На состоявшемся в Брюсселе саммите Европейского Союза Великобритания отказалась присоединиться к пакту о Европейском механизме стабильности, призванному стабилизировать ситуацию в зоне евро и помочь решению долгового кризиса в Европе. Причем британский премьер Дэвид Кэмерон говорил, что Лондон не готов присоединиться к пакту, еще в декабре, когда только обсуждалась идея его заключения. Из остальных 26 стран-участниц саммита позицию Великобритании поддержала только Чехия.
На вопросы Радио Свобода отвечает лондонский политолог и журналист Андрей Остальский.
– Чем, по-вашему, объясняется та жесткость, с которой Великобритания выступила на саммите ЕС против пакта о Европейском механизме стабильности?
– Прежде всего, наверное, внутриполитическими причинами. Это достаточно универсальное правило: Дэвид Кэмерон думает о реакции британской общественности, которая сейчас настроена достаточно скептически по отношению ко всему, что связано с Евросоюзом. Этот скепсис, конечно же, усилился из-за экономического кризиса, из-за того достаточно сложного положения, в котором оказались и британские финансы, и британская промышленность, и экономика страны в целом. Премьер-министру приходится учитывать также еще более острый скептический настрой, царящий внутри его собственной Консервативной партии. Видимо, исходя из этого, а также из своего понимания национальных интересов Великобритании, Дэвид Кэмерон и занял особую позицию по отношению к пакту финансовой стабильности.
Британия не входит в еврозону и по-прежнему пользуется своим британским фунтом, но, тем не менее, любое навязывание стране через пакт стабильности общебюджетных решений Евросоюза может отрицательно сказаться на динамике ее экономического развития. Так считает Кэмерон, так считают его советники, так считает правительство. Хотя я должен сразу сказать, что в какой-то степени после саммита в Брюсселе 30 января Дэвид Кэмерон пошел на небольшой компромисс. Он уже не говорит категорически о том, что Британия не позволит использовать институты Евросоюза, (например, Европейский суд, или, как его иногда называют, Европейский суд справедливости), чтобы обеспечить выполнение финансового пакта. Но, подвинувшись буквально на сантиметр в своей позиции, он тут же попал под огонь очень серьезной критики со стороны евроскептиков внутри своей Консервативной партии. Те кивают на партнеров консерваторов, либерал-демократов, на вице-премьера Ника Клегга: дескать, это они "попутали" Дэвида Кэмерона, заставили его чуть-чуть отступить.
– Не ударит ли нежелание поддерживать пакт о Европейском механизме стабильности по самой Британии? Ведь сам Дэвид Кэмерон заявляет, что Британия заинтересована в стабильности зоны евро…
– Да, у Британии действительно позиция достаточно двусмысленная. Но это тоже объяснимо. С одной стороны, существует реальная заинтересованность в том, чтобы кризис еврозоны не зашел слишком далеко. Все-таки еврозона – важнейший для Британии торговый партнер, покупатель британских товаров и услуг, поэтому падение евро стало бы катастрофой, которая резко ухудшила бы экономическую ситуацию в целом. А, с другой стороны, надо отстоять свою финансовую, кредитную, фискальную, какую угодно независимость, не дать себя глубже втянуть в деятельность европейских институтов такого рода. Дэвид Кэмерон старается найти золотую середину и полагает, что находит ее. Он говорит примерно следующее: "Я хочу помочь еврозоне выйти из кризиса, но в то же время отстою британские интересы. Если только увижу, что процесс этой новой финансовой, фискальной интеграции может как-то угрожать британским национальным интересам, я немедленно вмешаюсь и выскажу свое категорическое мнение – фактически наложу вето".
– У Великобритании вообще особое место в Евросоюзе: она не присоединилась к зоне евро, к Шенгенскому соглашению. Причем эти решения принимались, когда у власти еще были лейбористы… Получается, что существует некая стратегическая линия в противопоставлении Британии Евросоюзу в целом?
– Это отвечает настроению британской общественности. Вот почему примерно одинакова линия прежнего лейбористского правительства и нынешнего коалиционного правительства консерваторов и либерал-демократов. Мало того. Лидеры партий фактически сговорились (негласный, конечно, сговор – не письменный и даже не устный, просто на уровне взаимного понимания) не допустить проведения референдума о членстве в Евросоюзе. Этот референдум в нынешней ситуации мог бы показать, что чуть больше половины британцев предпочли бы, чтобы Британия либо вообще вышла из Евросоюза, либо значительно ослабила свои связи с этой организацией. Лидеры политических партий считают, что это просто злоба дня – такой, если хотите, каприз общественного мнения, вызванный сиюминутной обстановкой, и что британцы через несколько лет могут об этом пожалеть. Поэтому вопрос референдума откладывается.
Но евроскептики занимают очень, я бы сказал, воинствующую позицию – прежде всего, на правом фланге Консервативной партии. Кроме того, все больше симпатий завоевывает Партия независимости: может, немногие пока готовы за нее голосовать, но многие поддерживают провозглашенные ею лозунги. В этой обстановке, конечно же, Дэвиду Кэмерону приходится вести себя очень осторожно, искать компромиссы с британским общественным мнением, со своими партнерами по коалиции и вдобавок - с Евросоюзом.