Каждую субботу в Беларуси в рамках протестного движения, начавшегося после президентских выборов, на улицы выходят женщины. В минувшие выходные к ним присоединились студенты, которых жестоко избили сотрудники ОМОНа. И одновременно с этим закончились забастовки на крупных промышленных предприятиях. Заводы работают. Рабочие участвуют лишь в воскресных маршах, но массовый их протест, на который возлагались большие надежды, очевидно, задушен.
На минском заводе холодильного оборудования "Атлант" работают приблизительно 6 тысяч человек. Он известен тем, что здесь, впервые в СССР, разработали и выпустили двухкамерный холодильник и морозильник. Этот завод сейчас возглавляет Дмитрий Соколовский, назначенный Лукашенко на должность гендиректора лишь этой весной. Перед выборами Лукашенко поменял директора и на еще одном любимом своем предприятии – Минском заводе колесных тягачей (завод изготавливает среди прочего шасси для российских ракетных комплексов "Искандер").
Один из организаторов неудавшейся забастовки на "Атланте" Юрий Жиромский решил уволиться. Как он рассказывает в интервью Радио Свобода, "по соображениям совести":
– Сразу после выборов мы собирали забастовку через телеграм, – рассказывает Юрий Жиромский. – Я пытался сагитировать людей собирать подписи, у моего коллеги получилось собрать 150 подписей (чтобы объявить забастовку на предприятии, необходимо собрать подписи. – Прим. РС). Правда, когда надо было нести их генеральному директору, начали вставлять палки в колеса: коллеге блокировали пропуск, например. Я пришел на митинг с флагом, в рубахе "Атлант", встретил несколько человек с завода. Они мне сказали, что да, конечно, много недовольных, но они боятся. К кому я ни подходил, мне все отвечали: "Давай потом, я буду последним", "Давай позже", "Я сначала посмотрю, что у вас выйдет". Согласие дали студенты из БРСМ (Белорусский республиканский союз молодежи, проправительственная организация, которую поддерживает Александр Лукашенко. – Прим. РС), но они не являются постоянными сотрудниками.
– А почему они были согласны?
– Потому что молодые ребята в силу возраста лучше понимают ситуацию, они временно на заводе, терять им нечего.
– Так они же из БРСМ!
– И что? Туда людей загоняют силой, особо не спрашивают, поэтому они выражали свое мнение таким вот образом. Их с 20 августа начали увольнять, у них учеба начиналась. Человек, который собирал подписи параллельно с нами, пытался повлиять на Соколовского, просил собрать всех централизованно в клубе, но ему отказали. Сейчас он собирается тоже увольняться, потому что ему не дают нормально выполнять работу. Я собрал группу из 40 человек, но они были не из одного цеха, хотя изначально я думал организовать наш цех…
На заводе сейчас проблемы, кредиты не дают. Россия будет покупать или нет – тоже под вопросом
– То есть большинство сотрудников в забастовке участвовать отказались?
– Когда мы поняли, что действующие сотрудники, которые все-таки поставили подпись, дали задний ход и стали говорить: "Нет, когда вон те выйдут, тогда и мы выйдем", стало понятно, что ничего не получится. И я решил уволиться. Я решил – доработаю свой контракт и уйду. Я озвучил свою позицию, многие ко мне прислушались. Еще трое уходят вместе со мной после окончания контракта. Я людям объяснял в таком ключе: на заводе сейчас проблемы, кредиты не дают. Россия будет покупать или нет – тоже под вопросом (основной покупатель холодильников "Атлант" – Россия. – Прим. РС). Завод встанет и так, и так, чего тут ловить? Боитесь бастовать? Просто увольняйтесь, другую работу найдите, так будет гораздо надежнее, чем потом ходить к начальству и просить зарплату.
– А вам кто-нибудь палки в колеса вставлял за вашу инициативу?
– Нет. Несмотря на то что я два дня не работал. Мне просто сказали: уходишь по статье или продолжаешь работать. Но мы и действовали аккуратно, понимая, что будут какие-то репрессии. Кагэбэшники на проходной стояли. Люди в штатском, в масках. Когда рабочие пытались выходить, они снимали турникет или записывали их ФИО, чтобы потом с ними отдельно разбираться. Чтобы их не подставлять, мы очень осторожно координировали наши действия. В итоге же все, кто был за, испугались и работали дальше. Говорят: "у меня дети", "у меня кредит", "у меня ипотека".
– У вас тоже семья, маленький ребенок? Как ваша жена отнеслась к этому?
– Она отнеслась с пониманием. Мы жили в общежитии, и там она видела, как прямо под окнами избивали людей. Я тоже предполагал, что будет что-то жесткое, ожидал, что народ разгонять будут вообще с боевыми патронами. Под окнами взрывали светошумовые гранаты, газу слезоточивого нанесло в общежитие, дышать невозможно было, омоновцы везде бегали, всю ночь буйствовали, кричали, стреляли, угрожали. Из-за этого жена прониклась и поддержала меня. Мама у меня на главпочтамте работает, она сказала, что у них тоже бастуют люди, давай и ты дерзай, принимай решение сам.
