Шокирующий урок. Как Трамп решился наказать иранский режим

Почему убийство Касема Сулеймани раскололо американский политический класс? Может ли акция Дональда Трампа стать первым убедительным уроком для иранского руководства? Стоит ли извлечь из этого эпизода урок Кремлю? США – Иран: столкновение неизбежно?

Эти и другие вопросы мы обсуждаем с политологом, профессором Университета имени Джорджа Мэйсона Марком Катцем, научным сотрудником Вашингтонского института ближневосточной политики Анной Борщевской и экономистом, профессором Хейверфорд-колледжа в Пенсильвании Владимиром Конторовичем.

3 января президент Трамп отдал приказ об атаке на Касема Сулеймани, близкого верховному лидеру Ирана генерала, командующего подразделениями "Кудс", ответственными за военные и террористические операции за пределами Ирана. Генерал, прилетевший в Ирак, встречавший его глава иракских военизированных формирований и несколько других близких Ирану командиров иракских групп были убиты ракетным ударом с американского самолета-беспилотника. Решение Дональда Трампа демонстративно ликвидировать одну из виднейших фигур иранского военного и политического истеблишмента шокировало не только Тегеран, но и многих в Вашингтоне. Никогда прежде за четыре десятилетия явного и скрытого противостояния с теократическим режимом в Тегеране США не бросали открытый военный вызов Ирану. Хотя Белый дом настаивал на том, что в результате удара был ликвидирован организатор многочисленных нападений на американцев, глава террористической, согласно Госдепартаменту, организации, американские критики Трампа и немало аналитиков обвинили президента в том, что он подвергает США и американцев непомерному неоправданному риску войны с Ираном. Законодатели потребовали от Белого дома доказательств опасности Сулеймани. Получив возможность увидеть секретные разведданные, сторонники и критики президента Трампа пришли к противоположным выводам. Почти все республиканцы говорят, что данные указывают на то, что генерал готовил новые атаки, демократы настаивают на том, что информация американской разведки крайне неопределенная.

8 января последовал ответ Ирана: полтора десятка ракет были выпущены по двум военным базам в Ираке, где находились американские военнослужащие, но никто из американцев или иракцев не пострадал.

Первые страхи рассеялись, однако тревога у оппонентов Трампа осталась. Что на уме у президента? Есть ли у президента и его окружения дальнейшая стратегия действий или импульсивный Трамп может опять пойти на шокирующий шаг, рискуя войной с Ираном? Эти соображения заставили почти всех демократов в Палате представителей проголосовать 9 января за резолюцию, обязывающую президента прекратить в течение 30 дней военные операции против Ирана, если Конгресс не санкционирует такие операции. Резолюция в ее нынешнем виде, впрочем, является лишь рекомендацией.

Между тем из публикаций последних дней следует, что решение о ликвидации Сулеймани поддерживали и некоторые руководители разведки. Например, директор ЦРУ Джина Хаспел считала, что польза подобной операции превосходила риск последствий, и она даже точно предсказала иранский ответ на нее.

Тем не менее мнения о мотивах и последствиях этой акции президента Трампа резко расходятся:

– Это решение выглядит гневной реакцией президента Трампа на организованную иранцами демонстрацию около американского посольства в Багдаде, – говорит Марк Катц. – Ликвидация Касема Сулеймани была в числе трех вариантов действий, предложенных президенту его советниками, и он избрал его, несмотря на то что этот вариант был чреват наиболее непредсказуемыми последствиями. Я думаю, что это решение отчасти свидетельствует о том, что президент видит себя в роли лидера в борьбе с терроризмом. Не так давно по его приказу был ликвидирован глава террористической организации "Исламское государство" аль-Багдади. Сулеймани в глазах Трампа также был террористом, ответственным за смерть сотен американцев, он возглавлял организацию, внесенную Соединенными Штатами в список террористических групп. Так что, с точки зрения Трампа, мне кажется, это было верное, хорошее решение.

– А с вашей точки зрения, в геополитическом контексте это было верное решение? В конце концов, фактически все американские наблюдатели и политики соглашаются, что действия Сулеймани причинили немалый урон Соединенным Штатам и что он, по сути, вел войну против США.

