Свободная Европа: Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию, что у нас в стране происходит? Пора снимать карантин, или еще рановато?
Алла Немеренко: Это, конечно, трудный вопрос, потому что, в принципе, решает всегда комиссия, не только один человек. Это будет моим мнением, потому что есть очень разные аспекты решения... Экономические, бюджетные... Мы должны помнить, что мы несколько позже вошли в пандемическую волну, не со всеми странами одновременно. В Румынии, в Италии, в других странах все началось в феврале. У нас первый случай — 7 марта, наша волна идет чуть позже. Поэтому нам не помешало бы, может быть, немного более осторожно подойти. Но послабления в карантине должны быть, они должны идти медленно и постепенно, с очень расчетливым подходом. У нас сделаны уже послабления, период чрезвычайного положения заканчивается 15 мая, но комиссия по чрезвычайным ситуациям сделала послабления с понедельника.
...Я живу недалеко от парка, и вот вчера был очень хороший день, и у нас было очень много народу, все гуляли, хотя было сказано, что в парках разрешено собираться группами не больше трех человек. Здесь было очень много людей.
Свободная Европа: И никакой социальный дистанции.
Алла Немеренко: Нет, никакой дистанции. Они прямо шли гурьбой, знаете, как будто парад! Это нехорошо, даже когда идут послабления. Должны быть какие-то рекомендации от государства. У нас перед тем, как закрыть период строгого карантина, населению рекомендовали носить маски только в транспорте. Хотя, конечно, мы знаем, что маска не защищает стопроцентно, но она дает в какой-то степени около 50% защищенности. Поэтому я не считаю целесообразным разделение на «в транспорте» и «не в транспорте». Я не вижу логики, что, человек будет носить маску в кармане или сумке, или он будет надевать ее только в транспорте? Эта маска — она загрязняется при таком отношении еще больше. Поэтому каждая комиссия, в каждой стране должна исходить из целесообразности и принимать очень взвешенные решения. Но, конечно, в бизнесе и в экономической среде должны быть послабления, потому что сейчас весна, люди должны работать, естественно, должны быть рекомендации, должно быть четко все расписано. А у нас все это как-то заоблачно, неясно.
Свободная Европа: Если смотреть на данные статистики Johns Hopkins [Coronavirus Resource Center], а их весь мир смотрит, то у нас до пяти тысяч случаев заражения коронавирусной инфекцией и до 150-ти смертей...
Алла Немеренко: По смертности я хочу сказать, что это непростой показатель. У нас очень плохой показатель по количеству людей, которые находятся в критическом состоянии, их держат очень долго. И, конечно, мы должны надеяться на то, что они все-таки выздоровят и выпишутся, их сейчас 230 человек. Но по случаям заболеваемости у нас не такой хороший показатель, как показывают, потому что показывают на миллион населения. А наша численность населения отнюдь не та, что там показывается. У нас только в прошлом году опубликовали данные последней переписи, которая состоялось очень давно, в 2014 году, и там наше население было около трех миллионов. И 3,5 млн было, и 2 млн 900 тыс., по-моему, и все мы знаем, что более одного миллиона молдаван работают за границей.
Мы должны были предугадать, что инфекция к нам попадет быстро и в большом количестве
Так что цифры для Молдовы высокие, тем более, что у нас распределенность очень разная по районам. Есть районы, которые имеют мало заболевших, а есть районы, в которых очень много сел на карантине. Конечно, лидирует Кишинев, потому что это столица, и так везде. Но в маленьких районах иметь по 300 случаев заражения — это очень много! Некоторые больницы были закрыты, потому что были инфицированные. Я считаю, что мы могли иметь при очень хорошей организации меньше случаев, что дало бы меньше затрат и расходования и человеческих ресурсов, и финансовых, и мы смогли бы спасти жизни.
