Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это выпуск программы "Культ личности". Наша программа, как я всегда уточняю, не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь.
Журналист Светлана Прокопьева сегодня у меня в гостях.
(Видеосюжет о Светлане Прокопьевой. Закадровый текст:
Журналистка Светлана Прокопьева из Пскова стала знаменитой в масштабах всей России и даже за ее пределами благодаря ФСБ. За ее серьезную, умную заметку, в которой она написала, что репрессии плодят экстремистов и террористов, ей предъявили обвинение в "оправдании терроризма" – тяжелом уголовном преступлении, за которое грозит от пяти до семи лет тюрьмы.
Спецслужбы – или кто там придумал такое обвинение в адрес Светланы – кроме всего прочего, продемонстрировали, что не знают русскую историю даже в пределах школьного курса. Вся эта история – многократное доказательство правоты Светланы. Вера Засулич, стрелявшая в петербургского градоначальника-"беспредельщика" Трепова, Степняк-Кравчинский, заколовший шефа жандармов и главу Третьего отделения Мезенцева, цареубийцы Перовская, Желябов, Михайлов, Кибальчич и Рысаков; Борис Савинков и его товарищи-эсеры, организовавшие убийства министра внутренних дел Плеве и московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича… Все это – история России, в которой власть действовала по сформулированному писателем Глебом Успенским принципу тащить и не пущать. И "донепущалась" до 1917 года…
Но и в те глухие, по слову Блока, года России полицейским властям не могло прийти в голову, что преследовать можно еще и за какое-то "оправдание терроризма". Это явное ноу-хау современных полицейских властей, которым, видимо, что называется, правда глаза колет. Написала ведь Светлана чистую правду.
За год, прошедший со дня той публикации, Светлана пережила немало. Никому не пожелаешь иметь дело с нашей полицией, тем более секретной. Но наша героиня обнаружила качества настоящей воительницы за правду. Не обладая никаким административным ресурсом, она сумела поднять на свою защиту профессиональное сообщество, международные общественные организации. Неправильно я сказал "в свою защиту": не только свою. Она защищает нашу свободу, право людей на выражение собственного мнения. Эта хрупкая женщина с лицом русской мадонны убежденно повторяет, что была права, утверждая, что репрессии, нежелание слушать голос общества, попытка заткнуть ему рот, плодят террористов и ведут страну к катастрофе).
Студия
Леонид Велехов: Света, как вы сама оцениваете случившееся? Все-таки благодаря вашей заметке вы стали сперва известной, потом знаменитой. В вашу защиту выступила уйма людей. На самом деле, получился такой звездный час, а звездные часы в нашей профессии, особенно в последние годы, мало у кого случаются. Так как все-таки – звездный час или лучше бы этой заметки не было, соответственно, и не было бы всех неприятных последствий, которые она принесла?
Светлана Прокопьева: Я бы разделила этот вопрос на две части. Как раз на свой день рождения – мне 40 исполнилось в этом году – я рассуждала, месяц назад, о том, как жить, когда твое главное достижение к 40 годам – это уголовное дело? Действительно, ничего более такого вот сногсшибательного со мной за 40 лет не произошло: в космос я не полетела, с пришельцами не пообщалась, изобретения никакого гениального не сделала, чтобы вылечить, например, рак. А вот прославиться, конечно, было бы здорово каким-то таким хорошим поступком. Но – нет! – уголовное дело. И я действительно много об этом думала, что оно мне? Вот, да, я стала как-то известна, со мной связываются какие-то замечательные люди, у меня добавилась куча друзей на фейсбуке, причем это прекрасные люди. Стоило оно того или нет? И, на самом деле, я понимаю, что нет, конечно, оно того не стоило, потому что вся моя жизнь уже в принципе сложилась к тому моменту так, как мне очень нравилось. У меня была прекрасная работа. Мы знали, что мы запускаем сайт Север.Реалии, где я редактором работаю сейчас, я готовилась к этому. Мне уже было сделано это предложение, то есть это не благодаря моему уголовному делу, слава богу, а благодаря тому, что я нормально работала как журналист. У меня была наработана хорошая база контактов с людьми. Я довольно неплохо на самом деле устанавливаю эти контакты. То есть не нужно было мне это уголовное дело. У меня сейчас нет моего ноутбука, у меня нет техники, которая у меня была.
