, потому что ее сын оказался Богом (они оба просят за человечество), а Спаситель грустно смотрит поверх их голов, потому что ему ведомо что-то, чего они не могут узреть...
– Думаю, не погрешу против истины, если скажу, что на 90 процентов это всё-таки византийская постройка. Если говорить о вещах постоянных, если исключить, например, деревянные щиты с надписями на арабском языке, которые были повешены на стенах в середине XIX века, если не считать каллиграфическую арабскую вязь с цитатами из 35-й суры Корана, которая украшала купол (по всей видимости, закрывая изображение Пантократора, но мы этого точно не знаем, потому что работы в куполе так и не были проведены надлежащим образом)… Так вот, если говорить не о таких вещах, то мусульманскими являются михраб и трибуна для проповеди внутри храмового здания, минареты и восточные контрфорсы. Все остальные контрфорсы – северные, южные и западные – византийские. Но в общем, по сравнению со всей огромной постройкой, мусульманские привнесения – конечно, совсем небольшая часть.
– Вашему сердцу специалиста, который много лет посвятил исследованию византийского наследства в Стамбуле, какие исторические объекты собора Святой Софии особенно дороги?
– Знаете, собор Святой Софии хорош именно как целостный комплекс. Невозможно не разделить восторженное ощущение наших далёких предков, тех первых послов, которых князь Владимир для испытания веры послал в Царьград, пересказанное в "Повести временных лет" летописцем Нестором. Это ощущение чуда, которое вряд ли можно передать словами. В этом смысле собор-памятник не знает себе равных.
Но если говорить о конкретных изображениях, то на меня (тут я совершенно не оригинален, думаю, что большинство людей, которые гуляли по Святой Софии, разделяет это ощущение), конечно, самое сильное впечатление производит деисус. Это палеологовская мозаика, изображающая Христа в окружении Богородицы и Предтечи. Нюансировка этих изображений и переходы цвета на этой мозаике совершенно невероятны. Невозможно поверить, что это изображение выполнено кусочками смальты – кажется, что это живопись, и живопись невероятно тонкая. Особое впечатление на меня производит разница в том, как выглядят глаза трёх участников этой сцены: Предтеча смотрит со скорбью, Богородица выглядит немного смущенной, потому что ее сын оказался Богом (они оба просят за человечество), а Спаситель грустно смотрит поверх их голов, потому что ему ведомо что-то, чего они не могут узреть...
Другие изображения тоже, разумеется, замечательные. Чего стоит один архангел в арке апсиды! Таких изображений было два, одно почти не сохранилось, а второе, северное, сохранилось довольно хорошо, и оно тоже непередаваемо прекрасно! Императорские изображения, конечно, очень хороши, но они больше интересны историку культуры, историку Византии. Разглядывая их, получаешь удовлетворение от того, что заглядываешь в византийское прошлое. Это тоже художественное переживание, но не такое острое, как при созерцании деисуса.
– Если оценивать научную и художественную ценность мозаик Софийского собора, это абсолютно самая ценная византийская коллекция? Или, скажем, мозаики в храмах Равенны сопоставимы с тем, что можно увидеть в стамбульском соборе?
– Трудно сравнивать, потому что это разные эпохи. Всё-таки Равенна хороша тем, что она представляет нам раннее византийское искусство, которое многими корнями ещё связано с античностью. А вот то, что мы имеем в Святой Софии, – это всё-таки средняя и поздняя Византия, потому что поначалу в соборе Святой Софии, построенном по приказу императора Юстиниана, не было фигуративных изображений. В этом отношении мозаики Святой Софии уникальны, поскольку это парадное императорское искусство, и вот такой коллекции больше нигде нет. Нам важно понимать, как именно и что именно заказывали мозаичистам сами византийские властители, во многих отношениях важно. Если говорить о поздневизантийских памятниках, то, может быть, храм Христа Спасителя в Полях и Фетхие-джами не менее важны, но это камерное искусство, небольшие размеры, небольшие объемы, а Святая София всё-таки это невероятный масштаб!