Свободная Европа: У нас есть своеобразный антирекорд, у нас наивысший в Европе уровень заболеваемости среди медиков. Это что такое, врачи не могут сами себя защитить?
Алла Немеренко: Врачи не смогут сами себя защитить, если их система не защищает. Да, у нас есть самая высокая заболеваемость, в некоторые недели из общего числа заболевших доходило даже до одной трети. Сейчас у нас несколько опустился [показатель], и не потому, что у нас заболело столько-то врачей, а потому, что был общий всплеск заболевших. И, конечно, это случилось не по одной причине, есть много факторов, которые к этому привели.
Во-первых, это защитные средства. Наше правительство, к сожалению, начиная с января — и в феврале, когда собирались на этих комиссиях, на заседаниях, говорили и в парламенте, что у нас все есть, все закуплено. А оказалось, что не все есть, потому что и богатые страны были застигнуты врасплох, не будем говорить про Молдову. И поэтому если в очень важных, стратегических больницах кое-какие защитные средства и были, то в отдаленных больницах, конечно, нет.
И мы знаем очень много случаев, и здесь, конечно, пресса очень помогла, потому что она высветила все эти случаи. У нас выдавали, допустим, для врачей скорой помощи маски, даже не хирургические маски, которые, как мы знаем, не дают стопроцентную защиту, они давали марлевые повязки. Такие марлевые повязки, которые, знаете, как горчичники ставить!.. Не говоря об очках, комбинезонах и других средств.
Второй фактор, который не менее важен, — это то, что у нас, допустим, когда приняли решение, когда будут госпитализировать в районах, госпитализировали в инфекционных отделениях, и мы знаем, конечно, структуру наших больниц, которые построены в далекие советские времена, и невозможно изолировать инфекцию, и она распространялась по всей больнице, заражая и другие отделения: и неврологическое отделение, и хирургическое, и гинекологическое, и перинатальные центры.
У нас очень много случаев, где были закрыты больницы, были закрыты подстанции скорой помощи, потому что заражение произошло очень быстро, по внутреннему кругу. С одной стороны, это ошибочно, потому что намного проще создавать, допустим, в радиусе одного района одну больницу, полностью изолированную от остальных пациентов, поместить туда вирусных больных и не загрязнять другие больницы. И, конечно, еще есть протоколы, стандарты и обучение врачей — и они тоже не успели.
Мы должны были предугадать, что инфекция к нам попадет быстро и в большом количестве, потому что у нас связь через наших соотечественников в Италии. Там огромнейший был очаг, самый большой в Европе, и потом к нам люди возвращались. Мы знаем, что у нас очень много людей работают в Италии, и не все имеют вид на жительство или гражданство, многие из них работают на каких-то временных работах, пользуясь тем, что с нашими паспортами можно ехать в странах Европы. И они, конечно, возвращались, когда закрывались гостиницы, рестораны, какие-то временные работы, они возвращались домой. У нас было до десяти перелетов в день из Италии. Поэтому надо было предвидеть, что у нас будет потом всплеск, и те профилактические мероприятия, конечно, опоздали.
То, что хорошо, как бы белое очко для нашего правительства, — то, что они ввели карантин своевременно. Тем более, это проходило на Пасху, это снизило возможную, так сказать, заболеваемость, которой могло быть намного больше. Но есть, конечно, и черные очки...
Свободная Европа: Расскажите о них. В чем правительство не преуспело?
Алла Немеренко: Не успело, мне кажется. Когда случилось то, что случилось в Китае, здесь, в Европе, все страны были расслаблены, потому что это очень далеко, потому что очень много раз случалось: SARS, MERS, птичий грипп... Нас не сильно затрагивало, поэтому мы были расслаблены, но когда уже пошло на Европу, я думаю, что мы должны были быть начеку, тем более, что мы имели связи. Мы знаем, что из Румынии, из Украины, из многих других стран люди едут на заработки в Италию, но в процентном соотношении, т.е. по отношению ко всему населению, не такой огромный процент как у нас. Большой процент — из всего населения, то есть, связь с Италией очень большая. И надо было готовиться, начинать эпидемиологические мероприятия намного раньше, начинать с февраля, а не после того, как у нас зарегистрирован тот первый случай.
