Бывший заместитель координатора штаба Навального в Туле Филипп Симпкинс получил в Швейцарии статус беженца. 22-летний активист уехал вскоре после выборов президента России в 2018 году. В России Филипп Симпкинс провел 8 суток в спецприемнике, не смог продолжить обучение в колледже и страдал от преследований силовиков. Сейчас он живет в Лозанне, учит немецкий язык, публикует свои фотографии в известном европейском журнале, путешествует по Италии и помогает Швейцарской народной партии. Вот что он рассказал в интервью Радио Свобода.
– До эмиграции вы были в Европе только один раз. Вас пригласили на неделю в гости россияне, живущие в Швейцарии, после того как они увидели фильм Андрея Лошака “Возраст несогласия”. Вы вернулись из поездки и решили уехать из России навсегда. Вы никого не знали в Европе, кроме пригласившей вас в гости русской пары, не говорили ни на одном из национальных языков Швейцарии. Как складывалась ваша жизнь дальше?
– Первое время в Швейцарии я жил в лагере для беженцев – трудный период в моей жизни. Тяжелее всего я переносил неопределенность и отсутствие гарантий. Сложно было жить с беженцами из других стран: мы слишком по-разному относились к бытовым вопросам. В октябре 2018 года правительство Швейцарии дало мне временное разрешение на жительство, так называемый permit N. После этого меня отправили в другой кантон, где находится город Лозанна. В каждом кантоне есть центры, которые занимаются беженцами до получения вида на жительство. Там мне сделали разрешение на временное проживание и предоставили комнату в общежитии для мигрантов.
– Разрешение на временное проживание дало вам право на работу?
– Этот документ дает право на легальное пребывание в Швейцарии, но в любой момент правительство может его забрать. С permit N нельзя выехать из страны и вернуться обратно. Permit N дает право на обучение и работу, но с ним почти невозможно трудоустроиться. Работодатели не хотят связываться с человеком, который в любой момент может покинуть страну. Некоторые жители общежития работали нелегально. Но я не хотел нарушать закон Швейцарии, обманывать правительство и поэтому не работал.
– Какими были условия проживания в общежитии?
– Лучше, чем в лагере. Если в лагере был один санузел на 200 человек, то в общежитии – один на 20. Из общежития можно было выходить в любое время, из лагеря – только в определенные часы. Я жил в комнате с соседом, курдом из Ирака. С ним не было никаких проблем, мы договаривались и уважали друг друга. Жить годами в этом общежитии я бы не смог. Не было ощущения приватности, я все время находился у кого-то на виду.
– Вы получали пособие или какую-то материальную помощь от правительства Швейцарии?
Я сидел за одним столом с бездомными людьми, ел бесплатную еду и думал, где я и что здесь делаю
– Швейцария выплачивала 370 франков в месяц – это очень небольшая сумма, ее никогда не хватало. Мне приходилось обращаться в фонды, которые раздавали бесплатные продукты, как правило, просроченные. Магазины в конце дня тоже отдавали еду нуждающимся. Я сидел за одним столом с бездомными людьми, ел бесплатную еду и думал, где я и что здесь делаю. Каждый день был похож на другой, и я не знал, когда это кончится. Проходила неделя, две, три, но ничего не менялось. Я обошел весь город и окрестности и чувствовал, как начинаю деградировать в интеллектуальном плане от бесцельного шатания. Кроме того, мне не с кем было общаться, я чувствовал себя очень одиноко. Это было депрессивное время. Но я понимал, что если я остановлюсь, то лучше не станет. А я всегда хотел развиваться, хотел самому себе доказать, что могу лучше. Я очень хотел скорее начать учить французский. Многие жители Швейцарии не говорят на английском, который я хорошо знал. Мне повезло: социальный работник, который мне помогал, как-то говорил на английском. Я просил его как можно быстрее отправить меня на курсы французского языка. Но был большой лист ожидания, и я только в феврале попал на курсы французского. Я погрузился в учебу: днем уроки, вечером – выполнение домашних заданий. Я продолжал искать занятия для ума и возможность развиваться. Так я узнал, что русское сообщество проводит лекции на юридические темы на русском языке. Я пошел на лекцию по налоговому законодательству Швейцарии. Я подумал, что пока эти знания, может быть, не очень в тему, но в будущем они пригодятся. Я на этой лекции познакомился с русскими ребятами, которые давно уехали в Швейцарию. Они меня познакомили с швейцарцами, и я начал общаться с местными жителями на французском языке. Так у меня появился круг знакомых и друзей.
– Как долго вы ждали получения статуса беженца?
