Мария Антоненко — 18-летняя москвичка. Она учится на художника-аниматора, увлекается историей и политикой. Она не принимала участие в опросе "Левада-Центра", из которого выяснилось, что почти половина россиян вообще не знает о вторжении войск стран Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году. Наоборот, Маша социологически относится к тем 10% своих ровесников, которые многое знают о советской оккупации Чехословакии и понимают, что тогда произошло.
Если изучать документы, хронология событий выглядит примерно так. В 2 часа ночи 21 августа советские десантники высадились в пражском аэропортом Рузине и захватили его. В тот же день на землю Чехословакии вошли 250 тысяч военнослужащих и две тысячи танков из Советского Союза, Польши, Венгрии, Болгарии и ГДР. Через несколько дней их было уже полмиллиона.
Официально Кремль объяснял вторжение необходимостью остановить реформы "Пражской весны", которые якобы подрывают основы социалистического государства. В письме, которое в конце марта 1968 года ЦК КПСС разослал партийному активу, было сказано: "В Чехословакии ширятся выступления элементов, требующих создать "официальную оппозицию", проявлять "терпимость" к антисоциалистическим взглядам и теориям. Подчёркивается необходимость проведения "самостоятельной" внешней политики, раздаются призывы к созданию частных предприятий, отказу от плановой системы, расширению связей с Западом. В ряде газет, по радио и телевидению пропагандируются призывы "к полному отделению партии от государства".
Все перечисленное категорически не устраивало Москву. И проблему было решено устранить военным способом.
"Уже 18 августа все определилось, военная машина была запущена. Точка возврата оказалась позади, возможно было лишь движение вперед, и оно началось. Тихий голос министра обороны Гречко звучал в моей голове: "Это будет осуществлено, даже если начнется Третья мировая война", – пересказывает Маша одну из недавно прочитанных книг о событиях 1968 года.
"Когда я узнала об этом, это было для меня открытием. Мне хотелось увидеться с людьми, которые пережили это историческое событие, и понять, сильно ли отличается Чехия от постсоветской России и других стран: Украины или Беларуси", – говорит девушка.
Недавно Маша съездила в Чехию и лично пообщалась с теми, кто пережил вторжение советских войск: от бывшего главы сената до журналистов, снимавших танки в августе 1968 года.
******
Одними из первых танки в Чехословакии увидели жители Либереца – города к северо-востоку от Праги около границы с Польшей и Германией. Пржемысл Соботка – в дни вторжения он был молодым хирургом в либерецкой больнице. После "Бархатной революции" 1989 года он стал сенатором, а в 2004-2010 годах возглавлял сенат.
"Это напоминало события 15 марта 1939 года, когда началась оккупация Чехословакии фашистами. 21 августа 1968 года, примерно в полпятого утра, мы снова услышали гул военных самолетов, – вспоминает Соботка. – В этот момент мы поняли, что надо включать новости, включили Чехословацкое радио. Там уже вовсю говорили, что нашу родину оккупировала советская армия и остальные так называемые "дружественные страны". На тот момент прошло всего три недели после моего выпуска из университета. И я сказал себе: "Надо немедленно ехать в больницу". Девять убитых и около 50 раненых – это было огромное количество для Либереца. Такой "братской помощи" мы себе и представить не могли".
Соботка вспоминает, что танки в тот день выехали прямо на главную площадь Либереца (сейчас она носит имя Эдварда Бенеша). "Один из них въехал в колоннаду: снес опоры, и второй этаж здания рухнул. В здании были люди, они спали. Двое погибли. Это было продолжение того ужаса, который здесь происходил с половины восьмого утра", – рассказывает он.
Сами военные, по словам очевидцев, не очень-то понимали, что они делают в Чехословакии и почему их называют оккупантами.