И еще закупка защитных средств, потому что врачи, когда заболевают, и у них есть асимптомный ход заболевания или легкая форма, это, конечно, опасно, потому что тот врач, если, тем более, он работает на скорой, он будет заражать, во-первых, своих коллег, а потом инфицировать пациентов. Допустим, на дом, с приступами аппендицита или другими заболеваниями, особенно с острыми респираторными симптомами, когда люди вызывают скорую.
Другой фактор, что я могу назвать, — мы могли бы иметь намного меньше трагических случаев, но — мало тестировали. В начале эпидемии было где-то 460 тестов, которые мы получили от Всемирной организации здравоохранения, и очень долгое время ничего не покупалось. Я помню, прошло дней десять от начала тестирования, и правительство сказало, что они сделали только 33 теста. Нормально! Если мы будем делать только 33 пробы, то мы будем иметь малое количество заболевших, т.е. не давали возможности изолировать тех, кого выявили. А их изоляция не привела бы к большему количеству вновь заразившихся.
У правительства не было четкой связи с обществом и с прессой...
Тесты начали покупать сейчас, но как-то странно, у нас могут делать где-то и пятьсот тестов в день, и тысячу, и нет никакой логики проведения тестирования. И мы знаем, что те страны, которые проводили очень большое тестирование населения, они смогли изолировать людей. У них было очень мало случаев заболеваемости, поэтому как-то смогли изолировать заболевание.
Есть очень много эпидемиологических, организационных ошибок, которые стоили жизни. Если будем сравнивать, мы — маленькая страна, если будем сравнивать с большими странами, где намного больше умерло, естественно, эта цифра не кажется такой фатальной, но, с другой стороны, это люди, в какой-то семье произошла трагедия. К сожалению, у нас умерло большое количество — шесть медицинских работников! И это, кстати, пять врачей и одна медсестра. Врачи — это первая линия!
И если сравним с Румынией, это страна, где больше население раз в десять, и медработников там намного больше, и у них только два случая смерти, на их скорой помощи, а у нас шесть. То есть, эти цифры говорят сами за себя, и даже не стоит комментировать. Поэтому, естественно, надо быть очень внимательными.
Некоторые страны включили в лечение и семейную медицину, а у нас перевели легкие случаи под мониторинг семейных врачей. Это можно понять, принять, это большая нагрузка на больницы, может, там нет мест, хотя, по моим сведениям, больницы в Кишиневе, которые переустроены под COVID-19, они имеют где-то только половину занятых коек. Ну, естественно, может, это и есть права человека, и, конечно, в легкой форме, если у пациента есть условия, это очень важный фактор, если у него есть условия изоляции от всей семьи, дома, но только тогда ему можно сидеть на лечении под наблюдением семейного врача.
То, что дальше произошло, я, например, не считаю это правильным, потому что обучили онлайн семейных врачей, медсестер, чтобы они собирали пробы, анализы. И мы знаем, что, вообще, самому большому риску заражения, в принципе, по всем классификациям, относятся две категории медицинских работников: те, которые работают в реанимации, особенно на интубации, потому что там есть зона аэрозольного переноса инфекции, и те, кто отбирает пробы для тестирования. Естественно, должны быть условия для этого, должен быть обученный лабораторный персонал. Ни в коем случае не какие-то медсестры из каких-то дальних сел, которые в жизни этого не делали.
Второй фактор, который для меня остается под вопросом, потому что когда у человека нет хороших практических навыков, он не будет делать качественно этот анализ, то есть, не будет отбирать пробы правильно, то и результат будет отрицательным. А сам пациент будет носителем вирусной инфекции. Поэтому я считаю, что мы хотели быть более католическими, чем папа!..