Леонид Велехов: Куча осложнений в жизни…
Светлана Прокопьева: Да, куча осложнений. Счета мои заблокированы. Минусов, на самом деле, больше. Поэтому, конечно, мне бы хотелось, чтобы не было этого уголовного дела. Но, с другой стороны, сказать, что лучше, если бы эта заметка не была написана, я не могу. Потому что те слова, которые я тогда написала, те мысли, которые я тогда выразила, я считаю важными. Я считаю, что это важная тема, которую надо было обсуждать.
Леонид Велехов: Еще "доверну" свой вопрос. Повторись все сначала, вы бы эту заметку написали в том же самом виде или все-таки себя бы подредактировали?
Светлана Прокопьева: Знаете, как было бы лучше всего? Если бы не было взрыва, а был бы другой медиаповод. Те же самые слова я могла бы написать по любому другому поводу. И даже когда шел административный процесс по делу "Эха Москвы", они подавали в суд на Роскомнадзор, пытаясь оспорить предупреждение… И 30 октября допрашивали эксперта Белоусова, который по заказу суда сделал очень плохую экспертизу. Он там говорит, что, вот, она уничижительно отзывается о государстве, негативное отношение ко всему, что оно делает, и он это преподносит как оправдание терроризма. Я задаю ему вопрос: "А если бы эти же самые слова, эти же самые выражения я употребляла по другому поводу – по поводу разгонов митинга, например: это тоже было бы оправдание терроризма?" Он начинает мяться. Оправдание терроризма нашли только потому, что повод для заметки – взрыв в Архангельске. Но, извините меня, я писала о не взрыве в Архангельске, я писала о правоохранительной системе, которая прессует людей, которая прессует недовольных, зажимает законные каналы выхода протестной энергии и получает "ответочку", как это названо в моей колонке. Хорошо было бы написать это по другому поводу, тогда бы не нашли к чему придраться. Наверное, имело смысл сделать какой-то дисклеймер для Роскомнадзора, он у нас читатель на уровне трехлетнего ребенка: ему надо очень четко все написать, что нет, я не оправдываю терроризм. Только так, а все остальное... там нечего менять.
Леонид Велехов: Но повод, конечно, оказался очень острый.
Светлана Прокопьева: Да.
Леонид Велехов: Митинги и их разгоны – это давно уже стало повседневностью нашей жизни. А тут совсем другое, непривычное. С самого начала я почувствовал, что эта история вызвала какую-то очень личную вашу реакцию.
Светлана Прокопьева: Да, нет, не то чтобы личную реакцию она вызвала, потому что я не была знакома с Михаилом Жлобицким, я никогда не состояла ни в каких анархистских группах, компаниях и так далее. Я не очень понимаю идеологию анархизма. С ФСБ тоже у меня никогда не было никаких дел, не было особой обиды на ФСБ, чтобы прямо радоваться, что их там взрывают. Зачем этому радоваться-то?!
Леонид Велехов: Конечно, не надо.
Светлана Прокопьева: Меня действительно испугала эта история. Потому что это довольно страшная штука, когда протестная энергия начинает реализовываться во взрывах. В предыдущий раз это нехорошо кончилось.
Леонид Велехов: В том-то и дело! А, с другой стороны, оспаривать мысль о том, что государство своими репрессиями, своими запретами, своим затыканием рта любому другому мнению, кроме официального, плодит насилие, провоцирует его, в России просто нелепо. Потому что российская история заполнена такими прецедентами. Наша редакция находится на улице Малая Дмитровка, раньше это была улица Чехова, а перейдя Садовое кольцо, улица, которая называлась Каляевская, сейчас ей вернули название Долгоруковская. Каляев – революционер-бомбист, убийца московского генерал-губернатора. И сколько их в нашей истории – и Засулич, и Перовская с остальными цареубийцами, и так далее, вплоть до Савинкова… История России просто полна подтверждениями той самой мысли, за которую вас обвинили и подвергли уголовному преследованию.
