Кремль ждет кризиса? Новые санкции и торговые войны (ВИДЕО)

Михаил Соколов: За последнее время прошел целый ряд совещаний с участием президента Владимира Путина по экономическим проблемам. Сути мы всерьез не знаем, но с последнего появилось такое видео, в котором Владимир Путин сделал ряд любопытных заявлений:

"Напомню, что, по оценке за первое полугодие, ВВП России вырос на 0,7%, а промышленный рост за семь месяцев составил 2,6%, в том числе в обрабатывающих отраслях – 2%. Темпы положительные, безусловно, однако динамика в целом нас удовлетворить не может. Необходимо сделать так, чтобы экономический рост был более устойчивым и более динамичным.

Что ещё хотел бы отметить уже в качестве положительного фактора – это инфляция. Инфляция постепенно приближается к целевому ориентиру, и сейчас она примерно 4,5% в годовом выражении. Но даже на этом фоне и с учётом увеличения зарплат в экономике реальные доходы людей растут медленно. Такое положение дел не может не вызывать беспокойство".

Путин доволен якобы возобновившимся экономическим ростом. На ваш взгляд, эти цифры, которыми он оперирует, они достоверны?

Игорь Николаев: Что касается ВВП, я думаю, да, скорее около ноля. 0,5% – по итогам первого квартала. Президент называл 0,7% прироста ВВП по итогам первого полугодия – это пока оценочные еще данные. Но все-таки они, я думаю, несколько завышены. Потому что данные по ключевому виду экономической деятельности, по промышленному производству, о чем также говорил президент, 2,6% – они у меня вызывают сомнения.

Сомнения эти основываются на той статистике от Росстата, которую он стал давать в последнее время. В особенности, я считаю, беспрецедентно скандальная была статистика за июнь 2019 года, когда чисто даже математически не сходилась та цифра общего роста промышленного производства. В июне Росстат показал плюс 3,3%, не сходилась эта цифра с ростом по отдельным видам экономической деятельности, которые составляют в целом промышленное производство. Поэтому по ВВП примерно около ноля, по отдельным видам экономической деятельности, в первую очередь по промышленности, я считаю, что завышенные данные.

Михаил Соколов: О каком росте доходов граждан можно говорить? Или вдруг в последний месяц что-то переменилось на этом фронте?

Игорь Николаев: Мы не знаем, что в последний месяц могло перемениться. Тут же интересная история. Сейчас только поквартальную дает статистику Росстат по динамике реально располагаемых денежных доходов населения. Причем эта новация родилась весной этого года: после того как сколько лет у нас падают доходы, решили пересмотреть методологию расчета реально располагаемых денежных доходов населения, не афишируя, но надеясь, что путем этого, может быть, можно что-то подправить и перейти к публикации поквартальной по динамике располагаемых денежных доходов. Действительно президент сказал о том, что у нас растут реальные доходы, но вообще-то официальная статистика говорит о другом. Официальные цифры есть только за полугодие – минус 1,3% к соответствующему периоду 2018 года. У нас реально располагаемые денежные доходы населения падают с 2014 года. С 2014 по 2018 год они снизились, по официальной статистике, на 8,3%. Причем они снижались и в 2018 году. Но, как я уже сказал, методологию пересматривали, в результате этого пересмотра у нас за 2018 год оказался рост аж на 0,1%. Конечно, это несерьезно, когда путем методологических ухищрений вышли на такую прибавку. Но в целом с 2014 года, шестой год подряд реальные доходы населения падают.

Михаил Соколов: Сергей, что вы скажете об этом кратком, но емком выступлении Владимира Путина?

Сергей Алексашенко: Президент пытается излучать если не оптимизм, то хорошее настроение или выражает то, что с экономикой не так все плохо: есть, конечно, проблемы, но давайте вместе держаться. Я полностью согласен со всем тем, что сказал Игорь. Росстат после смены руководства начал с большей интенсивностью проводить свои статистические фортели. Данные за июль: неожиданный рост геологоразведки, которая компенсировала падение добычи угля. Какие-то очень странные вещи. В том, что касается слов президента, то я бы обратил внимание на один факт, что все, что касалось промышленного роста, президент с точностью до десятых долей говорил, очень точные цифры. У президента мало того что память хорошая, у него еще и на бумажке все цифры написаны. А про доходы населения он сказал: ну, они, в общем-то, растут, но медленно.

Здесь я лишь подчеркну то, что сказал Игорь: Росстат не считает ежемесячные доходы, он отказался от этой практики, поэтому откуда у президента эти данные, кто ему вписал эти слова? Видимо, помощник по экономике Андрей Белоусов. Почему он вписал неправду или почему президент поправил то, что написано? Не может же президент говорить, что страна живет плохо, уже шестой год доходы населения снижаются.

