- Предложение Дональда Трампа купить у Дании Гренландию многим показалось курьезом, но за ним стоит серьезный факт: в мире началась гонка за Арктику.
- Нефтяные и судоходные компании ждут таяния льдов от глобального потепления, ведущие арктические державы выдвигают территориальные претензии, строят в Арктике новые военные базы.
- Очень важно как можно дольше сохранить Арктику в целостности, свободной от войны и варварской экономической деятельности.
Сергей Медведев: Будущее (а скорее прошлое) наступило пару недель назад, когда Дональд Трамп предложил купить у Дании Гренландию. Дания сказала, что Гренландия не продается, Трамп обиделся и отменил официальный визит в Данию. Скандал в благородном доме! За этим, казалось бы, курьезным предложением стоит вполне серьезная вещь: началась или, скорее, обострилась гонка за Арктику. Нефтяные и судоходные компании, ведущие мировые державы снова начинают делить Арктику ввиду грядущего глобального потепления. Что это значит, какая судьба ждет Арктику в XXI веке?
Корреспондент: В последнее время Россия стремительно расширяет свое влияние в Арктике, развивая инфраструктуру и военное присутствие. Еще в 2014 году президент страны принял решение выделить более четырех миллиардов долларов для развития промышленности и размещения вооруженных сил в Арктике. Не желая отставать от России, США также немедленно развернули стратегию по освоению этого региона.
В связи с глобальным потеплением в Арктике открываются перспективы добычи полезных ископаемых, которые до этого времени находились в консервации. По оценкам экспертов, в этом регионе сосредоточено 110 миллиардов тонн углеводородов, больше 65% которых приходится на шельфы Печорского, Карского и Баренцевого морей.
Именно на эти месторождения претендуют многие государства, причем не только те, чьи экономические морские зоны соприкасаются с этим регионом. Помимо России, США, Канады, Дании и Норвегии на шельфы предъявляют права Финляндия, Швеция, Китай, Япония, Испания и многие другие. Китай, кстати, заявил, что Арктика представляет собой зону стратегических интересов, построил свой флот ледоколов и демонстративно отправил пять военных кораблей к Аляске в день приезда главы Белого дома.
У России в Арктике большое количество стратегических проектов
У России в Арктике большое количество стратегических проектов. Помимо добычи полезных ископаемых, существует проект Северного морского пути, который уже принес экологические и инфраструктурные проблемы. В Пентагоне озабочены ростом военной активности России на этой территории, что и вылилось в весьма курьезное предложение Трампа о покупке Гренландии.
Сергей Медведев: У нас в гостях Александр Воротников, доцент РАНХиГС, эксперт экспертного центра "Проектный офис развития Арктики" (ПОРА), и Владимир Чупров, руководитель арктической программы Гринпис России.
Что это вообще было с Гренландией, насколько все это серьезно?
Александр Воротников: Трамп – бизнесмен, он всю жизнь занимался ритейлом, строительством, поэтому он относится к Гренландии примерно так же, как к любому объекту, который ему необходим. Роль Гренландии в Арктике достаточно велика. Если предположить, что Трамп получит Гренландию, то расклад сил в Арктике полностью изменится. Мы сейчас говорим, что у нас самая большая территория в Арктике, а будет совсем по-другому: у Америки будет там достаточно серьезная территория. Мы всегда говорим, что Россия претендует на шельф, подана заявка по поводу хребта Менделеева и Ломоносова. Ровно такую же заявку подали Гренландия и Канада. Если Гренландия станет гипотетически американской, то у Америки тоже появятся все шансы на решение этого вопроса.
Гренландия обладает огромным запасом полезных ископаемых, это не только углеводороды, но и уран, и редкоземельные металлы. За редкоземельные сейчас борется весь мир: и Китай, и Америка, и Россия. Гренландия всегда была стратегическим аэродромом Соединенных Штатов. С этой точки зрения получается, что это хорошая идея со стороны Трампа.
Сергей Медведев: С другой стороны, там же эскимосская автономия. Как передать "крепостных" с землей?
Владимир Чупров: Инуиты не любят, когда их называют эскимосами. Сколько себя помнят, они ратуют за свою независимость. Инуиты добились автономии, дистанцируются от Дании, а тут получается, что они должны приплыть от Копенгагена к Вашингтону. Это очень большой вопрос, готово ли большинство инуитов, несколько десятков тысяч человек, к тому, чтобы это сделать. У них свое место в Арктическом совете вместе с другими шестью представителями коренных организаций арктического региона. Инуиты просто так не отдадут автономию.
