Кокаин, производимый в странах Латинской Америки, в основном в Колумбии, за полтора года пандемии COVID-19 еще сильнее, как никогда ранее, заполонил развитые страны западного мира, от США до Центральной и Восточной Европы. Незаконное производство наркотиков в Колумбии вновь находится на подъеме – как, в общем, и все время в течение последних 30–40 лет. Это происходит, несмотря на все усилия колумбийского правительства и мирные соглашения с партизанами, положившие конец, как казалось еще недавно, многолетней гражданской войне в стране. Насколько "бессмертны" печально знаменитые колумбийские наркокартели и можно ли хоть как-то с ними бороться?

В Латинской Америке только за последние 10 лет в "кокаиновых войнах" погибло больше людей, чем в результате всех вооруженных конфликтов на этом континенте в течение XX – начале XXI века. Эти войны правительств с бандитами и бандитов между собой (жертвами которых в основном становятся ни в чем не повинные местные жители) идут почти в каждой латиноамериканской стране. Но "эпицентр зла", очевидно, по-прежнему располагается в Колумбии, которая была и остается крупнейшей мировой "лабораторией" по объему производства и листьев коки, и получаемого из них после химической переработки кокаина – признанного ООН вторым по степени опасности наркотиком мира (после героина), массовость употребления которого стала серьезной социально-экономической проблемой всего земного шара.

По последним данным Управления ООН по наркотикам и преступности, в Колумбии в наши дни вновь располагается более половины всех мировых посадок кокаинового куста (около 54 процентов по состоянию на 2020 год) и производится до 70 процентов всего чистого кокаина.

В США, к примеру, объемы "кокаинового рынка" составляют уже как минимум 70 миллиардов долларов. По данным прошлого года, 46 миллионов американцев старше 12 лет хотя бы раз пробовали кокаин. Есть и другие цифры – исследования сточных вод в 38 крупнейших городах Европы в 2019 году показали, что содержание в них продуктов распада кокаина постоянно растет. В одном из последних докладов Европейского центра мониторинга наркотиков и наркозависимости (EMCDDA) говорится, что ежегодный объем потребления кокаина в ЕС оценивается примерно в 100 тонн. Если еще в 2015–2016 годах на Северную Америку приходилось около 70 процентов мирового потребления кокаина и лишь 22–25 процентов – на наиболее развитые страны ЕС, то сегодня уже не менее 50 процентов всего производимого в мире кокаина, если верить докладу EMCDDA, потребляют европейцы.

О нынешних масштабах незаконного производства наркотиков в Колумбии и современных наркокартелях в разговоре с Радио Свобода рассказывает живущий в этой стране политолог, профессор Университета ICESI в городе Кали Владимир Рувинский:

– К сожалению, Колумбия остается ведущей страной в деле нелегального производства кокаина. С того момента, когда немецкие химики в XIX веке получили первый кокаин, прошло почти 170 лет. Сегодня, судя по самым разным данным, около 500 миллионов человек во всем мире хотя бы раз его пробовали, а около 300 миллионов – употребляют кокаин постоянно. Это международная преступная деятельность с оборотом более 100 миллиардов долларов в год. Наркобизнес в Колумбии занимает очень важное место именно потому, что 70 процентов всего кокаина в мире производится здесь. Я полагаю, что с того времени, когда Пабло Эскобар создал здесь первую такую национальную "индустрию", получившую выход на мировой подпольный рынок, Колумбия не теряла "лидерства" и продолжает оказывать влияние на наркопотребление на всем земном шаре. Площадь колумбийских плантаций кокаиновых кустов не только не уменьшилась за последние годы, а даже увеличилась. Возникли новые схемы сбыта, пути доступа к покупателям и так далее.

– А в целом повседневная, уличная преступность в стране, которая неизбежно сопутствует деятельности организованных преступных сообществ, все еще очень велика? Колумбия – опасная страна?

– Однозначный ответ – да. Хотя нужно различать преступность, которая связана непосредственно с наркобизнесом, и преступность, которая вызвана какими-то другими причинами, то есть бедностью, безработицей и так далее. По такому показателю, как количество убийств на душу населения, Колумбия остается одной из самых опасных стран в мире – но при этом не входит даже в первый десяток государств в этом печальном списке. В моем городе Кали эти цифры, конечно, ужасающие – но они заметно меньше, чем, скажем, в столице Венесуэлы Каракасе. В Кали происходит в среднем около 50 убийств на 100 тысяч населения в год. Для сравнения: сегодня в России этот показатель в целом по стране – меньше десяти, а в Москве вообще 2 на 100 тысяч. Но в мире наркобизнеса насилие в целом несколько другого плана, оно, конечно, перемещено по большей части в сельские местности, которые контролируются наркобаронами и их частными армиями. Там никакие статистические данные собирать невозможно, известно лишь, что находиться в таких районах очень небезопасно. Колумбия остается очень опасной страной.

