"Генштаб РФ рассекретил возможность американцев устроить внезапное ракетное нападение!" Зачем Минобороны РФ развивает тему "скрытного ядерного удара" со стороны США? Размышляют военные эксперты Павел Фельгенгауэр и Михаил Ходаренок.
Полная видеоверсия эфира
Елена Рыковцева: Настала пора поговорить о военных событиях недели. Тем более, что несколько дней назад на международной конференции по сотрудничеству в сфере безопасности страшно напугало Министерство обороны Российской Федерации своих собственных сограждан, сказав, что США могут нанести в любую минуту скрытный ядерный удар. Что имеется в виду, что за всем этим стоит, как будет готовиться Российская Федерация к ответу, мы поговорим сегодня с нашими гостями. С нами Павел Фельгенгауэр, военный обозреватель «Новой газеты». С нами на связи Михаил Ходаренок, военный обозреватель «Газеты.ру». Я сразу начну с этого заявления зам. начальника Главного оперативного управления российского Генштаба Виктор Познихира, который припугнул сразу двумя вещами российского обывателя и даже экспертов. Все это вышло под заголовками, например, в «Комсомольской правде»: «Генштаб РФ рассекретил возможность американцев устроить внезапное ракетное нападение». То есть до сих пор это было секретом от всех нас и от вас, что могут американцы это сделать, внезапно напасть самым коварным ракетным образом?
Павел Фельгенгауэр: Директивные документы, вроде план «Оборона», сейчас он у нас основной, он, конечно, совершенно секретный, но та часть, которая касается оценки угроз, она менее секретна. То есть нельзя ничего говорить о мерах, которые Россия может предпринять, ее вооруженные силы, конкретно, какие будут оперативные планы, а оценку угрозы легче рассекретить. Ее в какой-то мере действительно рассекретили. То есть это то, что подает Генштаб, Министерство обороны подает в Кремль — это те байки, которые они рассказывают об американской угрозе. Понятно, для чего — для того, чтобы выбивать деньги.
Елена Рыковцева: Две, собственно говоря, байки. Начнем с первой из них, что в первые же секунды, в тот момент, когда российские межконтинентальные ракеты баллистические поднимаются в воздух, их засекает американская ПРО, которая расположена совсем рядом с границами Российской Федерации, и в 85 секунд они обезвреживают российские МБР.
Павел Фельгенгауэр: Вы говорили о глобальном ударе так называемом, а это описание того, как может действовать американская система ПРО. В ответ на американский удар или встречный удар мы запускаем свои МБР, американцы их могут быстро засечь, сбивать, у них тысячи различных перехватчиков. Это может обнулить российский потенциал сдерживания. То есть это разные вещи, есть американский удар и есть перехват нашего ответного удара.
Елена Рыковцева: Конечно, разные. Их две. Начинаем с первой. Самое интересное в этой истории, что слова «ответный» я не нашла ни в одном источнике. Летят ракеты российские, они перехватываются, почему это подается как угроза российской безопасности, совершенно непонятно. Нигде не могу найти этого слова «ответный».
Павел Фельгенгауэр: Можно дать команду на пуск, пока американские ракеты еще летят, на это тоже рассчитано, это с советских времен так. Речь идет об угрозе того, что российский потенциал, ядерно-ракетный потенциал сдерживания может обнулиться и у нас его не будет. В принципе эта вся история идет из 80-х годов, так картину наш Генштаб рисовал с 80-х годов, что американцы для начала наносят обезглавливающий удар для того, чтобы уничтожить военно-политическое руководство, вывести его из строя и систему управления, а потом наносят так называемый контрсиловой удар по российским МБР. А то, что выживет и наш ответный удар они перехватят своей системой ПРО. В результате так они за час с небольшим выигрывают войну с Россией. И тогда начинают нам условия, нефть у нас отбирать или еще что-то, дачи на Рублевке. В общем, плохо будет.
Елена Рыковцева: Итак, сначала он говорит о том, в чем первая опасность, что «при использовании внешнего целеуказания от космического аппарата пуск противоракет возможен уже на 85 секунде после старта МБР. 20 секунд — это обнаружение старта. 20 секунд — время доведения команд боевого управления. 45 секунд — время предстартовой подготовки противоракеты с учетом координат встречи. Таким образом на 150 секунде возможность поражения МБР уже реально имеется по временному балансу». Видите ли вы в этом какую-то специальную новую опасность для российских вооружений?