Михаил Соколов: Интересная тоже такая тема, подсказанная нашими читателями. За последнее время граждане России получили повышение пенсионного возраста, повышение НДС, акцизов, цен на топливо, сборов, капремонт, введение налога на самозанятых, повышение тарифов на электроэнергию и газ. Какой кумулятивный экономический эффект всего этого замечательного набора? Пакет награды за голосование за Владимира Путина на последних выборах.

Игорь Николаев: Это прямо отражается на реальных располагаемых денежных доходах. Что такое реальные доходы? Это все доходы, заработная плата, социальные выплаты, доходы от собственности, доходы от предпринимательской деятельности за вычетом обязательных платежей. Если у вас тарифы растут, обязательные платежи, значит, они уменьшают реальные доходы. Кстати, сейчас интересно, Минэкономразвития одновременно с этим совещанием выпустило свою последнюю версию прогноза. Там хоть и нарисован плюс по этому году по реальным доходам населения, плюс 0,1%, но ведь надо учитывать, когда вы повысили пенсионный возраст – это означает снижение реальных доходов населения. То есть люди, которые могли бы получать и пенсию, и продолжать работать, теперь не будут получать эту пенсию. Поэтому в ближайшие годы для миллионов людей будет означать за счет только этого снижение реальных располагаемых денежных доходов населения. Поэтому эти меры в значительной степени и определяют, помимо того, что у нас экономика практически не растет, – это тоже фундаментальная причина. Такие меры предопределяют. Плохая динамика с реальными доходами.

Михаил Соколов: Тут есть такой момент: если больше налогов, больше сборов, то растет бюджет. Василий мне написал в Фейсбуке: "Спросите, пожалуйста, за счет чего произошел такой значительный рост федерального бюджета с 16 триллионов рублей до 21 триллиона, если нет роста экономики?" Я подозреваю, что за счет всех этих налогов.

Игорь Николаев: В том числе за счет налогов. В любом случае в 2018 году рост в реальном выражении доходов федерального бюджета составил около 17%, сопоставляем с тем нарисованным с помощью методологических ухищрений ростом реальных доходов населения, 0,1%, тогда возникает вопрос: почему доходы бюджета растут на 17%, а доходы населения на 0,1%? Кстати, доходы корпоративного сектора в реальном выражении чуть больше 6%, что тоже в 60 раз больше, чем доходы населения. Ведь это же естественный вопрос: у вас распределяется государству, корпорациям, людям. Людям 0,1%, государству 17%, корпорациям 6%.

Михаил Соколов: Получается такая идеология, что надо больше набрать денег с граждан, с корпораций в государственный бюджет, что с ними сделать тогда? Что они делают с этими деньгами, можно понять?

Игорь Николаев: Я думаю, что на самом деле, не афишируя, рисуя высокие темпы, ускоряющиеся темпы экономического роста, от 0,5% до 3% к 2024 году, наши власти готовятся к кризису. И эта политика накопительства в значительной степени связана именно с этим, побольше сейчас аккумулировать, потому что неизвестно, что будет завтра.

Михаил Соколов: Сергей, вы понимаете, что Кремль, Путин делают с этими дополнительными доходами? На 17% больше. С граждан собрали, себе взяли. Что они, собственно, творят?

Сергей Алексашенко: К сожалению, Игорь не упомянул про то, что из 17% прироста номинальных доходов очень много рост нефтяных доходов, нефтегазовых доходов. Потому что цены на нефть в первой половине 2019 года выросли достаточно сильно по сравнению с первой половино1 2018 года. Все, что получает бюджет от прироста нефтяных цен, направляется в кубышку, именно в Фонд национального благосостояния, соответственно, никак не идет в экономику. Но это одна часть. Вторая часть – это действительно бюджет от повышения налога на добавочную стоимость, порядка 900 миллиардов рублей, примерно 200 миллиардов рублей получил он от повышения пенсионного возраста за счет снижения дотаций Пенсионному фонду. Вот еще вам триллион рублей. В первом полугодии Минфин, Кремль планировали все это дело потратить, вот этот триллион, который получен от налогов и от пенсионного возраста, на национальные проекты, но выяснилось, что национальные проекты так сильно сверстаны, опутаны таким количеством бюджетных правил, таким количеством бюрократических процедур, таким количеством надзирающих органов, что деньги по национальным проектам стали тратиться очень медленно. Эти деньги, которые собрали от повышения НДС и от повышения пенсионного возраста, они просто опять-таки застряли на счетах Министерства финансов. То есть практика такая, что налоги собираются, а в экономику они не возвращаются. Если бы я был чекистом, я бы сказал, что это вредительство и таким образом тормозится экономический рост. Потому что более действенного фактора, инструмента для торможения экономического роста у бюджета, у правительства не существует – собрать налоги и не потратить.