– Почему именно Колумбия, из всех андских стран, стала крупнейшим производителем кокаина в мире? Чем объяснить появление именно здесь печально знаменитых на весь мир наркокартелей? Ведь кока выращивается и в Перу, и в Боливии, и в Эквадоре, и много где еще.

– Я, на самом деле, также очень часто этот вопрос задаю сам себе и многим местным коллегам, людям, которые занимаются этой темой многие годы. Есть два объяснения, почему именно Колумбия – а не те же Эквадор или Перу, где климатические условия для выращивания коки ровно такие же. В первую очередь все связано, конечно, с вооруженным конфликтом, который идет уже многие десятилетия. Несмотря на заключенное в декабре 2016 года мирное соглашение, конфликт сейчас вспыхнул с новой силой во многих колумбийских департаментах. Колумбия – большая страна, и многие ее провинции просто вообще не контролируются правительством, это джунгли и горы, где действуют свои, совсем другие, неписаные законы. Во-вторых, именно колумбийцам первым удалось в свое время создать и наладить мощные, устойчивые подпольные структуры, позволившие им поставлять наркотик на основные рынки сбыта, в первую очередь в США. Масса колумбийских беженцев, иммигрантов, уехавших в США еще в XX веке, изначально и составила некие "низовые ячейки", занявшиеся транспортировкой наркотиков. А потом они стали организовываться и контролироваться наркобаронами.

– Мы с вами говорили о том, что и Колумбия, и большая часть остальных стран латиноамериканского континента очень сильно изменились буквально за пару последних десятилетий – здесь впервые появился заметный, самостоятельный, мощный, образованный средний класс, выросло новое, молодое поколение со своими ценностными установками, также образованное и прогрессивное. Так эти изменения как-то повлияли на тот мир, о котором мы с вами сейчас говорим? То есть – насколько пронизана условная "колумбийская улица" молодежной криминальной субкультурой, ставшей ужасом ряда других стран континента, в первую очередь Мексики? Быть преступником, бандитом, "наркотрафиканте" – по-прежнему мечта очень большого числа колумбийских мальчишек, как в 80–90-е годы прошлого века? Или уже нет?

– Однозначного ответа на этот вопрос нет. Какая-то "романтика преступного мира", конечно, для кого-то все еще привлекательна. Но в целом те, кто даже предположительно занимается наркобизнесом, сегодня в Колумбии не вхожи в приличное общество. Наркодельцов не допускают в разные важные собрания, сообщества и клубы. В престижных школах, куда какие-то неизвестные родители пытаются отправить своих детей, этим родителям устраивают тщательные проверки.

Былые войны наркокартелей, в 80–90-е годы, в первую очередь между Медельинским картелем и Картелем Кали, оставили очень тяжелое наследие и страшную память в стране. Большинство колумбийских семей тем или иным образом стали либо жертвами, либо участниками того, что происходило в 90-е годы. Поэтому когда тот же Netflix выпустил ставший в мире сверхпопулярным сериал на эту тему, "Наркос", то в самой Колумбии он скорее подвергся критике. Здесь у всех подобных кинофильмов и сериалов нет множества поклонников. В Медельине, например, давно идут большие дебаты по поводу того, разрешать ли экскурсии "по местам Пабло Эскобара". Ведь очень многие иностранные туристы приезжали, по крайней мере до пандемии, туда именно за этим: "Мы мечтаем посмотреть дом Пабло Эскобара!" И так далее. Но сами городские власти активно этому препятствуют – подавляющее число медельинцев не хотят, чтобы их город ассоциировался с Эскобаром и наркобизнесом.

– Весь мир недавно облетела новость, что спецслужбы Колумбии арестовали лидера крупнейшего в стране наркокартеля Clan del Golfo, который вроде бы контролирует около 50 процентов всех поставок колумбийского кокаина за границу. Этого человека зовут Дайро Антонио Усуга. Что это за личность? Действительно ли он так могущественен и страшен? И действительно ли это очень значимая победа, как в свое время ликвидация Пабло Эскобара?

