Патриархальность и феминизм, патриотизм и протестная риторика, молодежь и женщины. "Свидетельская" и "привычная" камера режиссеров "Артдокфеста".
Как работает "школа стерв" в Петербурге и что случилось с ее выпускницами образца 2008 года за десять лет? "Me Too" или новая патриархальность на марше?
Каковы политические взгляды поколения миллениалов? Семеро молодых людей, родившихся 31 декабря 1999 года, выходят на протесты или собираются на работу в спецслужбах?
Что происходит с детьми и покойниками в городке под Смоленском? Почему война продолжается в риторике чиновников, депутатов и художественной самодеятельности уездного города Е.?
Режиссеры Алина Рудницкая (фильм "Школа соблазнения"), Ирен Лангеманн ("Поколение миллениум"), Дмитрий Боголюбов и Анна Шишова ("Уездный город Е") и сценарист фильма "Семь" Валерий Печейкин. Президент фестиваля Виталий Манский и продюсер Симона Бауманн (Германия).
Ведет программу Елена Фанайлова
Елена Фанайлова: Мы будем говорить сегодня и о фильмах, которые идут в первые дни "Артдокфеста", и о других интереснейших картинах этой программы. Начнем с вашего, Алина, фильма под названием "Школа соблазнения". Там три питерские девицы, авантюристки, в чем-то романтические фигуры, в чем-то прагматичны или жертвы патриархального российского устройства. Как вы их сами воспринимаете?
Алина Рудницкая: Наверное, каждый режиссер снимает фильм про себя, ищет ответы на вопросы через своих героев. И наверное, я тоже искала ответы.
Елена Фанайлова: Ваш предыдущий фильм назывался "Кровь", и это сильно не про себя. Фильм про то, как ездит скорая по довольно заброшенному северному региону и собирает кровь. Мне показалось, что вы думаете про систему какую-то.
Алина Рудницкая: Можно сказать и так. Фильм "Школа соблазнения" – это десятилетняя работа, к которой я возвращалась время от времени. Я поддерживала отношения с этими тремя девушками, и это мои друзья.
Елена Фанайлова: В фильме, несмотря на название, никаких особых приемов соблазнения не демонстрируется, там все три женщины связаны походом в эту школу некоего человека, обучающего девушек более раскрепощенному поведению. Тренинги, показанные там, пытаются, возможно, изменить какие-то стереотипы. Вы рассказываете три совершенно разных и довольно длинных истории девушек, попавших в эту школу в разное время. Почему именно эти девушки привлекли ваше внимание?
Алина Рудницкая: В 2008 году я попала на эти курсы, потому что мне хотелось снять такую женскую историю. 2008 год был вообще переломным для страны, и в том числе нормы поведения менялись, было такое ощущение. Мне была интересна эта точка изменения женского поведения, и я нашли курсы, называвшиеся "Стервология". В то время это было очень популярно, в каждой программе, в каждом женском журнале было – как быть стервой. Я выбрала те занятия, которые ведет мужчина, потому что это интересно драматургически – мужчина учит женщин, как стать стервами. И мы в составе трех человек – оператор, звукорежиссер и я – стали снимать на этих курсах. Он сказал девушкам, что если кто-то не хочет присутствовать здесь, уходите, кто-то ушел. Занятия стоили на тот момент дорого, суббота и воскресенье – три тысячи рублей. Мне нравились эти девушки, для меня это был образ – как из гусеницы превратиться в бабочку, самореализация, как найти себя, измениться, переступить через себя.
Елена Фанайлова: То, что он предлагает, это обычная гештальт-терапия, довольно распространенный способ психотренинга, когда человек меняется через изменение его поведения.
Алина Рудницкая: В итоге у меня получился 30-минутный фильм "Как стать стервой". Он шел на разных кинофестивалях по всему миру, и практически в каждом городе, где фильм показывался, у меня спрашивали, как жизнь этих девушек сложилась дальше. И я предложила им снимать продолжение. Мы с ними договорились, что самые важные события в их жизни мы снимаем, они звонят мне и рассказывают.