Михаил Ходаренок: Я начну с того, что все-таки я гражданин Российской Федерации и в прошлом полковник Главного оперативного управления. Давайте сразу договоримся о терминологии. Такие слова как «байки» по отношению к Генштабу звучат совершенно оскорбительно, все-таки нам лучше их в этом разговоре не применять. Не применять такие выражения, как «выбивать деньги» и так далее. Короче говоря, не опускать нашу дискуссию до уровня плинтуса, потому что мне это очень режет уши. Тем более не употреблять всяких слов, которых нет в военной терминологии, какие-то «обезглавливающие удары» - ерунда все это. Ядерные удары могут быть только превентивными, ответными и ответно-встречными. Может быть применение ядерного оружия в ограниченных целях на театре военных действий.
Елена Рыковцева: Павел объясняет доступным для обывателя, для нас языком. Потому что если начать все воспроизводить военным языком, тяжело понять будет.
Михаил Ходаренок: Мы все объясним на пальцах довольно легко. В принципе все эти расчеты достаточно верны, все это может быть смоделировано, может быть математически вычислено. Действительно старты баллистических ракет обнаруживаются двумя способами: или космическими аппаратами системы предупреждения о ракетно-ядерном ударе Соединенных Штатов, или надгоризонтными станциями системы предупреждения о ракетном нападении. Действительно с первых секунд можно определить и старт, и выстроить траекторию, и предпринять все необходимые меры для поражения боевых блоков межконтинентальных баллистических ракет.
Елена Рыковцева: Весь вопрос опять же, насколько это новая информация, насколько она угрожающая. Например, Познихир говорит: «Средства системы противоракетной обороны США уже сегодня обладают потенциалом перехвата российских и китайских баллистических ракет и представляют угрозу стратегическим ядерным силам России и Китая». Михаил, для вас это новость, все, что он заявляет на этой конференции, что есть некая угроза, которую они сейчас обнаружили или они действительно преподносят, упаковывают для руководства страны эту угрозу в каких-то своих неназванных целях?
Михаил Ходаренок: Нет, нового здесь ничего нет, это действительно существует несколько десятков лет. Но тем не менее, развитие средств противоракетной обороны в Соединенных Штатах идет такими темпами, что через непродолжительное время у них противоракет будет больше, чем у нас боевых блоков межконтинентальных баллистических ракет. Это действительно может обесценить наш ракетно-ядерный потенциал, это действительно может свести все наши усилия по ответному или ответно-встречному удару к нулю, и это рождает новую геополитическую ситуацию. Другое дело, что мне в этом деле непонятно, потому что когда что-то планируется, обмен ударами или разговор о каких-то военных угрозах, все-таки непонятно, в каких целях это будет осуществляться, какие между нашими странами непреодолимые противоречия, которые вызвали бы обмен ракетно-ядерными ударами. На настоящее время по большому счету таких противоречий нет.
Елена Рыковцева: Противоречий нет, а разговоры и угрозы об этом есть.
Павел Фельгенгауэр: Понятно, почему. Сейчас верстается программа перевооружений с 2018 по 2025 год, идет очень жесткая битва за деньги. И главный противник Минобороны, конечно, никакая не Америка, а Министерство финансов, вообще экономический блок правительства, конкретно его духовный глава Алексей Кудрин, который доказывает Кремлю, что если продолжать военные расходы на нынешнем уровне, то не будет экономического роста, будет отставать технологическое развитие России от передовых стран, и это несет в себе очень серьезную угрозу безопасности. Аргумент военно-промышленного комплекса, что если им дать денег, то будет угроза безопасности, не работает, поскольку, если им дать деньги, еще хуже будет, будет так же, как было в советское время, когда Советский Союз в конце 80-х годов саморазрушился из-за нарочно неправильной оценки угрозы. Я знаю людей, которые тогда оценивали угрозы, они были выдуманы или преувеличены в десятки раз, американская угроза. Печатались книжки, в том числе и в советское время именно с оценкой угроз, потому что оценка угроз всегда менее секретна. Я знаю людей, которые знали, что это все вранье. Как сейчас все эти разговоры либо преувеличены в десятки раз, либо выдуманные угрозы для той же самой цели, как и тогда — выбить деньги. Речь сейчас идет о десяти триллионах рублей — это разница между последним запросом Министерства обороны, насколько известно из открытых источников, и тем, сколько Силуанов готов дать без ущерба для экономики Российской Федерации. Очевидно, что Министерство обороны сейчас наращивает угрозы. Я абсолютно уверен, что после декабря всех этих разговоров о том, что мы снова подружимся с Америкой и с Трампом, что ничего из этого не выйдет, потому что военно-промышленному комплексу сейчас дружить с Америкой не то, что невыгодно, просто это была бы катастрофа для них. Им нужны эти триллионы, и ради этого они будут преувеличивать, придумывать угрозы. Здесь есть очень серьезный органический недостаток в нашем Генеральном штабе — это то, что Главное разведывательное управление является частью Генерального штаба. Главное разведывательное управление, его начальник выдает только ту разведывательную информацию, которая нужна начальнику Генштаба. Я знаю, как они взаимодействуют, я присутствовал, когда начальник Генерального штаба давал указания начальнику ГРУ. Это взаимодействие начальника и подчиненного. То есть ГРУ готовит материалы, сами разведчики знают, что они выдуманы, но это все идет в Кремль, это идет для того, чтобы обработать политическое руководство, как это было и в советское время, когда Политбюро водили за нос военные. Я боюсь, что результат будет точно такой же, как советский, то есть Российская Федерация надорвется и лопнет, создавая системы вооружений для парирования несуществующих угроз.