– Насколько можно понять, мотивы, которые движут властями Турции, "переделавшими" музей в мечеть, в значительной степени лежат в сфере актуальной политики. Но, может быть, парадоксальным образом Айя-София окажется теперь более доступной для простого человека? Когда сейчас чиновники в Анкаре и Стамбуле обороняются от критики христианского мира, то преимущественно говорят о том, что Голубая мечеть, которая находится по соседству с Софийским собором, открыта для свободного посещения. Её может бесплатно посетить любой человек, если он придерживается правил поведения, предписанных исламом. Тут они, кстати, правы: я сам был в Голубой мечети, никто мне не мешал. То же самое, обещает Реджеп Эрдоган, будет в соборе Святой Софии.
– Я совершенно не верю в то, что в Святую Софию будут пускать всех желающих всё время, тогда храм будет набит народом бесконечно. Как-то регулироваться этот поток будет в любом случае. Не верю я, честно говоря, и в то, что Святая София станет совершенно бесплатной. Всё-таки содержание этого чрезвычайно капризного здания в хорошем состоянии требует огромных средств. Эти средства до сих пор поставлял сам собор, он самоокупающийся, да ещё давал турецкому государству прибыль, причем немалую! За прошлый год собор посетили почти 4 миллиона человек, каждый из них заплатил по 12 с чем-то евро. Это своего рода печатный станок для денег, и я не верю, что турецкие власти вовсе от такого источника доходов откажутся. Скорее всего, они примут какое-то половинчатое решение: например, будут пускать туристов на галерею, а на первый этаж – нет, или что-то ещё придумают, наверняка какие-нибудь загородки новые появятся. Не будет возможности подходить где-то к парапетам, не будет возможности читать граффити, не будет возможности посмотреть на украшение пола, в общем, много чего не будет. Но главное, мне кажется, исчезнет целостность восприятия. Какие-то плюсы появятся, но, несомненно, эти плюсы будут для тех, кто считает, что музей в завоёванном султаном Мехмедом здании – это оскорбление ислама. Наверное, такой взгляд возможен, если ты фанатичный мусульманин. Но я не думаю, что это улучшит ситуацию с просмотром памятника...
– Вы упомянули о том, что здание собора чрезвычайно капризное. Ему почти полторы тысячи лет, в X веке собор пережил сильное землетрясение, тогда обвалился купол и собственно юстиниановское здание было в определённой степени перестроено. Что сейчас в этом архитектурном комплексе самое хрупкое? Что нуждается в особой защите?
– Дело в том, что гениальный расчёт архитекторов собора Святой Софии опирался на довольно рискованное решение. Заметьте, посетитель не ощущает чудовищной тяжести купола, в силу той же гениальности архитекторов. В нашем восприятии эта тяжесть как бы стекает по аркам, парусам, полукружьям, галереям. Сравним Святую Софию с римским Пантеоном, у которого тоже купольная структура, но чудовищная тяжесть купола Пантеона ощущается каждым, кто под него вступает. Ты начинаешь думать: какая махина, какая громада над тобой возвышается! А в Софии этого эффекта совершенно нет.
Храм Святой Софии был не очень дружелюбен к посетителям
С течением веков стены, колонны начинают очень-очень медленно, грубо говоря, разъезжаться под тяжестью этого купола. "Разъезжание" останавливали в византийское время контрфорсами, подпирая стены. Тем не менее нужно в ежедневном режиме следить за крохотными трещинками, которые в разных местах появляются в конструкции наверху. Собственно, ради этого, среди прочего, посередине храма всегда возвышаются гигантские леса. Эти леса невероятно медленно передвигаются по храму, они высоченные, от пола до потолка. Исследователи, рабочие, сотрудники музея, забравшись на эти хоры, всё время проверяют, не ухудшается ли ситуация с трещинами. Если эти работы прекратятся, то опасность будет, конечно, нарастать.