Михаил Соколов: Давайте про национальные проекты: что они с ними делают? Они же говорят, что это замечательно, сейчас мы деньги аккумулировали, потратим на какую-то магистраль в Казань, все будут ездить в Казань по скоростной магистрали, еще по дороге чуть ли не до Пекина. Это хорошо?

Игорь Николаев: У меня такое складывается впечатление, что многие, наверное не без оснований, представляют национальные проекты как нечто дополнительное. Два с половиной десятка триллионов рублей до 2024 года, их не было, вот они появились – это сверх того, что было бы. Это не так или совсем не так. На самом деле национальные проекты в значительной степени – это просто новая упаковка. Даже если возьмем по инфраструктуре, по дорогам: текущий ремонт автодорог – что, этого текущего ремонта не делалось бы, если бы не было национальных проектов? Конечно, такие работы бы проводились. Если вы просто называете по-новому – это в большей степени становится пиар-акцией. Я не хочу сказать, что там нет каких-то работ, которые надо действительно делать, там много хорошего есть, полезного в здравоохранении, образовании – это надо делать. Но просто это и так бы делалось на самом деле. С нацпроектами вопрос, удастся ли привлечь те триллионы внебюджетных средств, на которые рассчитывает бюджет. Потому что к бюджетным деньгам внебюджетные средства должны добавиться, чтобы дать этот эффект.

Возникает вопрос по финансированию. Некоторые говорят – а этого мало. У меня тогда возникает вопрос: а как эта сумма в 25 с лишним триллионов рублей получилась, как она обосновывалась? Такое ощущение, что сначала сумма появилась, а потом стали думать. Делается ставка на то, что у нас резко возрастут, в значительной мере благодаря нацпроектам, инвестиции в основной капитал. Их прирост в следующем году должен составить 7,6%. Для сравнения, президент на этом совещании не упоминал, но по итогам первого полугодия у нас рост инвестиций в основной капитал в годовом выражении составил 0,6%. То есть у нас должен произойти взрывной рост инвестиций в основной капитал. Только бюджет это не обеспечит. Если будет такой взрывной рост инвестиций в основной капитал, то это даст импульс экономике, мы войдем в пятерку крупнейших, обеспечив темпы. Вот на что расчет. Но где доказательства, что вдруг этот рост будет, что частный бизнес будет так вкладываться, что обеспечит такой рост.

Михаил Соколов: У нас капиталы, наоборот, выводят в это время из России.

Игорь Николаев: Капиталы выводят, и очень сильно. Нацпроекты – это красивая упаковка, но те параметры, которые там заложены, все-таки недостаточно просчитаны. К сожалению, я уверен, что многие показатели не будут выполнены по нацпроектам. Об этом уже можно говорить сейчас.

Михаил Соколов: То есть были майские указы, они реально не выполнены, но красиво придумано, что выполнены. Теперь эти нацпроекты. Что их ждет?

Сергей Алексашенко: Я бы начал с того, что давайте мухи отдельно, котлеты отдельно. Дважды два – это четыре, независимо от того, любим мы Владимира Путина, его правительство или не любим. Расходы федерального бюджета на 2019 год по сравнению с 2018 годом были увеличены на полтора триллиона рублей. То есть перед этим номинальные доходы были практически заморожены – это и есть прирост расходов в рамках национальных проектов. Игорь абсолютно прав, когда он говорит, что значительная часть бюджетных расходов была переупакована под оболочку нацпроектов, но тем не менее, некий плановый прирост расходов был запланирован. Хотели потратить больше, пока не смогли.

Часть вторая, что дороги – они же нужны. То, что в России дураки и дороги – две основные проблемы, мы знаем уже много сотен лет. Неплохо было бы эту проблему решать. Глядя на опыт других стран, очень хорошо видно, что интенсивное развитие автодорожной сети ускоряет экономический рост безотносительно к тому, это гитлеровская Германия, это депрессивная Америка периода Великой депрессии или это послевоенная Европа, или это Восточная Европа после развала социалистического лагеря, или это трансформирующийся Китай. Дороги России нужны так же, как и другим странам. Поэтому деньги на дороги тратить надо. То есть говорить, что совсем эти нацпроекты никому не нужны по идее, не надо строить дороги – это было бы неправда.

