«Диагноз, согласованный с Политбюро». Почему засекречены дневники врачей Ленина?

Московский врач-гериатр Валерий Новоселов пытается через суд добиться снятия грифа секретности с дневников врачей, лечивших Владимира Ленина. Срок секретности этих документов, истекший в 1999 году, был продлен по просьбе племянницы Ленина Ольги Дмитриевны Ульяновой (она умерла в 2011 году) еще на 25 лет.

Сам Валерий Новоселов возможность ознакомиться с дневниками лечащих и дежурных врачей Ленина получил: в прошлом году ему был предоставлен доступ к ним "в порядке исключения". Но опубликовать книгу, в которой оцениваются с профессиональной точки зрения лечение Ленина и заключение о причинах его смерти, а также комментируются исторические обстоятельства, связанные с последними месяцами жизни вождя советского государства, Новоселов не может. Как подчеркивает представляющий его интересы в суде руководитель группы юристов “Команда 29” адвокат Иван Павлов, максимальный срок секретности подобных документов – 75 лет, и продлевать его, тем более на целых 25 лет, не было никаких юридических оснований.

Последнее публичное выступление Ленина состоялось 20 ноября 1922 года на пленуме Моссовета. 16 декабря 1922 года состояние его здоровья резко ухудшилось, а 15 мая 1923 года из-за болезни он переехал в подмосковное имение Горки. С 12 марта 1923 года ежедневно публиковались бюллетени о здоровье Ленина. В Москве последний раз Ленин был 18-19 октября 1923 года. Ленин умер 21 января 1924 года.

Согласно официальному заключению, "...основой болезни умершего является распространенный атеросклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания (Abnutzungssclerose). Вследствие сужения просвета артерий мозга и нарушения его питания от недостаточности подтока крови наступали очаговые размягчения тканей мозга, объясняющие все предшествовавшие симптомы болезни (параличи, расстройства речи). Непосредственной причиной смерти явилось: 1) усиление нарушения кровообращения в головном мозге; 2) кровоизлияние в мягкую мозговую оболочку в области четверохолмия".

Как считает Валерий Новоселов, его книга поможет развеять слухи о причинах смерти Владимира Ленина и снять обвинения с врачей в "неправильном лечении". Он подчеркивает, что пишет о Ленине именно как о пациенте, представляя сугубо научный взгляд на историю его болезни и смерти.

​– Как получилось, что исследование течения болезни и причин смерти Ленина привело вас в суд?

– Я этой темой занимаюсь с 1989 года. В основном после поступления в аспирантуру Академии медицинских наук, в очную аспирантуру при Институте мозга. Была выбрана тема, которая подразумевала исследование истории болезни Ленина. Я все эти годы собирал материалы, делал выводы. И когда в 2016 году умер основной исследователь темы академик Юрий Михайлович Лопухин, известный всем, кто изучал причины болезни, смерти и историю бальзамирования Ленина, я решил эту тему закончить.

Юрий Михайлович поставил вопрос о том, что документы надо открывать, чтобы сделать окончательные выводы. Чем я и занялся. Я написал запрос в бывший партийный архив ЦК КПСС, а ныне он называется РГАСПИ (Российский государственный архив социально-политической истории). Я сначала позвонил, потом написал, потом приехал, объяснил. В результате мне такой доступ был дан – "как исключение, для научной работы". На какой-то стадии, поскольку документы, дневники лечащих врачей очень объемны (там 410 страниц печатного текста, временной объем с 28 мая 1922 года по момент смерти 21 января 1924 года), я официально попросил архив разрешить мне сделать копии. И тут получил странный ответ, который состоял в том, что мне не только не могут дать копии, а мне не могут даже позволить с дневниками ознакомиться. При этом я уже сижу в самом архиве, в читальном зале. Мне запретили фотографировать, что, несомненно, меня очень сильно удивило. Я пишу письмо с просьбой уточнить: почему запрещено? И получаю ответ, что документы отнесены к ограниченному доступу по просьбе Ольги Дмитриевны Ульяновой, племянницы Ульянова Владимира Ильича.

По закону они должны были снять ограниченный доступ с 1999 года. Получается, я был допущен к документам с грифом "ограниченный доступ", который действует до 2024 года. Я с дневниками уже ознакомился, поскольку я работал с ними два с лишним месяца. У меня был при себе компьютер, поэтому многие куски у меня законспектированы – там, где документ имеет медицинский смысл. Законспектированы полностью, дословно, включая знаки препинания, грамматические ошибки и пометки. Получилось около 250 печатных страниц. Это большой труд.