Елена Рыковцева: Минобороны РФ приводит цифры: «за последние 15 лет США потратили на противоракетную оборону 130 миллиардов долларов. К 2022 году американских противоракет будет больше, чем боевых блоков, развернутых на межконтинентальных баллистических ракетах России». Они не завышают американские цифры, это соответствует тому, что тратит американский бюджет на противоракетную оборону?
Михаил Ходаренок: Американцы тратят на противоракетную оборону столько, сколько составляет весь военный бюджет Российской Федерации. У нас вообще с ними несопоставимые траты, потому что наш бюджет приблизительно 10% от американского. Действительно, в анализе, в прогнозе военных угроз больше всего нужен реализм, кто бы с этим спорил. Что касается военных, которые могут несколько преувеличивать или совсем преувеличивать военную угрозу — это совершенно нормальная ситуация для любой страны, в любой стране военные именно так и делают. Уровень расходов на оборону все-таки определяет политическое руководство страны. Оно пользуется разведывательной информацией отнюдь не только от Главного разведывательного управления. В любой стране существуют разведывательные сообщества, и глава государства разведывательную информацию получает из разных источников. Все политические решения принимаются исключительно высшим руководством страны.
Елена Рыковцева: Вы согласны с этим процентом, который составляет от трат американского военного бюджета российский — 10%?
Павел Фельгенгауэр: Да, если формально на это посмотреть по официальному обменному курсу, то так и выходит. Конечно, у нас сейчас расходы на закупки в процентном отношении много выше. У нас на содержание военных сил уходит гораздо меньше, чем у американцев. Так что там разрыв не такой большой, но разрыв есть, действительно Америка богаче нас, всегда была богаче, перетратить их пытались в советское время, но закончилось опять же совершенно печально. А насчет того, что данные ГРУ могут быть уравновешены другими данными от СВР или в советское время это был ПГУ, Первое главное управление КГБ СССР — это не совсем так. Потому что там есть очень четкое разделение: все, что касается военной части, идет через ГРУ, политическая разведка отдельно. Мой добрый друг и учитель вел очень известного нашего агента в советское время, и когда тот начал давать политическую информацию, ему начальники приказали запретить, потому что тогда пришлось бы делиться с КГБ, они этого не хотели. Их интересовали чисто военные вещи, прежде всего тактико-технические данные. И это идет по линии именно ГРУ, это основа анализа Генштаба, анализ Генштаба представляется высшему политическому руководству. Политическая разведка не может это фактически оспорить, у них нет для этого ни специалистов, ни данных.
Елена Рыковцева: Познихир сказал на конференции следующее: «Нахождение баз ПРО США в Европе, а также кораблей с элементами ПРО в акваториях морей и океанов, приближенных к территории России, создает мощный скрытый ударный компонент для возможного нанесения внезапного ракетно-ядерного удара по Российской Федерации». Иными словами, у нас здесь не закрытый перелом, а открытый перелом. Они говорят так: у вас здесь не оборонительное вооружение, а наступательное. Вот какой секрет был раскрыт российскому обществу.