Мне кажется, основной проблемой нацпроектов является то, что их пытаются реализовать в существующей коррупционно-бюрократической структуре. Во-первых, считается, что администрация президента в лице помощника президента по экономике Андрея Белоусова и правительство замечательно разбираются в эффективности всех экономических процессов, лучше всех знают, куда деньги нужно вкладывать, куда не нужно. То есть если в Советском Союзе был Госплан, в котором работало несколько тысяч человек, еще отраслевые министерства, которые пытались каким-то образом понять, куда эффективно деньги вкладывать, у нас сейчас несколько десятков человек пытаются заменить Госплан. То есть эти люди принимают решение, куда деньги вкладывать, куда деньги не вкладывать.

Вторая проблема – это то, что деньги в рамках нацпроектов, как правило, выделяются в рамках тех самых непрозрачных бюджетных процедур. Пытаясь разобраться, куда идут деньги в рамках нацпроектов, кто их будет распределять, по каким критериям, вы упираетесь в огромное количество должностных инструкций, если не засекреченных, то закрытых нормативных документов Минфина, договоренностей правительства и Минфина с губернаторами, которые никому никак не показываются. В законе о бюджете записано, что правительство вообще имеет право перераспределять бюджетные расходы между всеми, кто захочет, в любой момент времени. Получается так, что фраза красивая о нацпроектах существует, действительно российская экономика была бы благодарна, если бы все эти деньги были потрачены, принесли свой эффект. Но другое дело, что существующая политическая система бюрократическая не в состоянии обеспечить эффективное использование бюджетных средств. Кроме того, в первом полугодии не удалось даже потратить те деньги или просто их обратно в экономику отдать, которые собрали в виде повышения налогов.

Михаил Соколов: Хорошо, есть ведь негосударственные инвестиции. Они могут при каких-то условиях прийти в Россию, западные или российские, которые ушли на Запад, на Кипр какой-нибудь? Или за ними ныне никто уже и не охотится?

Сергей Алексашенко: Про иностранные инвестиции вообще нужно забыть. После аннексии Крыма и после того, как Россия ввязалась в вооруженный конфликт в Донбассе, инициировала его и продолжает оккупировать часть Украины восточной, приток западных инвестиций в Россию остановился. Политические риски от ведения бизнесов в России для западных компаний настолько высоки, что они просто не хотят сюда приходить. Поэтому говорить о том, что можно какие-то надежды строить с иностранными инвестициями, – это неправда.

Российский бизнес тоже не сильно горит желанием инвестировать. Его тоже можно хорошо понять. Потому что экономика не растет, все точки роста связаны с тем, что ты, так или иначе, должен осваивать бюджетные деньги, растут друзья президента, которые имеют доступ к маркировке какой-то продукции, к созданию заводов по сжижению газа, которые строятся на деньги Фонда национального благосостояния и так далее.

Если посмотреть на перечень крупнейших российских компаний, двух сотен российских компаний, которые торгуются на Московской бирже, вы увидите, что и сегодня, и пять лет назад эти компании практически одни и те же, новых имен не возникает. Существуют одни и те же компании; новых точек роста, новых секторов просто не возникает. Поэтому надеяться на то, что в России откуда-то возьмется приток инвестиций, собственно говоря, Кремль на это не надеется.

На самом деле, вспомните, год назад появилось разрекламированное письмо Андрея Белоусова, который сказал, что российские сырьевые компании неоправданно получили много денег от роста мировых цен на сырье и еще от ослабления рубля, было бы неплохо, чтобы эти деньги у них забрать и инвестировать, куда надо. После чего наступило несколько месяцев бюрократического торга, когда эти сырьевые компании ходили в Кремль и доказывали Белоусову, что они и так инвестируют эти деньги, что инвестируют в те проекты, которые будут обеспечивать эффективность, что будут заниматься охраной природы. Короче говоря, вешали Белоусову лапшу на уши, в конечном итоге он сдался.

Я так понимаю, что никаких инструментов заставить частный бизнес, даже крупный частный бизнес, который, что называется, вокруг Кремля ходит на цыпочках, ползает на коленях, бьет поклоны по 25 раз на дню, даже этот крупный бизнес нельзя заставить инвестировать в российскую экономику, потому что она просто невосприимчива к деньгам. Не надо забывать, что российские силовики, силовые органы кошмарили, кошмарят и собираются в будущем кошмарить и крупный, и средний, и мелкий российский бизнес. Ничего в этом не изменилось, несмотря на то что президент в каждой своей крупной речи об этом говорит, что неплохо бы положить конец, но, что называется, воз и ныне там. Поэтому надеяться даже на внутренние инвестиции я бы не стал.