– 50-летний Дайро Антонио Усуга, или Отониэль (одна из его кличек), – наверное, все-таки не последний, к сожалению, такой заметный наркобарон. Его "карьера" также очень типична для многих лидеров наркокартелей. Он был завербован еще подростком в одну из ультралевых партизанских группировок, маоистско-сталинскую EPL ("Армию народного освобождения"). То есть он с оружием с 14–15 лет, а то и раньше, не расставался никогда. После он изменил свои политические предпочтения, ушел к ультраправым из AUC ("Объединенные силы самообороны Колумбии"), по-нашему "парамилитарес", и вот уже у них он начал понимать, как работает наркобизнес. Он был ответственным, вместе со своим братом, за контроль над плантациями коки.

А когда исчезли Калийский и Медельинский картели и ряд других, он сумел сконцентрировать в своих руках контроль над трафиком кокаина на границе Колумбии и Панамы, в районе залива Ураба Карибского моря. Отсюда и название его организации, "Клан залива", которая сперва называлась "Лос Урабеньос". Это интересный момент, даже геополитический. Дело в том, что этот перешеек между Центральной и Южной Америкой, как раз на границе двух государств, называемый "Дарьенским пробелом", – совершенно необжитая местность, покрытая густыми джунглями. Панама не хочет его осваивать, потому что опасается, что это может поставить под угрозу колоссальный товарооборот, проходящий через Панамский канал. Из-за позиции Панамы ничего там не делает и Колумбия, со своей стороны, так как это вроде как бессмысленно. И поэтому Дарьенский пробел – практически дикая территория, где нет никаких правительственных войск, где живут архаичные индейские племена и властвуют наркобароны, где осуществляется даже торговля людьми, которые ищут возможность, скажем, добраться до США.

Дайро Антонио Усуга стал хозяином залива Ураба, через который и перевозится кокаин в США и дальше, причем все чаще – на специально построенных мини-подлодках. Личность, действительно, могущественная, страшная. Я думаю, что только в Колумбии против него возбуждено больше 150 уголовных дело, это только по доказанным случаям убийств и похищений. Но он все-таки не дотягивает до того уровня, на котором находился Пабло Эскобар. Хотя и приуменьшать его значение тоже не стоит.

К сожалению, арест Усуги в любом случае не положит конец наркоторговле, а скорее всего, даже и просто этому картелю, Clan del Golfo, потому что на его место придут другие. Правительство ведь использует против картелей ту же тактику, которая оказалась довольно успешной в борьбе против партизан – но с наркокартелями она плохо работает. У правительственных сил всегда было стремление уничтожить партизанских лидеров. Когда они их ликвидировали, партизанам не удавалось организовать новое руководство – по крайней мере так же быстро, как это удается наркокартелям. В наркокартелях же "место власти пустым не бывает" – и именно из-за того, что там крутятся такие колоссальные деньги, очень скоро на место Усуги придет кто-то другой.

– Действительно, когда-то весь мир знал такие имена и названия, как Пабло Эскобар или братья Орехуэла, Медельинский картель, Картель Кали, Картель Северной долины и так далее – а потом их сменили новые названия и персонажи. Они меняются уже так часто, что не уследишь, кто с кем слился или рассоединился, какой картель уже разгромлен, а какой создан и так далее.

– Один мой колумбийский коллега, который занимается этой темой активно, придумал термин "тараканий эффект". То есть он считает, что, когда властями наносятся мощные удары по большим картелям, это схоже с тем, когда на кухне включаешь электричество – и оставшиеся тараканы, не прибитые, разбегаются и прячутся по щелям. Но когда опять наступает темнота, эти "тараканы" опять выбегают наружу, собираются вместе и, по словам моего коллеги, начинают создавать какой-то новый картель. Безусловно, Медельинского картеля больше нет, Картеля Кали нет, Картеля Северной долины нет. До сих пор Clan del Golfo, которым руководил недавно арестованный Дайро "Отониэль" Усуга, являлся крупнейшим. Но помимо него есть и другие. Скажем, здесь, на тихоокеанском побережье страны, работает враждующий с ним картель La Oficina, то есть "офис", "контора", который занимается наркоторговлей, похищением людей и многими другими грязными делами. Членов этого картеля обвиняют вообще в самых невообразимых и мерзких, чудовищно жестоких преступлениях, особенно в портовом городе Буэнавентура. Также какие-то остатки сохранились и от другого картеля, который конкурировал с Clan del Golfo на карибском побережье. То есть те картели, которые ранее уступали Clan del Golfo, возможно, сейчас могут усилиться.