Елена Фанайлова: Понятно, что мы все, женщины, актрисы по природе, но как мужчины допускали вас до своей личной жизни? До какой степени вообще люди допускают вас, как вам удается к ним приблизиться? Неужели это только потому, что вы долго были рядом, и они перестают практически вас видеть?
Алина Рудницкая: Думаю, да. Я благодарна героиням, что они открылись и допустили меня. А мужчины – я думаю, это мое везение. Женам нравится сниматься, может быть поэтому.
Елена Фанайлова: Мужчины-то все подкаблучники, это парни при своих девицах, за исключением, может быть, второй вашей героини.
Послушаем характеристику вашей картины председателя фестиваля Виталия Манского, выбравшего ее фильмом открытия.
Виталий Манский: Эта картина рассказывает о гендерном консерватизме, присутствующем в российской традиции. Три героини пошли когда-то в "Школу стерв", которая должна была обучить их через женские чары выстроить свою жизнь, карьеру и прочее, а не через умения, знания, профессию, талант, ум – все те качества, которые делают женщину равной в этом мире. В дальнейшем автор следила десять лет за своими героинями. Это очень важная картина, получившая специальный приз жюри, отчасти очень совпадающая с нашей большой программой "Me Too", притом что программа "Me Too?" в России идет со знаком вопроса. Мы задаем вопрос: а мы тоже? И фильмы о русских женщинах говорят о том, что мы не тоже, что русские женщины пошли своим особым путем. Этот особый путь приведет нас куда-то не туда, я чувствую.
Елена Фанайлова: А куда идет российская молодежь? Если говорить про иностранное продюсирование, сняли великолепное кино про молодых людей, родившихся 31 декабря 1999 года.
Меня очень интересует вопрос, какова сегодняшняя российская молодежь
Ирен Лангеманн: Я начала исследования темы с момента, оставшегося у меня на всю жизнь. 31 декабря 1999 года Ельцин уходит в отставку, Путин приходит к власти, и мы сидим все, совершенно обалдевшие, на диванах в Германии и ничего не понимаем. Я бываю в России очень часто, снимаю здесь фильмы, мой прошлый фильм был про Петра Павленского, и меня очень интересует вопрос, какова сегодняшняя российская молодежь. Я эмигрировала 30 лет назад в Германию. Мне было интересно самой себе задать вопросы: чем они живут, куда хотят двигаться, как представляют свое будущее, будущее своей страны? И пришла идея – сделать фильм "Поколение миллениум" с интересными, очень разными представителями этого поколения.
Елена Фанайлова: Это молодые люди, родившиеся в этот день и живущие не только в Москве, но и далеко.
Ирен Лангеманн: Изначально у меня была идея охватить пространство от запада до востока страны. Так и получилось в фильме – от Петербурга до Восточной Сибири, Красноярска.
Елена Фанайлова: Кто ваш самый запоминающийся герой?
Ирен Лангеманн: Я тут совершенно объективна, мать должна любить всех своих детей одинаково. Семь главных героев, и мое отношение к ним разное, конечно, взгляды некоторых я разделяю, взгляды других нет. Тем не менее, семь человек, выбранных мной в результате очень серьезной работы, поиска, кастинга, представляют для меня это поколение. И они настолько разные, что убери одного из фильма – и не хватает частицы, краски, идеологии. Процесс работы над фильмом длился два года, съемки начались в марте 2018 года, и я закончила в августе 2019-го, съемки были практически полтора года, параллельно монтаж.
Елена Фанайлова: Меня больше всего заинтересовал парень, который, как мне кажется, подражает молодому Путину. Он ходит на восточные единоборства, он журналист, он убежденный патриот в очень консервативном смысле слова. Он убежден, что пропаганда существует и Запад включен в нее. При этом он довольно милый, не агрессивный мальчик.