Если взять эти два ограничения, нельзя считать, что в Кремле сидят совершенно тупые люди, они понимают: на иностранные инвестиции, пока не уйдем из Донбасса, надежды нет, внутренние инвестиции, пока силовики не прекратят кошмарить, не появятся. Остаются только государственные инвестиции. Поэтому давайте пытаться за счет государственных инвестиций ускорить экономический рост. Игорь сказал – я готов подписаться под этой фразой, – что за счет государственных инвестиций неэффективных, непрозрачных и во многом бессмысленных никакого экономического роста не получится у России.

Михаил Соколов: В общем, все мрачно и безнадежно. А тут еще второй пакет санкций США по Солсбери и вообще весь набор санкций сохраняется. К чему он ведет, как он влияет на российскую экономику сейчас?

Игорь Николаев: Непосредственно санкции влияют, но влияние это надо считать не в том, к примеру, насколько просел рубль, хотя он реагирует. Если посмотреть, что было год назад, в этом году, рубль год назад весной и в августе, были такие периоды ослабления, – это было связано с санкциями. Сейчас около трех недель назад, когда объявили, что будет вводиться второй пакет так называемых "химических" санкций, тоже рубль сильно просел. Не в этом все-таки самое главное негативное влияние. Санкции повышают степень неопределенности в российской экономике. Понятно, что их становится больше, по всей видимости, будет еще больше – это неопределенность. А когда неопределенность, какие тут частные инвестиции. Частные инвесторы – это прагматичные люди, если неизвестно, что будет, я лучше воздержусь от того, чтобы инвестировать. Поэтому, на мой взгляд, главное негативное влияние санкций через повышение уровня неопределенности, а это мощный негативный фактор для экономики.

Михаил Соколов: Это все происходит на фоне мировых всяких событий неприятных. Например, торговая война Соединенных Штатов и Китая, чем она грозит современной России?

Игорь Николаев: Сейчас мы видим, что и официальные прогнозы по мировой экономике – пока это замедление темпов роста. По всей видимости, в следующем году она может уйти и меньше 3%, рост составит в целом мировой экономики. Да, это пока еще не минус, но снижаются темпы роста. Точно так же повышается неопределенность, а если учитывать цикличность мирового экономического развития, не забывать, что последний кризис у нас был в 2008–9 году, условия созрели, на роль спускового крючка кризиса достаточно кандидатов. Торговая война между США и Китаем – это кандидат номер один, тут еще Брекзит, Аргентина, неизвестно, что еще может подстегнуть. Но этот фактор – США и Китай, мощный негативный фактор и вполне может сгодиться на роль спускового крючка для того, чтобы совсем плохо становилось, не просто замедлялись темпы экономического роста, а резко замедлялись, если не уходили в минус. Российская экономика сырьевая экономика, если тормозит мировая экономика, снижается спрос на сырье, снижение спроса – это падение цен. Мы по-прежнему критично зависим от того, что будет происходить с ценами на нефть, как бы нам ни говорили, что мы отвязались уже, нет такой сырьевой зависимости. Ничего рубль не отвязался, чудес таких не происходит. Если у вас такая структура экспорта, если по-прежнему львиная доля доходов в федеральном бюджете – это нефтегазовые доходы, чудес здесь не бывает. Это очень мощный негативный фактор, то, что происходит, что может происходить в мировой экономике.

Михаил Соколов: Ну что, господин Трамп и товарищ Си доведут мировую экономику до серьезного кризиса своей торговой войной, этими взаимными повышениями пошлин и попытками, кто кого напугает больше?

Сергей Алексашенко: Можно я сначала о хороших новостях. Хорошая новость состоит в том, что российская экономика, хотя она и не растет, но она и не падает и не собирается падать. Она как болото, оно не очень красивое, цветущее, но оно стоит и стоит, ничего с ним не происходит. Даже если случится мировая рецессия, замедление экономического роста, то я думаю, что какая будет разница – будет минус полпроцента или плюс полпроцента? Это все с точки зрения ощущений будет статистическая погрешность.

Самым сильным ударом по российской экономике станет ослабление рубля, если оно случится – это немедленно приводит к повышению инфляции, соответственно, к падению доходов населения. Это ключевой фактор.

Что касается торговой войны между США и Китаем, то, мне кажется, все-таки "если я чего решил, то выпью обязательно", есть такая песня у Владимира Высоцкого.