– Мы с вами уже коснулись того, что новейшая история Колумбии – это история непрерывной и очень кровавой гражданской войны. Когда-то ультралевые повстанцы из FARC, ELN и EPL были напрямую связаны с наркокартелями, они контролировали многие районы выращивания коки на протяжении последних десятилетий. В общем, то же самое делали и ультраправые, вроде упомянутых AUC, "Объединенных сил самообороны Колумбии". Некоторые военизированные группировки ведь вообще прямо выросли из частных армий кокаиновых картелей. И вот, никакой мир сейчас в Колумбии не наступил – с учетом того, что и от FARC откололись непримиримые боевики, и "Армия национального освобождения", то есть ELN, никуда не делась, и рядом находится крайне нестабильная Венесуэла, и вообще есть еще десяток разных факторов. В результате – именно это влияет сильнее всего сейчас на наркотрафик?

– Я думаю, что да. Потому что, если бы этих процессов не было, скорее всего, можно было бы намного более эффективно решать какие-то глубинные проблемы, которые связаны с наркотрафиком. Когда был заключен мир с FARC (а на тот момент, в 2016 году, "Революционные вооруженные силы Колумбии" были, безусловно, самой большой и важной антиправительственной силой здесь), многие колумбийцы были настроены очень пессимистически. Они считали, что реальный мир не наступит, потому что какие-то глубинные факторы, которые способствовали тому, что происходило десятилетиями, никуда не исчезли. И сейчас мы наблюдаем возрождение и тех же FARC, и той же ELN.

Кроме того, вы упомянули Венесуэлу – да, это новый тревожный фактор, который ранее не существовал и не оказывал такого влияния на ситуацию с наркотрафиком, как сейчас. Граница Колумбии с Венесуэлой во многих местах контролируется сегодня как раз наркобандами, и сейчас Венесуэла – одна из транзитных точек, через которую идет очень большой поток наркотиков. Как раз именно из Венесуэлы, по моим сведениям, в Европу и попадает львиная доля кокаина. Там какая-то часть уходит и в США, но в основном колумбийский "товар" оттуда транспортируется через Африку в страны ЕС. В целом ситуация, безусловно, ухудшилась, и доходы от наркотрафика используются и для продолжения антиправительственной вооруженной борьбы этими новыми группировками ультралевых повстанцев.

– Есть еще одно мнение о причинах всего бедствия: до тех пор, пока в самых богатых странах Запада, в США в первую очередь, но также и в Европе, и даже в России существует такое потребление, и даже отчасти искаженная псевдобогемная "мода" на употребление кокаина (а ведь это дорогой наркотик, в отличие от остальных), пока есть такой колоссальный спрос, до конца победить наркоторговцев в тех местах на земле, где наркотики производят, вообще не удастся никогда. А страны, потребляющие наркотики, пресловутый богатый "золотой миллиард", в основном и ответственны за все происходящее – в том числе за десятки тысяч жертв нарковойн и за колоссальную коррупцию политической и правоохранительной систем, в той же Колумбии в том числе. Потому что без коррупции никакая организованная преступная деятельность существовать не может.

– Я бы все-таки не был так пессимистичен. Есть определенные альтернативы. Они, конечно, не должны рассматриваться как что-то, что может наступить буквально завтра, но в долгосрочной перспективе, наверное, какие-то вещи можно сделать. Что касается ответственности потребителей наркотиков: Колумбия много и часто об этом говорит. О том, например, что невозможно решить проблему наркотиков без изменения политики в отношении потребления наркотиков. И кстати, совсем недавно администрация президента США Джо Байдена объявила о новом плане, призванном заметно изменить политику Вашингтона в отношении борьбы с наркотиками. Потому что ситуация, которая сейчас возникла в Колумбии, да и в Мексике, в определенной степени связана с однобокими действиями США в последние 20 лет.

Тот же "План Колумбия", который в течение 10 лет претворялся в стране, где я живу, был в основном ориентирован лишь на уничтожение плантаций коки – без предоставления какой-то альтернативы миллионам крестьян, которые ее выращивают. В результате он привел к тому, что насилие, связанное с наркотрафиком, которое раньше концентрировалось преимущественно в Колумбии, распространилось практически на всю Центральную Америку и на Мексику. Поэтому необходимость пересмотра принципов политики в отношении наркотиков и борьбы с их нелегальным производством и распространением назрела давно, явно нужен новый подход к этой проблеме.

– Вообще, насколько колумбийские наркокартели сегодня так уж самостоятельны? Есть мнение, что весь этот преступный бизнес подмяли под себя организованные преступные группы из Мексики.