Светлана Прокопьева: Да.
Леонид Велехов: А вы ожидали такой реакции власти?
Светлана Прокопьева: Да нет, конечно, не ожидала, я же опытный журналист, давно в профессии, знаю законы, знаю закон о СМИ, знаю, какие слова нельзя употреблять. Я пытаюсь всегда вычитывать свои тексты на предмет возможных претензий…
Леонид Велехов: То есть тут не было какого-то порыва, ослепившего вас творческого вдохновения (смех в студии), все было нормально и спокойно написано.
Светлана Прокопьева: Нет, творческий порыв, конечно, был.
Мне кажется, что это удачный текст. Я не все свои тексты люблю, но этот мне нравился. Мне было обидно, что его мало читали тогда. (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Видите, но в результате, благодаря нашему государству, благодаря ФСБ, его прочло многократно большее число людей, чем вы помечтать могли…
Светлана Прокопьева: Они умеют это делать, этот резонанс.
Леонид Велехов: Хайпануть.
Светлана Прокопьева: (Смех в студии.) Хайпануть.
Леонид Велехов: Или помочь другому хайпануть. А вот такой реакции на реакцию власти, такого резонанса на то, что с вами произошло, вы ожидали?
Светлана Прокопьева: Я на это надеялась.
Леонид Велехов: Да?
Светлана Прокопьева: Да, я этого хотела, конечно. Но в феврале, когда дело возбудили, реакция была меньше все-таки, чем, когда дело вплотную приблизилось к предъявлению обвинения. Обвинение-то мне предъявили только 20 сентября. Я же все лето сидела на даче и помидоры сажала, совершенно не беспокоясь ни о чем, потому что меня не вызывали на допросы, меня не вызывали ни на какие следственные действия. Там поменялся следователь, знакомиться со мной он не спешил, впихнул меня в список Росфинмониторинга, что у меня вызвало просто жуткий гнев.
Леонид Велехов: Но это, действительно, очень тяжелая вещь.
Светлана Прокопьева: Меня до сих пор бесит то, что я в списке Росфинмониторинга, и у меня нет больше моих карт и доступа к счету. Я жила нормальной обычной жизнью, и все, казалось, стихало. Но когда предъявили обвинение, и стало понятно, что ничего уже не стихнет, тогда мы решили сделать эту акцию, я предложила всем коллегам опубликовать мой текст. Это потрясающе, что они это сделали!
Леонид Велехов: Там действительно что-то более 600 републикаций этого текста?
Светлана Прокопьева: Честно говоря, я не считала, а считал Лев Маркович Шлосберг.
Леонид Велехов: Я где-то прочитал, что больше 600! Я даже не думал, что у нас осталось столько СМИ.
Светлана Прокопьева: Да, Лев Маркович считал.
Леонид Велехов: Лев Маркович вас на это дело вдохновил?
Светлана Прокопьева: Я с ним советовалась. Я придумала эту идею сама, с гордостью могу сказать, но я с ним посоветовалась
Леонид Велехов: Так что, прежде всего, конечно, вот этим небывалым резонансом, я считаю, вы обязаны самой себе, когда решили нужно как можно громче ударить в колокол.
Светлана Прокопьева: На самом деле, меня подтолкнула Елизавета Маетная, моя коллега. Так что это Лизе спасибо.
Леонид Велехов: Замечательно! Но ведь, наверное, были и те, кто говорил: "Ты лучше сиди потише, не высовывайся. Может, оно как-то все и сойдет". Нет?
Светлана Прокопьева: А вот – нет! Вокруг меня просто нет таких людей, с советским сознанием. У меня и родители-то не очень, что называется, расстраивались, когда закончился Советский Союз, и друзья родителей тоже не очень этому расстраивались. И вот этой ностальгии по Советскому Союзу и, соответственно, советского сознания вокруг меня довольно-таки мало. И мои адвокаты сразу были настроены на максимальную публичность.
Леонид Велехов: Ах, так?