– Да, он был опасным человеком. Проблема заключается в том, что объектом удара стал высокопоставленный иранский деятель, и у Ирана сейчас есть серьезные стимулы ответить на эту операцию в том же духе. На мой взгляд, существует опасность того, что иранцы попытаются в отместку ликвидировать, скажем, видных американских военных в Ираке или в других ближневосточных странах. До сих пор Тегеран действовал в стиле Кремля. Он скрывался за чужими спинами, организуя атаки чужими руками или, по крайней мере, достаточно скрытно, чтобы можно было отрицать свою причастность к тем или иным актам. Сейчас от него требуются серьезные демонстративные действия. Помимо этого, Сулеймани не действовал в одиночку. Он был главой организации, которая продолжает существовать и выполнять прежние задачи. Напротив, можно предположить, что убийство Сулеймани заставит ее действовать еще более активно. Я думаю, что иранские власти рассматривают операции на территории иностранных государств как акт самообороны, нейтрализацию угрозы режиму со стороны. Они считают, что разумнее противостоять своим врагам на чужой территории, чем на своей. Отчасти это похоже на логику Владимира Путина, который говорит, что Россия бьется в Сирии с терроризмом, угрожающим самой России. Это не означает, что это логика, основанная на реальности, но они считают, что они обороняются, и я совсем не уверен, что подобные действия Трампа изменят эту динамику.

– Говоря о реакции России, с одной стороны, она резко критикует "незаконные", по ее словам, действия США, с другой – она не спешит на защиту своего союзника, скажем, в ООН. Как вы думаете, какой сигнал эти действия Трампа могут давать Кремлю?

– Мне кажется, это очень интересный аспект истории. Если Трамп был готов дать приказ о ликвидации высокопоставленного лица в иранском руководстве, связанного с терроризмом, можно предположить, что под угрозой могут находиться и другие деятели в иранском руководстве, находящиеся в подобной ситуации. Не исключено, что Владимир Путин воспримет эту акцию как поддержку администрацией Трампа идеи смены режимов, что заставит его быть более осторожным в оценке Дональда Трампа. Вполне возможно, что Путин в конце концов начинает осознавать, что его поддержка Трампа и попытка подорвать позиции Хиллари Клинтон была ошибкой и он не получил в его лице друга, на что надеялся. Сколь бы Трамп ни был дружественен по отношению к Путину на словах, на деле он предпринимает немало недружественных шагов. Например, предоставляя оружие Украине или отказываясь возобновить договор СНВ-3, действие которого истекает в будущем году, несмотря на многочисленные призывы Путина продлить его. Я, честно говоря, не удивлюсь, если на президентских выборах 2020 года Владимир Путин откажется от поддержки Трампа и решит, что появление в Белом доме более осторожного президента-демократа будет более выгодным для Кремля, чем пребывание там якобы дружественного Кремлю Трампа, который не ограничен ничем в своих действиях.

– Основной тезис Дональда Трампа и представителей его администрации заключается в том, что президент Трамп не развязывает, как утверждают его оппоненты, а предотвращает войну, укрепляет безопасность США, уничтожая пропонента войны и предупреждая Тегеран, что за провокации придется серьезно расплачиваться. Могут чувствовать себя американцы в большей безопасности?

– Нет, я не думаю, что безопасность Америки укрепилась. Взять хотя бы увеличившуюся опасность нападений на американских военнослужащих, находящихся в Ближневосточном регионе. Ирак сейчас требует вывода американских войск со своей территории. Сотрудничество с иракскими властями под угрозой. Еще один любопытный пример. Мой коллега, профессор в одной из ближневосточных стран, пишет мне, что иранские представители в этой стране ведут себя все более уверенно. Они считают, что американцы – в отступлении, а их звезда восходит, – говорит Марк Катц.

– Анна Борщевская, судя по очень сдержанному ответу Тегерана, иранские власти не намерены начинать войну с США из-за гибели популярного генерала. Может ли это означать, что Трамп и его сторонники верно рассчитали, что Иран понимает только язык силы?

