«Император до ругани не опускается». Есть ли антиамериканизм в Китае (ВИДЕО)

США и Китай уже давно находятся в состоянии "торговой войны", которая то затухает, то разгорается с новой силой и иногда переходит в обмен политико-идеологическими колкостями – в основном со стороны Вашингтона. Однако, и в этом главное отличие КНР от России и от США, китайские СМИ, находящиеся под контролем государства, в том числе все телеканалы, принципиально никогда выпускают материалы, дискредитирующие или оскорбляющие Соединенные Штаты в целом, американский народ и его культуру. Китайские политики и журналисты не позволяют себе непристойных выпадов, угроз и насмешек, направленных лично против каких бы то ни было ведущих американских политиков, начиная от президента Дональда Трампа. Как объяснить этот феномен?

Грубый, зачастую откровенно похабный и непристойный язык современной международной политики и журналистики, уже ставший одной из примет нынешней эпохи, кажется, почти не коснулся Китая. Как ни удивительно на первый взгляд, официальный Пекин, как и китайские медиа, остаются почти примером соблюдения политически корректных правил поведения на международной арене – несмотря на всю жесткость и даже беспринципность, с которой КНР умеет отстаивать собственные интересы и добиваться поставленных целей. Режим в Пекине остается по-прежнему авторитарным – но публично, внешне, никогда не переходящим границы приличия.

28 ноября Дональд Трамп подписал законопроекты, предусматривающие санкции в отношении китайских и гонконгских официальных лиц, ответственных за нарушения прав человека в Гонконге, и другие меры в поддержку протестного движения в этом районе Китая. Китайское правительство и китайские СМИ, разумеется, тут же раскритиковали это решение Вашингтона – но без малейших личных выпадов. МИД Китая просто заявил, что законы представляют собой "серьезное вмешательство в дела Гонконга, внутренние дела Китая и нарушают основные нормы международных отношений".

Как отмечает в интервью Радио Свобода руководитель Центра восточных исследований Высшей школы экономики в Москве, китаист Алексей Маслов, КНР принципиально не ведет пропагандистских кампаний против любых иностранных государств уже несколько десятилетий:

– В Китае никакой официальной антизападной, и вообще "анти-какой-то" пропаганды не существует в течение последних 40 лет, и это вытекает вообще из особого статуса Китая, который он сам себе придает. Дело в том, что Китай имел такую явную пропаганду в 60–70-е годы, и она была антисоветской. Но она была явно направлена не против Советского Союза, а против попытки монополизации идеологии, на которую претендовал в том числе и сам Китай. Многим кажется, что сегодня Пекин в интернете, во многих СМИ борется с американскими товарами, и, да, там есть так называемые "озабоченные граждане", формально никак не относящиеся к государству, требующие в соцсетях, чтобы Китай каким-то образом повлиял на США. Здесь есть одна особенность, и чтобы понять, как именно Китай мыслит, следует заглянуть очень глубоко в китайское сознание.

Начать бороться с какой-то страной идеологически – это приводит к тому, что ты ставишь себя на тот же самый уровень, что и та страна, с которой идет противостояние. Выходим на одну и ту же площадку и плюемся друг в друга – и сравниваем, чем плевок сильнее? Это характерно для держав либо небольших, либо находящихся в глубоком идеологическом кризисе. Китай никогда не может такого себе позволить, потому что считает себя априорно, и самое главное – исторически, выше любой другой страны, любой другой культуры и любой другой цивилизации. То есть с точки зрения китайского начальника, нельзя вступать в полемику с животным миром, потому что каким бы он могучим и сильным ни был: приличный человек не допускает, что животный мир обладает той же самой степенью интеллекта, что и он сам. В этом плане Китай занимает очень грамотную, беспроигрышную позицию. То есть все враги, какими бы сильными они ни были, как бы сильно ни вредили, изначально находятся ниже, чем Китай.

– Насколько тут велик авторитет верховного правителя, "императора Си"? Потому что в России те или иные прямые и часто очень грубые выпады, издевки, даже ругательства в адрес США позволяют себе все, известные журналисты, депутаты Госдумы, сенаторы, разные политические лидеры, иногда даже и президент Владимир Путин.