Очевидно, что с точки зрения бизнеса это был бы интересный подарок: не для экологии, естественно, а для строительных и военных компаний. У меня такое ощущение, что это рудимент той арктической гонки, которая началась в 2007 году с момента погружения нашего флага на Северном полюсе. Потом была взаимная бомбардировка концепциями и стратегиями, а сейчас, мне кажется, здесь больше политики.
Второй момент – почти через год у Трампа перевыборы. Я думаю, мы будем наблюдать все больше и больше таких интересных вещей. Кроме того, нужно понимать, что Трамп – очень ситуативный игрок. Мы помним, что он обещал за год решить проблему Северной Кореи, за год решить проблему Афганистана, но в итоге они не решаются, а усугубляются. Возможно, это такая тактика. Возможно, что через 20–30 лет все это произойдет по его сценарию, но пока мы видим, что сценарий хаотически рваный, здесь нет фабулы.
Сергей Медведев: Мне кажется, для Дании Гренландия важна: все-таки это королевство, у них очень сильная идея суверенитета.
Владимир Чупров: У нас действительно идет изменение климата. Но вместо того, чтобы думать о климате, гвардейцы что с их, что с нашей стороны делают фандрайзинг для военных. Четыре миллиарда наших – те посмотрели: а что, мы хуже? Давайте десять миллиардов... Это колоссальные деньги, которые идут на абсолютно непонятные цели. Большой вопрос, можно ли добывать там нефть и газ, потому что там лед. Эти бы деньги пустить на то, чтобы не допустить изменения климата… Почему вы не можете начать решать проблемы перехода с той же нефти? Тогда не нужна будет Арктика. Но вместо этого вы идете в Арктику, чтобы выжать последнюю каплю нефти в последнем нетронутом уголке планеты.
Александр Воротников: Инуиты из всех коренных малочисленных народов – самая экономически развитая нация. Я был в Канаде, там подходят ко всем вопросам чисто с точки зрения экономики. Они пускают по своим землям трубопроводы (нефть, газ), разрешают добывать их на своей земле. У них отличные отношения с инуитами, они договороспособны, поэтому гренландские инуиты договорятся с ними, используя тех же самых канадских инуитов. А насчет датской королевской семьи… Даже принцесса уже сказала: это очень интересная тема, решать должен народ, – то есть датская королевская семья выступает за то, чтобы вынести вопрос на референдум.
Сергей Медведев: Вы думаете, что это все не шутка, это может вполне серьезно обернуться?
Александр Воротников: У нас часто выставляют Трампа как шута. Но если бы он был шутом, он наверняка не стал бы таким серьезным бизнесменом, а тем более президентом США. У него серьезные деньги, за ним стоят серьезные силы, если он смог убедить такую крутую семью, которая ему противостояла: за ней стояли вообще огромные силы старой американской элиты, а за ним стоит новая элита, и они смогли победить. Так что здесь все делается не просто так. У него достаточно высокие шансы.
Сергей Медведев: Через лет 10–15 это может быть 51-й штат США?
Александр Воротников: А почему нет? Современная американская элита играет вдолгую.
Сергей Медведев: Я читал, что там есть очень важные редкоземельные металлы. Америка по этим металлам для своей электроники на 90% зависит от Китая.
Александр Воротников: Не только Америка, но и мы зависим тут от Китая. У Китая сейчас самые доступные редкоземельные в мире, они добывают их практически открытым способом вручную: грузи самосвал и перерабатывай. У нас тоже есть крупное месторождение, но они трудноизвлекаемы. Соответственно, для военных целей мы их можем использовать, но для электроники – сложно. У нас сейчас есть очень крупное месторождение в Якутии, одно из крупнейших в мире, причем там очень высокое содержание редкоземельных металлов. Если сейчас это начнет осваиваться, то мы будем очень серьезно влиять на мировой рынок редкоземельных. Но это вопрос времени.
Владимир Чупров: Если посмотреть запросы промышленности, которая встраивается в новый зеленый технологический тренд, против которого прет Трамп, то это литий и кобальт – то, что нужно для батарей и для ветровой энергетики. По солнечной энергетике там, где она нужна в промышленных масштабах, в принципе не стоит такого серьезного вопроса, как по литию и кобальту. Если говорить о том, куда должна двигаться та же Америка и страны, которые хотят решать энергетические проблемы (а энергетика сегодня – это самое главное), то это вопрос, что делать с литием и кобальтом, то есть с тем, что нужно для ветровой энергетики и для хранения энергии.