– Я думаю, что это только начало, – говорит Анна Борщевская. – Обе стороны не хотят открытого конфликта, хотят идти на деэскалацию и вроде бы сохранили лицо. Но это дает время Ирану для того, чтобы планировать свой ответ в будущем, может быть, в далеком будущем. Сейчас многие ожидают, что, может быть, будет атака на Израиль или на какие-то официальные объекты Америки. Но я думаю, что могут быть совершенно другие ответы, например, атаки на американских туристов где-то за границей, то есть несколько иного рода ответы. Опять-таки это будет очень долгосрочно. С одной стороны, Сулеймани был ответственен за убийства, именно на его руках больше крови американцев, чем у какого-либо террористического лидера, за исключением Усамы бен Ладена. Но то, как Трамп предпринял этот шаг: он сделал это публично, открыто, он огласил его в твиттере, не оставив никаких сомнений, что это была именно Америка, он сказал это четко, он словно вынуждал Иран ответить. Это поднимает серьезные вопросы о последствиях. У меня нет уверенности, насколько администрация Трампа думает о последствиях, какая у нее стратегия дальше. Вот это меня волнует больше.

– Как и другие действия Трампа, этот удар вызвал раскол в Конгрессе. Демократы говорят, что президент действовал скоропалительно без достаточных оснований, и пытаются ограничить его право действовать в будущем без санкции Конгресса. Республиканцы настаивают на том, что у президента были все основания для таких действий. Что это: политическая атака на президента или действия президента заслуживают особого контроля со стороны законодателей?

– Я думаю, скорее всего, и то, и другое. Вопрос, легальный это был шаг или нет, сейчас бурно обсуждается. Я не юрист. Из того, что я вижу, я думаю, что все в конечном итоге упрется в то, насколько достоверны будут доказательства опасности Сулеймани, которые представит администрация Трампа. После терактов 11 сентября дебаты начались в Америке, насколько уместны действия по самозащите, если есть какие-то сведения об атаке, которая ожидается не сию минуту, а в более долгосрочной перспективе. Именно, кстати, администрация Обамы, насколько мне известно, прибегала к такой мотивировке, чтобы объяснить свои удары беспилотниками во время антитеррористических операций в зарубежных странах. Но опять-таки я не юрист, это мое личное мнение как аналитика.

– Главный вопрос, вокруг которого вращаются американские дебаты: рискует ли президент Трамп неоправданно войной с Ираном или, как он говорит сам, он своими действиями предотвращает войну с Тегераном. Вы на чьей стороне?

– Мне кажется, он не хочет войны. Наоборот, все его шаги при всей его импульсивности, кстати, говорят именно о том, что войны он не хочет, наоборот, он хочет выводить американские войска с Ближнего Востока. Он говорит, что надо кончать с так называемыми бесконечными войнами. И Иран тоже в принципе войны, по-моему, не хочет. Иран вел себя очень осторожно именно потому, что он по-настоящему боялся открыто брать на себя ответственность за убийства американцев. Именно поэтому все акции Ирана идут обычно довольно завуалированно или они атакуют не американцев. Открытая война с Америкой опасна, я думаю, они это прекрасно понимают.

– Но на эту ситуацию можно посмотреть и с другой стороны. Сейчас Иран наносит удар по военной базе, где находятся американские военнослужащие, и эта акция остается безнаказанной. Сорок лет Иран и его наемники ведут совершенно очевидную войну с Соединенными Штатами, взять хотя бы гибель двухсот с лишним американских морских пехотинцев в Бейруте в 83-м году. Возникает вопрос: почему ничего не удалось сделать и вообще возможно ли нейтрализовать иранский режим?

