Бои идут с высокой интенсивностью по всей линии фронта. Речь, к счастью, не о реальной войне, а о войне слов по поводу Второй мировой, которая началась между Россией и Польшей на исходе минувшего года и продолжается в 2020-м. Постепенно в "боевые действия" втягиваются и другие страны.
Предыстория вопроса такова:
Очередной повод к исторической полемике дала недавняя 75-я годовщина освобождения Красной армией нацистского концлагеря Аушвиц (Освенцим), который располагался на территории оккупированной Польши и где были убиты более миллиона человек, в подавляющем большинстве – евреи из разных стран Европы. На мероприятия, посвященные годовщине, Владимир Путин не приехал (специальные приглашения польские власти не рассылали). Но накануне юбилея Москва и Варшава вновь обменялись риторическими "залпами".
21 января в издании Politico появилась статья премьер-министра Польши Матеуша Моравецкого (в декабре он уже заочно полемизировал с Владимиром Путиным по историческим вопросам). Вот некоторые положения этой статьи.
- "Советский Союз был не "освободителем", а сообщником нацистской Германии, который сам совершал преступления – как до, так и после освобождения Аушвица".
- "Путь к началу Второй мировой войны проложил пакт между нацистской Германией и СССР 1939 года".
- "Аушвиц мог быть освобожден на полгода раньше. Летом 1944 года советская армия стояла в 200 километрах от Освенцима, но наступление было остановлено – немцы получили возможность к отступлению и устраивали марши смерти до января 1945 года. Спасение евреев никогда не было приоритетом Сталина и Красной армии".
Аушвиц мог быть освобожден на полгода раньше
Статью Моравецкого тут же подвергли резкой критике не только российские государственные СМИ, но и официальный представитель МИД РФ Мария Захарова. Она написала, что "это не статья, это настоящее самоубийство: четыре страницы, которыми премьер-министр Польши убил в себе человека". Роль Советского Союза как освободителя Польши Захарова проиллюстрировала отрывком из послания Сталину польского генерала Берлинга, командующего 1-м Польским корпусом (позднее – 1-й Польской армией) в СССР: "Хочу от своего имени, а также от имени солдат и офицеров выразить вам сердечную благодарность за заботу и внимание, которыми вы окружили наши польские вооруженные силы в СССР. Вам, гражданин Маршал, и Вашему правительству мы приносим благодарность… за реализацию нашей мечты участвовать в борьбе против немецких угнетателей Польши. В сердце польского народа вечно будет жить горячая благодарность великому советскому союзнику".
С точки зрения фактов и исторического контекста сомнительны некоторые утверждения обеих сторон.
- К Моравецкому: Аушвиц (Освенцим) вряд ли мог быть освобожден намного раньше. Есть свидетельства советских солдат и офицеров, освобождавших лагерь, о том, что открывшееся их глазам было для них шоком, они не догадывались о характере и масштабах происходившего там. В таком случае Освенцим не мог служить приоритетной целью советского наступления. Кроме того, согласно аргументам ряда военных историков, советское наступление в польской Силезии к концу лета 1944 года просто выдохлось: Львовско-Сандомирская операция была крупным успехом Красной армии, но стоила ей почти 300 тысяч человек убитыми и ранеными. Передышка была неизбежной.
- К Захаровой: генерал Зыгмунт Берлинг – возможно, наименее подходящее лицо для иллюстрации якобы равноправных союзнических отношений Польши и СССР. Будучи арестованным в 1939 году, после советского вторжения в Польшу, он дал согласие сотрудничать с НКВД, что позволило ему избежать участи тысяч польских офицеров, расстрелянных в Катыни и других местах. В 1942 году Берлинг отказался покинуть СССР вместе с армией генерала Андерса, за что Андерс объявил его дезертиром. Власти СССР поставили Берлинга во главе формирующихся на советской территории польских частей.
23 января трое руководителей Европейского союза – глава Европейского совета Шарль Мишель, председатель Европарламента Давид Сассоли и руководитель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен – выступили с заявлением по случаю 75-летия освобождения лагеря Аушвиц-Биркенау. В нем, в частности, упоминалось, что лагерь смерти освободили "силы союзников" (Allied forces). Хотя СССР входил в антигитлеровскую коалицию, члены которой именовали себя союзниками (Allies), многие в России, в том числе историки (см. ниже запись в фейсбуке историка Алексея Миллера), сочли такую формулировку намеренным выпадом против роли Красной армии и СССР. В русскоязычной историографии термин "союзники" применительно ко Второй мировой обычно относят только к западным участникам коалиции.
По мнению британского журналиста и политического аналитика, автора ряда книг и публикаций о современных отношениях Запада и России Эдварда Лукаса, "тот неоспоримый факт, что советская армия разрушила военную машину Гитлера, не делает победу исключительно "российской". Большая часть боевых действий и жертв среди гражданского населения [на территории СССР] пришлась не на Россию, а на нынешние Украину и Беларусь. За освобождением Восточной Европы Красной армией немедленно последовала многолетняя советская оккупация". В то же время Лукас обращает внимание на некоторое сходство в восприятии исторического наследия Второй мировой в нынешней России и на Западе – особенно в Великобритании.
– Вы пишете в The Times, что "избирательный, сосредоточенный только на себе российский подход к войне странным образом напоминает наш собственный". Разница действительно настолько невелика?