Почему я обратился в суд? Во-первых, непонятно, на каком основании закрыли доступ в 1999 году. У Росархива таких полномочий нет. Нет полномочий закрывать доступ не только к этим документам, но и к любым другим документам. Поэтому юристы просят признать это действие незаконным. Для меня же как для исследователя данной темы непонятны формулировки. Что такое "для научных целей"? Книга – это "научная цель" или не "научная цель"? Работа над дневниками велась более года. Она велась не только с самими документами, но со всей медицинской литературой этого времени. То есть конца XIX – начала ХХ века.

Мне непонятно, что такое "в качестве исключения"? Я исключения не просил. Я пришел на основании общего доступа, написал заявление. Мне выписали пропуск, и дневники в какой-то момент ждали меня в ящике. Мне дали ключик, я открыл ящик, взял дневники. Конечно, я не фотографировал, не копировал, и мне копии не делали: есть официальные отказы. Доступ к документам на основании просьбы Ольги Дмитриевны Ульяновой закрыт с очень странной формулировкой. Руководитель Росархива Козлов пишет директору РГАСПИ письмо: "Учитывая, что к настоящему времени большая часть документов, связанных с болезнью, смертью, бальзамированием тела Ленина, опубликованы в открытой печати, полагаем возможным удовлетворить просьбу О. Д. Ульяновой о продлении на 25 лет срока ограничения доступа к дневникам дежурных врачей и санитаров, а также фармацевтической документации, результатам медицинских исследований, содержащих сведения, не предназначенные для опубликования".

Мне как врачу, который занимается долго этой темой, который знает, что мнение врачей по поводу причин болезни и смерти Ленина разделились, понятно, что нам ничего об этом непонятно. Все выводы делаются на основании слов кого-то – министров, наркомов, исторических лиц, стоматолога Ульянова, лечащих врачей Ульянова. Но все эти лица были зажаты в определенные исторические условия. А эти дневники – непосредственно речь самих врачей. В них написано, как лечили, что лечили, были ли проблемы с дифференциальной диагностикой, сомневались ли врачи, какое было мнение врачей как иностранных (там была довольно большая группа иностранцев, в основном немцев), так и граждан РСФСР на тот момент, а потом СССР, соответственно. Поэтому меня и удивляет очень, что историкам все понятно. Нам, врачам, ничего непонятно.

​​– И какие по этому поводу существуют сомнения на ваш взгляд как врача?

– Было патологоанатомическое исследование, которое произвели в Горках. Вскрытие тела Ленина, которое на следующий день повезли в Москву, делалось в неприспособленном помещении – в ванной комнате, в загородной усадьбе, которая на тот момент была в удалении от Москвы, Москва заканчивалась тогда недалеко от Саратовского вокзала (это Павелецкий вокзал сейчас). Это уже вызывает вопросы. Для проведения вскрытия есть специализированные учреждения. На тот момент это были Кафедра патологической анатомии МГУ, которая в дальнейшем стала Первым медицинским институтом, и 23-я больница, которая носит имя Ипполита Васильевича Давыдовского. Ни в то, ни в другое учреждение тело Ленина не повезли. В Яузской больнице работал Ипполит Давыдовский, главный патологоанатом города Москвы. На Кафедре патологической анатомии работала другая звезда российской медицины – Алексей Абрикосов.

Но собирают комиссию и везут в Горки. Комиссия – 11 человек. На момент смерти Ульянова 21 января 1924 года в Горках было три врача, которые констатировали "статус леталь" в 18:50. Значит, привезли еще 8 врачей. Вернее специалистов, потому что там были не только врачи: там были и патологоанатом, и анатом, и антрополог. Есть сомнение фактологическое. 21 января был написан бюллетень о смерти Ленина. Бюллетень отличается от акта, зафиксировавшего смерть пациента, тем, что бюллетень подписали все члены комиссии, 11 человек. А акт подписали только 10 человек. То есть один доктор, это первый главный врач Солдатенковской больницы Федор Александрович Гетье (ныне эта больница известна как Боткинская), этот акт не подписал. Врач не подписывает только в том случае, если не согласен с заключением комиссии.

Какие возражения на сегодня у меня? Во-первых, использован термин Abnutzunsgsclerose в заключительной части, что в переводе на русский язык с немецкого обозначает "склероз от изнашивания". Такого термина не существует, не существовало, никто никогда ни до, ни после смерти Ульянова его не использует. Это единичный случай в мире. Почему в акте, который написан на русском языке, а он объемный, использован один термин на немецком языке, причем, даже назвать его термином нельзя? Теории атеросклероза как следствия износа сосудов уже в начале ХХ века были несостоятельными. Есть расхождения в заключительной части, результативной, и в описательной части.