Светлана Прокопьева: Да. Мой адвокат – Татьяна Мартынова, она со мной с самого первого дня, мы с ней дружили еще до начала этого уголовного дела, мы с ней были знакомы по штабу Навального. И она сразу была ориентирована на максимальную огласку. И благодаря ей, благодаря тому, что я смогла ей позвонить, когда начался обыск, а я только адвокату могла позвонить, она сразу сообщила моим коллегам, сообщила всем, и скоро у Следственного комитета уже стояли ребята с фотоаппаратами (смех в студии), ждали.
Леонид Велехов: А есть какое-то объяснение – почему они к вам прицепились? Может быть, они давно искали повод? Вы известный в Пскове журналист. Может быть, вообще, "с улицы" кто-то донос написал? Может быть, псковское ФСБ особо бдит как-то, все-таки на границе с НАТО действует… Какие тут могли быть мотивации?
Светлана Прокопьева: Я на самом деле, как точно было, не знаю. Но из того, что я вычитала из своего уголовного дела, я увидела, как образовалась вся эта цепочка. У них был мониторинг Роскомнадзора, который мониторил, видимо, именно публикации после событий в Архангельске. Это автоматизированная система: она просто по каким-то словам что-то там ищет. И, видимо, то, что они находят, они потом вручную отсматривают и решают – какому делу дать ход, а какому нет. Ну, и я попала в этот мониторинг. Я не думаю, что именно под меня копали. Все это началось со служебной записки какого-то рядового сотрудника Роскомнадзора, который просто без анализа, без упоминания каких-то конкретных слов и цитат, пишет, что "обнаружены признаки оправдания терроризма". И потом они прикрываются якобы исследованием, которое делает специалист Радичастотного центра, подотчетного Роскомнадзору. Там просто какие-то ребята, вчера из института, которые тоже без особого какого-то исследования, "обосновывают", что есть признаки оправдания терроризма. И все вот это началось.
Леонид Велехов: Когда я слышу такие истории, я думаю о том, что творится в головах и сердцах этих людей, которые выносят приговоры – несколько лет тюрьмы за бросание пустой бутылки, – или которые пишут недрогнувшей рукой – "обнаружены признаки оправдания терроризма"? Что это такое? Они же люди, у них есть дети, жены…
Светлана Прокопьева: Они – простые люди, они не олигархи, они не путинские друзья, не выгодоприобретатели этого режима! У них небольшие должности в этих структурах, маленьких зарплаты. Они просто не думают о том, что конкретно от них зависит судьба человека. Тот же мой следователь... Я ему говорю: "Вы понимаете, что вы меня отправите в тюрьму, и я могу оттуда выйти без зубов, без здоровья, без всего. Со мной там, что угодно может произойти, благодаря вам!" Он говорит: "Нет!"
Леонид Велехов: Не понимает.
Светлана Прокопьева: "Суд будет решать. Я-то тут при чем, – говорит он. – Я делаю свою работу".
Леонид Велехов: Да, просто, как говорится в театре, долгая пауза.
Светлана Прокопьева: Люди не берут на себя ответственность. Они не осознают последствия того, что они решают.
Леонид Велехов: Вообще было страшно?
Светлана Прокопьева: Было неприятно. И было очень жалко всего того, что будет происходить с моим домом, с моим имуществом, и так далее. Я сразу поняла, что остаюсь без ноутбука, а для меня ноутбук – это все! Я журналист: там мой архив, там все мои фотографии, там вся моя виртуальная личность. Вот это было очень неприятно и очень жалко, потому что это… Понимаете, когда вдруг ваша обычная жизнь становится составом преступления. Они начинают каждый ваш поступок, слова, фразы трактовать как доказательство преступления. Они какой пакет во время обыска находят, а на нем по-английски что-то написано. "А это, что такое, Светлана Владимировна, можете прокомментировать?"
Леонид Велехов: То есть никакой презумпции невиновности, на самом деле, не существует в российской действительности?
