Отношения Турции и Китая ухудшаются с каждым днем из-за резких заявлений Анкары. Она вновь обвинила Пекин в массовых репрессиях и притеснениях мусульман, живущих в КНР, в первую очередь тюркского народа уйгуров. Поводом для начала конфликта стала предположительная смерть в китайской тюрьме знаменитого уйгурского поэта Абдурахима Хейита. Насколько обоснованны заявления Турции, и чем может обернуться нынешняя ссора для обоих государств и их лидеров?
Президент Турции Реджеп Эрдоган, давно примеривший на себя роль лидера и защитника мусульман всего мира, в первую очередь тюркоязычных народов (включая крымских татар и якутов), откровенно называющий себя пантюркистом и неоосманистом, еще более 20 лет назад впервые обозначил свое видение проблемы, заявив: "Восточный Туркестан – родина тюрок, колыбель тюркской истории, цивилизации и культуры. Забыв это, мы забудем наши корни, попадем в пучину невежества. Мученики Восточного Туркестана – наши мученики".
"Восточный Туркестан" – политический термин, обозначающий огромную территорию с многотысячелетней историей, границы которой совпадают с современным западным Синьцзян-Уйгурским автономным районом КНР (СУАР), где сегодня живут около 22 миллионов человек. Из них сами китайцы, которых становится все больше с каждым годом, составляют 40 процентов населения. Остальные – тюркоязычные уйгуры, казахи и киргизы, а также дунгане и таджики. Веками здесь существовали различные государства и полугосударственные образования, пока в октябре 1949 года (после победы во всем Китае коммунистов во главе с Мао Цзедуном) на этих землях окончательно не утвердилась власть Пекина. Сами китайцы просто называют этот огромный район словом "Синьцзян", что означает "Новая граница".
Несколько дней назад МИД Турции обвинил Пекин в создании для уйгуров в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая системы концентрационных лагерей, в которых представители этого народа подвергаются пыткам, унижениям и пропагандистскому промыванию мозгов ради "адаптации" и отказа от исповедования ислама. Это заявление немедленно подхватили западные медиа и правозащитные организации – в том числе те, кто ранее крайне жестко критиковал саму Турцию и лично Эрдогана за аналогичные репрессии в отношении курдов, и внутри собственной страны, и на приграничных территориях Сирии и Ирака. При этом следует заметить, что большинство официальных историков и культурологов в Турции вообще отказываются считать курдов отдельным народом, называя их "турецким субэтносом".
Масла в огонь подлили сообщения о гибели в китайской тюрьме от пыток арестованного за национально-освободительные призывы очень популярного среди уйгуров поэта и певца, диссидента Абдурахима Хейита. Представители Пекина отреагировали на все обвинения немедленно: все обвинения Анкары назвали "отвратительной ложью", а новости о смерти поэта – "грязными слухами", так как "в YouТube полно недавних записей его выступлений". Иными способами подтвердить то, что Абдурахим Хейит жив, китайские дипломаты не сочли нужным.
О преследованиях в КНР мусульман, и не только уйгуров, которым китайские власти не разрешают исполнять обряды ислама, в первую очередь совершать хадж и соблюдать предписания Рамадана, в последние годы говорят очень много. Помимо Турции свою озабоченность высказывали Казахстан и Киргизия. Год назад Казахстанская служба Радио Свобода нашла человека, лично побывавшего в одном из таких китайских "лагерей перевоспитания". Он сообщил, что только в Кашгаре, одном из уездов СУАР, где уйгуры составляют почти 90 процентов населения, за колючей проволокой оказались не менее 3 тысяч человек. Однако особенно активно на стороне уйгуров выступает именно Турция – за последние годы в Анкаре, Стамбуле и других городах прошли не менее 10 многотысячных манифестаций антикитайской направленности. За последние 25 лет уйгурская диаспора в Турции выросла с сотни до нескольких десятков тысяч человек.