"Чехи и словаки еще со школы знали русский. Поэтому они разговаривали с военными, пытались их переубедить, объясняли, мол, никакой контрреволюции здесь не было, – рассказывает доктор исторических наук Ярослав Пажоут, преподаватель истории в Техническом университете Либереца. – Само собой, эти попытки не увенчались успехом. Мой отец, очевидец тех событий, вспоминал, что военные выглядели растерянными. Никакого понимания, зачем они здесь, у них не было".
На кадрах, снятых в Праге, та же картина. Растерянные солдаты на броне танков и пражане, которые рисуют на танках свастики и кричат по-русски: "Оккупанты, убирайтесь домой!"
Точное количество жертв советского вторжения в Чехословакию неизвестно до сих пор. Десять лет назад в списке значилось 108 имен, но позже историки в Праге установили, что погибли не менее 137 человек, а около 500 были ранены. Почти всегда сопротивление было мирным: например, чтобы запутать советских солдат, в городах жители часто меняли дорожные указатели и сбивали с домов таблички с названиями улиц. Войска стран Варшавского договора отрапортовали, что за время вторжения потеряли убитыми около ста человек, но боевые потери составили лишь десять военнослужащих. Все остальные погибли из-за несчастных случаев.
Среди мирных жителей Чехословакии картина ранений была иная.
"Тех, кто были в совсем плохом состоянии, мы сразу же отправляли на операционный стол. Это была военная хирургия, такого опыта у меня тогда не было, – вспоминает Соботка жаркие августовские дни 1968 года. – Все мои коллеги – врачи, медсестры – проявили невиданную солидарность. Все сбежались в операционный зал, чтобы помочь. Все пациенты тоже проявляли солидарность. Те, у кого была на этот день запланирована операция, покидали больницу и разъезжались по домам, освобождая койки: ведь разместить 50 пациентов по больничным палатам совсем непросто! Но в тот нелегкий день нам это удалось".
Когда Маша спрашивает Соботку, понимал ли он, что остановить оккупационную машину голыми руками невозможно, бывший врач вздыхает:
"Все время с 1948 до 1989 год я называю "темными временами". Мы были страной-сателлитом Советского Союза, и это было совсем безнадежное время, – говорит он. – Кроме 1968 года, когда мы действительно вдохнули свободы. Мне было несколько проще: они не трогали медицину. Это всем известно: товарищи коммунисты боялись за свое здоровье и не мешали работать хорошим врачам. Не всем повезло так, как медикам. Людям других профессий было гораздо сложнее: юристам, учителям".
Тяжело пришлось и журналистам. Наиболее ожесточенные столкновения между военными и жителями в августе 1968 года произошли у здания Национального Чешского Радио (Český rozhlas) в Праге на Виноградской улице. Радио продолжало вещать все утро 21 августа, называя ввод войск незаконным вторжением и нарушением международного права. Одновременно журналисты призывали людей не допустить кровопролития. Советские военные получили приказ штурмовать здание и прекратить вещание, в результате чего на подступах к зданию погибли 15 человек. Дикторы радио продолжали вести эфир до тех пор, пока здание не захватили, потом сигнал прервался.
"Был один предатель. Он открыл дверь, которая вела из здания в переулок, идущий к Вацлавской площади, – вспоминает Зузана Фогларова, менеджер по связям с общественностью Чешского радио. – Дверь находилась на высоте двух с половиной метров, поэтому военным пришлось карабкаться по стремянке. В конце концов они проникли внутрь и начали бегать по кабинетам. Какое-то время эфир вели из подвала, куда пришлось перенести студию. Потом ее несколько раз переносили в другие части здания, и наконец журналисты просто начали вещать с улицы".
После вторжения 1968 года "гайки" на Чешском радио были закручены, все материалы начали проходить цензуру.
"Цензура, конечно, появилась, постепенно она усиливалась, была создана должность так называемого "инспектора", – вспоминает Фогларова. – Этот человек следил за тем, что писали редакторы и говорили радиоведущие, и был готов в любое время остановить эфир. А многие программы в то время вообще должны были выходить только в предзаписи".