Есть несколько путей: либо Трампу покупать Южную Америку для лития, либо налаживать производство по переработке, потому что через несколько лет на рынок хлынут выработавшие свой эксплуатационный ресурс литиевые батареи. Сегодня практически нет производств, которые были бы к этому готовы, по-моему, есть только два завода в Европе.
Трамп – очень ситуативный игрок, его нельзя недооценивать, а популизм – опасная и сложная вещь
Трамп – очень ситуативный игрок, его нельзя недооценивать, а популизм – опасная и сложная вещь. Трамп пришел в президенты с лозунгом: "Мы возвратим уголь". За первые несколько месяцев президентства Трампа было закрыто больше угольных электростанций, чем при всем сроке Обамы. То есть сегодня можно говорить о милитаризации Арктики, о том, что больше нефти, угля и газа… Сегодня есть тренды, которые Трамп упускает, и очень плохо, если мы будем им следовать.
Сергей Медведев: Насколько экологически безопасна разработка этих редкоземельных металлов в Гренландии и вообще в арктических условиях?
Владимир Чупров: Это мерзлота, это инфраструктура, это то, что может попадать в морскую среду.
Александр Воротников: Экспертный центр "ПОРА" делает две вещи: первое – это разработка так называемого полярного индекса, то есть индекса устойчивого развития арктической зоны. Глядя на все три компонента: социалку, экономику и экологию, – мы показываем, как это влияет на реальную действительность. Норвежцы больше всех предъявляют претензии, что мы загрязняем среду, а мы показываем, что все это далеко не так. Надо учитывать влияние на арктическую экологию. Мы это считаем.
Сергей Медведев: Встает вопрос об арктической стратегии России. Чем она больше движется – это военный, транспортный, стратегический компонент? Присутствует ли в этой стратегии экологический компонент?
Александр Воротников: Центр "ПОРА" сейчас подписал соглашение с Министерством по развитию Дальнего Востока и Арктики, и мы стали основным игроком по формированию и обсуждению стратегии развития Арктики до 2035 года. Она сейчас будет меняться, и там как раз основной компонент четко записан и подчеркнут президентом: в Арктике люди должны жить не хуже, а может быть, даже и лучше, чем в остальной России. Второй момент – это освоение Арктики. Есть поручение, связанное с созданием благоприятной и привлекательной инвестиционной арктической зоны. Готовится закон о поддержке предпринимательской деятельности в арктической зоне РФ.
Сергей Медведев: В Канаде ставят вопрос об уровне жизни в Арктике? Как я понимаю, канадцы за последние сто лет уехали из Арктики, оставив там какие-то вахты, форпосты, нефтяников. А в России в Арктику по-прежнему закачиваются миллиарды.
Александр Воротников: У России и Канады совершенно разные принципы освоения Арктики. В Архангельске и Якутии люди жили всегда, они там не пришлые. Мы осваивали Арктику, и в свое время туда было завезено столько народа, что эти люди там уже прижились и просто так оттуда не уйдут. Все, кто хотел, из Арктики уже выехали. Сейчас население российской арктической зоны сократилось примерно в два раза, там живет 2,4 миллиона.
Сергей Медведев: Показывают совершенно фантастические фильмы о том, что такое снабжение далеких якутских поселков на Колыме: туда по две недели идут фуры при 60-градусных морозах. Это какой-то XVII век...
Владимир Чупров: У нас получается такая развилка: либо мы сейчас идем в Арктику и вкладываем туда колоссальные деньги... Сейчас Сечин просит на Таймыр льготы на 26 триллионов для освоения восточного арктического кластера, поддержание Севморпути. Люди действительно оттуда бегут (я сам из Коми), Воркута стоит пустая.
Или второй путь: все-таки сделать так, чтобы наладить жизнь и обустроить ее нормально там, где живет большинство людей. У нас только в ЖКХ десять триллионов недофинансирования для того, чтобы дома были теплые, было нормальное потребление воды, тепла и света. Допустим, я президент Владимир Путин, и мне надо решить: либо мы опять идем в Арктику и повторяем 30-е годы – индустриализация, мы добываем, продаем, получаем какую-то природную ренту, раздаем всем пенсии, развиваем медицину… С моей точки зрения, первый путь – это гиря, которая утянет нас вниз. Очередной арктический заход, очередная индустриализация может стать той непомерной экономической и экологической гирей, которую Россия не вынесет.