– Не подмяли, а скорее пришли к "взаимовыгодному сотрудничеству", если этот термин можно применять в отношении наркотрафика. Колумбийские наркобароны в основном сейчас сконцентрированы лишь на производстве кокаина. Это подтверждается тем фактом, что сейчас плантации кокаиновых кустов в Колумбии не просто не сократились (а в 2012–13 годах это происходило, и довольно заметно), а уже практически достигли того же уровня, как в прошлом веке. Уже два года назад их площадь оценивалась приблизительно в 180 тысяч гектаров – то есть речь идет где-то о 1,5 тысячах тонн кокаина, которые можно произвести из этого урожая. А мексиканцы взяли на себя доставку наркотика до конечного потребителя. Хотя, судя по всему, колумбийцы все-таки какую-то часть рынка, по крайней мере в США, держат и сами.

– Проверить это, конечно, до конца невозможно. Интересно также еще и то, что второе и третье место в мире по производству коки (и кокаиновой пасты) занимают Перу и Боливия. В основном они поставляют свое сырье в Колумбию, где в тайных лабораториях из них делают чистый кокаин. В Перу и в Боливии существуют какие-то свои преступные картели? Или они, так сказать, просто "заграничные плантации" в большом бизнесе?

– И в Боливии, и в Перу, в отличие от Колумбии, очень большую часть населения составляют коренные индейцы. Там традиционное обильное потребление листьев коки всегда было и есть. Боливия когда-то действительно была особенно сильно вовлечена в эти цепочки нелегальной торговли кокаином, но своих мощных картелей там нет, лишь малые и средние местные производители, работающие на колумбийцев. То же самое в Перу. Это связано с тем, что тамошние правительства сейчас намного лучше, чем в Колумбии, контролируют местности в горах и джунглях, отдаленные от центров политической власти. В Колумбии же таких мест, где "нога правительства не ступала", грубо говоря – практически половина ее территории. Так что в Перу и в Боливии ситуация другая. И кроме того, в Перу, например, довольно успешно были осуществлены программы по замене выращивания коки какими-то другими культурами.

– Да, вообще во всех андских странах традиционно кока (и марихуана, кстати) выращивалась почти всеми отдаленными крестьянскими общинами, живущими до сих пор весьма архаичной жизнью. Индейские племена веками использовали все это в каких-то своих ритуальных и якобы в медицинских целях. А потом, что называется, стали продавать во внешний мир все больше "излишков". То есть колумбийская кока – это же не столько принадлежащие прямо картелям секретные плантации, сколько продукция вот этих бесчисленных малых, частных хозяйств. Ситуация там остается прежней, в смысле перемен в мировоззрении крестьян? Как я понял из ваших слов, правительство в Колумбии мало делает для того, чтобы отучить крестьян выращивать коку и переключить их на что-то другое? Хотя интересно – а что еще может им приносить такой доход? Как их "переключишь"?

– На самом деле, наркокартелям вообще сегодня плантации почти не принадлежат. Кока выращивается крестьянами, у каждой типичной фермерской семьи есть пара-тройка своих гектаров, отведенных под кокаиновые кусты. Их очень легко увидеть с воздуха, когда летишь на небольшом самолете над Колумбией – цвет этих плантаций сильно выделяется на фоне всего остального, он ярко-зеленый, и участки всегда нарезаны к тому же квадратами правильной формы определённого размера. Дело в том, что кока – она ведь почти сорняк! Ее очень просто выращивать, никакие вредители ее не едят, она сама по себе растет. Главное, что ограничивает размеры всех частных посадок, – это наличие в хозяйстве рабочих рук, чтобы листья коки собрать и отсортировать.

И доход, который этот бизнес им приносит, несоизмерим с любым другим сельскохозяйственным производством. В среднем фермерская семья в Колумбии зарабатывает на коке в месяц 1,5 тысячи долларов – разве выращиванием, допустим, помидоров или бананов они такие деньги получат? И ведь им производители и торговцы наркотиками платят всего лишь около 1 доллара за килограмм листьев. А для того чтобы произвести один килограмм чистого кокаина, требуется порядка 250–300 килограммов листьев кокаинового куста. Это для всех очень выгодный бизнес – ведь потом килограмм чистого колумбийского кокаина на улицах Нью-Йорка или Чикаго продается уже за 60-80 тысяч долларов, а Парижа или Берлина – за 70-80 тысяч евро. Конечно, колумбийское правительство пытается работать с крестьянами, но явно этого недостаточно. Даже предпринимаются какие-то попытки из той же коки делать и алкогольное вино, и какое-то масло. Но обеспечить крестьян тем же доходом, каким их обеспечивает продажа листьев коки, очень сложно.