Светлана Прокопьева: Ну, о какой можно говорить презумпции невиновности, когда они по постановлению следователя о привлечении в качестве подозреваемой забирают у человека имущество, деньги?! Раз! – и счета заблокированы. Я поражена в правах. Я не могу пользоваться счетом, я не могу взять кредит, я ничего не могу.
Леонид Велехов: А теперь, Света, давайте вернемся в ваше недалекое, в силу вашей молодости, прошлое.
Светлана Прокопьева: Молодость уже относительная. (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Перестань, перестаньте! Благодаря чему вы сформировались в журналиста, со своими взглядами, со своей позицией? Как все получилось? Семья тут на каком месте?
Светлана Прокопьева: Хороший вопрос! Семья, конечно, какое-то место тут занимает, хотя у меня родители простые рабочие люди, без высшего образования. Они очень умные, очень хорошие, замечательные люди, но они не строили никакую карьеру в свое время. Наверное, папино влияние есть, потому что папа со мной говорил об истории, какие-то вещи рассказывал. Телевизор смотрели вместе, книжки читали в большом количестве, что-то обсуждали, анекдоты политические рассказывали. Они не были никакими диссидентами, безусловно, но подшучивали над всем этим делом.
Леонид Велехов: Кухонные такие скептики.
Светлана Прокопьева: Да. В принципе, они очень тепло и позитивно приняли перемены, которые произошли в 90-е годы. Точно могу сказать, что бесило в советское время маму, например: ее бесило то, что если у тебя нет знакомства с директором магазина, то ты стоишь в очереди за диваном, за ковром, за тем, за этим…
Леонид Велехов: Жизнь проходила в очередях.
Светлана Прокопьева: Да. Все надо было доставать откуда-то. Это просто бесило жутко моих родителей, потому что они были простыми людьми без всякого блата. И конечно, когда стало возможно заработать и купить, они это восприняли хорошо, с энтузиазмом. Да, наверное, это тоже повлияло.
Леонид Велехов: Наверняка. А откуда взялась журналистика?
Светлана Прокопьева: Я в журналистику пришла по объявлению. (Смех в студии.) Классический пример: набирали по объявлению журналистов в "Псковскую губернию". Так совпало, что я заканчивала учиться на историческом факультете и вообще не интересовалась политикой. У меня в раннем подростковом возрасте было увлечение Невзоровым, "600 секунд" я смотрела с большим энтузиазмом, но потом просто как отрезало это все. Я заканчивала истфак нашего Педагогического и думала: что же делать дальше, куда податься? В школу ни за что не пойду работать, думала я. И вдруг я увидела объявление на доске на нашем факультете: "Набирается новый состав журналистского коллектива. Если хотите себя попробовать, пишите два эссе и приносите". Я сказала про это объявление друзьям, друзья сразу сказали – пробуй!
Леонид Велехов: А писала, вообще, до этого?
Светлана Прокопьева: Мне нравилось писать всегда. Я школьные сочинения хорошо писала, пыталась какие-то рассказики писать. И один мой друг говорит: "О, я же знаю, кто это объявление дал – это же Шлосберг. Я его знаю. Давай, пиши, классно там все будет". Ну, хорошо, написала два каких-то эссе, принесла. Они понравились Льву Марковичу Шлосбергу, мы с ним познакомились. Я, конечно, знала, что есть такой человек в Пскове. И он взял меня на ставку сразу.