В августе 2018 года аналитики ООН сообщили, что, по их данным, в СУАР в общей сложности в концлагерях могут находиться до 1 миллиона мусульман, в основном уйгуров. 9 сентября прошлого года международная правозащитная организация Human Rights Watch опубликовала доклад на эту же тему, в котором авторы подчеркнули, что, возможно, такого масштаба репрессий в КНР не было со времен "культурной революции". Свое собственное расследование ситуации 18 сентября 2018 года, привлекшее всеобщее внимание, обнародовало интернет-издание Meduza.
Почему Турция и ее президент Реджеп Эрдоган, ранее успевший уже поочередно обострить отношения и с Россией, и с США, и со странами Европы, именно сейчас так усилили антикитайскую риторику, связанную с бедственным положением уйгуров и других мусульман в КНР? На этот и другие вопросы отвечает тюрколог, независимый журналист Екатерина Чулковская:
– Эрдоган – крайне прагматичный политик, и он никогда не делает никаких заявлений, что называется, просто так. Турция сегодня, да, позиционирует себя как защитница всех мусульман мира, и особенно тюркских народов, это длится достаточно продолжительное время. Эрдоган раньше много обещал, что будет поддерживать и крымских татар, и сирийских туркменов, а до этого представителей народа рохинджа в Мьянме. Я думаю, все это сейчас связано, прежде всего, с местными выборами, намеченными в Турции на конец марта. Президенту, как всегда, "нужен рейтинг", ему нужно опять показать, что он сильный лидер, который не боится бросить вызов даже Китаю, такой большой империи! До этого у него был столь же впечатляющий конфликт с европейскими странами, но вот сейчас как бы нет повода опять ссориться. А еще раньше – конфликт с США, помните, доходило до того, как "рядовые турки" перед видеокамерами на улицах отказывались пользоваться айфонами, сжигали доллары и так далее?
И сейчас момент выбран не случайно – помимо предстоящих выборов, ведь недавно в Турции прошли опять массовые аресты. Турецкие спецслужбы задержали свыше тысячи человек, названных сторонниками опального Фетхуллаха Гюлена. Их все еще ищут и пытаются "вычистить" из турецкой государственной системы. И тут, на фоне собственных репрессий, началась вдруг ссора с Китаем, из-за его репрессий – как-то удачно она заглушила эти новые аресты и общественную критику по их поводу.
– Что-то мне это все сильно напоминает… То есть турецкий президент не столько волнуется по поводу судьбы далеких несчастных уйгуров, сколько, на фоне перечисленных вами факторов, опасается критики внутри самого турецкого общества? А есть ли кто-то, кто может его упрекнуть в том, что у него слова расходятся с делом, что он не может быть тем самым защитником всех тюркских народов и мусульман мира, и так далее? Или таких не осталось?
– Скорее всего, уже не осталось. Вся турецкая политика сейчас все больше скатывается к позициям откровенного национализма, агрессивного. Только старейшая Республиканская народная партия во главе с Кемалем Кылычдароглу, остается еще верна принципам своего основателя, Мустафы Кемаля Ататюрка. Хотя уже замечены и члены этой партии, усиленно начавшие посещать мечети, и тоже в их речах стала проскальзывать вот эта риторика, что "надо всех тюрок защищать". Вспомню интересный момент – в конце 2018 года как раз две ультранационалистические партии в парламенте уже предлагали Эрдогану: "Давайте надавим на Китай посильнее, нотами протеста его забросаем за то, что там притесняют уйгуров". Но тогда это как-то замяли.
– В этой связи невозможно не вспомнить о противостоянии турецких властей и лидеров правящей Партии справедливости и развития с курдскими сепаратистскими движениями и внутри самой Турции, и за ее пределами, в Сирии и Ираке. Как это сочетается у Эрдогана – за уйгуров он переживает, а курдов подавляет? В Анкаре, кстати, есть официальная теория, что никаких курдов, которые говорят на языках иранской группы, вообще не существует, есть лишь какие-то якобы "недоразвитые горные турки".