У нас не хватает семейных врачей, не хватает медицинских сестер в селах. При том, что надо переодеться после каждого случая, а у них нет условий для того, чтобы переодеваться. Я не буду говорить или думать о том, что они переодеваются в подъездах, но для меня вопрос остается открытым. И намного проще было организовать, — Молдавия очень маленькая страна! — и намного проще было организовать несколько маленьких лабораторий на колесах, которые бы ездили и брали анализы. Я видела практику Словакии, они забирают анализы по селам, даже у тех, кто на подозрении, и у тех, кто имеет симптоматику.
Еще у правительства, у комиссии не было четкой связи с обществом и с прессой...
Свободная Европа: Боялись журналистов?
Алла Немеренко: Не то, что боялись, но каждый раз, когда журналисты узнавали про то, что у нас заболели врачи, они читали нотации. Но есть такое правило: когда говорим о коммуникации в таких чрезвычайных ситуациях, и не только связанных с инфекцией, они могут быть связаны с разными видами ЧП, правительство должно быть очень четким, должно иметь четкие правила, как информировать население, как строить коммуникацию и эту обратную связь, не только с населением, но и с обществом, с журналистами.
Конечно, будут критиковать, но на то она власть, она становится лучше, когда есть критика
Потому что каждый раз, когда в прессе появлялась информация, каждый раз читали нотации на брифингах, как бы в издевательских тонах. Не было нормальной, дружелюбной связи. Не было организована даже онлайн пресс-конференция. У журналистов накопилось очень много вопросов, и не только у них, и у общества накопилось очень много вопросов, которые бы хотели задать. Но они — только брифинги!..
Когда мы говорим о чрезвычайных ситуациях, население должно верить своему правительству, знать, что правительство все делает правильно. Когда все это строится на доверительных отношениях, люди будут слушаться, будут носить маски и делать то, что говорят, а когда нет этого доверия, люди начинают сами искать какие-то выходы из ситуаций.
Свободная Европа: Далеко не всегда находят.
Алла Немеренко: Да, и они не всегда самые хорошие. Когда люди сами принимают решения, сами за себя, когда не доверяют, — это неправильно. Я знаю, что всегда на этих должностях будут критиковать, знаю по себе. Но надо строить доверительные отношения с населением, надо тем более в таких ЧП, в таких ситуациях. И журналисты должны быть опорой, они должны передавать вот эти месседжи населению, от них зависит, как мы будем держать связь, как нас будут слушать, как нам будут верить. Это, естественно, очень тяжело, я не хочу сказать, что это легко делать, но никак нельзя читать нотации ни журналистам, ни населению, ни обществу.
У нас даже читали нотации врачам, когда спрашивали, почему так много заболеваемости, говорили, что это они виноваты, потому что они где-то в другом месте заболевают, не в больницах, отрицали, что, возможно, они заболевают в больницах, то есть, они нашли как бы мотивацию! И в самом начале, когда мы все требовали, — общество и пресса требовала объявлять по категориям, например, работники таможни или полиция, или врачи, чтобы давали по категориям из числа заболевших, они говорили, что это неправильно, мы нарушаем права человека...
Но мы же не просили называть имена, все общество просило количество заболевших, хотя бы процент, чтобы было ясно, что там делается. И, как говорится, под большим натиском, большое спасибо прессе и журналистам, они начали говорить эти цифры, и, конечно, все схватились за голову, когда узнали, сколько заболевших врачей. А других категорий пока что не обнародовали. И мне было бы очень интересно, конечно, узнать, сколько на таможнях, сколько на пограничной службе — мы знаем, что очень много, в процентном соотношении очень много, потому что всех, кто приезжал из-за границы, они проходили через эти фильтры, и они тоже не были экипированы защитными средствами.
