Москвич Виталий Колесников был режиссером монтажа большинства фильмов-расследований, снятых ФБК (признан российским Минюстом экстремистским). В апреле после обысков и приговора оператору ФБК Павлу Зеленскому 24-летнему активисту пришлось бежать из России в Польшу. С тех пор он скитается по миру и продолжает заниматься политикой. О новом проекте “Фактор” Михаила Ходорковского, тоске по товарищам и надежде однажды обрести дом Виталий Колесников рассказал Радио Свобода.
Коллеги, которых начали таскать на допросы, сказали, что следователи обо мне много спрашивают
– После того как Алексея Навального отправили в тюрьму, стало ощущаться давление на сторонников этого политика. Многие активисты в то время уехали в надежде на возвращение после выборов в Госдуму. Мы были уверены, что эмиграция – лишь временная мера ради безопасности. Я уехал из России 10 апреля. Я хорошо помню этот день. Я был уверен, что вернусь через 3 месяца. Но вскоре после того, как я покинул страну, структуры Навального признали экстремистскими, и я понял, что мой временный отъезд превращается в постоянный. Я и после признания структур Навального экстремистскими хотел вернуться в Россию, но коллеги, которых начали таскать на допросы по “санитарному делу”, сказали, что следователи обо мне много спрашивают. Я понял, что мне опасно возвращаться в Россию. Это было ужасно: я очень люблю Россию, и всегда хотел жить именно там.
– Чем вы были особенно интересны силовикам?
– Я пришел в ФБК через два месяца после выхода фильма “Он вам не Димон”. Я монтировал почти все основные расследования команды Навального, мое имя есть в титре фильма о дворце Путина. Я создавал почти весь визуальный контент на канале, вел утреннее шоу “Кактус”. Понятно, почему обо мне расспрашивали на допросах.
– Перед эмиграцией у вас прошел обыск. Как вы это пережили?
Силовик с гордостью сказал, что он не читает, потому что те, кто читают, начинают думать мыслями автора
– В 7 утра в квартиру, которую мы снимали с коллегой, начали очень громко стучать в дверь. Некие люди закрыли дверной глазок и кричали, что мы якобы заливаем соседей. Только после того, как коллега пригрозила вызвать полицию, стучавшие в дверь сказали, что они из СК. Когда мы открыли дверь, люди в обмундировании прижали меня к стене и отобрали телефон. Потом зашли сотрудники СК, “эшники” и понятые. Силовики не давали мне вызвать адвоката, изъяли деньги, которые я получил от продажи квартиры, несмотря на документы, подтверждающие происхождение денег, конфисковали загранпаспорт. Его мне тайком вернули в коридоре суда, а деньги до сих пор не вернули. Во время обыска один из силовиков с осуждением спросил меня: “Вы читаете, что ли?” Я ответил: “Да. А вы нет?” Силовик с гордостью сказал, что он не читает, потому что те, кто читают, начинают думать мыслями автора, а он способен думать самостоятельно. После этого я стал подшучивать над силовиками. Когда один из них не смог разблокировать жесткий диск, я сказал: “Наверное, надо было в книжке прочитать, как это сделать” И я спрашивал, не стыдно ли сотрудникам СК, заниматься такой ерундой, как обыски у законопослушных молодых политических активистов. В ответ сотрудник СК разозлился и рассказал, как он однажды во время обыска вынимал из морозилки по частям тела детей, и приказал нам не шутить, иначе с нами произойдет что-то плохое. Он очень обиделся на обвинения в занятии ерундой.
Когда я слышал шум в коридоре, я выключал свет в своей квартире
После обыска нас забрали в СК на допрос. Но повестку нам не дали, и мы с коллегой решили пойти к метро. Силовики нас догнали, один из них сказал матом, что если мы не сядем в машину и не вернемся в СК, то он разобьет мне лицо. Еще они предупредили, чтобы я аккуратно ходил, потому что они знают, где я живу, мол, с ними лучше не шутить. После этого я несколько раз менял жилье, возвращался домой разными маршрутами и обращал пристальное внимание на проезжающие машины. Когда я слышал шум в коридоре, я выключал свет в своей квартире. Избавился я от этого страха только за границей. Ощущение спокойствия при виде полицейской машины – одна из причин, по которой я не вернулся в Россию.
– Как вы провели последний день в России?
– Я приехал к лучшему другу, сказал ему, что мы скоро увидимся и не надо скучать. Если бы я понимал, что уезжаю насовсем, то я бы попрощался со всеми друзьями и с любимыми местами в Москве.
– Почему вы выбрали для эмиграции Польшу?
– Я сначала полетел в Турцию, мне очень нравится Стамбул, но после того, как Турция передала России сведения о перелетах Ивана Жданова, я уехал в Польшу. Сейчас я там живу основную часть времени.