– Теория эта появилась давно, еще во времена Ататюрка. А Реджеп Эрдоган как раз пришел к власти как политик, который хочет добиться мира с курдами. До 2013 года, когда начались события в Сирии, его Партия справедливости и развития пошла на переговоры с курдами, им были предоставлены определенные новые права, они попали в парламент – нужно признать, что это все было заслугой Эрдогана. Конфликт вернулся и сильно обострился лишь с началом сирийской войны – Эрдоган просто боится, что последние события и поддержка Запада дали невероятную надежду и силу турецким курдам, которые увидели и задумались: "Вот, раз в Сирии есть возможность у курдов добиться своей государственности, то чем же мы хуже? Мы тоже можем получить больше политических дивидендов, а то и вовсе, наконец, осуществить мечту о свободном Курдистане".
В рамки стандартной логики поведение Эрдогана тут никак не вписывается, почему этих там он защищает, а вот этих тут презирает. Эрдоган же не говорит, что все курды – террористы, он официально борется лишь с Курдской рабочей партией. В его Партии справедливости и развития есть курды, которые как бы "хорошие курды, они не террористы", как говорит Эрдоган. А все остальные, которых притесняют, сажают в тюрьмы, у них всегда спецслужбами находятся связи либо с Рабочей партией Курдистана, либо с другими курдскими радикальными группировками, – рассказывает Екатерина Чулковская.
Власти Китайской Народной Республики не отрицают, что занимаются "перевоспитанием" мусульман, проживающих в Синьцзян-Уйгурском автономном районе – но при этом категорически отвергают существование какого-либо подобия концлагерей. Указанные места Пекин называет "центрами просвещения", подчеркивая, что созданы они в первую очередь для того, чтобы тюркоязычные жители запада Китая не стали жертвами радикальных исламских проповедников, несущих с собой из-за границы идеи "Аль-Каиды", "Исламского государства" и "всемирного джихада". Есть много свидетельств того, что в среде уйгуров, казахов и других тюркских народов СУАР в последние 15–20 лет действительно пытались действовать эмиссары международных террористических группировок, однако спецслужбам КНР к настоящему времени удалось пресечь их активность.
Однако стопроцентной победы одержать Пекину не удалось – в первую очередь над появившейся в 1993 году вооруженной группировкой самих уйгуров под названием "Исламское движение Восточного Туркестана", или же "Туркестанская исламская партия", выступающей за создание на территории Синьцзян-Уйгурского автономного района шариатского государства "Восточный Туркестан". Кроме самой КНР, ее признали террористической ООН, США, ЕС, Казахстан, Киргизия и Афганистан (страны, где она действует). Около полутора тысяч боевиков этой группировки в 2013–2018 годах сражались в Сирии в рядах "Исламского государства".
По данным Пекина, "Исламское движение Восточного Туркестана" внутри самой КНР ответственно за более чем 200 терактов, в результате которых погибли более 160 человек и были ранены более 400. Кроме того, в 2009 году в административной столице СУАР городе Урумчи руководителям этой группировки удалось организовать массовые беспорядки, приведшие к гибели почти 200 человек и ранениям почти 2 тысяч. Однако независимые наблюдатели указывали на то, что волнения были вызваны скорее общей волной репрессий со стороны китайских властей, а не пропагандой радикальных мусульманских проповедников.
О том, как на проблему могут смотреть в самом Пекине, рассуждает руководитель Центра восточных исследований Высшей школы экономики в Москве китаист Алексей Маслов:
– Ассимиляция уйгуров китайскими властями проводится не в бóльших объемах, чем ассимиляция любых других "нетитульных народов", которые живут на территории Китая, тех, которые исторически оказались в этом огромном плавильном котле сотен народов и наций. Сегодня подавляющее большинство уйгуров, так же как, например, внутренние монголы и многие другие, это люди, которые уже интегрированы в китайскую среду, для которых вторым, а иногда и первым языком является китайский, которые обучаются в китайских университетах, китайских школах. И, самое главное, получающие очень большие, реальные льготы от китайского правительства, например, при поступлении в университеты или же при открытии своих частных предприятий, на своей национальной территории. То есть в данном случае Пекин играет честно.