– Нет, я не согласна, что мы ничего не смогли сделать. История показывает, что давление на исламский режим работает, но вопрос в том, как это делают. То есть проблема не в том, что давление, а давление без стратегии. Кроме этого еще один фактор тут есть: при администрации Обамы применялась только экономическая и военная сила. В принципе исторически Америка всегда пользовалась, что называется, еще и мягкой силой. Я могу вам привести несколько примеров реального давления. Например, во время администрации Обамы, когда шли переговоры с Ираном по их ядерной программе, именно жесткие санкции, вызвавшие суровый кризис в Иране, за которые проголосовал Конгресс, привели Тегеран к столу переговоров. Как закончились эти переговоры – это уже другой вопрос. Если смотреть дальше в прошлое, во время войны Ирана и Ирака, когда Иран чувствовал, что он проигрывает, Иран тоже пошел на уступки, на которые раньше режим говорил, что он никогда не пойдет.

– Что, по вашему мнению, все это означает для Кремля и Владимира Путина? В американской прессе мелькает немало заголовков, из которых следует, что Путин оказался в выигрыше в результате этого конфликта. Сам Путин едет в Сирию и Турцию, показывая, что он значимый игрок в регионе. Он выиграл, проиграл?

– Я не думаю, что, по крайней мере, на сегодняшний день он выигрывает. Я как раз наоборот думаю, что убийство Сулеймани вызвало у него большое волнение, во-первых, потому что он этого не ожидал, во-вторых, потому что в мышлении Кремля Америка якобы контролирует мир. Она пытается всюду проводить перевороты, в путинском мышлении вопрос стоит – кто будет следующим, замахнулась ли Америка на Иран? Более того, Иран за последние несколько лет был главным партнером России на Ближнем Востоке вместе с Асадом в Сирии, поэтому, я думаю, тут остается много вопросов, как будет развиваться эта ситуация. Но, мне кажется, пока у него больше опасений, чем ощущения того, что он выигрывает.

– Но ослабление не очень управляемого партнера может оказаться и не столь плохим делом для Кремля. Ведь, как говорят аналитики, над Кремлем всегда висит опасность того, что действия иранцев могут втянуть Россию в конфликт с Соединенными Штатами, скажем, в Сирии.

– Партнерство Ирана и России в принципе довольно сложное. У них есть согласие по обширным геополитическим вопросам, но на тактическом уровне у них очень много разногласий. Тут есть еще такой момент: с одной стороны, если Иран ослабляется – это чем-то может помочь действительно Путину, может стать сильнее за их счет, Кремлю это всегда нравится, все должны быть слабее их. А с другой стороны, если Иран настолько ослабнет, что не сможет поддерживать Асада в Сирии, то им это тоже не очень хорошо. Потому что до сих пор Путин рассчитывал на то, что Иран делал очень много для того, чтобы поддержать Асада, а Россия, кстати, таких уж серьезных ресурсов на Сирию не тратила, Сирия не стала вторым Афганистаном частично из-за Ирана, иранских инвестиций в Асада. Но другое дело, что у Путина сейчас есть возможность показать себя таким миротворцем на Ближнем Востоке, он это сейчас как раз и делает. Я думаю, он будет вести себя в этом случае очень осторожно. Я думаю, его еще очень волнует то, что будет конфликт между Америкой и Ираном, он совершенно не хотел бы втягиваться в этот конфликт.

– Понято, что это чистые домыслы, но, если Трамп считает, что у США есть право бить по госчиновникам, связанным с террором, должно это беспокоить россиян? Ведь там среди чиновников наверняка есть люди, причастные к акциям за рубежом?

– Такие люди наверняка есть, именно поэтому, я думаю, что Путин сейчас волнуется. Как мы помним, он считал, что именно Госдепартамент заказал протесты против Путина в конце 2011 года. Я не думаю, что им следует опасаться, но, конечно, такие люди, я уверена, есть в Кремле, – говорит Анна Борщевская.

Владимир Конторович считает, что президент Трамп предпринял крайне серьезный шаг, который заставит Тегеран изменить поведение.