– Ведь была такая волна, столько людей возлагали надежды на рабочих заводов, почему не получилось?
– Я вам больше скажу. У меня на смене один человек трое суток провел в Жодино, потом неделю на больничном. Вернулся на работу весь синий от побоев. Все понимающе кивали, готовы были ему помочь, подменить, но все равно у каждого свои причины: деньги, дети, ответственность. Все всё понимают, очень многие участвуют в маршах. Соколовский даже обронил фразу, сказав, что он сам ходил в воскресенье на митинг и выражал свою позицию, но сейчас он работает. У меня мастер непосредственно был у стелы (памятник "Минск – город-герой". – Прим. РС) десятого числа, видел все своими глазами, как его друзей избивали. У него оправдание такое: я старый, кто меня потом куда возьмет, я доработаю до пенсии и уйду.
– Но другие заводы участвовали в забастовке: МЗКТ, "Белкалий", МАЗ, МТЗ, "Керамин", их было очень много, почти весь Минск.
– Да, но наши боялись, что нечем будет кормить детей. Я связывался даже с центром солидарности Беларуси, звонил, уточнял, как получить помощь в случае увольнения.
– О чем идет речь?
– Белорусский фонд солидарности. Я сам писал заявку, что я увольняюсь и мне нужна помощь, мне сказали, что для того, чтобы помощь эту получить, нужно снять коллективное видео. А как это сделать, если люди подпись боятся поставить? Я объясняю, что если бы каждый из нас встал, то нелегитимные власти бы сейчас думали, как им взаимодействовать с нами, а не наоборот.
– Когда появились свидетельства пыток над людьми, как вы это оценивали?
– Я удивился, что они вообще вышли оттуда. Невероятное везение – выйти живым из Окрестина и особенно Володарского (СИЗО в Минске. – Прим. РС). Про эти места я наслышан и в мирное время. И когда мне тут причитают, кто же их таблетками накормил, что они в зверей превратились, мне смешно. Это их работа, они так каждый день тренируются. Это всегда было!
– Так и фальсификации выборов тоже были всегда…
– Да, это все задокументировано. 2015, 2010, 2005... В тюрьмах, в армии, в исполкомах, детсадах и школах – везде заставляли голосовать.
– Если мы представим себе завод как модель государства, то каков процент тех, кто не опасается, а поддерживает Лукашенко и говорит о том, что митинги проплачены?
– Люди старшего возраста, процентов 15. Они считают, что протесты бессмысленны и вредны, что синяки и травмы – это постановка и фейки и "Лукашенко еще мало дал". Эти люди не гонимы, но на них посматривают с сожалением. Поддержки у большинства они не находят.
– У вас лично какие прогнозы?
– Мы сами все сделаем, а Лукашенко выдохнется. Я не вижу никаких предпосылок для того, чтобы Лукашенко дальше оставался у власти. Если бы Кремль хотел что-то изменить, у нас бы не было сейчас митингов на повестке дня. И я думаю, что через некоторое время он покинет страну, перед этим сделав все, что в его силах, чтобы развалить IT и банковскую систему, чтоб у нас "на тры дня тольки муки асталася".
– Это оптимистичный прогноз?
– Это реалистичный прогноз. Оптимистичный для меня персонально – парламентская республика и президент Николай Статкевич (бывший кандидат в президенты Беларуси, узник совести, осужденный после президентских выборов 2010 года за организацию массовых беспорядков, ныне на него заведено уголовное дело с теми же обвинениями: он был задержан по дороге на пикет по сбору подписей за выдвижение кандидатуры Светланы Тихановской в мае этого года. – Прим. РС). Я общался с людьми просто на улицах, они говорили, что вот вы выгоните Лукашенко, а дальше что? Здесь все равно зона влияния России. Поставят человека, который ослабит гайки, кое-какие реформы проведет, бело-красно-белый флаг даст нам назад для красоты, но Конституция будет написана так, как удобнее Кремлю.
– А Тихановская?
– Жалко её, бедная женщина. Муж до сих пор в тюрьме, никто его освобождать не собирается. Я видел его по видеосвязи в суде, он очень изменился, его тоже жаль. На нее оказывается давление, все, что она скажет не так, может обернуться увечьем для Сергея, и она это понимает. Народ на нее кидается, мол, она домохозяйка… воду льет… Я посмотрел бы на любого, кто оказался бы на ее месте. Так что я ее не осуждаю и искренне сочувствую.
– Как вам оппозиционные кандидаты на пост президента, члены Координационного совета оппозиции?
– Что касается Цепкало, я не могу поверить, что человек, который служил в КГБ, просто так решения принимал, знаете ли... Я слушаю Бабарико, и я согласен на сто процентов – сердцем. А головой я понимаю, что во главе российского Белгазпромбанка 20 лет просто так никто не сидит. Латушко – человек культуры, для нынешнего положения в стране недостаточно жесткий. Прежде всего, надо поворачивать страну на запад, а его Кремль может запугать. Так что, когда перевыборы состоятся, я бы ни за кого из них не голосовал.
– Вам старая когорта политиков больше нравится?
– Да, Статкевич, Позняк, Некляев. Ценности, которые они декларируют, мне близки.