Ирен Лангеманн: С самого начала возникла идея, что должны быть два полюса, один человек в фильме должен быть ярым противником Путина, а другой, наоборот, обожающим его, восхищающимся им.
Елена Фанайлова: У вас там девочка – навальнистка, экологическая активистка, модная, современная столичная девица.
Ирен Лангеманн: Да, а между ними я хотела найти палитру разных взглядов, идеологий и так далее. Самое сложное для меня, как немецкого режиссера, было найти человека, поддерживающего на сто процентов Путина. Очень многие отказывались, поскольку все люди находятся в интернете, знают, какие фильмы я снимаю. До этого молодого человека у меня была девушка с похожими взглядами, мы даже снимали с ней, она была очень однолинейная. Мой герой Андрей Назыров многосторонний, и мне это было интересно. Он не только тупо поддерживает политику Путина, он интересуется философией, прочел всего Ницше, начитанный, грамотный, симпатичный. Я могу не разделять его взглядов, но мне было легко с ним работать. Он очень ответственный парень, к ответственности в жизни пришел через спорт.
Симона Бауманн, продюсер: Хотя людей, поддерживающих Путина, большое количество, они не хотели высказываться. А этот мальчик согласился, и мне кажется, очень хорошо все получилось. Мы изначально хотели услышать разные точки зрения, и в этом смысле он хорошо вписался туда.
Ирен Лангеманн: Фильм шел на двух немецких фестивалях, и зрители называют этого героя оптимистом. Человек наивно верит, что идя по путинскому пути, можно всего достичь.
Елена Фанайлова: Он же еще и в силовые структуры хочет попасть.
Ирен Лангеманн: Да.
Елена Фанайлова: Меня больше всего поразила ваша героиня, которая учится в школе полиции, работает с собаками. Она сначала заявляет себя как абсолютно путинский кадр, кадр "Единой России", но вдруг в финале приходит через свою профессию к пониманию того, что на родине вряд ли останется. Потому что человек с такими убеждениями, взглядами на животных, современными экологическими взглядами понимает: не выйдет здесь. Это шок был, честно говоря. И чем интересен фильм, он показывает, что наши представления о молодежи, может быть, тоже наивны. Это люди совершенно противоположных взглядов, по ним понятно, из какой они семьи, какое у них социальное происхождение, так общество формирует свое будущее по тем паттернам, которые уже давно, казалось бы, должны быть нашим прошлым.
Виталий Манский: "Миллениум" очень серьезная работа автора, с которым мы уже неоднократно встречались на экранах "Артодокфеста". И пару лет назад мы фильмом Ирен Лангеманн о Петре Павленском открывали "Артдокфест". Сейчас представлена картина о выросшем в России поколении людей, получивших избирательное право, но не могущих никогда воспользоваться этим правом, никого, кроме Путина, они не знают. Это 19-летние люди, которые хотели бы, может быть, даже пойти на выборы, для начала в городской парламент, но были жестоко разогнаны, посажены и репрессированы. В картине мы видим портреты 19-летних, рожденных при Путине, людей, и это, конечно, особая история, которая, я думаю, будет вовлекаться в пространство документального кино еще неоднократно, потому что мало где в современном мире такое в принципе возможно.
Ирен Лангеманн: Вы сказали о героине, прошедшей необычный путь, для меня это магия документального кино, когда не минуло и года – и вдруг человек полностью изменился. Счастье документалиста, когда это происходит.
Елена Фанайлова: У Алины то же самое – девицы меняются колоссально на протяжении десяти лет съемок. Первая из классической стервы превращается в домохозяйку. Вторая понимает, что не любит своего мужа, и уходит от него. А третья находится в бесконечном поиске, из гадкого утенка превращается в Царевну-лебедь, но с пощипанными перышками, все-таки богатого принца она не может получить, хотя страстно к этому стремится. У вас обеих открытые финалы, люди устремлены в будущее. Как выдумаете, что с ними будет потом?