– В июле 2019 года я получил письмо от правительства Швейцарии с просьбой написать на одном из национальных языков, как у меня дела и что со мной происходило с момента приезда в Швейцарию. Я написал им ответ на французском языке. К тому моменту я уже знал язык на базовом уровне. И через две недели получил еще одно письмо. Я посмотрел на конверт и понял, что это ответ на мою просьбу предоставить мне вид на жительство на основании политического беженства. Я позвонил маме в Россию, чтобы во время разговора с ней открыть письмо, но мама была занята. Я позвонил моей близкой подруге, которая живет в России, и сказал: “Давай откроем письмо вместе”. Я открыл и увидел брошюру, где на 10 языках было написано “Добро пожаловать в Швейцарию”. Я сидел на уличной лавке, около отделения почты и закричал от радости. Прохожие на меня смотрели очень косо, но я не мог сдержать ликования. Я понимал в этот момент, что жизнь моя изменилась – теперь у меня есть уверенность и в настоящем, и в будущем. Я получил статус permit B. То есть у меня есть все права граждан Швейцарии, кроме права голосовать, участвовать в выборах и создавать компанию. С этого момента все изменилось. После получения вида на жительство я покинул общежитие и переехал в квартиру своего друга-француза, с которым мы случайно познакомились в магазине. Мне стали платить больше денег в качестве пособия – около 1800 франков. Из них 700 я тратил на аренду комнаты. 1800 франков – это небольшой доход по меркам Швейцарии, но на него можно было жить. Этих денег хватает даже на небольшие путешествия. Я сумел объехать всю Швейцарию и съездить на север Италии. Но пособие я получал только два месяца. Я пошел учиться в школу, и мне стали платить стипендию – около 1800 франков.
– В какой школе вы начали учиться?
– В этой школе учатся молодые иностранцы, приехавшие в Швейцарию, в основном европейцы. Мы учили французский язык, математику, историю Швейцарии. Я не платил за обучение в школе. Швейцария предоставляет беженцам различные социальные льготы. Эту школу я закончил в июле этого года с уровнем языка В2 – выше среднего. Эта школа должна была помочь ученикам найти возможность дальнейшего обучения. Я пытался поступить в École cantonale d'art de Lausanne – университет искусств и дизайна. Я сдал тесты, но выяснилось, что меня не могут принять, потому что я не учился в средней школе в Швейцарии.
– У вас будет возможность продолжить обучение в этом университете?
Мне написали из журнала Paris Match и попросили разрешения использовать наши фото на своем сайте
– Я не уверен сейчас, что это хорошая идея. Я начал обучение в другой школе, где преподают немецкий язык. Коуч, который мне помогает, говорит что учиться на фотографа очень плохая идея, потому что найти работу по специальности будет трудно. Возможно, в моем положении беженца в самом деле не стоит приобретать творческую профессию. Наверное, мне лучше получить в Швейцарии железнодорожную специальность. Но для этого нужно обязательно знать немецкий язык. Поэтому сейчас я учу немецкий и совершенствую французский язык. В настоящий момент из-за коронавируса школа не работает. Сказали, что мы начнем маленькими группами учиться с середины ноября. Я планирую приобрести стабильную профессию в железнодорожной сфере и буду развиваться как фотограф. Я уже добился небольшого успеха. Мы с моим русским другом, который в детстве приехал в Швейцарию, увлечены фотографией. Пока мы работаем бесплатно, учимся снимать, обрабатывать, монтировать, в общем, набиваем руку. В этом году мы снимали Грету Тунберг, которая приехала в Швейцарию, чтобы принять участие в митинге против глобального потепления. Мы сделали хорошее фото и видео разместили в инстаграме. Мне написали из журнала Paris Match и попросили разрешения использовать наши фото на своем сайте. В сентябре редакция заказала мне съемку, и мои фотографии разместили на двух страницах журнала. Правда, за работу журнал пока мне не платит. Я согласен на такие условия, потому что я только начинаю и мне нужно создавать портфолио.
– Политика вас больше интересует?
– Два месяца назад я вступил в Швейцарскую народную партию. Это национально-консервативная, правая партия. Члены этой партии выступают за более строгую миграционную политику.
– Почему вы, беженец, разделяете такие взгляды?
В России я отстаивал демократические принципы и продолжил бы это делать, если бы мне пришлось вернуться
– Да, я беженец, но я настоящий беженец. Конечно, некоторая часть претендентов на получение убежища бежит от войны и политических преследований но, по моему мнению, их меньшинство. Многие так называемые беженцы едут в Европу за хорошей жизнью. Они не собираются интегрироваться в швейцарское общество, уважать местные традиции и образ жизни. Я видел это собственными глазами. На мой взгляд, статус беженца надо предоставлять только тем людям, которые в своей стране доказали приверженность европейским ценностям. В России я отстаивал демократические принципы и продолжил бы это делать, если бы мне пришлось вернуться. В Швейцарии я делаю все возможное, чтобы стать достойным гражданином этой страны, а не паразитом. Мне глубоко противен паразитизм. Я лишь два месяца получал пособие, а потом начал учиться. Мне было неловко ничего не делать и получать деньги от Швейцарии, страны, которая и так мне уже помогла. Я бы чувствовал себя некомфортно, получая деньги от Швейцарии только за то, что я был в России активистом. Я буду максимально выкладываться, чтобы не вернуться на пособие. Но я знаю, что многие беженцы долгие годы сидят на пособии и даже не пытаются найти работу.