Должна быть транспарентность. Конечно, будут критиковать, но на то она власть, она становится лучше, когда есть критика снизу. И этого не надо бояться.
Свободная Европа: Г-жа Немеренко, есть еще у Молдовы особый фактор, у нас есть непризнанное Приднестровье. В регион собиралась приехать комиссия ВОЗ, и власти Приднестровья говорят, что, мол, в ВОЗ «хотят изучить опыт приднестровский». Что это, доктор?..
Алла Немеренко: Это, конечно очень болезненный вопрос, со всех сторон, и сейчас, в связи с этим чрезвычайным положением. Мы знаем, что даже на сайте их официальных, в Тирасполе написано, что у них есть 562 случая, это очень много для Приднестровья. У них уже 24 человека умерло. Больше половины, 300 человек заразившихся, в Тирасполе. В самом начале тесты были в кишиневских лабораториях, то есть Кишинев делал их пробы, их тесты. Хорошо, что они открыли на базе Центра борьбы со СПИДом, они открыли лабораторию на тестирование COVID-19. Она, конечно, маленькая, где-то 70 проб, но когда проб больше, они направляют их в Кишинев.
Есть одно решение, оно хорошее, я не могу не отметить, что этот оперативный штаб по борьбе с COVID принял решение, что население обязано носить маски. Но я слышала заявление нашего вице-премьера по реинтеграции, который заявил, что очень много раз Молдова предпринимала попытки строить какие-то мосты сотрудничества, даже на базе ВОЗ или других международных организаций, как и раньше, было очень много связей с Приднестровьем, я сама работала в ВОЗ, и мы работали с Приднестровьем и через ВОЗ. Но сейчас они полностью отказались от всех предложений. Не создавать никакие совместные группы!.. Я слышала, что наши власти вообще не верят не верят их цифрам. Не особенно ясно, как там борются, есть ли у них все, что им надо для этого. Есть ли у них достаточно вентиляционных аппаратов, реанимационных коек, больниц под COVID. То есть, не особенно ясно, очень туманно.
Мне очень жаль, потому что хотя бы через ВОЗ они могли бы сотрудничать. Здесь я не вижу абсолютно никакой политики. Я знаю очень много посольств, международных организаций, которые бы хотели сотрудничать или поехать туда, они спрашивают, как им это делать, как помочь или найти людей, которые рационально смогли бы влиять на какие-то политические факторы, там, в Тирасполе, чтобы они приняли какую-то гуманитарную помощь, защитные средства для врачей и какие-то лекарства.
Свободная Европа: Вот еще такая ситуация у нас вырисовалась: в Молдову приехала группа врачей из Румынии, в качестве гуманитарной поддержки, в качестве гуманитарной помощи. Но наш премьер Ион Кику говорит, что «молдаване могут румын поучить, как справляться с коронавирусной инфекцией». А это что такое, г-жа Немеренко?
Алла Немеренко: Ну, я говорю о тех же нотациях, которые читает правительство!.. Румыны были в Италии, из Италии поехали в другие страны. Я даже знаю, что Чехия взяла больных из Австрии, Германия взяла из Италии, это не значит, что кто-то будет учиться у другого. Страны помогают даже тогда, когда у самой страны нет больших возможностей, потому что они сталкиваются с этой проблемой. Страны всегда помогают друг другу, и это очень хорошо и здорово! Вообще, всегда легче бороться с чем-то, когда вместе, и я не знаю, как комментировать это.
Вы видели, что общество отрицательно отреагировало на эти высказывания. И даже требовали отставки советника по коммуникациям. Потому что так быть не должно, во-первых, это очень хорошая команда, которая работала раньше в Ираке, которая работала в Италии, команда, которая имеет огромнейший опыт, и я думаю, что этот опыт нашим врачам абсолютно нужен, потому что у нас очень хорошие врачи есть, и особенно в некоторых стратегических больницах, но не у всех, очень малое количество наших врачей, у которых такой опыт работы, в таких больших очагах за границей.