Мне кажется, Дональд Трамп, конечно, этой песни не слышал, но действует ровно по этому принципу. Карфаген должен быть разрушен, Китай нужно поставить на колени. Судя по его воинственной риторике, судя по той решительности и молниеносности, с которой он лично принимает решения и объявляет о каких-то предстоящих событиях, я так понимаю, что никаких сдерживающих механизмов внутри его администрации нет. Если между Конгрессом, судом и президентом, исполнительной властью в Америке есть сдержки и противовесы, о которых мы много знаем, много слышали, то внутри администрации никаких противовесов, никаких сдержек у Дональда Трампа нет. То есть если он что-то услышал по "Фокс-ньюс", сидя вечером со своим бутербродом в задней комнате Белого дома, он тут же может в твите написать: мы повышаем пошлины еще на 5%.

В этом отношении, мне кажется, у него не очень четкие, не очень адекватные представления о том, как устроена современная экономика, он пока не до конца понимает или ему не смогли объяснить тот негативный эффект, к которому приводят его действия. Потому что повышение пошлин на китайский импорт в Америку – это удар по американцам. Повышенные пошлины будут оплачивать американские потребители. На этой неделе JPMorgan Chase, банк, выпустили свой отчет, где написали, что в среднем каждая американская семья заплатит тысячу долларов в год. Кажется, тысяча долларов в год – это совсем немного. Притом что медианный доход для американской семьи 62 тысячи долларов, подумаешь, какие-то 6% – не очень много. Но когда начинаете смотреть, куда тратятся эти 62 тысячи долларов, вы выясняете, что 30% тратится на жилье, еще 20% тратится на транспорт, в том числе личные автомобили, еще 20% тратится на медицину и страховку. Когда вы все это вычитаете, то выясняется, что на все прочее у средней американской семьи остается порядка 20–22 тысяч долларов в год. Соответственно, на эту сумму одна тысяча долларов будет вычитаться. Но в конечном итоге все эти пошлины, которые по нарастающей идут, они придут в американские кошельки после Нового года. Весь негативный эффект американская экономика почувствует в первом квартале будущего года.

Мне кажется, что это совершенно безумное решение Трампа, который идет на президентские выборы, которые состоятся через год: он бьет по экономике, которая и так не показывает никакого желания быстро расти, федеральный резерв уже вынужден снижать процентную ставку, а тут еще Трамп своими импортными экспериментами, повышенными пошлинами пытается экономике поставить дополнительную подножку, вставить, что называется, свою палку в колесо американской экономики. Китайцы – люди упорные, экономика в значительной степени плановая, они уже объявили о новых мерах по компенсации внутреннего спроса, они снимают многие ограничения на покупку китайскими семьями автомобилей для того, чтобы компенсировать падение внешнего спроса. В американской экономике таких плановых централизованных рычагов нет. Поэтому, я думаю, конечно, китайцам будет не сахар, многие предприятия должны будут сокращать свои объемы экспорта, но в принципе в целом китайская экономика будет балансироваться, компенсировать эти потери за счет централизованных решений. А вот американцы заплатят полностью из своего кармана, а вместе с ними и весь остальной мир.

Михаил Соколов: Доллар не может девальвироваться, с соответствующим эффектом для России? В России люди держат сбережения в основном в долларах, поскольку евро доходности такой не дает.

Сергей Алексашенко: Во времена кризисов большинство инвесторов бегство к безопасности. В условиях кризиса американский доллар – самое надежное прибежище. Поэтому если будет рецессия, то американский доллар будет укрепляться.

Михаил Соколов: Еще немножко оптимизма нам. Что скажете о перспективах кризиса?

Игорь Николаев: В этом отличие от ситуации 2008–9 годов, но отличие не в пользу нынешней ситуации. Мы знаем, как Трамп не раз заявлял, что наша проблема на самом деле не Китай, а ФРС. В конце концов у нас ФРС снизила ставку. Естественно, никто не признается, что это после настойчивых требований, слов Трампа. Если, на дай бог, кризис, а мы к этому делу идем, это испытанный способ бороться: снижаем ставку, соответственно, пытаемся, чтобы мотор экономики снова заработал. Сейчас мы фактически эти средства, которые применяют, когда действительно начался кризис, как бы не получилось так, что когда действительно ситуация станет серьезная, вы уже дойдете до уровня, а что вы можете предложить? Ведь это испытанный способ – снизили. Практика показала, что работает. В этом плане политика Трампа, мягко говоря, рискованная. Помимо того что на внешнеэкономической арене происходит у нас с Китаем, так еще и внутренняя политика такая, что действительно подталкивает к кризису. Это кризис не американо-китайский, это кризис в глобальном мировом масштабе.