Павел Фельгенгауэр: Это тоже не секрет, я это слышал от полковников Генштаба 15 лет уже назад, когда они объясняли, что будущие базы ПРО в Румынии и Польше в действительности никакие не ПРО, а базы первого удара внезапного. Там будут ракеты, которые за несколько минут скрытно долетят, их цель — это убить Путина. Именно так ему и объяснили, он, очевидно, совершенно напуган долгими и упорными данными от военных, что строят специально базы, что там будут шахты, универсальные системы на земле, куда сейчас загружают противоракеты, но поскольку это стандартная шахта, туда можно загрузить крылатую ракету, которая может скрытно долететь. Поэтому базы две, одна в Польше для того, чтобы московский регион, в путинскую дачу попасть в окно, когда он под Москвой, а вторая для Сочи, потому что там он примерно половину проводит года. Это объясняли политическому руководству, чтобы его как следует напугать. То же самое было в 80-е годы, был так называемый кризис с евроракетами, с «Першингами». Хотя формально американцы сделали так, что они чуть-чуть до Москвы не дотягивали. Наша разведка говорила, что они Москву даже перекрывают. Это были баллистические ракеты тогда совершенно новые, настолько новая была система, там была система высокоточного наведения боеголовки на последнем участке. И это так напугало наше руководство, что они подписали договор об уничтожении всех таких ракет, настолько они боялись, что это нацелено на них, на высшее военно-политическое руководство. Да и сейчас напуганы. Вот эти все реновации, которые происходят, которые всем так не нравятся, убирают в центре города все провода под землю. Сейчас Москва недоступна для вертолетов, эвакуировать высшее руководство, особенно, если оно передвигается, в Кремле есть вертолетная площадка и на Фрунзенской есть теперь плавучая вертолетная площадка, а при передвижении нет, везде провода, вертолет посадить очень сложно. Провода убирают под землю, страшные деньги тратят, и это тоже для подготовки к тому, к готовности к американскому внезапному удару, насколько я это понимаю.
Елена Рыковцева: Тут еще вопрос возникает такой: возможно в современном мире при современной разведке, при современных возможностях прятать, одни ракеты выдавать за другие, под видом одних ракет прятать другие? Я даже плохо себе это представляю физически. Это же все видно, это все сканируется.
Павел Фельгенгауэр: Зачем это делать, непонятно. Потому что можно те же самые ракеты на других носителях, на воздушно-морских разместить, если нужно американцам. Неподвижный объект гораздо легче уничтожить, фиксированные базы в Румынии и в Польше, известны координаты. Та же самая ракета может быть размещена на подводной лодке или на фрегате, или на эсминце, или на самолете, который гораздо труднее сбить. С другой стороны российским военным легче уничтожать фиксированные объекты, проще получается. Это, что называется, искать потерянные ключи не там, где они потерялись, а там, где свет горит. Военных интересует не война, а программа перевооружений в первую очередь, бюджет.
Елена Рыковцева: Михаил, что вы усмотрели нового в теории скрытного ядерного удара, рассекреченного, считаете ли ее убедительной?
Михаил Ходаренок: Во-первых, все, что тут сказано про высшее руководство, которое тем или иным образом собирается эвакуироваться, не распространяйте вы всякой ереси и всяких слухов насчет проводов, вертолетов и так далее. Во-вторых, из слов генерала Познихира совершенно не следует, что он ожидает и наше руководство военно-политическое ожидает какого-то скрытого ядерного удара. Вы прочитайте фразу еще раз, там «внезапный удар» есть, а «скрытого ядерного удара» там нет, поскольку скрытых ядерных ударов не бывает. Не может же так быть, что темной дождливой ветреной ночью кто-то принес за пазухой боеголовку двести килотонн и взорвал ее у вашего порога.
Елена Рыковцева: Давайте я еще раз прочитаю эту фразу: «Создает мощный скрытый ударный компонент для возможного нанесения внезапного ракетно-ядерного удара». Просто для упрощения говорится «скрытый ядерный удар». На самом деле это корректное упрощение.
Михаил Ходаренок: Скрытый компонент и внезапный ядерный удар — это все-таки вещи разные. Сейчас в основном разрабатывается концепция быстрого глобального разрушающего удара, которая позволит вывести стратегические ядерные силы ракетные Российской Федерации в одном ударе. Вот эта концепция разрабатывается, а скрытого ядерного удара, я действительно первый раз слышу в такой транскрипции. Все-таки я считаю, что это несколько неправильная передача смысла этого предложения, поскольку этого не может быть, потому что не может быть никогда. Скрытых ядерных ударов не бывает.
