Китайская пирамида. Исчерпаны ли ресурсы для экспансии?

Ровно сорок лет назад, в декабре 1978 года в Пекине состоялся третий пленум 11-го созыва ЦК Коммунистической партии Китая, на котором была принята политика реформ и открытости, ставшая основой китайского экономического чуда.

На знаменитом третьем пленуме был "окончательно отвергнут курс "два абсолюта" (т.е. абсолютно все решения председателя Мао Цзэдуна нужно стойко защищать и абсолютно все его указания нужно неизменно соблюдать), вновь установлена руководящая идея "раскрепощение сознания, поиск истины в реальных фактах", осуществлено выправление ошибочного и восстановление правильного в отношении идеологической линии; прекращено использование лозунга "взяться за классовую борьбу как стержень", решено перенести центр тяжести работы, осуществлено выправление ошибочного и восстановление правильного в отношении политической линии; создан центральный руководящий коллектив ЦК КПК во главе с Дэн Сяопином, достигнуты важнейшие результаты в выправлении ошибочного и восстановлении правильного в отношении организационной линии; восстановлен демократический централизм – "одна из лучших традиций КПК", поставлена важная задача возвести демократию в систему и закон; рассмотрен и решен ряд оставшихся от прошлого серьезных вопросов и проблем правильного и ложного, заслуг и ошибок некоторых важных руководителей, начата систематическая разборка по "выправлению ошибочного и восстановлению правильного в отношении исторических проблем".

Отсюда началась историческая перемена Китая от принципа управления государством "взяться за классовую борьбу как решающее звено" к принципу "делать акцент на экономическом строительстве как на центральном звене", от "окостенелости и полуокостенелости" к "полноценной реформе", от "замкнутости и полузамкнутости" к "открытости внешнему миру".

В течение нескольких десятилетий экономика КНР росла со скоростью более 10 процентов в год, и сейчас, сорок лет спустя, хотя эти темпы несколько замедлились, все равно им могут позавидовать многие высокоразвитые государства. О масштабах преобразований и причинах их успеха в Китае после 1978 года можно говорить очень долго. Так, или иначе, но Китайская Народная Республика за сорок лет превратилась из отсталой страны, где существовала угроза голода для значительной части населения, в мощную сверхдержаву, занимающую второе место в мире по объему экономики, а по некоторым оценкам, уже и первое.

В последние годы специалисты заговорили о том, что реформы в КНР выдыхаются, и Пекину следует менять свой курс, чтобы сохранить экономический рост Китая. Об угрозах Угрозы для китайской экономики в интервью Радио Свобода рассказал Алексей Маслов, руководитель Центра восточных исследований ВШЭ в Москве.

– Политике открытости и реформ в Китае исполнилось 40 лет. Можно очень долго обсуждать китайские достижения, потому что эти достижения совершенно необыкновенные. Какие факторы, ставшие основой успеха реформ, сейчас не работают? Что угрожает сейчас экономике Китая? Возможно ли такое же быстрое продвижение, как это было 40 лет назад?

– Следует учитывать, что и сам Китай не надеется, что продвижение будет столь же быстрым или по крайней мере пойдет по тому же направлению, что было раньше. Прежде всего из-за того, что исчерпаны те старые драйверы роста, за счет которых Китай стал тем великим Китаем, который знают сегодня. Во-первых, это экспортоориентированная экономика. Она практически исчерпана. И если в лучшие годы экспорт составлял в составе ВВП 35–40%, то сегодня он падает до 20% и будет уменьшаться, потому что в Китае подорожала экспортная продукция, и просто так уже конкурировать с другими рынками невозможно.

Второе, что исчерпано, – это развитие массовых инвестиций из-за рубежа, прямых иностранных инвестиций. Китай был очень хорошим рынком для этого, опять-таки из-за дешевой рабочей силы. Многие производства из Западной Европы, из других стран Азии были перебазированы в Китай. Но сейчас в Китае высокие налоги, в Китае сегодня высокая зарплата, и конечно, в Китае сегодня довольно жесткие условия для работы иностранцев. Да, и Китаю, строго говоря, уже сегодня, может быть, и не нужно так много прямых иностранных инвестиций: Китай сам стал инвестором.

Третий момент, который исчерпан, – это относительно молодая рабочая сила, которая полна энтузиазма. Сегодня идет заметное старение населения. Формально оно началось раньше, но именно сейчас и особенно к 2030 году эти факторы будут особо заметны. Такие страны, как Индия, как Малайзия, Индонезия, с более молодой и, самое главное, более дешевой рабочей силой смогут обеспечить большую привлекательность для иностранных инвесторов.