– Ситуация очень интересная, такие моменты на самом деле бывают редко в политике, – говорит Владимир Конторович. – Люди же рабы привычки, какие-то вещи делаются, потому что все так делали, мой предшественник так делал, все эксперты говорят, что так надо делать. Хорошего мало в том, что мы делаем, успеха нет, но нет другого способа. Вдруг в какой-то момент человек, у которого есть достаточно авторитета, он говорит: будем делать по-другому. Начинает делать по-другому, оказывается – можно. Вот такой момент был у Рейгана: в начале его правления воздушные диспетчеры, их профсоюз собирался объявлять забастовку. Страшное дело, страна была бы парализована. И вдруг Рейган взял и уволил всех этих диспетчеров, сказал: ребята, вот закон. Оказывается, был закон, по которому они не имели права бастовать. Но все привыкли к тому, что они, когда хотят, бастуют. Уволил гражданских диспетчеров, призвал на их место военных диспетчеров временно, пока не наняли новых. Было такое: ух ты, оказывается так можно. То же самое и с Ираном. Иран 40 лет с небольшими перерывами вел такую асимметричную войну против Соединенных Штатов, руками созданных им неформальных военных формирований атаковал американские интересы. Всем было известно, что их финансирует Иран, обучает Иран, вооружает Иран, планы они координируют с Ираном. Они нападали на Соединенные Штаты, а Соединенные Штаты притворялись, что Иран тут ни при чем. И вдруг после 40 лет атак со стороны этих марионеток, во-первых, был нанесен удар прямо по кукловоду, по тому, кто нитки держал в руках от этой марионетки. Ух ты, оказывается можно. И правильно, и ничего не произошло, третья мировая война не началась, как пугали. Это открывает, конечно, новый этап на Ближнем Востоке.

– Вот это и беспокоит многих критиков Трампа, какой этап? Они опасаются, что у импульсивного президента США нет стратегии и что новым этапом будет война с Ираном. Многих по понятным причинам страшит это непредсказуемое будущее.

– В том дворе, где рос я, если тебя обижали, то надо было отвечать, а не то будут обижать еще и еще. В этом случае обидчик более слабая сторона. Иранцы теперь знают, что можно получить за это. Это единственно правильная вещь. Я вам скажу, когда было страшно и непредсказуемо: это когда не последовало американского ответа на нападение на саудовские нефтеперегонные заводы. Саудовская Аравия с 1945 года считала, что Америка защищает Саудовскую Аравию, а тут ответа не было. Все сказали: да, Ближний Восток изменился, уже можно обижать Саудовскую Аравию, Соединенные Штаты уходят с Ближнего Востока, значит, можно делать все что угодно. У Трампа выборы на носу, он побоится действовать решительно. Вот это был кредит безграничный выдан Ирану – делай что хочешь.

– И не только это. Вспомнить хотя бы не столь давний отказ Дональда Трампа нанести удар в отместку за уничтожение Ираном двухсотмиллионного американского беспилотника. Причем президент якобы в последнюю минуту отменил свой собственный приказ о нанесении удара.

– У Трампа есть две линии, которые где-то противоречат друг другу. С одной стороны, Трамп восстанавливает, по его мнению, величие Америки – это значит, что американцев убивать нельзя. Был убит американец в этой истории, затем начался штурм посольства. Был один президент в Америке, когда штурмовали американское посольство в Тегеране, он ничего не сделал – и его не переизбрали. На штурм надо отвечать, понятно. И стратегия нормальная требует ответа на агрессию. С другой стороны, конечно, линия Трампа состоит в том, и его за это избрали, что с Ближнего Востока мы уходим, я новые войны начинать не собираюсь. Это, конечно же, две противоречивые линии, непонятно, как их совместить. Но в этом случае после того, как он показал, как он будет мстить, после обстрела авиабазы, похоже, что на этот раз он и напугал иранцев, и показал, что они на мушке, должны себя ограничивать и в то же время никакой войны не будет, иранцы ее тоже не хотят. Америка не отвечала на иранскую агрессию 40 лет не потому, что она слабее, она намного сильнее, было бы все по-другому, если бы она отвечала. Долго тут можно рассуждать, почему Америка так себя вела.

– То есть вы убеждены, что отныне Тегеран верит в неизбежность наказания, несмотря на то что ему сходили с рук серьезные провокации, например, взрывы танкеров в Персидском заливе, в том числе и в президентство Трампа?