Елена Рыковцева: Речь идет о том, что не готовы, не могли, не предусмотрели. Считалось, что можем, предусмотрели, смогли, теперь считается, что не может, не предусмотрели, потому что мы не знали об этих силах, которые были скрыты, мы не знали, что оборонительные стали наступательными. Из этого пассажа именно это вытекает, что это можно считать скрытным ударом, потому что мы не знали о том, что у них есть такие вооружения там же в Европе.
Михаил Ходаренок: Это предложение следует понимать так, что тот объект ПРО, который развернут в Румынии, в эти шахты, в универсальные устройства вертикального пуска, можно загрузить не противоракеты, а обычные «Томагавки», которые могут нанести удар по территории Российской Федерации. Вот это действительно скрытый потенциал нанесения удара, но уж никак, конечно, не скрытный ракетно-ядерный удар. Я бы слова генерала трактовал таким образом.
Елена Рыковцева: Я прочитаю кусочек интервью, такое есть издание «Правда.ру», этому изданию дал интервью главный редактор журнала «Арсенал Отечества» полковник запаса Виктор Мураховский.
Вопрос: Противоракетная оборона США создает возможность для внезапного ядерного удара по России. Насколько реальна эта угроза для обороноспособности России, каков будет ответ Москвы?
Ответ: Угроза вполне конкретная, реальная. Мы, соответственно, вынуждены развивать возможности своих стратегических ядерных сил, пока в рамках договора России и США СНВ-3. Но этот договор не ограничивает техническое совершенство, он ограничивает количественные параметры.
То есть угроза реальная, говорит этот конкретный полковник запаса.
Павел Фельгенгауэр: Оценка угроз действительно должна принадлежать в конечном итоге политическому руководству, а главное, должна принадлежать обществу. Главная проблема в России сейчас — это то, что отсутствует полностью гражданский контроль над военными. Они выдумывают угрозы, они придумывают, как их можно парировать, израсходовав сумасшедшие деньги. Нужны общественные слушания, нужно знать, во-первых, а у нас все засекречено. Засекречен абсолютно военный бюджет, мы не знаем ни сколько чего закупается, ни сколько стоят в точности разные программы создания и производства различных систем вооружения, мы не знаем, сколько стоит при закупке один автомат, одна ракета, один танк, мы не знаем вообще ничего, то, что есть в западных общества. Там есть та же проблема — военные завышают угрозы, чтобы завысить бюджет. Военных надо сдерживать и военно-промышленный комплекс, иначе они уничтожат страну, как они уничтожили СССР. У России по сути два настоящих врага сейчас самых страшных — это ее собственная армия и ее собственный флот, если переиначить то, что говорил об этом Александр III. Потому что именно они уничтожили СССР. Русский милитаризм — это страшная угроза. Русский милитаризм несколько раз подводил Россию к полной гибели, уничтожил СССР и сейчас, я боюсь, ведет к гибели Российскую Федерацию, выдумывая угрозы и разгоняя военные расходы. В прошлом году военные расходы плюс национальная безопасность, плюс федеральная правоохранительная деятельность подошли уже к 10% ВВП, страна просто не выдержит такого, она не выдержит такого противостояния с Западом. Об этом и Кудрин, человек не оппозиционный, но объяснял Путину этим летом, что если вы хотите, чтобы Россия развивалась, прекратите противостояние с Западом. Это можно сделать, не наращивая военные расходы и строя новые ракеты, новые корабли, а путем дипломатических переговоров. Договориться можно. Нет тех противоречий, которые бы требовали нам быть все время в готовности к войне.
Елена Рыковцева: Михаил, вы саму опасность как оцениваете?
Михаил Ходаренок: Советский Союз вовсе не погубили непомерные аппетиты оборонно-промышленного комплекса, Советский Союз в первую очередь погубила глупость и предательство. Именно они и могут погубить Российскую Федерацию. Что касается гражданского контроля над вооруженными силами и вообще как такового гражданского общества, все это правильно, все это хорошо. Действительно непомерные аппетиты, они иногда формируются в оборонно-промышленном комплексе, военных надо каким-то образом обуздывать. У нас другая проблема — у нас проблема с гражданами, граждан у нас еще недостаточно, чтобы сформировать гражданское общество. Можно согласиться с тем, что само по себе противостояние с Западом, с Соединенными Штатами для нас контрпродуктивно. Действительно надо договариваться, а не размахивать ядерными дубинами. Но и без разумных расходов на оборону нам никак нельзя. Другое дело, что они действительно должны быть и разумные, и обоснованные. Потому что непомерные расходы ведут к истощению экономического комплекса страны, к нарушению всех финансовых связей и действительно гибели государства. Это уже задача нашего политического руководства. Не военные и не оборонно-промышленный комплекс говорит в этом плане последнее слово.