Четвертый момент – это замедление роста внутреннего рынка. Если раньше Китай продавал, покупал и хотел все время что-то развивать, то сегодня наступает насыщение. Это стандартное насыщение. Но, так или иначе, такой фактор, как драйвер роста, можно уже исключить и снять. И вот эти драйверы роста, которые были, они одно время просто скрывали целый ряд проблем, в 1990-е годы, в 2000-е годы были особо незаметны.

Одна из проблем – это, конечно, колоссальное противоречие между либеральной экономикой на уровне малых и средних предприятий и жестким государственным управлением. Если до мирового кризиса 2008–2009 годов государство изымало практически все ресурсы в виде налогов, но потом само реинвестировало их, то сегодня реинвестиции практически прекратились. В Китае исчез реинвестиционный стимул. Другой момент: если частный бизнес в Китае дает практически 60% ВВП и 80% трудоустройства для населения, то в этот частный сектор поступает меньше 40% финансовых ресурсов, то есть обладателем основных финансовых ресурсов является государство. Наконец, третий очень важный момент, который сейчас проявился, – это то, что в принципе государство по-прежнему управляется как жесткая пирамидальная структура, где есть довольно строгое планирование, которое уже, судя по всему, противоречит очень многим стандартам, которые тормозят современный бизнес.

На протяжении 40 лет на Китай смотрели с восхищением, можно даже сказать, с придыханием. Китайское чудо и китайский, самое главное, опыт рассматривались как абсолютно позитивные до тех пор, пока Китай находился в рамках китайских границ. Но сегодня, особенно последние два года, когда Китай объявил о своем крупном проекте "Пояс и путь", началась жесточайшая критика Китая. Потому что он решил выйти из той модели, которая ему, казалось бы, была уготована. Эта критика, по сути дела, погрузила Китай в совсем другую внешнюю обстановку. Она из дружелюбной оказалась жесткой, враждебной. Ну и, как следствие, Китай должен вырабатывать абсолютно новые формы работы с внешним миром. А это Китай сейчас делает с большим трудом.

​– Способно ли нынешнее руководство Китая отвечать на эти вызовы? Нуждается ли Китай в какой-то политической реформе?

– Политическое руководство, безусловно, все прекрасно понимает. Но, самое главное, какой выход оно предложит? Пока что мы видим, что предлагается закручивать гайки, усиливать партийную дисциплину. И выступление председателя КНР Си Цзиньпина на праздновании 40-летия реформ говорит о том, что именно партии уделяется самая главная роль. Ответ на вызовы дается в очень традиционных рамках. Говорить о том, что Китаю надо срочно менять политическую модель, тоже нельзя, потому что эта политическая модель и есть современный Китай. Тут, скорее, речь идет об очень плавной, очень аккуратной либерализации экономики и либерализации политической модели, возможно, даже под руководством Компартии. Но Китай боится пойти на это, потому что нет никаких гарантий того, что не начнутся массовые волнения, не начнутся выступления против местных парткомов. По сути дела, Китай сейчас идет по линии закручивания гаек и по линии консервативной модели, которую, кстати говоря, разделяют сейчас очень многие страны.

– Вы заговорили о старении нации. Означает ли это, что в Китае в ближайшие десятилетия будет сокращаться население? В таком случае логично сделать вывод, что страна и не будет нуждаться в особенно быстром росте экономики.

– Само по себе старение нации не может идти линейным образом. Это значит, что, да, действительно рост населения немного тормозится, но все равно это идет в позитиве, а не в негативе, то есть сокращения заметного нет. Сокращение может начаться только в 2040–2050 годах, а соответственно, в 2030 году доля пожилого населения, то есть неработающего населения пенсионного возраста, а также населения, которое не работает в силу молодого возраста, будет составлять 300–400 миллионов. человек, то есть больше четверти всей нации. Их надо будет кормить. И самое главное – это вопрос о качестве этого населения. Насколько молодое население хорошо образованно, чтобы следовать общим тенденциям мирового технического развития? В этом плане Индия сегодня, несмотря на свои внутренние проблемы, обгоняет Китай.

​– В свое время многие китайцы мечтали уехать за рубеж – для учебы, чтобы найти там хорошую высокооплачиваемую работу. Вы сказали, что рабочая сила в Китае очень сильно подорожала. Стремятся ли китайцы сейчас уехать на работу за рубеж?