Если вдаваться в описательную часть, атеросклероз у пациента был по возрасту, то есть он действительно был, но он не являлся причиной его смерти. Сосуды описаны не как атеросклеротические. Для атеросклероза характерны поздние пятна и бляшки, то есть вещи ограниченные по длине сосуда. Сосуды описаны совершенно по-другому. И Семашко (там было два наркома на вскрытии – Семашко и Обух; оба занимались здравоохранением, Обух – московским здравоохранением, а Семашко был наркомздравом РСФСР) написал статью, тема которой "Что же дало вскрытие тела Ульянова?" И он описывает как свидетель эти изменения сосудов как шнуровые: "Отдельные веточки артерий, питающие особенно важные центры движения, речи, в левом полушарии, оказались настолько измененными, что представляли собою не трубочки, а шнурки". Обычная логика говорит о том, что шнур – это не бляшка.

Почему никто никогда не поднимал такие вопросы? А кто должен был поднимать? До разрушения Союза в 1991 году такие вопросы поднимать было невозможно, это опасно было и административным преследованием, и уголовным наказанием. До 1999 года доступ к документам был ограничен. Сегодня ограничения сохраняются. Документы нельзя получить. У нас есть документ – акт патологоанатомического исследования, сделан Абрикосовым, к которому мы все, врачи, испытываем очень большое уважение. Любого врача спроси, кто такой академик Абрикосов, все скажут, что это основатель отечественной патологической анатомии. Его знают врачи всех специальностей. Поэтому встает вопрос: что же это было?

На этот вопрос я смогу ответить в своей книге только тогда, когда суд примет решение об открытии дневников. Книга посвящена всем врачам, участвовавшим в лечении, диагностике, дифференциальной диагностике. Врачам, которые попали в сложную историческую ситуацию. Ситуация была сложна не только революционными событиями, она была сложна и тем, что в этот момент медицинское знание находилось в стадии такого же революционного роста. Если брать книжки 1910-х годов прошлого века, видно, как представления меняются с каждым годом – от монографии к монографии. В 1920 году уже совсем другие представления.

Я считаю, что в этой ситуации коллеги заслужили право на историческую правду. Потому что кроме пациента, у нас еще есть врачи, которые сегодня находятся в неудобной позиции: их до сих пор обвиняют в том, что якобы лечили "не от того" и "неправильно". Это первый миф, который должен уйти из исторической повестки. На самом деле, лечение было правильным, соответствующим самым высоким стандартам. Лечившие Ленина врачи не могут уже сказать ничего в силу того, что прошло 100 лет. Но коллеги из будущего, то есть мы, должны сказать слово за этих врачей. И говорю больше не я, а больше говорят монографии и учебники. Суть книги, ее первой части, которая ориентирована только на профессиональное сообщество – патологоанатомов, неврологов, судебных экспертов – в том, что говорят в ней врачи, которые участвовали в лечении данного пациента.

Второй миф – это то, что у великих все происходит необычно. Течение болезни, клиника, смена форм заболевания у Ленина были самые что ни на есть стандартные. Ничего необычного для начала прошлого века там нет, о чем я и говорю сейчас, подав научную статью в журнал "История медицины". Будет серия из четырех статей, первая из них посвящена анамнезу и осмотру пациента.

– А понятно, почему племянница Ленина просила о том, чтобы эти документы продолжали оставаться секретными?

– Ольга Дмитриевна умерла в 2011 году в очень преклонном возрасте. Я допускаю, что она хотела дожить спокойно свой век, в спокойной обстановке. Но мне кажется, я не должен делать выводы за других людей. Я должен высказать свое личное мнение и мнение тех врачей. А вот предполагать, что хотели сказать Ольга Дмитриевна Ульянова, Николай Семашко или патологоанатом Николай Мельников-Разведенков, или министр здравоохранения Борис Петровский, который на 100-летие Ленина публиковал какие-то выводы, – мне кажется, этого делать не стоит. Это мнение людей, находящихся в определенных исторических рамках, зажатых определенными жесткими условиями. Были другие времена. Наше поколение должно сказать все, что думает на эту тему, чтобы поколение будущих врачей понимало: история медицины неотрывна от истории страны.