Алина Рудницкая: Я продолжаю общаться с ними до сих пор и вижу изменения. Все девушки стали искать пути самореализации. Лида открыла салон красоты, занимается там ногтями, очень много вкладывает в дочь, у дочки по два занятия в день, всю неделю разные занятия. Вика окончила Высшие режиссерские курсы у Овчарова и сейчас снимает короткий игровой фильм. Диана пробует себя актрисой, рассылает свои портфолио и даже устраивается работать вторым режиссером в съемочные группы.
Елена Фанайлова: Ничего себе результат для девочек, которые начинали с весьма патриархальных инструментов обращения с собственной жизнью.
Алина Рудницкая: Они не стоят на месте, развиваются и думают о карьере.
Елена Фанайлова: Ирен, ваших героев мы оставляем летом 2019 года, начались протесты, и уже знаем, что дальше будет с этими детьми, каким репрессиями они будут подвергнуты.
Ирен Лангеманн: Я боюсь давать какие-то прогнозы, потому что в течение года их жизнь сильно меняется. Я им всем желаю, конечно, чтобы они смогли самореализоваться, и чувствую, что у них у всех очень большая потребность в знаниях и своем месте в жизни. Мне хочется пожелать всем найти свое место в жизни, в России или уехав, потому что некоторые хотят уехать.
Елена Фанайлова: Традиционная часть фестиваля "Артдокфест" – украинская программа, это традиция с 2014 года, с известных политических событий. Виталий Манский говорит о том, как выглядит украинский проект "Артдокфеста" сейчас.
Так выглядит самое востребованное, яркое, креативное, успешное документальное кино современной Украины
Виталий Манский: "Артдокфест" считает очень важным показывать современное украинское документальное кино в России. Но в прошлом году мы не смогли себе это позволить и показывали украинское кино только в Латвии. Среди победителей были две украинские картины, а у нас очень строго с победителями, у нас три победителя и один – упоминание жюри. Гран-при получила датская картина с событиями в Украине. В этом году поменялась все-таки какая-то бюрократическая формальность, и нам удалось вернуть украинское документальное кино в Россию, но тоже не тотально. Помимо нашего желания показывать украинское кино, нужна возможность его показывать, и еще необходимо согласие украинских документалистов показывать фильмы на территории страны-агрессора. У нас в конкурсе в этом году одна украинская картина, она абсолютно дистанцирована от политических вопросов. Это фильм об умирании пленочного кинотеатра "Панорама", он так и называется – "Панорама", и умирании киномеханика, всю жизнь работавшего в этом кинотеатре. Но авторы и продюсеры отказались категорически показывать фильм в России, и он был показан только в Риге. Все украинские фильмы этого года дистанцированы от политической составляющей, и это не наш выбор, а именно так выглядит самое востребованное, яркое, креативное, успешное документальное кино современной Украины. Потому что Украина, в отличие от России, не воюет, Украина живет свободной, спокойной, цивилизованной жизнью, конечно, не такой, как страны старой Европы, но куда более спокойной, чем Российская Федерация.
Елена Фанайлова: Обсудим с Дмитрием и Анной фильм "Уездный город Е". Судя по вашему фильму, Россия находится в состоянии перманентной войны, Вторая мировая не закончена для людей из маленького городка Ельня под Смоленском. Ваш фильм тоже не назовешь политическим, и вообще документальное кино, мне кажется, не про политическое. Просто из материала, который вы предъявляете, встает почти ужасающий образ современной политики России. Устами героев этого фильма говорится о том, что мелкие политики от "Единой России" используют военную риторику, и она ужасающим образом напомнила мне конец 30-х годов: кругом враги, у Запада агрессивные планы, американский и западноевропейский фашизм окружил нас и нам угрожает. Это чиновники, военные говорят горожанам, детям, которых там масса. И то, что происходит там с молодежью, просто разрывает и ум, и сердце.