У меня в Польше были знакомые, они помогли мне с визой. Я до эмиграции ни разу не был в этой стране. Мой взгляд на Польшу очень субъективный, но это максимально не моя страна. Я живу в маленьком городе, похожем на московский спальный район, где мне все чужие. Я пока не готов запрашивать политического убежища, потому что в Польше я оставаться не хочу, а в англоязычные страны, где, наверное, я смог бы адаптироваться, я не могу в ближайшее время поехать. Я живу сейчас как вечный бродяга: я не знаю, что со мной будет через месяц, и не строю долгосрочных планов. В Польше мало политических активистов из России, я не видел своих друзей очень давно. Из-за этого у меня депрессивное настроение. Очень странно, что я вынужден жить, там, где мне не нравится, только из-за того, что я в России был политическим активистом. Недавно мы с соратниками поздравляли друг с друга с Новым годом и желали нам всем поскорее увидеться. Как-то странно получилось, что из-за Путина мы с друзьями не можем сходить никуда вместе.
Я живу сейчас как вечный бродяга: я не знаю, что со мной будет через месяц, и не строю долгосрочных планов
– Что для вас в эмиграции самое трудное?
– Из-за рисков, связанных с моей бывшей работой, со мной прекратили общаться некоторые очень дорогие мне люди. Они замечательные и делают это ради своей безопасности, но меня очень, больше других проблем в эмиграции, огорчает, что я не могу с ними общаться.
– Вы не жалеете, что присоединились к команде Навального?
– Я не горел на костре за свою веру. Я в ФБК распространял правдивую информацию, и сейчас в “Факторе” занимаюсь этим же. Да, мне бывает тяжело. Но, если бы я знал, как сложится моя жизнь, я бы оставил все так же.
Когда я шел на работу в ФБК, у меня было ощущение совсем других рисков. На третий день моей работы в Навального плеснули зеленкой. Я тогда стал примерно понимать, куда я попал, но все не казалось таким уж опасным. После того как Навального отправили в тюрьму, я очень переживал. Приговор Павлу Зеленскому за твиты после самосожжения главного редактора издания Koza press Ирины Славиной стал для меня настоящим потрясением. Павел – добрейшей души человек, неравнодушный ко всем, он и меня много раз выручал. Мне даже сложно объяснить свои чувства, когда я узнал, что его посадили за слова на 2 года. Я до сих пор не могу написать ему письмо в тюрьму: я сажусь, начинаю писать, думаю, как ему там плохо, и у меня слезы льются.
Когда я ушел из ФБК, я хотел отойти от политики, переключиться на коммерцию, а затем вернуться в Россию. Но ощущение важности того, чем я занимался, меня затянуло. Я участвовал в борьбе за страну, и это было для меня осознанной жертвой. Потому что, если не мы, то кто? Поэтому в эмиграции я политику не бросил. И возможно, мой пример кого-то вдохновит продолжать бороться.
– Как возник проект “Фактор”, которым вы сейчас занимаетесь?
– Я искал работу, написал об этом пост в социальных сетях со своим резюме и так познакомился с Михаилом Ходорковским, который хотел делать новый проект. И мы создали "Фактор". Я понимаю, что в любой момент наш проект могут признать иностранным агентом, и мне будет чуть тяжелее жить. Но я сейчас делаю то, что я люблю. Мы занимаемся объяснительной журналистикой. Мы берем важную тему, пишем сценарий и стараемся полно и разносторонне ее осветить. Наша задача – дать людям максимальный объем информации о понимании ситуации, чтобы в одном ролике зрители нашли все, что им нужно знать о новом событии или явлении. Это помогает формированию гражданской ясности.
– То есть у вас получается создавать новое медиа полностью из-за границы?
– Вся наша команда работает из-за границы. И у нас получается формат онлайн-работы, тем более из-за пандемии он будет все более популярным. Есть сложности, главным образом, из-за того, что большинство сотрудников живет в разных часовых поясах, но мы справляемся.
– Как вы думаете, победил ли режим оппозицию?
– Я не разделяю мнения некоторых активистов, что сейчас оппозиция сильна как никогда, потому что это неправда. Сейчас у нас, если честно, тяжелые времена. Пока есть люди, которые готовы не сдаваться, режим не победил. И хочется максимально помочь ему не победить.
Пока есть люди, которые готовы не сдаваться, режим не победил
– Почему в 2017 году вы присоединились к команде ФБК?
– Я следил за Алексеем Навальным, поэтому откликнулся на вакансию ФБК. Тем более навыки, которые требовал фонд, идеально совпадали с моими. Я очень горжусь моей бывшей работой и тем, что я сумел сделать.
– Вы не строите планов, но, наверное, о чем-то мечтаете?
– О прекрасной России будущего, где все политзаключенные будут на свободе, а наша страна встанет на правильный путь. Лично себе я бы пожелал найти свое место, откуда мне не придется постоянно переезжать. Я хожу в разных странах по базарам и магазинчикам, но не могу купить красивую вазу или картину, потому что у меня нет постоянного места жительства. Вся моя жизнь умещается в два чемодана, и это давит. Из-за того, что я постоянно скитаюсь, я не могу себе завести лабрадора. В общем, моя маленькая мечта – обрести свой дом.