Михаил Соколов: Может быть, Кремль правильно делает, что теперь вкладывается не в доллары, не в американские долги, а в золото, в юани, меняет структуру запасов?

Игорь Николаев: Я считаю, это достаточно оправданная политика. Хорошо бы, чтобы не было крайностей. Пока крайностей я не вижу, да, это прагматичный подход.

Михаил Соколов: Сергей, вы сказали, что доллар будет укрепляться, а Россия юани закупает или золотишком пробавляется.

Сергей Алексашенко: Россия как политический игрок, не имеющий никакого опыта в больших валютных играх, конечно, делает большие ошибки, продавая доллары, покупая юани, особенно в этой геополитической обстановке.

Причина понятна: нужно продать долларовые активы, потому что мы боимся, что Америка их заморозит, купить нужно китайские активы, потому что Китай наш друг. В Китае экономика в значительной степени находится под централизованным управлением, все, что касается валютного курса, – это точно находится под централизованным управлением. Последние буквально несколько недель национальный банк Китая начал девальвировать юань, отпускать его, он потерял уже 5% стоимости за последние три недели. Считается, что для китайской экономики девальвация юаня – это точно совершенно, с чем я согласен, компенсирующий механизм против повышения импортных пошлин. Когда Центральный банк России покупает китайский юань или Минфин размещает средства Фонда национального благосостояния в юанях, то мы теряем от этого. Мы, как страна, теряем свои сбережения.

Михаил Соколов: Я не спросил вас по поводу санкций, второго пакета, насколько они на Россию влияют?

Сергей Алексашенко: Если очень коротко, то это как слону дробина. Никакого кредитования российского бюджета со стороны западных банков в настоящее время не существует, международные финансовые организации Россию давно уже не кредитуют, ни МВФ, ни Всемирный банк, ни Европейский банк реконструкции и развития. Поэтому американцы могут хоть 25 раз голосовать против таких кредитов, их просто нет. Что касается покупки валютного российского государственного долга, то в принципе Россия размещает от 3 до 5 миллиардов долларов каждый год, и то нерегулярно, особой потребности нет. От того, что американцы не будут покупать, а будут покупать европейцы, российскому бюджету ни жарко ни холодно. Более того, даже если и европейские банки вслед за американскими перестанут покупать российские облигации, еврооблигации, номинированные в долларах или в евро, российский бюджет это не сильно почувствует, он будет размещать больше долгов в рублях или, в конце концов, будет меньше отчислять денег в Фонд национального благосостояния, поднимет цену отсечения с нынешних 42 долларов до 44 или 45. Поэтому все санкции, которые приняты в рамках второго "химического" пакета, они на экономику никак не повлияют.

Михаил Соколов: Александр спрашивает: "Серьезен ли озвученный недавно прогноз о том, что в России в ближайшие годы начнется падение нефтедобычи, к 2035 году страна не сможет экспортировать нефть?" Или это нефтяники пугают, чтобы новые льготы получить? Кстати говоря, вроде бы частные компании даже на шельф собрались пустить. Видимо, плохо дело с этим, с новыми возможностями для добычи.

Игорь Николаев: Это известная проблема. В данном случае я полагаюсь на мнение профессионалов, на нефтяников. Хотя мы видим, на геологоразведку недаром же такие значительные суммы решили выделять, действительно это вносит свой вклад в экономику. Поэтому вроде бы понимание есть, даже меры какие-то предпринимаются. Нет, я не верю, что к 203 году экспортный потенциал России как нефтегазовой державы будет исчерпан.

Михаил Соколов: А как же электромобили и прочие радости, альтернативная энергетика? Спрос может снизиться.

Игорь Николаев: Спрос снизится, но все равно он останется еще. То, что снижение спроса будет с учетом тех факторов, о которых вы говорите, – это да. До 2035 года осталось не так много, 15 лет. Мы можем всерьез думать, что мы обойдемся без нефти и газа? При всем желании, чтобы меньше у нас сжигалось, потреблялось, загрязняло окружающую среду, вряд ли это получится. Да, снижение возможно, но все-таки экспортный потенциал останется.

Михаил Соколов: Меняется же мировая экономика, могут быть неприятности?

Сергей Алексашенко: Я рассчитываю, что до 2035 года Владимир Путин не досидит у власти, поэтому в российской экономике что-то поменяется.