– Как вы помогаете Швейцарской народной партии и что еще вас привлекает в ее идеях?
– Я агитирую за эту партию и убеждаю людей, что именно она действует в интересах жителей Швейцарии. Потому что левые уже доказали свою тотальную некомпетентность. На мой взгляд, любая социалистическая страна – это полный и тотальный провал. Правые не скрываются за ширмой борьбы за права тех, кто сам решил, что он ущемлён. Правые в большинстве своём не популисты и не боятся неприятной правды. Самый ущемленный сейчас в Европе – это белый гетеросексуальный мужчина. Я не против геев, так как сам гей, но я против движения ЛГБТ в Европе, потому что это движение, как и современный феминизм, гиперболизировано.
– Почему вас беспокоит бедственное, на ваш взгляд, положение белого гетеросексуального мужчины?
– Ну потому что сейчас все кричат о белых угнетателях, расистах и гомофобах. Сейчас в Европе геев никто не притесняет. Я почти никогда не сталкивался с гомофобией. Я против того, чтобы люди получали в обществе преимущество на основании лишь сексуальной ориентации. Можно быть геем и не поддерживать движение ЛГБТ. Можно быть беженцем и вести себя так, как этого требует страна, давшая убежище. Я не могу сказать ничего плохого о каких-либо расах и народах, но есть какой-то процент людей, который из-за социально-культурных и даже исторических причин ведёт себя неподобающе.
– Но ведь Швейцарская народная партия выступала против однополых браков. Вас это не смущает?
Можно быть беженцем и вести себя так, как этого требует страна, давшая убежище
– Я тоже против. В юридическом плане я считаю, что семья – это союз мужчины и женщины.
– Вы говорили, что хотите создать семью.
– Да, но семья – это не штамп в паспорте.
– То есть вы согласны с дискриминацией людей-ЛГБТ и себя самого?
– Это не дискриминация, просто мы не должны искажать исторически и культурно сложившееся понятие семьи на государственном уровне. Скажем так, это демографический вопрос тоже, семья – это как государственный юнит. Регистрация брака – это государственный процесс, выдаётся официальная бумага. Я тоже могу нотариально заверить право человека, важного для меня, быть со мной в реанимации или получить наследство.
– Может быть, вы так рассуждаете, потому что не приняли собственную сексуальную ориентацию?
– Я принял себя полностью. Это был сложный и долгий процесс, но я себя принял. Я не вижу, чтобы в Европе притесняли ЛГБТ. Возможно, некоторые люди к геям относятся плохо. Но это так же как, например, у меня могут быть разные взгляды с кем-то, и из-за этого он может испытывать неприязнь. Гомофобы должны тоже иметь право на своё мнение, как и все.
– В России людей-ЛГБТ дискриминируют и лишают базовых прав человека. Гомофобы свободно высказывают собственное мнение. Нет желания вернуться в Россию?
– Вероятно, я вернусь в Россию в гости, когда стану гражданином Швейцарии, если это будет безопасно. Я не разочаровался в ценностях, за которые боролся. Но, к сожалению, российский народ очень аморфный и не готов активно действовать, чтобы жить лучше. Свое будущее я с Россией не связываю, но она вызывает у меня какое-то щемящее чувство. На мой взгляд, в России все становится хуже и хуже.
– Может быть, что-то в Швейцарии вам не нравится?
– Первый раз, когда я приехал в Швейцарию после 20 лет в Туле, эта страна мне показалась раем. Прекрасные горы, чистые озера, приветливые люди, низкий уровень преступности. Когда я начал жить в Швейцарии, то понял, что тут очень много бюрократии и все слишком размеренно. Все системы работают как надо, но очень медленно. Сложно найти квартиру – страна маленькая, места мало. Но мне очень повезло, что я оказался в Швейцарии: в целом тут все как должно быть.
– Вы следите за новостями из России или уже не связываете себя с ней?
– Слежу, конечно, за новостями из России, не так, правда, пристально, как когда я там жил. Я был шокирован новостью об отравлении Алексея Навального. Я узнал об этом во время поездки в горы, мы отдыхали в шале. Я не мог поверить, что его отравили, и сильно переживал за Алексея. Своим соратникам, оставшимся в России, я хочу сказать, что, конечно, нужно думать о людях в целом, но жизнь одна. И, если грозит опасность, возможно, лучше уехать. Я не хочу никого агитировать, но не надо считать предателями активистов, которые уехали из России. Эмиграция – это трудное и индивидуальное решение. Тем, кто остался и борется, я хочу сказать: после темной ночи наступает рассвет, главное – надеяться и верить.