Анна Шишова: Я соавтор сценария фильма, мы начинали снимать все вместе, я была и второй камерой, и работала с героями. Мы были на площадке вдвоем, наши функции были очень сплетены.
Елена Фанайлова: Там два главных героя. Один – старый знакомый Сергей, копатель, поисковик, благодаря ему мы проходим круги подземного ада и обнаруживаем захоронения на поле боя. Это и источник его благосостояния, потому что он продает что-то из военных трофеев, и предмет очень правильной мемориальной работы. Одна из финальных сцен – официальное захоронение, 25 бойцов были найдены и захоронены, в том числе благодаря этому человеку.
Дмитрий Боголюбов: Даже больше, только он сам нашел 27 человек. А каждый год там находят порядка 500 человек, и они захораниваются.
Елена Фанайлова: Это фантастическая линия, потому что очень легко критиковать победобесие, потому что нельзя использовать чувства людей в пропагандистских целях. И есть еще линия про девочку, которая в девятом классе уже переняла лживые манеры своей чудовищной мамы, это было оценочное суждение.
Анна Шишова: Мы хотели молодого героя, подростка. Там бесконечные мероприятия, концерты, связанные с войной, мы на них ходили, снимали. У нас было несколько других героев, но мы увидели на сцене девочку Машу и заинтересовались, с одной стороны, степенью вовлеченности, а с другой – ее бэкграундом, который мы не знали, но захотели раскопать, почему она такая странная.
Елена Фанайлова: Зрители знакомятся с ней в тот момент, когда она поет про женщин, которые будут служить в армии. Я подумала сначала, что это гендерный вариант, модная феминистская штука, но выясняется, что в случае девочки Маши это суперконсервативная женская история.
Анна Шишова: Из всех детей, с которыми мы познакомились, это был самый несчастный ребенок. Степень ее насильного вовлечения и навязывания ей этой пропаганды не только в школе, на праздниках, но и в семье, была настолько большой и неестественной, что мы поняли: это герой, и надо наблюдать.
Дмитрий Боголюбов: Мы спросили у администрации и тут же позвонили ее маме, мама через пятнадцать минут уже была там, и первое, что она сделала, – грохнула перед нами толстенный альбом с ее грамотами и сказала: "Это моя дочь". И мы поняли в этот момент, что надо включать камеру.
Анна Шишова: Дальше в течение часа она методично листала альбом и показывала нам все. Это была ее личная гордость. У них дома все в грамотах, статуях.
Елена Фанайлова: Да, там огромная психологическая проблема, и Маша дважды начинает плакать. Когда вы спрашиваете ее, есть ли в городе места, которые не связаны с войной и ей нравятся, она не может ответить, она сбита с толку, и у нее начинает течь слеза. Второй момент – когда мать диктует ей, что ей отвечать на ваши вопросы, это тоже фантастический факт патриархального насилия, и это очень связано с фильмом "Школа соблазнения". Это чудовищные паттерны так называемого семейного воспитания, а на самом деле невероятная ломка детей.
Дмитрий Боголюбов: Если бы государственная риторика была направлена на восхваление гей-культуры, ее мама наряжала бы девочку в радужные флаги. Ей абсолютно все равно, она приспособленец, всегда следующий за тем, что сейчас в государственной повестке.
Она приспособленец, всегда следующий за тем, что сейчас в государственной повестке
Анна Шишова: Изначальная наша идея была – создать параллель: мама и дочь – миниатюра отношений государства и общества, государства и человека. Мать – это государство, а дочь – это народ, который, с одной стороны, любит эту мать – государство, а с другой стороны, ее боится. Это государство, не представляющее выбора.