Сергей Медведев: Наверное, вам известна книга "Сибирское проклятье", в которой сравнивали на протяжении ХХ века среднюю температуру января на душу населения в России и Канаде. Получается, что Россия стала более холодной страной, потому что миллионы людей загнали за Урал и в Арктику, а Канада стала более теплой страной, потому что все потихоньку спустились к границе с Соединенными Штатами. Действительно, 30-е годы – это такой период романтизма, советского модернизма: "Земля Санникова", "Два капитана", Челюскин, Отто Шмидт читает полярникам лекции о международном положении. Этот период советского освоения Арктики захлебнулся к 80–90-м годам. Сейчас это все начнется снова?
Александр Воротников: В России было несколько периодов освоения Арктики. Тот период, о котором вы сейчас говорите, был связан именно с индустриализацией, подготовкой к войне. Потом мы пошли в Арктику в 60–70-е годы.
Сергей Медведев: Это был абсолютно убыточный стратегический, идеологический проект. Я жил какое-то время на Чукотке и прекрасно помню районный коэффициент, северные надбавки: там платились гигантские деньги.
Александр Воротников: Вы никогда не смотрели на Чукотку с точки зрения национальной безопасности? Это место, откуда в условиях перерастания холодной войны в горячую могли нанести ракетный удар, а сколько там еще стояло авиационных соединений… Этот вопрос не обсуждается, это было необходимо. Сейчас ситуация меняется, мы говорим больше об экономическом, ресурсном значении Арктики. В климатическом значении температура в Арктике меняется, причем очень серьезно. Эти изменения очень сильно повлияют на экономику развития Арктики. Если мы сейчас не будем заниматься Арктикой, значит, на эту территорию придет кто-то другой и тогда все эти арктические ресурсы будут работать на других.
Владимир Чупров: Сегодня по этому поводу проходит очень много конференций, очень велик интерес со стороны ученых. Реальный бизнес говорит об обратном. Недавно крупнейшая французская компания – морской перевозчик сказала, что не будет использовать Севморпуть по экологическим причинам. На самом деле Севморпуть пока дорогой. 100 тысяч евро в сутки – стоимость атомного ледокола для проводки, причем не важно, стоит он или работает. Отсутствует система спасения, нет сервиса, страховые компании туда не идут, перевозчик не идет. Китай очень хорошо думает над таймырской нефтью, то есть бизнес очень аккуратно смотрит на эти вещи. У нас по программам 2010 года к этому времени должно быть набурено несколько десятков скважин на арктическом шельфе, а набурили пять. Программа провалена, причем до падения цен на нефть. "Газпром" сказал: там такие климатические условия, что бурить невозможно.
Александр Воротников: Как раз к этому и относится последнее предложение Юрия Трутнева – допуск на шельф иностранных инвесторов.
Владимир Чупров: Буквально на прошлой неделе была такая символическая дата: "Газпром" закрыл администрацию штокмановского проекта. Там были норвежцы, оставили там 350 миллионов евро. Гигантское, вроде экономически привлекательное месторождение, льдов почти нет, только айсберги, несколько сот миль – и ты уже в Мурманске, Норвегия рядом. Не пошел проект. Есть целые направления, где говорят: ребята, а где ваша зеленая энергетика, где ваши инвестиции не в нефть?
Сергей Медведев: А что касается юридического режима Арктики: как я понимаю, тут нет международного договора, подобного тому, который есть по Антарктике.
Владимир Чупров: Единственный существующий документ – это конвенция по морскому праву. Там только одна статья касается Арктики, 232-я: страна, у которой есть выходы к ледовым морям, имеет право устанавливать какие-то свои национальные требования. Недавно в рамках Арктического совета подготовили общее соглашение о спасении на морях, о борьбе с разливами, но все это в общих чертах, не очень прописано. На международном уровне такой защиты Арктики действительно нет.
Сергей Медведев: Что точно национальное?
Владимир Чупров: Национальная двухсотмильная зона. Сейчас это пять стран – Штаты, Россия, Норвегия, Дания и Канада. Там они могут добывать все что угодно. В некоторых вещах мы действительно идем впереди, но в какую сторону? Готовы ли мы идти в Арктику с теми стандартами и законодательством, которые есть сейчас у нашей страны? Буквально полгода назад платформе Приразломной разрешили увеличить квоту на сжигание нефтяного газа и снизили им платежи. Ребята сэкономили миллиарды, если не десятки миллиардов рублей. Причина простая: если вывозить и сжигать, то это будет слишком дорого.
