Президент Франции Эммануэль Макрон и канцлер Германии Ангела Меркель 31 марта во время видеоконференции с президентом России Владимиром Путиным обсудили здоровье Алексея Навального, ситуацию в Беларуси и на востоке Украины, а также вакцину от коронавируса "Спутник V".
Французская политолог и профессор Сесиль Вессье в эфире Настоящего Времени поясняет, почему европейские политики разговаривают с Путиным в то время, как его репутация очень сильно пострадала.
– Некоторое время после отравления Алексея Навального политологи, эксперты думали, что Путин может стать политическим изгоем. Но нынешние телефонные переговоры говорят нам, что этого не произошло. А вы как считаете?
– Я считаю, что они, наши руководители Меркель и Макрон, считают, что просто как-то нужно поговорить с Путиным, потому что он является президентом России. Мне кажется, что отношение к нему действительно очень сильно изменилось с тех пор, как было доказано, что он и, скажем так, команда ФСБ решили отравить Навального. И пока этот случай с Навальным не будет решен каким-то положительным образом, его будут считать ответственным за то, что произошло. То есть да, разговаривать можно всегда, но это не значит, что его как-то уважают, к сожалению.
– Зачем все-таки тогда нужен этот диалог между Европой и Россией, если к Путину такое отношение?
– Во-первых, Россия – это не Путин. И как, например, наш министр иностранных дел постоянно повторяет, и он прав: "Мы не будем менять географию России". Россия – это действительно сосед Европы, это факт. Можно по-разному относиться к этому, но это факт и это не будет меняться. То есть нужно действительно пытаться улучшить отношения, тоже думая о том, что господин Путин не будет все-таки вечно оставаться президентом России, что Россия останется после него.
Вы знаете, на Западе разговаривать с кем-то – это не значит, что ты его любишь, это просто значит, что да, он существует, мы это принимаем во внимание, мы говорим с ним. Это не значит, что ты будешь делать все, что он хочет, это значит, что пока он президент России, и Россия – наш сосед, и Россия всегда имела отношения с европейскими странами.
– Сесиль, в самом начале нашего разговора вы сказали, что отношение к Путину все-таки изменилось на Западе, в Европе в частности. Можете описать примерно, в чем это проявляется?
– Отравление Навального, во-первых, и то, что комментарии и Лаврова, и Захаровой, и так далее создали какой-то шок у людей, которые непостоянно следят за Россией. Потому что они видели, что эти люди врут, и им все равно, что мы знаем, что они врут.
Когда они говорили, например, он был на какой-то диете, или он спился, или он принимал какие-то лекарства – это значит, что им даже смешно врать. И действительно, ты не можешь уважать таких людей. И тот факт, что можно отравить своего политического оппонента – да, это шок.
Это не будет сказано официально, но, скажем так, такие очень яркие выражения, как то, что сказал наш французский министр иностранных дел по поводу "Спутника", например, это тоже какой-то результат: когда он сказал, что это не лекарство, это просто какая-то операция пропаганды и геополитического влияния. Это факт, что они поняли, что нужно открыто говорить о том, что более или менее ты думаешь. Репутация России вообще, конечно, очень сильно пострадала.
– Вы знаете, раз уж вы сами заговорили о российской вакцине, не могу вас не спросить: как вам кажется, все-таки российская вакцина "Спутник" в руках Кремля – это политический инструмент влияния?
– Очень сложно говорить об этом. То, что я вижу, – два факта. Первый – это наши врачи, европейская комиссия, которая занимается тем, о чем я ничего не знаю, – проверкой вакцины. Она не могла проверить насколько этот "Спутник", действует или не действует. Все вакцины должны пройти через эту комиссию, чтобы она сказала, что да, они действуют, или там есть риски и так далее. Это первый пункт.
Второй пункт – когда я вижу, что, как мне кажется, сейчас 4% россиян получили эту вакцину, то есть лучше всего, может быть, все-таки использовать эту вакцину или другие вакцины для российского населения. Зачем продавать или дарить эту вакцину за границу, когда у население умирает, как вы сказали, от ковида, и когда только 4% получили вакцину. Пожалуйста, используйте эту вакцину для российских людей, которые живут в России.
– Нет, то, что вакцина для россиян – это понятно. Я имею в виду именно вакцину как средство, политический инструмент для влияния на Западе. Например, в Европе говорят, что вакцин, например, не хватает или еще что-то, какие-то другие страны в том числе.
– Я понимаю. Но почему они хотят продавать вот эту вакцину, когда 4% получили у себя? Конечно, это инструмент влияния. Я не против инструментов влияния. Мы все как-то используем это. Ну пусть они посылают какого-то певца на Евровидение, это тоже какой-то инструмент влияния. А пусть пока они лечат свое население и не продают эту вакцину, потому что у нас в Европе есть вакцины. Я не говорю, что это плохая вакцина или хорошая, я абсолютно не могу судить. Но я говорю, что мы очень много слышим о том, что они готовы передать, продавать и так далее. Пусть они используют [вакцину] для своего населения, пусть они лечат свое население, и пусть, в том числе, пусть предоставят врачей Навальному. Это тоже будет важно для влияния за границей.