Елена Фанайлова: Послушаем Симону Бауманн, продюсировавшую как ваш фильм, как и фильм "Поколение миллениум".
Симона Бауманн: "Провинциальный город" – это проект, которым я занималась очень долго, потому что он долго снимался. Я вошла в проект в Праге, мне очень понравилась идея – длительное наблюдение за жизнью в провинциальном городе на западе России, где мало рабочих мест, нет мест вообще, куда может пойти молодежь. Плюс все время военные праздники, пропаганда, милитаризация, "Юнармия", что это все делает с людьми, как молодое поколение из этих места видит свое будущее.
Елена Фанайлова: Социальный бэкграунд, который дан через главного героя, очень грустный, пессимистичный. Сережа говорит: "Ты же видишь, они бухают постоянно, они просят у меня по десять рублей…" Это действительно умирающий город?
Дмитрий Боголюбов: Есть город, есть район Ельнинский. Население города примерно 10 тысяч, оно держится постоянно за счет того, что старики из вымирающих деревень района, которым уже невозможно там жить, вынуждены переезжать в город. А молодежь уходит из города. Город Ельня, по-моему, на три года младше Москвы, он старинный, называется так потому, что вокруг были еловые леса, и это там единственный ресурс. В советское время там было много всего, но после распада Союза ничего не осталось, все закрылось и разрушилось. Остались только пилорамы в частных руках, которые пилят остатки леса вокруг, и это иногда не совсем легальный бизнес.
Елена Фанайлова: В этом смысле ваш фильм перекликается с фильмом "Бессмертный", который получил главный приз. Там речь идет тоже о так называемом военно-патриотическом воспитании молодого поколения и о том, что молодых людей очень быстро можно превратить в исполнителей, они воспринимают армию как единственный способ карьерного роста.
Дмитрий Боголюбов: Абсолютно верно.
Елена Фанайлова: А что не вошло в фильм? Вы сказали, что там была еще некая православная тема.
Анна Шишова: Была религиозная линия и линия леса, это были, скорее, поэтические, символические образы, идущие через весь фильм. Появление ребенка на свет, его крещение, религиозные праздники, купания в проруби, до сих пор очень тесно переплетающиеся с языческими праздниками. И на контрасте с ритуалами, насаждающимися сверху, бесконечными военными праздниками, это была настоящая живая материя провинциальной жизни.
Елена Фанайлова: То есть там происходят все-таки не только военно-патриотические события. Хотя, конечно, священнослужитель, радостно позирующий с автоматом на очередном юнармейском мероприятии, меня просто потряс.
Анна Шишова: В этом и трагизм, что настолько все переплетено – и ритуальное сознание, и земляное сознание, и наши ментальные вещи, на которые очень удобно насаживать эту пропаганду, манипулировать людьми. Мы хотели поэтому показать обе стороны – и наивную народную культуру, и пропаганду, ею манипулирующую, к сожалению. А линия лесопилки – это некий лес, который штампуют из детей, конвейер, когда дети отправляются в армию, на войну, в охранники, в милитаристскую историю, там же штампуют и елки и отправляют в Китай.
Дмитрий Боголюбов: Этот симбиоз пропаганды и религиозности еще был отличителен тем, что там и там речь идет о спасении мира, о жертвенности. Бойцы Красной Армии спасли мир – это часть пропагандистской риторики, идея мессианства присутствует там, конечно.
Елена Фанайлова: И это все разрушается в последней сцене фильма, когда вы задаете Сереже вопрос, а он выпивает, когда похоронил своих 27 найденных. Я вспоминала Юрия Дмитриева с его Сандармохом. Это тяжелая психологически работа, и вам удалось показать, как он, например, обнаруживает практически сохранившийся скелет молодого бойца, на наших глазах череп появляется из-под земли, он его освобождает, вынимает эти кости, комментирует все это. Вы показываете его лицо крупно, когда он стоит потом в почетном карауле, когда происходит захоронение, мы понимаем, что это его заслуга, а его не называют. У него фактически нервный срыв происходит, когда вы задаете ему вопрос: ради чего умирали эти люди, почему государство только в какие-то специальные моменты обращается к населению с этими патриотическими делами? Он говорит: "Дим, да ты, наверное, иностранный агент. На какую разведку ты работаешь?" Что с ним произошло в этот момент? Почему у него тоже щелкает, что есть что-то, о чем нельзя говорить? Эта реакция меня поразила.