– Трамп выбрал точку достаточно высоко для удара. Он ударил по голове, а не по мягкой части тела. Мне кажется, что это действие перекрывает прошлое бездействие. Мне кажется, что сигнал был послан очень сильный: смотрите, что мы можем сделать, чего мы раньше никогда не делали. Можем сделать вот так. И умеренный иранский ответ, обстрел места, где американцы должны быть, но их не будет в это время, он показывает, что иранцы сказали: да, мы все понимаем, давайте сделаем вот так и больше связываться с вами не будем.

– Но иранский ответ можно воспринимать и в другом контексте. Впервые Тегеран бросает прямой военный вызов США, нанося демонстративный ракетный удар по американской базе, и не получает ответа. Чем не поощрение к новым нападениям?

– Это объект не американский – это иракская база, на которой есть американцы. Обстоятельств точных мы, конечно, не знаем, из того, что пишут, похоже на то, что американцы были предупреждены, ни один американец под огонь не попал. Это выглядит как постановочное дело, как договорный удар: ребята, нам очень нужно вас ударить, но так, чтобы мы вам не нанесли вреда, и все, больше мы не реагируем. Так выглядит то, что говорит министр иностранных дел иранский, впечатление, которое я сегодня получил от того, что я читал.

– В таком случае, что дальше? Эксперты сходятся в том, что иранский теократический режим нацелен на экспансию, Сулеймани, собственно, символизировал эту тенденцию. Вполне очевидно, что цель Тегерана – собственное ядерное оружие. Он объявил об отказе от ограничений по договору, приостановившему его работы над обогащением урана. Как вы считаете, неизбежно ли столкновение, серьезный конфликт, разрешимо ли это противостояние?

– Что делают такие ответы, такие шаги, как убийство Сулеймани, – они повышают цену их действий для иранцев. В данном случае сигнал был простым: не трогайте американцев и пусть ваши пособники не трогают американцев. Это действительно не барьер на пути экспансии. Насколько я понимаю Трампа, его эта экспансия в той мере, в какой американцы ею не задеты прямо, не волнует. Не его цель остановить эту экспансию. Ядерное оружие – это другое дело. Трамп заявил, что Иран ядерного оружия не получит. В данный момент политика предотвращения получения Ираном ядерного оружия, ставка делается на санкции экономические. Эти санкции болезненные, их можно сделать еще более болезненными. Сработают эти санкции или нет, я понятия не имею. У меня есть сильное подозрение, что иранское ядерное оружие остановить можно только прямым силовым вмешательством, уничтожением этих объектов. Америке до этого еще далеко, даже несмотря на заявления Трампа о том, что он не допустит иранского ядерного оружия. Люди давно ждали, что это сделает Израиль, потому что это прямой жизненный интерес Израиля, потому что Израиль это уже делал с Ираком и с Сирией, у Израиля политика с воздуха предотвращать создание ядерного оружия в соседних странах. Обама в свое время хвастался тем, что его администрация остановила Нетаньяху, не дала нанести удар по Ирану. Звучит правдоподобно, как это можно сделать, я понятия не имею, но это единственный способ предотвратить создание ядерного оружия Ираном.

– Профессор Конторович, обозреватель New York Times Томас Фридман предлагает парадоксальную оценку роли Сулеймани и последствий его ликвидации. Он считает, что ставка Сулеймани на тайную войну за пределами Ирана уже обернулась против иранского режима. Это и важная причина экономических трудностей в стране, спровоцировавших массовые протесты, это и причина антииранских выступлений и настроений в Ираке, где демонстранты атаковали иранские диппредставительства. Если это так, то, можно сказать, Дональд Трамп сыграл на руку Тегерану, сплотив иранцев?

– Тут одна проблема с этим утверждением. Насколько я понимаю иранскую государственную структуру, в ней не может быть внешней политики Сулеймани. Сулеймани осуществлял внешнюю политику, которую ему диктовали глава государства и Хомейни. Это все равно, что говорить – Ежов и его политика репрессий. Ежов ничего не осуществлял, он делал то, что ему говорят. Так же и Сулеймани, он хорошо делал то, что хотело, чтобы он делал, его правительство.