– Софийский собор до сих пор числится – думаю, ещё не успели его вычеркнуть, – в списке Всемирного наследия ЮНЕСКО. Насколько известно, у этого списка довольно жесткие технические требования, сформулированные для того, чтобы объект соответствовал требованиям охраны памятников. Как турецкие власти в целом относятся к выполнению этих требований? В Стамбуле есть и другие, помимо собора Святой Софии, византийские памятники – есть и знаменитая Цистерна Базилика, есть и колонна Константина, городские стены...
Самая уязвимая часть византийского наследия Стамбула – это, конечно, подземные водохранилища, цистерны
– К сожалению, рекомендации ЮНЕСКО в Стамбуле очень часто не выполняются. Последний и, на мой взгляд, самый скандальный пример – это византийский дворец Текфур-сарай (Малый Влахернский дворец), который подвергся чрезвычайно неделикатному ремонту. Он превращен сейчас в музей, и надо было бы этому радоваться, ведь раньше дворец был просто руиной. Но тем не менее, пока дворец был руиной, он по крайней мере был аутентичен. А сейчас он подвергся ремонту, который нарушает требования ЮНЕСКО о восстановлении зданий. И в довершение, я бы сказал, такого оскорбления на стены XIV века повешен лифт! И этот лифт, по-моему, прекрасно свидетельствует о бессилии ЮНЕСКО что бы то ни было предпринять в Стамбуле.
– Софийский собор – это не только просторный зал, не только купол, не только мозаики, но и огромный архитектурный комплекс. Там большое количество помещений и зданий, в которых располагаются и какие-то экспозиции, и артефакты, и сувенирные магазины, и научные кабинеты, и разные исторические объекты – прямо на территории собора или прилегая к его зданию. Когда всё это будет переделано под мечеть, у которой своя (и совершенно иная) структура жизнеобеспечения, что ещё там может пострадать?
– С точки зрения доступности пострадают помещения и объекты, которые были и раньше труднодоступны или вовсе недоступны. К сожалению, таких в Софии было довольно много. Вообще надо сказать, что храм Святой Софии был не очень дружелюбен к посетителям, если его сравнивать с другими крупными европейскими музеями. Я думаю, произойдет то, что, вообще говоря, началось некоторое время назад, а именно – будет закрыта северная стена собора Святой Софии, около которой начали возводить (а с турецкой точки зрения – реконструировать) медресе, размещавшееся там когда-то в османское время. Ну, разумеется, это новодел, который будет контрастировать с подлинной средневековой постройкой.
Не станет при этом более доступно древнее здание в северо-восточном углу комплекса, которое старше самого Софийского храма, оно относится ещё к предыдущему, доюстиниановскому храму, сгоревшему в 532 году. Этот уголок никогда не был доступен для туристов, он и не станет, я думаю, доступнее ни в коем случае. Надеюсь, что турецкие власти сохранят по крайней мере доступ в сад перед входом в собор с его с восточной стороны, где сейчас находятся (правда, в очень хаотичном виде, но тем не менее) обломки различных византийских памятников. Это такой Ноев ковчег византийского Стамбула. Это всё в ужасном состоянии – в том смысле, что там очень мало разъясняющих надписей, где и что лежит. Я в новом, третьем издании своего путеводителя по византийскому Стамбулу, который выйдет буквально через несколько недель, специально расширил содержание за счёт подробной карты с объяснениями того, что и откуда взято среди этих десятков и десятков интереснейших скульптурных и архитектурных обломков.
– Получается, что турецкие власти побудят вас к написанию нового, четвертого издания прекрасной книги "В поисках Константинополя". В этом интеллектуальном бестселлере вы очень интересно рассказываете о погибшей, но все ещё живущей под мусульманским городом византийской столице. Скажите, Сергей, продолжается исчезновение византийских памятников? В книге вы пишете о том, что около 80 крупных памятников византийского периода в Стамбуле ещё сохраняются.