Но вот если Китай чувствует хоть какую-то угрозу или очевидную нелояльность, то поступает очень жестко. Действительно, на территории Синьцзян-Уйгурского автономного района созданы специальные школы, где "переобучают", в данном случае надо в кавычки взять это слово, людей с "неясной политической ориентацией", таких, как многие китайцы сейчас говорят, кто "слоняются без дела". Им читают лекции по политике партии, по развитию страны, пытаются интегрировать их в китайскую среду. Китай очень боится любого социального и, самое главное, религиозного взрыва на этой территории.
Если говорить о сепаратистском движении за независимость "Восточного Туркестана", конечно, долгое время это была не только китайская проблема, но и угроза, например, для Казахстана, куда еще десятилетие назад перебегали через границу радикально настроенные активисты. Сейчас эта проблема решена, и я думаю, что количество условных "террористов", тех, кого китайцы называют "фундаментальными элементами", измеряется уже не тысячами и даже не сотнями, а десятками. Тем не менее, мы постоянно слышим о терактах, взрывах, которые там происходят. Пекин очень боится, что эти люди начнут свою деятельность на территориях за пределами Синьцзян-Уйгурского автономного района, потому что уйгуров сегодня много живет и в южном Китае, и, например, даже в Шанхае.
Эрдоган пытается выиграть политические очки, зная, что руководство в Пекине от его заявлений даже не закашляется
Очевидно, что в ближайшее время и вообще в будущем Китай никогда не предоставит им никакой расширенной автономии, даже обсуждать эту перспективу не станет. С другой стороны, Синьцзян-Уйгурский автономный район уже пользуется довольно большой автономией в определении и своего развития, и систем образования, и развития экономики. То есть Китай, на мой взгляд, сделал сегодня максимум того, что можно, при наличии в целом той авторитарной системы власти, которая выстроена в Китае. Я думаю, что в данной ситуации турецкий президент Реджеп Эрдоган, прекрасно понимающий все это, просто на уйгурской теме пытается выиграть политические очки в собственной стране, абсолютно точно зная, что руководство в Пекине от его заявлений даже не закашляется.
– Но весь мир, а не только Эрдоган в последние годы все больше и больше говорит об уйгурской проблеме. Она стала часто обсуждаемой темой. Мы знаем, что уйгуров силой отправляют в эти "лагеря перевоспитания", ассимилируют, запрещают исповедовать ислам. Причем не только уйгуров, но и дунган, и казахов. При этом никто на самом деле не знает до конца, каков настоящий масштаб их бед. А если в целом международное давление на Пекин, а не только со стороны Анкары, будет нарастать?
– Оно уже нарастает. Более того, эта проблема существовала и десять лет назад, и двадцать. В 90-е годы она была значительно более серьезной, и движение за независимость "Восточного Туркестана" было значительно более активным. Я лично, например, будучи в Пекине, как-то пережил один взрыв бомбы, к счастью, он произошел далеко от меня. Потом китайские власти признали, что его организовали "террористы" из Синьцзяна. Проблема, к сожалению, слишком политизирована, и ее все участники не хотят обсуждать конструктивно. С одной стороны, она существует, и это надо давно признать. С другой стороны, по сути, сейчас стремительно нарастает общее давление на Китай по разным направлениям. Например, и по поводу уйгурской проблемы, и по поводу изъятия органов у заключенных, и из-за репрессий против членов секты "Фаланьгун".
С какой целью? На мой взгляд, к сожалению, вместо того чтобы действительно попытаться обсудить с Пекином, как решать эти вопросы, чтобы добиться практического результата (а ведь есть схожие случаи и удачные международные, апробированные методы решений), на руководство страны давят, чтобы Китай не очень свободно себя чувствовал в мировой экономике, чтобы он постоянно испытывал дискомфорт – и чтобы с ним можно было потом легче договориться по торгово-финансовым проблемам. А в результате проблемы реальных людей, в том числе и в Синьцзяне, уходят на задний план в мировых политических играх.
