В январе, когда я написал цикл материалов к восьмой годовщине начала «арабской весны», обещал выделить Сирию как отдельную большую тему. В этой стране сложилась наиболее сложная на Ближнем Востоке обстановка. Типичный гражданский конфликт между властью и оппозицией, начавшись 15 марта 2011 года, довольно быстро перерос в широкомасштабные столкновения между этнорелигиозными группами, распространившись почти по всей стране, а затем вызвал вмешательство внешних сил в виде террористических группировок, частных военных компаний, всяческих банд наемников, военных инструкторов и т.д.
В результате сирийская война стала самой затяжной на Ближнем Востоке, обойдя ирано-иракскую войну, которая длилась с 22 сентября 1980 года по 20 августа 1988 года. Понятно, что гибридный сирийский кейс нельзя ставить в один ряд с классической межгосударственной войной, но наличие нескольких уровней задействованных сил (группировки – армии – государства) и масштаб вовлечения этих сил (по сути, от США до России) оставляет войну между Ираком и Ираном далеко позади.
Если рассуждать цинично, то наличие прямых жизненных интересов таких стран, как Иран или Турция, - это и благо, и проклятие для Башара Асада. Когда его отец, один из самых авторитетных лидеров арабского мира Хафез Асад, ушел из жизни летом 2000 года, Башару пришлось забыть о карьере офтальмолога, поскольку его старший брат Басиль, «наследник престола», погиб в автокатастрофе шестью годами ранее. Несмотря скептические оценки его личности – мол, слабый, бледная тень отца, «не дотягивает» до героического брата, Башар Асад показал себя крепким парнем. Гораздо более брутальные Саддам Хусейн и Муаммар Каддафи не продержались и года. Хотя, конечно, в первом случае речь шла о прямом военном вторжении США, а во втором – о воздушных ударах НАТО, которые ослабили военную мощь режима.
И вот прошло восемь лет. Многие эксперты сходятся в том, что Сирийской Арабской Республики в том виде, в каком мы привыкли ее видеть, больше нет. Страна разорвана на три неравные части. Основная территория (две трети) контролируется правительственными войсками. Небольшие участки остались под контролем ИГИЛ, «умеренных» боевиков и турецких прокси. Еще примерно одну треть занимает фактическая курдская провинция (к востоку от Евфрата), которая огромными усилиями курдов, западной коалиции и отчасти сирийской армии была в значительной степени очищена от террористов «Исламского государства». Сейчас там относительное спокойствие, полно американских и французских военных объектов, и армии Асада туда путь заказан. В этой части Сирии сосредоточены нефтяные месторождения, гидроэлектростанции и транспортные пути между Турцией и Ираком. То есть самый лакомый кусочек достался США.
Правительственная армия формально контролирует две трети территории Сирии, но это по большей части бесплодная пустыня (центр, юго-восток и юг), либо проблемные зоны, примыкающие к Идлибу на северо-западе (там прочно сидят протурецкие «умеренные» боевики) или ат-Танф на юго-востоке («умеренная» оппозиция под защитой крупной американской базы). На севере правительственная зона упирается в турецкий «пояс безопасности», протянувшийся от Идлиба до курдского Манбиджа на западном берегу Евфрата. Под контролем Асада всё еще находится крупнейший город страны Алеппо, который удалось отбить от террористов в декабре 2016 года после четырех лет бесчинств, однако эта зона очень уязвима, так как примыкает к Идлибу.
Главное, что удалось Асаду, - удержать алавитский и умеренный суннитский пояс, идущий от берега Средиземного моря (там российские базы) через стратегически важный город Хомс вдоль границы с Ливаном на юг, к Иордании. Однако было бы преувеличением приписывать эти завоевания только сирийской армии. Огромную роль играли и продолжают играть иранские наемники из Корпуса стражей исламской революции, опытнейшие бойцы ливанской шиитской группировки «Хезболла», шииты Ирака и шиитская группировка хазарейцев «Фатимиюн» из Афганистана. Кроме того, освобождение летом 2018 года провинции Дераа на юге Сирии, на стыке границ с Израилем и Иорданией, в значительной степени заслуга России. Освобождение Алеппо – совместная заслуга России и Ирана.
Было бы упрощенчеством списывать всё исключительно на противостояние шиитов-алавитов и суннитов. Когда сирийские провинции одна за другой падали в руки наступавших из Ирака джихадистов ИГИЛ и прочего террористического отребья, многие умеренные сунниты, еще вчера требовавшие отставки Асада, предпочли перейти на сторону правительственной армии, защищая родную землю. Однако Катар и Саудовская Аравия совместно с Турцией решили, что «ущемление суннитских собратьев» (хотя конфликт поначалу был социальным, а не религиозным) – это отличный повод вмешаться в войну, каждый со своими задачами при одной общей цели – смещение Асада.
С другой стороны, Башар еще в первые годы конфликта дал сирийским курдам определенную автономию в обмен на их борьбу с террористами, и, надо отдать курдам должное, сражались они храбро, потому что выбора не было. С запада, юго-запада и юго-востока шли орды джихадистов, а с севера нависала враждебная Турция, для которой любой подъем освободительного движения курдов – угроза пострашнее ИГИЛ. Курдский фактор еще больше усложнил сирийскую партию, т.к. вызвал волну сочувствия со стороны турецких и иракских курдов (собственно, чего и опасалась Анкара), а с другой стороны, позволил США открыто поддержать курдов и «назначить» их главной опорой в регионе, даже несмотря на постоянные протесты со стороны Турции и ее упреки в «предательстве интересов союзника по НАТО».
Эта чересполосица, ставшая результатом глубокого и всестороннего вмешательства внешних сил, является той реальностью, с которой приходится считаться любому государству или группировке, независимо от отношения к официальной власти страны. С другой стороны внешние силы, «обжегшись на Ливии», сейчас предпочитают искать компромиссы для решения сирийской проблемы. Излишне говорить, что Россия не стала повторять ошибок весны 2011 года и вместе с Китаем блокировала любые резолюции ООН, допускавшие силовое решение. Даже администрация Обамы, упорно требовавшая ухода Асада, к концу своего мандата поняла, что уж лучше «плохой диктатор», чем «хорошие террористы» ИГИЛ. Администрация же Трампа всегда подчеркивала, что задача номер один для нее – уничтожение террористов.
Человеческие потери Сирии ужасают. К концу 2018 года число жертв войны составило 560 тыс. человек. А количество беженцев, по данным на конец февраля 2019 года, достигло 5,7 млн. человек, из них две трети – 3,7 млн. – находятся в Турции. При этом более 6 млн. сирийцев числятся внутренне перемещенными лицами. «Гуманитарная катастрофа» - это слишком мягкое определение в такой ситуации.
Продолжение следует
* Мнения автора, высказанные в блоге, не обязательно совпадают с позицией редакции Radio Europa Liberă