– Безусловно, Си Цзиньпин никогда не может себе позволить опуститься до уровня оплевывания президента США, не говоря вообще об американской политике. Потому что тем самым он, действительно, встанет на один уровень с ними – а ведь Си, безусловно, культурно-идеологический наследник "Сынов Неба", как называли китайских императоров. Поэтому ни в коем случае он не может хоть как-то напрямую с кем-то бороться. Он может говорить о том, что США дестабилизируют ситуацию в мире, что торговые войны не приводят к позитивным последствиям. Но чтобы жестко, грубо кому-то персонально отвечать, высмеивать – вряд ли такое можно представить. Все в КНР воспринимают Си Цзиньпина как человека, который транслирует образцовую манеру поведения. И большинство ведущих китайских политиков также никогда не опускаются до грязи и грубости.

А вот "народный гнев" возможен. Но обычные, рядовые китайские граждане не ругаются и не оскорбляют американцев. Китайцы мыслят всегда очень конкретно. Американцы начали торговую войну против Китая – хорошо, мы в ответ будем покупать только телефоны Huawei, Xiaomi и другие китайские бренды.

– В российских СМИ часто пишут, что в китайских компаниях якобы под угрозой увольнения теперь просто требуют от сотрудников не покупать американские автомобили, не покупать айфоны, не ходить в "Макдоналдс", вообще забыть об американских брендах. Это похоже на правду?

– Я, честно говоря, никогда не встречал ни одной компании, которая ввела бы такие правила. Конечно, в каких-то частных крупных китайских корпорациях это возможно, хотя я не уверен. При этом, например, сама корпорация Huawei подливает масла в огонь этой "торговой войны", всячески доказывая, насколько китайские товары и продукты эффективнее, перспективнее. Я не исключаю, что она нанимает всех этих блогеров и поэтов для того, чтобы они публично, по крайней мере на экране компьютера, сжигали и выбрасывали телефоны Apple, и даже Samsung и Sony, и заверяли, что они теперь пользуются только Huawei. Я думаю, что это не стимулируется властями, это, скорее, такая волна "обиженного Китая".

Ведь во многом идеология КНР базируется на чувстве очень глубокой исторической обиды, которая постоянно подогревается. Пекин в течение последних десятилетий постоянно повторяет тезис о том, как исторически, особенно в 19-м – начале 20-го века, его "обижали" разные большие государства, и что теперь Китай возрождается. То, что делают сейчас США, в КНР воспринимается как попытка вновь вернуть китайцам зависимый полуколониальный статус. И все это сразу у Пекина вызывает стандартную типологическую реакцию – обидеться и начать очень жестко отвечать, но не языком, а деловыми мерами.

– Но искусный коммерческий троллинг, дерзкая, но красивая реклама своей продукции, как самой лучшей в мире, это не совсем то, о чем мы говорим. Ведь помимо официальных заявлений есть, о чем мы упомянули, еще и общественное мнение, и самое главное, этакая народная политическая мода. В России она затронула все слои населения: все знают слово "пиндосы". В интернете, в разговорах, в шутках. На автомобилях в Москве или в Петербурге, в любом городе можно видеть откровенно хамские, низкопробные, расистские, шовинистические наклейки. Раньше в адрес Барака Обамы, теперь – Дональда Трампа, в адрес американской армии, по поводу любой американской торговой продукции, культурных привычек. Все на самом примитивном, тупо-животном, телесном уровне. В Китае такое возможно? Или современный китаец не опустится до такой похабщины?

– Давайте различать похабщину бытовую и похабщину политическую. Вот как раз на бытовом уровне китайцы – еще те похабники! Они любят рассказывать жуткие, ужасно скабрезные истории. Но политическая похабщина для Китая не характерна совсем.

Тут интересно сравнить все с Россией и русским миросозерцанием и политической культурой. В России всем привычен взгляд, что есть "мы" и есть "внешний мир", от которого постоянно требуется защищаться, и это самая главная беда и задача. И любая российская домохозяйка страшно озабочена тем, что происходит за рубежами ее страны. И, конечно, ее страхи, общественное мнение, политические дискуссии и еще политические публикации и передачи в СМИ непрерывно подогревают друг друга. В России практически нет ни одного телерадиоканала, где внешняя политика не стояла бы на первом месте. В Китае все построено по-другому. Здесь всегда на первом месте стоят внутренние проблемы и внутренняя политика. И о ней как бы приятно рассуждать, поскольку каждый день китайское государство принимает какие-то позитивные для рядовых китайцев решения. Ну, например, понижает налоги или увеличивает пенсионные выплаты. В основном все новости на китайских телеканалах благодушны и позитивны, а не негативны!