Я сам видел эти "центры перевоспитания", по крайней мере те, которые можно осмотреть. Сразу скажу, что это была не экскурсия, я лично специально поехал посмотреть, что это такое. Во-первых, это, конечно, никакие не концлагеря. Возможно, концлагеря существуют, я не отрицаю, но я их сам никогда не видел. Это лагеря, где людей не отучают от ислама, а пытаются их социализировать. То есть объяснить, что ислам – это часть большой китайской системы религий, и если они хотят жить хорошо, то им придется следовать правилам. Как ни странно, очень многие люди, в общем, понимают эти правила игры и не возмущаются против политики Пекина. Повторю, власти КНР сейчас очень боятся влияния радикальных идей из стран Южной и Центральной Азии, которые, в конце концов, могут привести к появлению на китайской земле мусульманского фундаменталистского движения.
Религиозные общины Китая не являются самостоятельными, они целиком зависят от государства
Запрещают ли людям исповедовать ислам? На самом деле, никакого запрета в чистом виде, ни официального, ни неофициального нет. Есть другое – то, что кандидатуры всех "ахунов", так называются китайские муллы, должны одобряться партией и государством. И только они и могут производить богослужения и собирать людей на коллективный намаз. Если же внезапно община сама начинает выбирать себе лидеров, то этого, конечно, в Китае власти не позволяют делать. Говоря честно, религиозные общины Китая, конечно, не являются самостоятельными, они целиком зависят от государства.
– МИД Китая все-таки обратил внимание на последние выпады из Анкары и употребил даже такое словосочетание: "отвратительные заявления турецкой стороны". Между прочим, Си Цзиньпин при этом собирается очень скоро с визитом к Реджепу Эрдогану. Вообще, президент Турции не боится поссориться со страной, которая только недавно в очередной раз вложила в турецкую экономику, в энергетический сектор, не меньше 3 миллиардов 600 миллионов долларов?
– Эрдоган – игрок без тормозов, и ему кажется, что он, получив от КНР деньги, к тому же еще сможет и показать свою от Китая независимость. Потому что внутри Турции уже не первый год раздаются голоса, мол, не слишком ли наша страна вообще начинает быть зависимой от Китая, где к тому же не все хорошо с положением мусульман? Вот Эрдоган и хочет "сыграть на внутреннем рынке". И я думаю, что он здесь скоро доиграется, потому что у Пекина есть очень хорошие рычаги воздействия на Эрдогана и ему подобных. Как только начинается серьезная критика в его адрес, тут же Китай потихонечку, не торопясь, начинает уменьшать объемы своих финансовых вливаний в сторону, его оскорбившую. Сегодня через Турцию Китай транспортирует на Запад и в Африку целый ряд своих товаров, причем высокотехнологичных. Я думаю, что Пекин сейчас сделает первое предупреждение, а потом начнутся разнообразные консультации… И Эрдогану будут довольно ясно объяснять, что не надо играть с внутренней китайской политикой. С аргументом, что сейчас любая страна, которая выступает против Китая, по сути дела, выступает на стороне США.
Но есть еще один аспект, и тут мы говорим о слабом месте самой КНР. За последний год, особенно полгода, в мире заметно увеличилась критика китайской глобальной концепции развития "Пояс и путь". Например, инвестиции Китая в рамках "Пояса и пути" в ключевую для него Юго-Восточную Азию уменьшились за последние полгода, а не увеличились. И не потому, что Китай не хочет вкладывать, а потому, что многие страны начали думать, что не стоит им принимать так много денег, которые они не могут освоить. И возможное отпадение от "Пояса и пути" такой страны, как Турция, с политической, а даже не только с экономической точки зрения сыграет в целом очень негативную роль. Ведь потому что многие мировые политики критикуют "Пояс и путь" как, на самом деле, не столько инфраструктурный проект, сколько идеологему "нового Китая". И я думаю, что Китай как раз не очень заинтересован, чтобы Турция взяла и заморозила свою долю участия в "Поясе и пути", – полагает Алексей Маслов.