Мои турецкие коллеги выражают в своём большинстве не меньшее отчаяние по поводу произошедшего с собором Святой Софии
– Да, это, конечно, очень приблизительный подсчет – нужно ведь точно определить, что считать византийским памятником. Если это перестроенная и переделанная до неузнаваемости бывшая цистерна, то только специалист поймет, что это когда-то была византийская цистерна. Самая уязвимая часть византийского наследия Стамбула – это, конечно, подземные водохранилища, цистерны. Многие из них отделаны как дворцы, многие из них производят невероятно сильное впечатление. Цистерны располагались под всем городом, поскольку Константинополь – уникальный мегаполис, который не стоит на проточной питьевой воде. Жители поэтому копали цистерны и собирали туда и воду из акведуков, и воду дождевую. Естественно, теперь при рытье любых фундаментов почти всегда находят какие-нибудь византийские цистерны. И, разумеется, строители, как правило, пытаются как можно скорее их засыпать, чтобы не пришлось останавливать проект. Это беда всякого большого древнего города, это почти неизбежно, и чем-то приходится неизбежно жертвовать. Гораздо печальнее, что даже те цистерны, которые давно и хорошо известны, всё чаще и чаще оказываются запертыми и недоступными. Они оказываются во владении каких-то странных организаций, учреждений, которые почему-то совершенно не заинтересованы в том, чтобы привлекать туристов, ну, хотя бы даже брать деньги за доступ к средневековым объектам. Вот в этом отношении ситуация медленно, но верно ухудшается.
Она ухудшается и в связи с небрежением. Например, буквально месяц назад сами собой обвалились в одном месте Феодосиевы стены. Ничего не происходило, просто обрушилась стена. В целом, конечно, это печальное свидетельство того, что турецкие власти уделяют недостаточно внимания поддержанию памятников, которые для них теперь в идеологическом отношении неважны, не выделяют нужных средств. Я подчеркиваю, что это относится только к центральным властям Турции, тогда как муниципалитет Стамбула изо всех сил пытается сделать всё, что может. Это тоже политический вопрос, ибо мэр Стамбула Экрем Имамоглу станет, по всей видимости, главным конкурентом президента Эрдогана на следующих выборах.
– Сменю историческую оптику и направление нашего разговора. Конечно, всё, о чем вы говорите, подёрнуто исторической печалью – погибла цивилизация, и вот некоторые следы великой Византии снова стираются. Нет повода для оптимистических нот в нашем разговоре? Или всё же диалог религиозных культур, исламской и христианской, на примере Стамбула и Константинополя даёт примеры положительного взаимодействия? Падение Константинополя в 1453 году – одно из ключевых событий мировой истории, и нам этого уже не изменить. Можно ли попытаться взглянуть на Стамбул как на лабораторию, в которой ислам и остатки христианства, память о христианстве, пытаются сосуществовать?
Спрашивать историка про будущее – всё равно что спрашивать врача-патологоанатома о бессмертии души
– Я не знаю, есть ли положительный опыт во взаимодействии религий, даже не уверен, что оно возможно. Ну, терпимость возможна, а взаимодействие религий – не знаю, вопрос к теологам. Что безусловно возможно – так это взаимодействие учёных, оно и происходит. Мои турецкие коллеги выражают в своём большинстве не меньшее отчаяние по поводу произошедшего с собором Святой Софии, чем мы. В Стамбуле ведь работали не только турецкие археологи и историки, но и учёные из многих других стран. Сотрудничество учёных во имя сохранения прошлого – это вещь, которая, пожалуй, расширяется. Всё больше и больше турецких исследователей – археологов, историков, искусствоведов – получают образование на Западе, они возвращаются домой во всеоружии современных методов науки, и это не может не радовать. Но они, конечно, принадлежат к той части турецкого общества, которое сейчас находится пусть и в незначительном, но всё-таки в меньшинстве.