И вот поэтому типовой китаец не борется с неким абстрактным зловещим американцем, с неким великим и ужасным Обамой или Трампом – нет, он борется исключительно за доходы своего кошелька. Что с точки зрения жизненного практицизма значительно более важно. И сегодня китайцы обсуждают не то, насколько враждебна Америка и как она неправильно поступает, а сколько они потеряют (или, наоборот, приобретут) денег, на разном уровне, от банков до обычных граждан, в результате вот этого экономического столкновения с США. И как раз это Вашингтон, на мой взгляд, всячески пытается выдрать китайцев из этого, как ему кажется, идеологического застоя. И заставить их начать обсуждать большие, абстрактные критические вещи, разницу цивилизаций, чтобы, в свою очередь, американское общественное мнение могло бы уже ответить: "Видите, как китайцы нас грязью поливают?!"

А пока вот никакого поливания грязью США со стороны Китая, ни на уровне высоком, ни на уровне низовом, нет. Есть лишь резкие, и очень ловкие, попытки выкрутиться из критической ситуации. И я считаю, это очень правильная реакция тысячелетней цивилизации, которая все измеряет практицизмом. Потому что любая война, даже если она ведется только в торговле, должна приносить какие-то дивиденды. Собственно говоря, ради чего она иначе ведется? И выигрыш, как пока кажется, оказался в том, что КНР теперь смогла провести целый ряд реформ, которые до этого боялась начать, стимулировавших развитие экономики, и снизила налоги на физические лица. Пекин сумел значительно расширить торговые зоны со странами АСЕАН, перестроить отношения с Индией. То есть вместо того, чтобы заниматься антиамериканской риторикой, Китай отчасти решил многие экономические проблемы.

– Если обернуться назад и сравнить это с тем, как все обстояло в Советском Союзе: как в 20-м веке в целом формировались и менялись представления китайцев о США и об американцах? Это для них совсем иная, и ведущая, западная страна. Были ведь времена после Второй мировой, эпоха Мао Цзэдуна, потом потепление при Ричарде Никсоне, потом начало общемировой борьбы с терроризмом, уже в нашем веке, после трагедии в США 11 сентября 2001 года. Все это огромные разные этапы.

– Тут опять придется вернуться к изначальной особенности китайского сознания. Европейское сознание, западное сознание, к части которого, безусловно, и россияне относятся, постоянно сравнивает себя с кем-то. Нам кажется, что мы недостаточно хороши. Или, я говорю сейчас именно про русское сознание, мы считаем, что нас недостаточно ценят, и поэтому мы кому-то что-то должны доказать. Но как? Либо развивая экономику – либо, наоборот, начиная со всеми ругаться, развязывая военные конфликты. В любом случае – пытаясь предпринимать какие-то резкие действия, не имеющие никакого отношения к усилению страны.

Китай всегда действовал по-другому. Китайское политическое сознание говорит о том, что в государстве могут быть и бывают какие-то кризисы, и даже такие периоды, когда варвары могут захватить его цивилизацию. "Ничего, – говорило китайское сознание, – мы просто должны этим воспользоваться и самих себя усилить". Возьмем середину-конец 19-го века: сначала в Китае проявляется огромная идиосинкразия на все, что связано с США и Великобританией и с другими странами Европы, поскольку они выступили тогда как захватчики. Но что параллельно произошло? Да, захватили часть Китая, превратили часть его в полуколонии – но при этом китайцы с большой радостью начали пользоваться не только благами западной культуры (хотя открывались и бары, и магазины модной одежды, и вовсю ввозился шотландский и американский виски, и так далее), но и быстро сумели перенять западные технологии. В области, например, изготовления оружия и боеприпасов и их хранения и транспортировки, в области организации армии, в создании военных заводов и арсеналов. То есть они переняли у западной цивилизации (я сейчас говорю про 19-й век и его мерки) самое, пожалуй, полезное, "вкусное" и интересное и усилили себя. В Китае давным-давно началось так называемое движение за самоусиление за счет западных технологий. Та же самая история происходит и в 20-м веке, еще до народной революции 1949 года, когда Китай постоянно заимствовал у Запада и организацию, и регулирование банковского дела, например, и вообще финансовую систему, и очень много чего. Но потом Китай это совершенствует и направляет на собственное развитие!

Ведь именно Запад, по сути, создал нынешние государственные институты Китая, и государственные, и административные, и самое главное, международные. Китай вынужден был этому следовать, но как? Он за счет Запада все время сам себя напитывал, заимствовал – и создавал свою параллельную систему. И если бы он начал во время этого заимствования просто ненавидеть, например, американцев, все бы закончилось просто долгим идеологическим противостоянием, и это бы просто отбросило Китай назад. Когда КНР после "культурной революции" начала открываться миру, первые переговоры с кем произошли? Это была встреча госсекретаря США Генри Киссинджера с премьер-министром Китая Чжоу Эньлаем и потом уже, в 1972 году, Ричарда Никсона с Мао Цзэдуном. То есть не с СССР, а именно с США!