Когда нам объясняют симптоматику президент или премьер-министр, это, конечно, вызывает улыбки
То, что они увидели в Италии, когда мы увидели из разных репортажей, что там были завалены больницы, и очень много пациентов все шло и шло... Я думаю, что это огромный опыт! Тем более, что они принесли еще и практику лечения, которой у нас нет. Протоколы адаптируются чуть ли не через каждые несколько дней. Это было и в Италии, и во Франции, я смотрела, потому что есть некоторые новые научные данные. В лабораториях этот новый вирус анализируется, изучается, поэтому меняют протоколы. У нас с 30 марта так все и стоит...
Я знаю, что эта миссия из Румынии, она привезла с собой еще и лекарства, которые сейчас включают в лечение больных по опыту Италии и других стран, и они дают хорошие результаты, поэтому это тоже очень важно. И, помимо этого, придет и очень большое количество гуманитарной помощи в виде защитных средств и тех же лекарств, о которых я говорила. Знаю из прессы, что они приедут, и я так поняла, что наше правительство их будет встречать. И я очень рада, и приветствую это. Я буду очень рада, если они поменяли свою точку зрения, и независимо от того, с какой стороны, даже если приедут из Италии или приедут из Словакии завтра к нам какие-то врачи, передавать свой опыт работать с нами, то тут, конечно, надо спасибо говорить. И ни в коем случае нельзя говорить, что мы будем, там, обучать, тем более, когда говорят не врачи, те, кто не имеют понятия об этом.
Еще об одной ошибке, о которой хотелось бы поговорить, в таких чрезвычайных ситуациях очень рекомендовано, и это говорят специалисты, которые занимаются информированием населения, на радио и вообще: люди должны видеть врачей, и тогда они будут намного больше доверять, а когда нам объясняют симптоматику заболевания президент страны или премьер-министр, что там случается, и что там делать, это, конечно, вызывает сомнения, очень часто улыбки, и это тоже идет в минус, даже если решения хорошие, но решения-то должны быть высказаны специалистами!
Свободная Европа: Ну, президент говорил, что это все похоже на насморк... Последний у меня вопрос, г-жа Немеренко, коротко можете ответить: как изменится мир через пару месяцев, что ждать обществу, чего ждать людям? Второй волны ждать?
Алла Немеренко: Ну, я не хочу заниматься гаданием на кофейной гуще, нам это скажут специалисты, научные сотрудники, которые работают. Некоторые говорят, вы видели, мнения разные, некоторые говорят, что будет вторая волна, некоторые говорят, что она будет не особенно сильной. Некоторые смотрят на то, что было с испанкой в 1918 году, когда была волна огромнейшая, и она повторилась в 1919 году. Некоторые просто смотрят, как себя вирус в лаборатории ведет, и говорят, возможно, у нас будет какой-то иммунитет, и вирус не будет так опасен для населения. Но это очень трудно предугадать.
Если мы посмотрим две недели назад, мы не могли предугадать, что эта волна пойдет такими сумасшедшими темпами в некоторых странах, как в США, в России и в других, я имею ввиду, в больших странах. Поэтому очень трудно, но то, что действительно эта пандемия — она изменит нашу жизнь, наше будущее, конечно, ясно и сегодня. И тут уже гадать не надо.
Во-первых, она уже изменила, и изменит еще больше наше поведение, поведение населения, людей. Мы уже будем держать, будем учиться держать это расстояние социальное, намного больше, мы это видели в разных странах, потому что культура разных стран, она основана на том, что если ты в очереди, или стоишь в аэропорту, чтоб ты держал вот эту дистанцию. А в наших странах, особенно в южных странах, люди привыкли в кучках ждать. Поэтому есть какие-то изменения в поведении.