Павел Фельгенгауэр: Я согласен.
Елена Рыковцева: Я хочу прочитать еще одну реплику военного эксперта «Комсомольской правды» Виктора Баранца по этой же теме. Он перечисляет, во-первых, весь эшелон ПРО США и дальше он говорит: «Вот и получается, что вся европейская часть России и даже дальше под прицелом «оборонительного» оружия США. Зачем же мы тогда бахвалимся своими новыми станциями предупреждения о ракетном нападении, если жалуемся на угрозу скрытного и внезапного ракетно-ядерного удара по России? Да, такие системы у нас есть, но возможность стрельбы американскими ракетами по нашей территории фактически в упор намного осложняет ее защиту». Он считает, что Познихир недооценивает степень угрозы.
Павел Фельгенгауэр: Если так становиться в позицию, как Северная Корея или Советский Союз в начале 80-х годов, мы в нескольких случаях были очень близки к реальному началу войны в Европе, переходящей в мировую глобальную ядерную катастрофу, то тогда да, тут ракеты можно развернуть, там развернуть. Да, система СПРН рассчитана прежде всего на баллистические цели, он их видит. Увидеть с ее помощью крылатые ракеты, огибающие рельеф местности, тем более не старые «Томагавки», они, конечно, модернизированы, но в принципе это оружие 80-х годов, есть более новые, если нужно, американцы их развернут. Они произвели чуть ли не пять тысяч «Томагавков», у них есть большой запас, они их сейчас используют. Но у них есть возможность производить другие крылатые ракеты, которые будут значительно менее заметны, обнаружить их, а тем более сбить будет очень сложно. Да, если в такую становиться позицию, мы оказываемся в очень угрожаемой ситуации, из нее надо выходить, и прежде всего выходить путем снижения напряжения, поиска дипломатических выходов из противостояния. По пути наращивания вооружений мы не добьемся безопасности, чем больше вооружений, тем меньше безопасности.
Елена Рыковцева: Михаил, в ситуации, когда не угнаться за тем же НАТО по количеству, по деньгам, тогда только остается дипломатия, вы тоже с этим согласны?
Михаил Ходаренок: Если мы планируем какие-то военные действия, я, например, специалист по стратегическому планированию, то вначале мы должны взять лист бумаги и написать политические цели кампании. Потом мы должны предельно ясно ответить на вопрос: а можем ли мы это решить военными средствами? Потом приложить ко всему этому технико-экономическое обоснование. Я лично не могу определить те политические цели на данном этапе, из-за которых нам надо бросать военный вызов Западу и идти на безумную гонку вооружений со странами, которые существенно нас богаче. Нам, безусловно, надо заботиться о собственной обороне, нам надо ее в разумной и достаточной степени укреплять, но бросать совершенно безумные вызовы, размахивать ядерными шашками, предрекать, что не сегодня завтра будет ракетно-ядерная война — это, наверное, не выход из ситуации. Мы по сути дела находимся сейчас в стратегическом одиночестве, нам любыми средствами надо из него выходить, в том числе и дипломатическими усилиями. Опять-таки, со слабыми никто не разговаривает. Если мы в экономическом, финансовом, военном плане слабая держава, никто с нами не будет обсуждать никаких животрепещущих вопросов. Поэтому все-таки укрепление обороноспособности страны, подчеркиваю, в разумных пределах — это один из способов выйти и на какие-то дипломатические договоренности.
Елена Рыковцева: Александр из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Вопрос к Михаилу Ходаренку: РВСН противника с советских времен переместилось с рубежа ФРГ-Италия на рубеж в настоящее время примерно Польша-Румыния. По этому же рубежу сосредоточены, развернуты примерно до трех мотопехот НАТО. Украина в случае военного конфликта Россия — НАТО, естественно, поддержит блок НАТО, страны Прибалтики тоже. В свете этого вопрос: как вы оцениваете оперативно-тактический анклав в данной ситуации Калининградской области и оперативно-тактический выступ территории Белоруссии?