Дмитрий Боголюбов: Меня тоже. Это симптоматично, что никто никогда не задал в его жизни ни одного критического вопроса по отношению к происходящему вокруг. Это было за гранью его системы координат, что это действительно кульминация. Это говорит для меня лично обо всем. Человек очень критически относится к происходящему, хорошо понимает, что происходит, очень разумный, но элементарный вопрос, заданный мной, вызвал такую реакцию.
Елена Фанайлова: При этом он говорит: пускай ты шпион, но ты же правду рассказываешь. Все, что здесь говорится, это и есть правда.
Анна Шишова: Мне кажется, это штамп, впитанный нами еще с молоком матери, из сталинского времени: если человек с камерой снимает, это пойдет в публичное пространство, и сразу возникает связь – шпион, иностранный агент. Это возникло не сейчас.
Елена Фанайлова: Риторика конца 30-х, шпиономания конца 30-х.
Анна Шишова: Да, к сожалению, это опять входит в наш язык на новом витке, это очень страшно, некий знак.
Елена Фанайлова: Еще один шаг и – "враг народа".
Анна Шишова: Мы начинаем говорить этим языком и в Москве, и в провинции.
Елена Фанайлова: Посмотрим, как Валерий Печейкин, сценарист фильма "Семь", рассказывает про то, как люди могут по-другому жить и чувствовать. Выпускник ВГИКа Артем Фирсанов сделал фильм, как ему не давали снимать кино про Серебренникова.
Валерий Печейкин: Я решил снять фильм про "Гоголь-центр", где я работаю уже почти семь лет. Тем более, с нами случилась известная история – нашего художественного руководителя Кирилла Серебренникова сначала арестовали, потом посадили под домашний арест, и в этом состоянии он выпускал год назад спектакль "Барокко". Я и молодой режиссер Артем Фирсанов, он заканчивал ВГИК, написали заявку на дипломный фильм. С первого дня, когда прочли эту заявку, у нас начались проблемы. Мы предполагали, что они начнутся, поэтому мы даже дали универсальное название – "Семь", чтобы за ним ничего не скрывалось. Нам стали задавать вопросы: а уж не про политику ли мы хотим делать? Я говорил абсолютно честно, что мы хотели делать про эстетику, про красоту и прочие вещи. Нам никто не поверил. Это был момент, когда молодому режиссеру просто вручили политическую повестку. Сначала ему вручили политику, потом ему не дали денег на съемки, положенных по закону, потом у него забрали материалы, закрыли фильм, и он стал вдобавок ко всему получать оскорбления от своего продюсера. Тогда мы поняли, что наш фильм нужно снимать о том, как мы не смогли снять фильм. Это фильм про фильм, которого нет.
Елена Фанайлова: "Артдокфест", как всегда, про современность, про ультрасовременность, про самое последнее, что происходит в стране. Именно это и тревожит чувствительного зрителя, потому что в фильмах, в документальных материалах этого года, очень много говорящего о том, что страна все больше закрывается, что риторика ненависти достигла людей, и происходящее вызывает очень много тревоги. Хотя и не без надежды, потому что многие структуры, связанные с патриархальным устройством общества, выглядят комичными, и люди ведут себя гораздо свободнее, чем в консервативном обществе. Страшное противоречие между стремлением людей к свободе и справедливости и навязанными идеологическими установками выглядит как диагноз.