– Есть абсолютно четкая тенденция, что молодые китайцы, то есть после завершения университета, где-то лет до 25–35, хотят работать за рубежом, но именно заработать деньги и получить опыт. В дальнейшем имплементация этого опыта для них происходит внутри Китая, потому что оказалось, что в рамках некитайской цивилизации, если это образованные китайцы, которые хотят влиться в западное общество, это делается с очень большим трудом. Поэтому вопрос о расселении китайцев по всему миру сегодня не стоит. Количество китайцев, которые уезжают на постоянную работу за рубеж, сильно не увеличивается.

– Сейчас много говорится об экономической экспансии Китая – речь идет о Латинской Америке, об Африке, о других регионах. Означает ли это, что Китай и с внешнеполитической точки зрения будет проводить более агрессивную политику? Ведь до сих пор считалось, что Китай сам себя обеспечивает и не собирается никому угрожать.

– С точки зрения военной – да, конечно, Китай, как минимум официально, не собирается никому угрожать, не хочет быть гегемоном. Но есть другие факты. Это факты, связанные с его экономической экспансией. Экономическая экспансия очень сильна. Более того, экономическая экспансия делается не потому, что Китай запланировал ее, а потому что эта модель устойчивого развития внутри Китая, то есть, проще говоря, внутренняя китайская экономика не может выжить без дальнейшего развития за рубеж. И мы должны понимать, что активное проникновение Китая в Латинскую Америку, в Восточную Европу, в Африку, в Центральную Азию и есть, по сути дела, размещение капиталов, которые Китай накопил за рубежом, чтобы напитывать эту китайскую модель экономики. Это не просто вложения каких-то частных компаний, хотя в основном, например, крупнейшими инвесторами являются высокотехнологичные компании. Это еще и возможность делать таких образом, чтобы прибавочный продукт, производимый в других странах, продавался через китайские каналы и, по сути дела, работал на китайскую экономику. Здесь мы видим экономическую модель, реализуемую через вполне традиционную коммунистическую идеологию. Я напомню, что управляет Китаем партия ленинского типа, то есть партия, которая построена по пирамидальной структуре. Которая глубоко убеждена, что для устойчивости эта модель должна быть распространена за рубеж, как когда-то Ленин говорил о распространении мировой революции, которая не может совершиться только в одной стране. В этом плане Китай сегодня свою модель через эту идеологию выносит за рубежи. Какие-то страны понимают опасность и пытаются проводить скрининг китайских инвестиций: не столько запрещают, сколько внимательно смотрят, насколько это выгодно для страны и опасно для национальной экономики. Например, этим озаботились очень много в Европе и в Индии. Другие страны, наоборот, очень активно приглашают Китай к себе в надежде, что именно китайские инвестиции и раскрутят местную экономику. И они готовы быть частью этой китаецентричной модели, потому что видят в ней альтернативу американоцентричной модели.

​– Насколько зависит экономический успех Китая от экономических и торговых взаимоотношений КНР с США? Насколько я понимаю, огромные средства вложены в американские ценные бумаги. Если, предположим, в США произойдет серьезный экономический кризис, насколько это может отразиться на китайской экономике?

– Тут есть два типа кризиса, которые могут отразиться. Первый мы уже видим. Китай был очень сильно привязан к американской торговой политике и, самое главное, к продажам своих товаров в США. Обрубание этого канала массовых поставок китайских товаров в США, по сути, перекрывает приток капитала внутрь китайской экономики, потому что она работала на США. И деньги, которые извлекались из этой торговли, потом шли на развитие китайского проекта "Пояс и путь". Кризис американской экономики, безусловно, может серьезно обрушить китайскую экономику, потому что Китай является крупнейшим держателем американских авуаров. То, что китайская и американская экономики не просто близки, а то, что они очень тесно переплетены друг с другом, – это факт.

– Можно ли говорить о том, что Китай активно ищет способы урегулировать те торговые конфликты, которые возникли в последнее время между Пекином и Вашингтоном?

– Безусловно, Китай долго время рассматривал это не как идеологическое противостояние, а как некий торговый спор, который всегда надо решать переговорным процессом. Поэтому Китай, судя по всему, готов идти на уступки. Например, он уже снижает пошлины на американские автомобили, он готов открывать более широко свой рынок для американских товаров, потому что Китай всегда в таких ситуациях поступает очень гибко. С ним можно пойти на какие-то тактические уступки для того, чтобы добиться стратегического выигрыша. Китай прекрасно понимает, что сегодня группа Трампа настроена против Китая, но придет другой президент, придет другая группа, Китай сформирует свое лобби – и Китай вновь вернется на эти позиции. Сейчас главное – не разругаться в конец, то есть не достичь такого уровня противоречий, при котором на восстановление отношений уйдет десятилетие, – полагает Алексей Маслов.