Лет пять Гринпис пытается сделать очень простую вещь: ребята, запретите тяжелые вездеходы, гусеничную технику в летний бесснежный период по тундре. В 2010 году президент сказал, что мы будем использовать самые лучшие экологические стандарты. Мы посмотрели Таймыр с космоса: он весь уже в этих вездеходных шрамах. Россия подписала конвенцию о запрете однокорпусных танкеров с одним исключением: страны в виде исключения могут оставить какие-то танкеры, пока они не выработают свой ресурс. Смотрим список исключений – это десятки танкеров, там остался практически весь флот. Мы не готовы с экологической точки зрения (а про экономику уже говорилось).
В Арктику возвращается большая геополитика XVIII, XIX веков, проводятся границы, покупаются территории, устанавливаются военные базы
Сергей Медведев: В Арктику возвращается большая геополитика XVIII, XIX веков, проводятся границы, покупаются территории, устанавливаются военные базы. Абсолютно невозможно сделать Арктику территорией не национального суверенитета, а международного сотрудничества?
Александр Воротников: Я думаю, пока нет государств, которые были бы заинтересованы в том, чтобы превратить ее в нейтральную территорию. Желающих заниматься Арктикой очень много, политические, экономические, военные и прочие интересы огромны.
Владимир Чупров: Сегодня национальный государственный эгоизм превалирует не только в Арктике, но и в вопросе изменения климата, и в вопросах, связанных с той же Антарктидой. Пока человечество так разрознено, что мы не можем договориться даже по более мелким вещам.
Хорошая новость в том, что на самом деле игроки есть – это растущие общественные движения, молодежь, 15-летние школьники, которые говорят: "Ребята, вы что, с ума сошли? Вам по 60 лет, вы из холодной войны, вы с пулей в голове, вы меряете безопасность минутами подлета "Першингов" к нашим границам, но нам-то еще лет 50 тут растить наших детей и внуков, а что вы нам оставляете – какие-то прожекты в Арктике и Антарктике, какие-то подводные роботы, чтобы убивать друг друга… Мы на это не подписывались". Это хорошая новость, и я очень надеюсь, что это будет не только популизм – при будущем поколении, когда память про войну, про арктическую гонку уйдет. Давайте делать ставку на будущее, где интересантами и акторами будет поколение более умное и здравое, чем наше.
Сергей Медведев: Шесть лет назад была история с ледоколом, с той же самой Приразломной, в том числе вставал вопрос о вашем глобальном призыве "Спасите Арктику", чтобы сделать Арктику зоной, свободной от войны, от экономической деятельности, подобно Антарктиде.
Владимир Чупров: Это подписали восемь миллионов человек по всему миру, (кстати, очень многие в России). Пытались поднять этот вопрос в ООН – не получилось.
К вопросу о национальном эгоизме, о соперничестве. Та кампания Гринпис шестилетней давности все-таки сделала одну очень важную вещь: в головах людей посеяли семя понимания того, что Арктика – очень хрупкий и уязвимый уголок планеты. В России нам удалось добиться того, что сейчас экономически на арктический шельф идти рано, вообще не стоит. Сейчас у нас есть восемь миллионов арктических сторонников, мы с ними общаемся, у нас в этой теме очень много звезд. У нас очень хорошие стартовые условия, потому что фактически это поколение (школьники, общественные движения) идет, в том числе, с арктическим лозунгом, так что наши действия были не зря.
Сергей Медведев: Глобальное потепление в XXI веке – это некая возможность для государств, для экономической деятельности или это нужно понимать, прежде всего, как катастрофу?
Александр Воротников: С моей точки зрения, тут открываются очень большие новые возможности не только для России, но и вообще для всех арктических игроков. Самый простой пример – это арктический туризм. Заполняемость круизов увеличивается на порядок, потому что говорят: это все скоро растает, посмотрите последний раз. Часто говорят, что причина аварий на нефтепроводах и газопроводах – человеческий фактор, но на самом деле 98% аварий происходит именно из-за деградации вечной мерзлоты, просто раньше этого не понимали.
Сергей Медведев: Мы живем в эпоху перелома, когда начинает таять Арктика. Все прожекты по поводу того, что откроются новые возможности, – ничто по сравнению с той глобальной экологической и экономической катастрофой, которая ждет Россию в связи с глобальным потеплением.
Мы ставили вопрос: кто является хозяином Арктики, а надо говорить о том, что мы – ее хранители. Россия, прежде всего, – хранитель Арктики по поручению всего человечества. Есть обязанность перед всем человечеством – как можно дольше сохранить этот глобальный холодильник хотя бы в целостности и свободным от войны и варварской экономической деятельности.