Я отношусь к Ленину как к великому человеку, поскольку он повернул историю страны. Знак "плюс" или "минус" – это уже каждый ставит по себе. Я никаких ни плюсов, ни минусов не ставлю. Моя книга посвящена истории медицины и самому сложному случаю, известному мне в истории медицины. Я разговаривал много с выдающимся историком Гражданской войны Владимиром Павловичем Федюком, у которого мнение такое же, как и у меня: документы надо открывать, чтобы понимать историю страны в первую очередь.

Сейчас для нас есть три источника знания о причинах смерти Ленина – тело Ленина; остатки его мозга, которые находятся в музее медицины, который сейчас в здании бывшего московского Института мозга; патологоанатомическое заключение, которое у меня есть в доступе, поскольку оно в свободном обращении находится с момента опубликования в газетах в январе 1924 года, и медицинская документация пациента. Документации было много, я знаю, что были еще дневники психологов, логопедов, которые работали с Ульяновым. Есть ли история болезни – я не знаю. Возможно, дневники лечащих врачей являются единственным надежным документом. В них нет ни одного диагноза, часто записи сокращенные, нет точных дозировок. Но клиническое мышление было сто лет назад таким же творческим, как и сейчас. И я прекрасно понял этих врачей – что они делали, как они делали. Там есть мнение врачей, которые были консультантами, те же Бехтерев, Авербах, Россолимо. Этот документ очень интересный, насыщенный информацией. 410 страниц – сами понимаете, есть что прочитать.

Сегодня работа уже пошла. На научную публикацию, на научную работу разрешение уже есть, оно в письменном виде – подпись и печать на бланке РГАСПИ. В любом случае медицинская общественность, медицинское сообщество получит информацию в том виде, в котором я считаю нужным ее подать: свое мнение и мнение врачей. Там не будет никаких политических выводов, предположений, гипотез – только медицина.

Что касается патологоанатомического акта, я специально попросил в архиве оригинал акта вскрытия тела Феликса Эдмундовича Дзержинского, умершего в возрасте 48 лет в 1926 году. Его вскрывал тот же самый специалист, что и Ленина, – Абрикосов, как я уже сказал, специалист высочайшего уровня. Красивым языком описан атеросклероз у Феликса Эдмундовича! У Ленина этого нет. Описано другое заболевание. Это не вызывает сомнений. В конце есть какое-то странное заключение. Вскрытие Ленина продолжалось довольно долго – 3 часа 10 минут, как написано в самом акте. В воспоминаниях, которые написал Алексей Иванович Абрикосов в 1939 году, к 40-летию своей профессиональной деятельности, с которыми меня знакомила его внучка Наталья Юрьевна Абрикосова, указано время – 3 часа 50 минут.

Это время очень большое для такого профессионала. Тем более там было 11 человек! Мы не знаем, был ли прозектор, но в комиссии были врачи. Мне кажется, время избыточное. У меня такое впечатление, что вот это дополнительное время ушло на согласование с Политбюро конечного диагноза. Усадьба в Горках была телефонизирована, для тех лет это была редкость. Ульянов выбрал усадьбу Морозовых, потому что там был телефон. И я думаю, что время ушло на то, что Семашко связывался с членами Политбюро, чтобы согласовать диагноз. Диагноз этот как бы исходит из рациональных соображений и наводит на мысль о том, что все логично. Но с точки зрения рационального мышления здесь подходить нельзя. Это как в деле врача-гематолога Елены Мисюриной. Нельзя с точки зрения обычной логики все это обсуждать. Здесь нужно быть профессионалом.

– Вы упомянули о том, что тело Ленина – один из источников знаний о причинах его смерти. Тело Ленина в его нынешнем состоянии – это мумия, которая лежит в Мавзолее уже почти 100 лет. Может его исследование как-то подтвердить или опровергнуть ваши выводы, как вы считаете?

– У нас есть тело Ивана Грозного, его сына и двух бояр. Была эксгумация в 1960-х годах. Была судебно-медицинская экспертиза, которая показала, чем болели Грозный и его сын Иван. Иван Грозный умер очень давно, и тем не менее все было доказано. Сегодня медицинская технология, методы судебной экспертизы, наверное, позволят это сделать. Но я говорю не о том, как я понимаю лечение, а о том, как понимали этиологию, патогенез, дифференциальные диагностики лечащие врачи Ульянова. И их понимание совпадает с моим. Медицина за эти годы ушла очень далеко вперед. Уже никто не вводит кислород под кожу для лечения алкоголизма, как делали в московских диспансерах в 1920-х годах, никто не капает керосин в постель для лечения коклюша. Сегодня мы с сотнями заболеваний, несомненно, справились бы очень быстро, и не было бы никаких таких проблем. Интересно, что революционные потрясения в стране совпали по времени с революционными потрясениями в медицине. Из участников лечения Ленина можно было готовый университет открывать.