15 лет назад американская экономика находилась на дне своей нефтедобычи. Считалось, что добывать нефть в Америке невозможно, запасы исчезли, осталась сланцевая нефть, которую добыть невозможно. Неожиданно появились психологические решения, сегодня Америка является державой номер один по добыче нефти в мире, как экспортер нефти и нефтепродуктов выступает, продолжает дальше наращивать добычу нефти, компенсируя все то сокращение добычи нефти в рамках ОПЕК или ОПЕК плюс с участием России и Казахстана. Поэтому те нефтяные запасы, которые есть у России, особенно на арктическом шельфе, сегодня они кажутся безумно дорогими, сегодня кажется, что невозможно их добывать, но я думаю, что в мире появятся технологии к 2035 году, которые позволят эту нефть доставать. Поэтому говорить, что Россия точно обречена на то, чтобы перестать быть экспортером нефти, я бы не стал.

Что касается электромобилей, то есть прогноз ВР, который говорит, что 2035–40 год – это тот момент времени, когда большинство выпускаемых автомобилей новых в мире будут оснащены электрическими или гибридными двигателями. Но скорость роста автомобильного парка в мире будет компенсировать снижение спроса на бензин для автомобилей. Кроме того, не надо забывать, что сегодня средний возраст автомобиля в мире превышает 15 лет, поэтому при нынешнем объеме выпуска автомобилей понадобится лет 15 для того, чтобы все действующие бензиновые автомобили заменить на электрические. То есть это точно совершенно не горизонт 2035 года, а к 2050-му ближе.

Михаил Соколов: В России продажи автомобилей, я видел статистику, они опять снизились. Видимо, доходы не растут, в этом проблема. Мы сделали опрос, как люди объясняют то, что доходы не растут.

Опрос на улицах Москвы

Михаил Соколов: Таковы мнения на улице. На сайте в Твиттере у нас тоже был опрос с подготовленными ответами. 55% считают – из-за коррупции. Власть грабит бизнес – 23%. 14% – из-за санкций за Крым. А 8% сообщают, что их доходы растут.

Давайте об альтернативах нынешней политики в финале поговорим. Что можно сделать по-другому? Народ считает, что коррупцию надо задавить, кто-то еще считает, что не надо грабить бизнес.

Игорь Николаев: Невозможно не согласиться с этим. Конечно, если бы удалось снизить хотя бы, понятное дело, что вряд ли произойдут такие чудеса, что вообще не будет коррупции, но снизить уровень – безусловно, это повлияло бы. Когда миллиарды рублей находятся в квартирах только, понятное дело, что эти же деньги выводятся, они выводятся из экономики. Экономика, наверное, выиграла бы, если бы эти деньги работали. Поэтому, да, это правильно. Но, на мой взгляд, ответ на вопрос, что надо сделать, чтобы они все-таки росли, дает нам структура доходов населения, как она менялась.

Реальные доходы населения, четыре основные составляющие части – зарплата, социальные выплаты, доходы от предпринимательской деятельности, доходы от собственности. Если мы посмотрим, как менялась эта структура с начала 2000-х годов: у нас произошло резкое снижение, в два раза, доли доходов от предпринимательской деятельности. Было 15,2% в 2000 году, а в 2018 году – 7,5%. Сделайте наоборот, доля доходов от предпринимательской деятельности не должна падать. А это же политика в отношении малого бизнеса. Налог на самозанятых какую роль здесь сыграет? Больше будет, меньше? Как он будет стимулировать? Доходы от собственности тоже снизились.

Сергей Алексашенко: Я считаю, что самое главное – нужно добиться снятия санкций с России, а для этого нужно просто уйти с Донбасса, изменить свою внешнюю политику. Это обеспечит, я бы сказал, не меньше половины темпов того прироста, который нам нужен. Еще 40% нам обеспечит борьба с коррупцией и ограничение власти силовиков. То есть восстановление верховенства права, власти закона, справедливого честного суда, который силовиков – которые кошмарят бизнес – будет сажать на скамью заключенных. Я бы сказал так, что основная повестка дня – это политическая, это не вопрос экономических министерств.

Михаил Соколов: Протесты только слабоваты.

Сергей Алексашенко: При чем здесь протесты? У нас экономических протестов в России я пока что не видел. Назовите мне хоть один митинг, который собирался из-за того, что шестой год снижаются доходы населения. Значит нормально, доходы снижаются, а мы крепчаем. Нам нравится это дело, мы уж такие мазохисты.

Михаил Соколов: Я не уверен, что россияне такие уж мазохисты. В конце концов, какие-то смешанные протесты все-таки есть, связанные с мусором, с пенсионной так называемой реформой и со всем прочим. Тем не менее, действительно, альтернативы, может быть, политические и экономические должны быть вместе.

Игорь Николаев: У нас пока спасает то, что доходы снижались очень постепенно. Но так не может продолжаться даже при постепенном снижении долго – это очень рискованно.