Потому что, повторю, Советский Союз претендовал на то же самое идеологическое место – руководителя социалистического лагеря, что и Китай. А с Вашингтоном противоречия, как решили в Пекине, не были столь смертельными.

Величие государства определяется не столько состоянием его экономики и, например, вооруженных сил, сколько наличием четко выраженной идеологической модели, как бы мы все ни стремились убежать от этой идеологии. И еще величие государства определяется тем, что оно может заставить все другие государства рассматривать свою идеологию как универсальную. Когда Пекин говорит: "Мы строим "Пояс и путь", и это будет единым сообществом новой судьбы", он не утверждает, что это будет чисто китайским сообществом – он всех убеждает, что это универсальная модель. Так же, кстати говоря, как и Советский Союз убеждал, что социалистическая модель универсальна, просто СССР является ее проводником и гарантом. Так же, как и США сегодня, говоря о демократической модели, представляют ее как универсальную модель, а не собственную. В этом плане сейчас китайская и американская модели сошлись лбами. Но еще нет крупного столкновения, поскольку и та и другая рассматриваются как две разные модели глобализации, не пересекающиеся. И поэтому, когда государства собираются сотрудничать с Китаем или с США, они, так или иначе, вынуждены принимать одну из этих моделей. КНР не дает деньги тем, кто не признает китайскую модель, и не инвестирует в те страны, которые не поддерживают идеологию Пекина. И у США такая же позиция.

А вот у России сейчас нет именно внешнеполитической, точнее, глобальной модели развития. Когда Россия, например, критикует США, логичный вопрос возникает: "Что вы можете предложить миру взамен? Если это не модель американской демократии, что другое это будет? Вот Китай предложил нечто свое". Нам это может нравиться или не нравиться, но самое главное то, что Китай не начал ругаться с США на уровне экономики или на уровне политики, а стал предлагать свою модель "реглобализации". А Россия, пока не предложит свою модель, причем реально действующую, так и будет оставаться в ловушке своих локальных проблем, локальных решений и локальных обид.

– Но это все большая политическая философия и глобальная экономика. А американская массовая культура, как мне кажется, китайскую молодежь все-таки давно и уверенно покорила.

– 80–90-е годы, конечно, в Китае прошли под знаком увлечения американской культурой, Голливудом, Кока-Колой и так далее. Но если мы взглянем глубже, увидим, что китайская молодежь никогда не читала никаких американских книг и романов. Они смотрели голливудские боевики, но никогда не смотрели серьезные концептуальные фильмы. Им нравился сам по себе этот транслируемый образ жизни. По сути дела, Китай прошел через те же самые этапы, что и Россия после Советского Союза. Но все изменилось в 2000-х годах. Потому что первоначально Китай психологически рассматривал себя как недостаточно "окультуренную" страну, в смысле – новой американской культурой. И вдруг, когда стало понятно, что экономика Китая пошла резко вверх, во многом опережая американскую, возникла новая идея в тамошнем обществе: "Собственно говоря, а почему мы должны ориентироваться на тех, кого мы должны обгонять?"

Сегодня, например, китайское телевидение забито только китайскими кинофильмами, и они пользуются огромной популярностью. Только редкие американские боевики собирают в КНР большую кассу, например, "Трансформеры", всякие полусказочные киноленты. Сегодня стереотипный американский образ культурного поведения, в том виде, как китайцы его имитировали – развязная манера говорить "хэлло", общаться с каждым иностранцем на ломаном английском языке – она тоже уходит в прошлое. То есть Китай стал понимать: зачем подражать стране, которая совсем и во всем отличается? Автоматически сработал механизм самозащиты китайской культуры, которая поднялась на очень высокий экономический уровень.

Но если бы, наоборот, в КНР существовала официальная антиамериканская пропаганда, то я уверен, что в Китае сформировалась бы большая часть общества, диссидентов, которая бы критиковали государство за борьбу с именно американцами. А такого нет. Наоборот: все горой стоят за свою культуру, но есть готовность воспринимать из других культур, из американской, британской, даже из японской, все то, что можно поставить на службу Китаю. Это совсем другой образ мышления, который оказывается значительно более эффективен, чем, например, образы мышления других стран, пытающихся соперничать с США.