Видеосюжет
Лев Шлосберг: Мы познакомились со Светланой Прокопьевой летом 2002 года в Пскове. Я был редактором газеты "Псковская губерния". И я понимал, что для успешной региональной газеты, которая вызывала бы общественный интерес, необходимы новые журналисты. И как раз завершались выпускные экзамены в Псковском педагогическом институте, который я сам заканчивал, исторический факультет. И на досках объявлений всех факультетов Псковского пединститута мы развесили листок бумаги формата А4, где были написаны слова: "Хочешь научиться свободной журналистике? Звони!" И дальше был простой номер городского телефона из шести цифр редакции газеты "Псковской губернии". Позвонила девушка, сказала, что ее зовут Светлана Прокопьева, и она заинтересовалась этим предложением. У нас экзамен состоял из двух самостоятельных текстов, то есть каждый соискатель журналистского труда "Псковской губернии" должен был принести два разных по тематике и жанров текста, которые отражали бы его навыки и умения. Светлана принесла два текста: один из них совершенно точно был про туризм Псковской области, связанный с культурным наследием, тему второго текста я, к сожалению, сейчас уже не помню. Оба текста мне понравились по языку, и я сказал: "Светлана, из вас может получиться журналист. Приходите". Она пришла. Она работала в "Псковской губернии" четыре года, до 2006 года. Потом она уехала жить и работать в Саратов, а потом она вернулась в Псков, работала в других медиа и организациях. И затем мы с ней встретились в ситуации, которую трудно было заранее спрогнозировать, – это был 2013 год. Я к тому времени уже два года был депутатом Псковского областного собрания и понимал, что практическая политическая работа одновременно с руководством независимым СМИ порождает конфликт интересов – интересов политика, депутата и редактора. Я очень хотел найти человека, который бы возглавил "Псковскую губернию" и позволил мне освободиться от тех ограничений, которые, естественно, на меня накладывались при работе в газете. И в тот момент Светлану выгнали из той газеты, где она работала в тот момент, это была государственная газета. Ее самостоятельная позиция, самостоятельные действия не понравились чиновникам администрации Псковской области, которые были учредителями этой газеты. И Светлана стала внезапно свободна. И я ей написал: "Светлана, давайте вернемся к разговору о "Псковской губернии". Она сказала: "Да, это интересно". И мы с ней договорились о работе главным редактором "Псковской губернии" на один год, то есть это не была какая-то стратегическая договоренность о долгом сотрудничестве. Это была договоренность – попробовать, потому что быть редактором независимой газеты сложно. И так сложилось, так случилось, что именно на время Светиного редакторства "Псковской губернией" пришлись события – российско-украинская война. И те статьи, которые вышли в "Псковской губернии" в августе и сентябре 2014 года, когда Светлана была редактором, я оставался одним из обозревателей, журналистов, наверное, лучше будет уже сказать, публицистов этой газеты, – эти статьи на несколько недель сделали "Псковскую губернию" одной из главных газет мира в те дни. И отработав год, Светлана ушла: она не стала продолжать контракт, перешла в другое СМИ. Но мы остались с ней в очень близких профессиональных отношениях, в том числе эти профессиональные отношения продлились при издании газеты псковского "Яблока" "Гражданин", где я являюсь редактором. Это политическая газета, но мы ее делаем как медиа. При подготовке десятка выпусков этой газеты Светлана была выпускающим редактором. И она позволяла сделать эту газету, помогала, делала эту газету как живую газету.
В Светлане меня всегда привлекали несколько вещей. Во-первых, ее очень высокая работоспособность: она может работать много и качественно. Во-вторых, ее ответственность. Если мы договаривались, что к такому-то дню к такому часу необходимы материалы, они будут готовы к такому-то дню и к такому-то часу. Она очень дисциплинированный журналист. Ее подход к работе профессиональный. Она умеет работать с фактом; она умеет работать с комментариями; она умеет работать со спикерами; она видит текст как живую ткань. Это, на самом деле, свойственно далеко немногим журналистам. Есть люди, которые хорошо пишут, но не могут являться организаторами медиа. А Светлана, несмотря на то, что сейчас она не является редактором и, наверное, это очень сложная работа и психологически сложная, но она при желании могла бы работать в качестве редактора крупного СМИ именно потому, что она понимает контекст и информации, и текста.