Люди будут носить маски. Когда я летала раньше в азиатские страны, мне самой, будучи врачом, как-то было странно видеть людей в масках, и сейчас только можно понять, что они уже сталкивались с этими эпидемиями, то есть, у них уже было чувство тревоги, не будем называть это страхом, чувство тревоги...
Мы будем чаще мыть руки. Сколько раз мы, врачи, учили всех: «Мойте руки перед едой», «Мойте руки, когда возвращаетесь домой»! И не только в связи с этим вирусом, а вообще. Сейчас люди научатся это делать. Но это простые вещи, для того, чтобы предохраняться и предупреждать заболевания.
А будут изменения и на макроуровнях. Не только на макроуровне стран, но и на уровне систем вообще. Я не буду касаться политических проблем, поэтому что это не мой профиль, конечно. Мы знаем, что нас ожидает и в этом плане. Но если мы будем говорить о системе здравоохранения, то, конечно, сейчас было очень хорошо видно, как даже в развитых странах, в богатых странах с очень крепкими системами здравоохранения, были очень хорошо видны все изъяны. Где не работает, и дело там не только в деньгах.
Все думают только о коронавирусе, и это неправильно. Сегодня уже нужно думать о завтрашнем дне
Мы должны строить новые больницы. Мы должны отойти от тех старых видений, когда у нас очень много маленьких, грязных, ни к чему не пригодных больниц; надо строить новые, хорошие больницы с вентиляционными системами, с очень хорошим оборудованием.
Но дело даже не в этом. Мы хорошо увидели изъяны, увидели, как работают эпидемиологические службы... А есть и другой фактор, который мы с вами не обсудили, — это то, что было сделано в Молдове, было очень много реформ, и я не побоюсь сказать, что была полностью разрушена эпидемиологическая служба в Молдове, посредством тех реформ, которые были пару лет назад. Людей сокращали, я критиковала и тогда, и сейчас, и мои коллеги критиковали, очень многие критиковали ту реформу.
Потому что инфекции всегда останутся. В последнее время как-то на мировом уровне лишь в некоторых регионах, на некоторых континентах был настрой«всегда быть готовыми». А здесь, в Европе, уже давным давно все перешли на более серьезные проблемы, на борьбу с раком, на профилактику заболеваний сердечно-сосудистой системы. Конечно, это очень важно, но мы как-то забыли о том, что инфекции всегда могут прийти нечаянно-негаданно.
Надо быть готовыми, и я думаю, что в тех странах, особенно в нашей, где врачи имеют маленькие зарплаты, когда они уходят из системы, уезжают за границу, мы должны изменить свое отношение, я имею в виду, изменить политику, потому что все зависит от их решений, потому что система здравоохранения стоит денег, и она не должна держаться на плаву, потому что она — для людей. Не должно быть такого, чтоб какой-то пациент пришел в больницу, и чтобы не смог найти хорошее лечение, что он должен идти, искать все это где-то за границей...
Я думаю, что сейчас все страны будут укреплять свои системы здравоохранения. Это будет для нас очень опасно, потому что мы будем терять врачей. Они и так едут за границу, и так уже много лет подряд мы теряем каждый год сотни, сотни врачей, — из очень маленького количества, которое есть. Сейчас, когда страны будут консолидировать и пересматривать свои системы здравоохранения, естественно, они будут набирать еще больше врачей. Возможно, они будут делать послабления в валидации дипломов, возможно, врачей будут брать в разных странах, потому что они не смогут подготовить так много за один год. И потому наша страна, наши политики должны это понимать сейчас, а не завтра. Сейчас уже думать над новой политикой здравоохранения. И апробировать в парламенте законы, принимать на уровне правительства решения.
Сейчас все думают только о коронавирусе, и это неправильно. Сегодня уже нужно думать о завтрашнем дне, если мы хотим, чтобы это не повторилось. И мы должны перенимать опыт стран с не очень большими средствами, стран, которые не очень богаты, но справились с этой инфекцией. Мы должны учиться и менять ход вещей.