Михаил Ходаренок: У американцев нет войск стратегического назначения. Их наземные стратегические ядерные силы входят в состав военно-воздушных сил, и все они находятся на территории Соединенных Штатов. В Европе у них развертываются пока только средства противоракетной обороны, в Польше и в Румынии. Что касается трех мотопехотных бригад, есть такие понятия — стратегические развертывания и оперативные развертывания. Пока ничто не говорит о том, что началось или то, или другое, то есть непосредственно приближается какая-то война. Все-таки войну теми батальонами, которые развернуты в Восточной Европе, не начинают. Развертывание этих батальонов — это как предупреждение, протокол о намерениях, если угодно. Да, можно, конечно, говорить об анклавах, можно говорить о белорусском балконе, но опять-таки смысл противостояния с Западом кто бы его мог объяснить, какие стратегические плюсы, какие минусы и так далее, тем более военные. Нам надо выходить из этого противостояния, которое даже немного углубилось со времен «холодной войны». Это невыгодно ни нашей стране, это невыгодно ни Соединенным Штатам, ни странам Европы. Самое главное, нет никакого геополитического и военно-стратегического смысла в этом противостоянии, его надо каким-то образом разрешать. Не исключено в том числе, что и дипломатическими путями. Но опять-таки, дипломатические пути должны опираться на реальную экономическую и военную силу.
Елена Рыковцева: Мы сейчас покажем результаты опроса, что говорят наши слушатели и читатели, которые нас видят в Твиттере. Говорят эти результаты о том, что пока что не запугали нашу аудиторию никаким ядерным ударом, 85% не считают реальной ядерную угрозу. Я прочитаю еще одну фразу из Виктора Мураховского, полковника в запасе и главного редактора журнала «Арсенал Отечества». Говорит нам Михаил Ходоренок: откуда конфликт? А вот в голову, говорит, стукнет, и все. «Главная опасность даже не в том, что американцы развертывают технические средства противоракетной обороны, дело в том, что у них может возникнуть мысль или впечатление, что они способны парировать ракетный удар со стороны России и попытаться однажды решить этот вопрос. Я резко выражусь: проснувшись с бодуна, США могут попытаться сразу одним ударом решить вопрос России. У военно-политического руководства США может возникнуть мысль, что они достигли в этой области подавляющего превосходства и могут одним ударом, как говорится, убрать своего конкурента с планеты Земля. Вот в этом я вижу главную опасность». А вы тут ищете поводы для конфликта между США и России — с бодуна!
Павел Фельгенгауэр: Если так предполагать, это не имеет смысла, потому что так в Америке не организовано принятие решений. Объявить войну может только Конгресс. Тогда надо тайно собрать обе палаты, чтобы они проголосовали. Во всяком случае без Конгресса и без прямого нападения, то есть ответный удар в случае нападения, может принять президент вместе с министром обороны. Превентивный удар, нет, так американская система не работает. И конечно, много раз в истории «холодной войны» Америка превосходила СССР в десятки раз по ядерному потенциалу. Во-первых, у них сначала была ядерная бомба, а у нас ее вообще не было. Потом у них было довольно долго раз в 10 больше, и ракеты первыми появлялись разных типов. То есть достигли только в 70-е годы паритета. Если бы они это хотели, то сделали бы давно, тем более СССР был не Россия и угрозу представлял гораздо большую потенциально, чем нынешняя Россия. Россия все-таки не глобальный противник, поменьше будет. Сейчас, например, со слов начальника Генштаба генерала Герасимова у нас в настоящий момент до 120 тактических батальонных групп в полной боеготовности, из них на западном фронте можно сосредоточить почти до ста, а противостоит им в лучшем случае 10 натовских и союзных тактических батальонных групп. То есть соотношение сил в нашу пользу один к десяти. То есть если кому-то думать об угрозе, то, наверное, скорее им, чем нам.
Елена Рыковцева: Давайте посмотрим, что думают об угрозе прохожие на улицах Москвы.
Елена Рыковцева: Интересно, Михаил, как вы оцените результаты этого опроса с учетом того, что мы делали аналогичный опрос не так давно, может быть была более острая фаза украинского конфликта, люди гораздо больше боялись ядерной угрозы со стороны США. Сейчас нашему корреспонденту пришлось очень долго ходить по улице и искать настороженных, потому что в основном такое легкомысленное отношение российских граждан, пока у них еще нет никаких страхов по этому поводу. Связываете ли вы это с появлением Трампа, который кажется все еще безобидным? И несмотря на удар по сирийской базе, несмотря на знаменитую бомбу в Афганистане, несмотря на угрозы Северной Корее, тем не менее, люди не видят опасности со стороны США. С чем связываете то, что страхов поуменьшилось?