Сейчас совершенно очевидно, что она оказалась участником спецоперации властей, спецоперации спецслужб, которая была совершенно сознательно начата после взрыва 31 октября 2018 года в приемной архангельского ФСБ, когда 17-летний молодой человек в знак протеста совершил, на мой взгляд, не террористический акт, а политическое самоубийство в приемной спецслужбы своего региона. Я расцениваю это как поступок человека, отчаявшегося выразить себя и нашедшего такой абсолютно смертельный, во всех смыслах смертельный, неадекватный способ самовыражения. Светлана в своей колонке написала о том, что за появление, за вырастание, в каком-то смысле за воспитание таких юношей ответственно государство, потому что оно ограничивает институты свободы в нашей стране и способствует радикализации людей. Вообще, на самом деле, на эту тему издано огромное количество научных работ, что радикализация общества, в том числе молодежи, даже в первую очередь молодежи, происходит в ситуации, когда институты естественной самореализации, политической самореализации людей либо искажены и ограничены, либо вообще ликвидированы. И это выталкивает людей в ту повестку, которая является разрушительной и не является созидательной. Дороже всех за 31 октября заплатил сам погибший молодой человек – его жизнь закончена, которая могла бы продолжаться. Поставив вопрос об ответственности государства, Светлана, как выяснилось по всем последующим событиям, поставила вопрос об ответственности силовой, репрессивной машины, полицейской машины, вопрос именно о политической ответственности, вопрос о человеческой ответственности. Этот вопрос оказался для российской власти и силовой структуры нетерпимым вопросом.
При этом на тему архангельского взрыва, архангельской трагедии вышли тысячи публикаций в стране, в том числе в Москве и в Петербурге. Везде был проведен мониторинг всех публикаций не только в СМИ, но и в соцсетях. Этим мониторингом занималась ФСБ, но в столицах никого не тронули – то ли не захотели поднимать здесь общественное недовольство, то ли, возможно, считали, что здесь, в столицах, много других проблем, а спецслужбы здесь достаточно защищены. А вот в регионах пошел просто вал уголовных дел по оправданию терроризма и против журналистов, и против совершенно отдельных людей, не имеющих по большому счету никакого отношения ни к журналистике, ни к политике, но эти люди высказались каким-то образом о событиях в Архангельске.
Ведь что говорят заказные эксперты со стороны следствия? Они говорят две вещи: первое – Прокопьева не осудила терроризм. Это же в чистом виде запах 30-х годов – недостаточно заклеймила или, вообще, не заклеймила, то есть ей вменяют отсутствие осуждения, по сути дела, не пропаганду терроризма, ей вменяют отсутствие осуждения. Это заведомо насильственное действие со стороны следствия. И второе – они пытаются так прочитать и истолковать ее текст, что якобы она сказала, что у этого парня не было других возможностей для политической самореализации, кроме как через совершение этого самоподрыва. Это ложь! Это просто ложь! Она такого не писала! Но, очевидно, матрица следствия, матрица спецслужб заранее была ориентирована на то, чтобы на сочетании этих двух позиций, то есть домысливание, я бы даже сказал, извращенное истолкование текста Прокопьевой, которая писала совершенно не об этом, и обвинение ее в отсутствии осуждения террористического акта, как это считает государство, построить государственное обвинение. Это, на самом деле, новое слово в технологии политического обвинения. К нему нужно относиться очень серьезно, потому что оно может коснуться тысяч людей, которые занимаются журналистикой в нашей стране.
Леонид Велехов: Вы как-то непосредственно связаны с "Яблоком"?
Светлана Прокопьева: Нет, только дружбой с Львом Марковичем.
Леонид Велехов: А, с другой стороны, я знаю, что вы со штабом Навального сотрудничали?
Светлана Прокопьева: Да.
Леонид Велехов: Мы знаем особенности взаимоотношений... Как Лев Маркович к этому относится: к тому, что вы еще и навальнистка немного?
Светлана Прокопьева: (Смех в студии). Я поддерживаю Алексея Анатольевича, да. Когда Навальный вел свою президентскую кампанию, я пошла в его штаб волонтерить. И, конечно, были большие споры между мной и Львом Марковичем Шлосбергом. Даже был обмен текстами, обмен колонками.
Леонид Велехов: Ах, так?!
Светлана Прокопьева: Да. Он писал, что надо участвовать в выборах, у России нет другого пути измениться, кроме как через выборы. А я писала о том, что какие же это выборы – это не выборы, Путин власть захватил совершенно незаконно, а мы ведемся на эту "разводку", он пятый срок собирается сидеть на своем посту, а в Конституции написано только два срока, нет, надо забастовку избирателей, – писала я. (Смех в студии). Но это нормально: мы спорим, мы обсуждаем политику со всех точек зрения. Я считаю, что это совершенно нормально. На самом деле, Лев, конечно, очень уважает Алексея Анатольевича, Алексей Анатольевич уважает Льва Марковича. Они как политики друг друга, я думаю, ценят и могли бы быть хорошими конкурентами на выборах, если бы у нас были нормальные выборы.