​– А как сложилась судьба тех, кто участвовал в лечении Ленина, а потом проводил вскрытие?

– Судьба почти всех известна. Были и расстрелянные врачи, и погибшие. Известна история с отравлением Владимира Михайловича Бехтерева, который был консультантом Ленина, и мнение которого четко записано в этих дневниках. Он, судя по всему, был человеком очень упрямым и настойчивым. Выдающийся ученый – его именем названо, по моим подсчетам, 47 симптомов, синдромов и болезней. Я не знаю, кто-нибудь еще больше что-нибудь сделал, чем Бехтерев в медицине?! Мое мнение такое – была негласная договоренность между врачами, которые лечили Ленина, и Политбюро: "Вы молчите – мы вас не трогаем". И действительно долго не трогали.

Но в 1938 году расстрелян терапевт Лев Левин, расстрелян сын Гетье, Александр Федорович Гетье. Федор Гетье, личный врач семьи Ульяновых, умирает сразу после этого, потому что сын у него был единственный. Гетье тогда было уже за 70, и он не перенес этого горя. Расстрелян Попов Николай Семенович – молодой врач, который с весны 1923 года выполнял функции помощника санитара и молодого врача при Ленине. Он стал замдиректора Института мозга. Расстрелян тоже в 1938 году. Расстрелян начальник охраны, кто-то в 1920-х годах сослан в ссылку.

Очень странным был и отбор самих врачей для лечения. Ленин – историческое лицо, которое оставило след в истории такой, что никто его не забудет, а врача ему назначают какого-то неизвестного Алексея Михайловича Кожевникова. Это странно. А три выдающихся невролога московских – Лазарь Минор, Григорий Россолимо и Ливерий Даркшевич – почему-то не участвуют в лечении и консультациях Ленина. Даркшевич до первого инсульта дает какие-то редкие консультации, Россолимо – одну консультацию 29 мая. И больше мы их не видим. Минор посылает Василия Васильевича Крамера, помощника. Удивительно. В моей книге делаются предположения, почему так произошло. Почему у нас пациент – выдающееся лицо историческое, первое лицо государства, нового государства, а ему назначают такого вот неизвестного врача. Почему меняли врачей? Почему врач Алексей Михайлович Кожевников не вел Ленина с начала и до конца? Почему на какой-то стадии его поменяли на Василия Васильевича Крамера? Почему Крамера поменяли на Виктора Петровича Осипова, помощника Бехтерева? Это все есть в книге, которая состоит из двух частей.

Первая – профессиональная, обращенная к патологоанатомам, неврологам, историкам медицины, всему клиническому сообществу. А вторая часть – это уже мое личное мнение. Потому что когда я написал книгу и начал заниматься выяснением, разбирательством, в каком состоянии находятся эти документы, то получил замечание от коллег. Мол, слишком документально, скучно – ссылок масса, большие куски из учебников начала двадцатого века. Я решил внести эмоциональный компонент. Система здравоохранения, построенная Семашко, в данный момент умирает окончательно. И я думаю, эта книга будет окончательной точкой в этом периоде. А мой главный вывод: слава врачам Отечества! – говорит врач Валерий Новоселов.

Как пояснил в интервью Радио Свобода адвокат Иван Павлов, иск Валерия Новоселова зарегистрирован и пока состоялось только первое предварительное заседание по этому делу. Он еще раз отметил, что, в соответствии с законодательством России, максимальный срок ограничения доступа к личной, семейной тайне – 75 лет. И не существует никаких юридических оснований этот срок продлевать, даже несмотря на вышеупомянутую просьбу Ольги Дмитриевны Ульяновой. Поэтому, полагает Иван Павлов, суд должен удовлетворить иск Валерия Новоселова.

Адвокат напомнил, что недавно был участником рассмотрения иска родственников Рауля Валленберга, которые требовали рассекретить документы, связанные с его гибелью в советской тюрьме. Суд отказал истцам, мотивируя свое решение "защитой интересов третьих лиц", то есть выступил против упоминания тех людей, которые могли оказаться с Валленбергом в одной камере или общаться с ним. Главным аргументом суда был тот факт, что 75 лет после описываемых в документах событий еще не прошли, а потому личная тайна остается под защитой закона. Но, как подчеркивает Иван Павлов, история с дневниками лечащих врачей Ленина показывает, что и после истечения этого срока российские власти могут легко пренебречь существующей законодательной нормой.