Михаил Ходаренок: Я думаю, что в обществе есть определенное стремление к нормализации отношений и с Соединенными Штатами, и с западом в целом. Естественно, без уступок с нашей стороны, есть такое стремление к нормализации. Люди в общем-то не верят в ракетно-ядерную угрозу. На словах надо меньше нагнетать ракетно-ядерный психоз. В качестве промежуточных выводов я бы сформулировал так: крепить оборону на уровне достаточности и разумности и все-таки стремиться к нормализации отношений с Западом, опять-таки без сдачи своих позиций. Тем не менее, просто другого выхода нет, как нормализация отношений и выход из стратегического тупика. В угрозу ракетно-ядерной войны действительно народ как-то наш не очень сильно верит.
Елена Рыковцева: Как вы, Павел, на сегодняшнюю минуту оцениваете ситуацию в Сирии, военную ситуацию после ракетного удара по военной базе?
Павел Фельгенгауэр: Обе стороны, и Вашингтон, и Москва, стараются, я надеюсь, сумеют добиться того, что прямых столкновений российских и американских военных не будет. Хотя какие-то инциденты возможны. Там есть американцы на земле, там есть наши на земле, есть наши в воздухе, есть американцы в воздухе, кто-то может кого-то случайно ранить или убить, не дай бог. Это будет серьезный кризис. Но поскольку обе стороны хотят избежать эскалации, не допустить выхода этой ситуации из-под контроля, надеюсь, справятся с этим. В общем и целом эта экспедиция в Сирию, начатая в сентябре 2015 года, кажется совершенно непродуманной. Там вначале были даже сообщения, данные, что мы за несколько месяцев справимся, поможем Асаду, его союзникам, все быстро закончится, мы оттуда, если не выйдем целиком, то прекратим активное участие в боевых действиях. Оно становится все более активным, война там будет продолжаться. Большинство населения готово сопротивляться и будет сопротивляться, тем более у них есть поддержка из-за границы. Мы втянулись в войну, я бы сказал, афганского типа вновь, сколько ни зарекались этого не делать. Причем в месте, где нам совершенно непонятно, а зачем нам все это нужно. Цена нарастает с каждым днем. Туда военно-морской флот, его вспомогательные суда доставили миллион тонн различных боеприпасов, всякого прочего вооружения и прочего снабжения. Каждый день две тысячи тонн идет. Это идет и идет, люди там будут гибнуть, ресурсы будут расходоваться. А для чего это нужно все, совершенно непонятно по большому счету.
Елена Рыковцева: Михаил, у вас появилось ощущение, что сирийская стратегия оформилась, ее, конечно, не было изначально, хоть что-то оформилось, стратегическое планирование военное случилось за это время или по-прежнему, как говорит Павел, такая аморфная тягучая тяжелая война с непонятным концом, с непонятными целями?
Михаил Ходаренок: Вооруженный конфликт затягивается. Военного решения сирийской проблемы нет. В конце концов нам нельзя быть большими сирийцами, чем они есть на самом деле. Как-то надо выходить на какие-то мирные договоренности. Но как это получится — это большой вопрос. В этом плане предпринимаются большие усилия, это и встречи в Астане, и контакты с вооруженной оппозицией, и попытка разделить умеренную вооруженную оппозицию с совершенно отмороженными формированиями радикальной оппозиции. Но общее осознание есть, что военного решения нет, конфликт затягивается, надо выходить на мирное урегулирование сирийской проблемы. Видимо сейчас все усилия предпринимаются именно в этом плане — выйти на мир в Сирии и уйти оттуда, оставив там две свои базы.
Елена Рыковцева: Павел, прокомментируйте совершенно анекдотическую ситуацию с тем, что затонул разведывательный корабль Черноморского флота, столкнувшись с сухогрузом-скотовозом, но за три часа уничтожили все разведывательное оборудование на этом корабле его сотрудники, моряки героические.
Павел Фельгенгауэр: Они уничтожили документы и то, что можно было снять. Что-то там, конечно, осталось. Поднимать его не будут. Захотят ли американцы или турки туда спуститься при случае и его поднять, чтобы посмотреть, осталось там что-нибудь или нет, сказать сейчас нельзя. Но вообще это неприятно, поскольку это в чужих водах, что-то, конечно, остаться могло. Могут заглянуть, во время «холодной войны» такие вещи делали.
Елена Рыковцева: Не очень смешная ситуация, короче говоря.
Павел Фельгенгауэр: Никто не погиб, уже слава богу.