– Я имел в виду прежде всего Британию. Она была одной из двух активно участвовавших во Второй мировой стран, объявивших Гитлеру войну, не будучи атакованными им. (Имеется в виду объявление Великобританией и Францией войны Германии 3 сентября 1939 года, после нападения последней на Польшу. – РС). Если бы в 1940 году Британия потерпела поражение, думаю, Гитлер мог бы выиграть войну в целом. Это уникальные факты в истории Второй мировой. Но мне кажется, что мы переоценили собственные достижения и превратили их в историю героизма народа-одиночки. Это примерно то же, что делают русские, заявляя, что они практически самостоятельно выиграли войну. Всё чаще игнорируется вклад остальных советских республик, равно как и то, что происходило на других фронтах, в частности в Азии. В нашем, британском случае похожим образом, скажем, игнорируется вклад польских и чехословацких летчиков в победу в Битве за Британию. Или то, что происходило на Восточном фронте. Или движение Сопротивления на континенте. Или роль тогдашних доминионов и колоний Британской империи, которые колоссально помогли метрополии. В этом смысле сопоставления с российским толкованием истории возможны.
– Иногда кажется, что восточноевропейские общества, в том числе российское, буквально одержимы прошлым и Вторая мировая занимает в их сознании совершенно особое место. Вы наблюдаете что-то подобное и в западных странах?
– Тут всё по-разному. Насколько я могу судить, во Франции люди не очень склонны говорить о той войне – по очевидным причинам. Немцы смотрят на войну сквозь призму страданий, причиненных нацистской диктатурой – и другим странам, и в конечном итоге самой Германии. Что до нас, британцев, то для нас Вторая мировая – это момент нашей истории, которым мы больше всего гордимся. И чем дальше, тем эта гордость сильнее. Это выглядит странно, поскольку реальная, живая память о том времени утрачивается – свидетели и участники тех событий умирают. Мой дед участвовал в войне от первого до последнего дня, но не очень любил об этом говорить – ему больше нравилась его мирная жизнь. А сейчас, когда большинство этих людей уже не с нами, мы вдруг увлекаемся битвами прошлого, которые не мы выиграли. Мне кажется это до определенной степени безвкусным.
Мы переоценили собственные достижения и превратили их в историю героизма народа-одиночки
– Россия и Польша сейчас развернули настоящую, если можно так выразиться, "холодную войну вокруг горячей войны", касающуюся спорных моментов истории Второй мировой. Владимир Путин обвинил Польшу в предвоенном сотрудничестве с нацистами, польские власти ответили тезисом о причастности СССР наряду с Германией к развязыванию войны. Москва говорит, что Польша и другие восточноевропейские страны намеренно принижают советскую роль в разгроме нацизма. Те, в свою очередь, утверждают, что Красная армия в конечном итоге принесла им новую диктатуру – коммунистическую. Кто прав, и возможен ли какой-то компромисс между этими двумя нарративами?
– Права Польша, а компромисс между этими нарративами нереален.
– Но у каждого народа свои представления об истории, и не стоило бы европейцам прислушиваться к российским претензиям – из соображений корректности? Я имею в виду, например, формулировки в заявлении лидеров ЕС к юбилею освобождения Аушвица (Освенцима).
– Вы знаете, если кто-то очень хочет оскорбиться, то он всегда найдет повод для того, чтобы оскорбиться. Для меня неприятной и даже шокирующей вещью в исторической политике нынешней России является то, что она сосредоточена исключительно на боевом опыте Красной армии, которым россияне, конечно, имеют полное право гордиться. Но эта историческая политика вырвана из контекста, она не учитывает, отбрасывает как то, что предшествовало войне между Советским Союзом и Германией (к примеру, неспровоцированное нападение СССР на Финляндию), так и то, что случилось после войны.
– Возможен ли какой-то общеевропейский нарратив о Второй мировой войне? Понятно, что для британцев важнейшими ее событиями всегда будут Битва за Британию и высадка в Нормандии, для поляков – трагический сентябрь 1939 года и Варшавское восстание, а для русских – Сталинград и взятие Берлина. Но есть ли какая-то основа для общей исторической памяти, которая позволила бы избегать бесконечных конфликтов по поводу прошлого?
– Сама идея общего нарратива мне кажется странной. У всех своя память о крупных исторических событиях, таких как Вторая мировая война. Историография анализирует самые разные ее аспекты. О некоторых в Европе вообще мало знают и еще меньше говорят – например, о колоссальной войне между Японией и Китаем, которая началась еще в 1937 году и позднее стала частью Второй мировой. А ведь там тоже погибли десятки миллионов людей. Мне лично не хотелось бы единого нарратива – за ним сразу маячит тень какого-то "министерства истории". Живая дискуссия об истории, основанная на фактах и взаимном уважении, – единственное, к чему стоит реально стремиться, – говорит в интервью Радио Свобода британский журналист и аналитик Эдвард Лукас.
Другие западные наблюдатели отмечают, что "войны памяти", как и политические тенденции в целом, дают основания для беспокойства как тем, кто пережил Холокост, так и тем, кто не хочет допустить повторения чего-либо подобного: "Послевоенный мировой порядок, который создавался в тени Аушвица, – система международных институтов и утверждение всеобщих прав человека – сейчас находится под угрозой. Табу на нетерпимость, фанатизм и предрассудки, казавшиеся ядовитыми и более неприемлемыми после освобождения 1945 года, перестаёт быть безусловным".