– Этот процесс научного взаимопроникновения как-то влияет на возможности по-новому, более объективно прочесть историю? Есть две полярных версии взятия османами Константинополя. Одна история, трагическая, написана византийскими хронистами и европейскими летописцами, согласно их взглядам, взятие того же Софийского собора сопровождалось реками крови. Версия османская совсем другая: молодой султан Мехмед въезжает на жеребце в собор Святой Софии, на глазах у испуганной толпы берёт на руки греческую девочку, и блеск луча солнца показывает, что жизнь в вечном городе будет счастливой для каждого и для всех. Сближаются как-то в последнее время радикально отличные друг от друга версии исторических событий?
– Обе описанные вами картинки представляют собой манипулирование историей. Разумеется, к истории как науке это имеет мало отношения. Мы прекрасно знаем, что Мехмед Завоеватель свободно владел греческим языком, он писал на греческом языке. После взятия Константинополя султан ходил беседовать о сущности христианства к патриарху Геннадию Схоларию. Подавляющее большинство в правящем классе Османской империи в первые века её существования были выходцами из православных кругов; из великих визирей, по-моему, две трети в первые три века Османской империи были греками. Такое общение на повседневном уровне между цивилизациями осуществлялось и до падения Константинополя. На самом деле Византия чрезвычайно много взяла у своих восточных соседей. Ну вот например, если мы посмотрим на мозаичный портрет Феодора Метохита, ктитора храма Хоры, то на непредвзятый взгляд его невозможно отличить от какого-нибудь османского вельможи. На нём совершенно турецкий тюрбан, на нем длинный кафтан с широкими рукавами. Это очень наглядное свидетельство того, как много Византия в последние века своего существования заимствовала у своих противников, у соседей на востоке.
– Софийский собор всё же когда-нибудь снова станет музеем? Или это решение не будет пересмотрено?
– Спрашивать историка про будущее – всё равно что спрашивать патологоанатома о бессмертии души. Я думаю, что в ближайшее десятилетие мы будем видеть более-менее компромиссные ситуации. В целом, наверное, когда-нибудь Святая София вернётся к музейному статусу. Почему-то мне хочется в это верить, – сказал в интервью Радио Свобода российский византолог, доктор исторических наук Сергей Иванов.
Нецелевое, скажем так, использование объектов религиозного культа или их превращение в молельные дома других религий – привычное историческое явление. Тот же упомянутый Сергеем Ивановым римский Пантеон, теперь собор Святой Марии и Мучеников, строился во II веке как языческий храм. В здании Малой мечети украинского города Измаил, в 1790 году взятого у османов армией Александра Суворова, расположена советского изготовления диорама на соответствующую тему. Эта мечеть успела побыть в прошлом и православным Кресто-Воздвиженским храмом. Столетиями практика уничтожения мечетей христианскими армиями и уничтожения христианских храмов мусульманскими армиями была само собой разумеющимся делом – в Белграде, например, из 165 существовавших к началу XIX столетия мечетей сохранилась к нашему времени только одна, Байракли (Знамённая). В минувшем столетии самым ярким примером безжалостного уничтожения или переиначивания религиозных памятников стала богоборческая стратегия большевиков, взорвавших десятки тысяч храмов или превративших их в склады, кинотеатры и дома культуры.
Стамбульский собор Святой Софии привлекает к себе пристальное внимание в силу особого символического значения этого объекта и международной политической подоплёки решения турецких властей. Как указывают многие эксперты, это ещё один знак поворота Турции к традиционализму; решение Государственного совета, кстати, восторженно встречено местной исламской общиной. Однако стоит напомнить, что православные организации многих стран мира (в том числе и российские, и греческие) долго и безуспешно добивались возвращения музея Айя-София в "лоно истинной церкви". И если бы вдруг случилось так, что 24 июля под мозаиками византийских мастеров в Стамбуле состоялся православный молебен, то колокола звонили бы с особым значением и в Афинах, и в Москве, и в Иерусалиме.