*****
Первоначальный план Москвы предполагал арест идеологов "Пражской весны" во главе с Александром Дубчеком и создание "временного революционного правительства". Но под угрозой массовых протестов и в связи с тем, что президент Свобода наотрез отказался узаконить "временное правительство", советское руководство изменило свои намерения.
24-27 августа в Кремле проходили переговоры с чешской делегацией, которая, по сути, находилась в заложниках. В итоге был подписан так называемый "Московский протокол": реформы "Пражской весны" сворачивались, а главным условием вывода войск с территории Чехословакии была названа готовность Праги к сотрудничеству с Москвой.
Кремль эту версию событий наотрез отрицал. Рассказывая о происходившем в Чехословакии, дикторы советского телевидения сообщали, что о вводе войск якобы просили сами руководители Чехословакии ввиду "угрозы существующему социалистическому строю".
Даже когда реформы "Пражской весны" были свернуты, а национальный парламент распущен, протесты в Чехословакии не утихли. В январе 1969 года 20-летний Ян Палах поджег себя на Вацлавской площади в центре Праги в знак протеста против оккупации Чехословакии. В больнице умирающий Палах сказал медсестре: "Своим поступком я хотел пробудить людей и знаю, что многие последуют моему примеру".
Похороны Яна Палаха превратились в масштабную акцию протеста, а имя пражского студента стало символом противостояния коммунистическому режиму. В последующие три месяца еще более 20 человек в Чехословакии пытались сжечь себя в знак протеста.
Хотя окончательного демонтажа социализма Чехословакии пришлось ждать еще более 20 лет, а 130 тысяч советских военных оставались в стране до 1991 года, страна все эти годы сумела сохранить гражданское общество. В ноябре 1989-го на улицы Праги вышли сотни тысяч людей: они стояли днями и ночами, но сумели отправить в отставку политбюро компартии и президента. Позже эту революцию назовут "Бархатной": она была бескровной, а ее символом стали ключи – так демонстранты на площади говорили советской власти, что срок ее вышел и пора на выход.
Первым посткоммунистическим президентом жители Чехословакии выбрали писателя и диссидента Вацлава Гавела, интеллигента и гуманиста. А лозунгом революции стали слова: "Правда и любовь победят ложь и ненависть".
Могут ли процессы, схожие с чехословацкими, начаться в России? Юная москвичка, которая регулярно ходит на митинги оппозиции, настроена скорее пессимистично: "Вся эта государственная машина... Сегодня они сделали пенсионную реформу, завтра они повысят налоги и НДС, послезавтра они могут запретить Telegram и Facebook. Они могут делать, что хотят, и люди будут с этим мириться, – жалуется она на своих соотечественников. – Люди предпочитают прятаться, говорить: "Не надо этого делать, не пиши, что думаешь, лучше помолчи".
Соботка считает иначе:
"Я вырос в очень демократически настроенной семье, отец всегда мне говорил, что демократия священна, но невероятно слаба. И ее необходимо защищать, – говорит он. – В России есть люди, которые борются за права человека, за свободу слова. Да, все это подавляется, и большинство россиян не имеют доступа к информации. Но я твердо верю, что социальные сети помогут распространить сведения, помогут россиянам понять, что можно жить и в других условиях, а не так, как страна живет с 1917 года".
"В России каждый протест по-своему особенный, и когда ты идешь на митинг, особенно в России, ты не знаешь, что с тобой произойдет, – говорит Маша. – Последний мой митинг 5 мая 2018 года для меня был просто ужасный: тогда менты хватали всех подряд, люди были накалены до предела, пустили газ в толпу. При мне крепкие мужики били плетками мальчиков. И хочется бороться еще больше, чтобы такого не происходило. Надо бороться за свои права. И если ты осознаешь правильность своих действий, в итоге все закончится хорошо. Чехия обрела демократию, и это придает мне уверенности: раз некоторые люди это прошли, значит, и я пройду".