Леонид Велехов: О вашем родном Пскове. На недавних выборах три района, кажется, возглавили "яблочники".
Светлана Прокопьева: Да, три района.
Леонид Велехов: В Пскове Шлосберг, который тоже побеждал на выборах. Вообще, с Пскова, насколько я помню, началась такая выборная вольница, потому что первые губернаторские выборы выиграл человек из ЛДПР.
Светлана Прокопьева: Да.
Леонид Велехов: К ЛДПР как не относись, но все-таки люди голосовали за того человека, наверняка, как за оппозицию, как за антитезу власти. Значит, что-то в этом смысле есть в ваших краях особенное или?..
Светлана Прокопьева: Да, нет, на самом деле, ничего особенного такого нет. Легенда про псковское вече – это историческая память, навеянная учебниками истории. Потому что население практически целиком в городе поменялось после войны. Люди понаехали по распределению из самых разных регионов, и город сложился, как сложился, такой же советский город, как и все остальные советские города. И особой оппозиционности тоже, на самом деле, нет. "Единая Россия" забирает свое большинство практически везде, где ей надо. А победы "Яблока" – это результат титанической работы. Когда партия начинает работать, реально работать с населением, с избирателями, встречи какие-то организовывать, газеты выпускать, тогда и результат приходит. Тем более что почва для недовольства у людей есть – Псковская область очень нищая. Она одна из первых пошла на модернизацию, оптимизацию здравоохранения, например, когда стали закрываться районные больницы, а вместо них открываться межрайонные больницы. По сути это означает, что было три больницы, а стала одна. Дорог нет, "скорая" одна на район… Очередной рост смертности. Псковская область – столица российской депопуляции.
Леонид Велехов: Даже так?
Светлана Прокопьева: С 60-х годов.
Леонид Велехов: Не знал.
Светлана Прокопьева: Пик населения в Псковской губернии был достигнут, по-моему, в конце XIX века. С тех пор население только снижается. Сейчас осталось 600 тысяч, а когда-то было полтора миллиона в области. Люди уезжают, в том числе, потому что негде лечиться, негде учить детей, школы закрыты везде. Дети полтора часа доезжают до школы на тряских пазиках.
Леонид Велехов: Средние века.
Светлана Прокопьева: Да, средние века. И, конечно, люди голосуют теперь за оппозицию, просто потому что им нечего терять. Особенно после того, как Турчак еще и оптимизировал волости – было три волости, а стало одна. Представьте себе, большой район, территории-то огромные, деревень много, деревни все мелкие. И власть не в пешей доступности, как закон о местном самоуправлении пишет, а в 70 километрах!
Леонид Велехов: Именно в этот период, в этот год, о котором мы говорим, вышла книжка "Псковской губернии" – "Россия и Украина", куда вошли и расследования Алексея Семенова о судьбе псковских десантников, погибших на Донбассе. Презентация этой книжки была в Москве в Сахаровском центре, кажется, в феврале этого года.
Светлана Прокопьева: Это было ровно накануне обыска. Я 6 февраля утром вернулась в Псков, и в 12 часов дня ко мне пришли.
Леонид Велехов: А вы не связываете эти два события?
Светлана Прокопьева: Кто-то излагал такую версию. Конечно, это отчасти конспирология, потому что проверка тогда уже шла. На самом деле, есть версия, что именно мое участие в этой презентации подтолкнуло все-таки решение о возбуждении уголовного дела, а не о закрытии проверки за отсутствием состава преступления.
Леонид Велехов: Мы беседуем о вещи, хорошо нам с вами известной, но давайте напомним. История с захоронением псковских десантников имела очень большой резонанс, но сейчас все как-то проходит и забывается…
Светлана Прокопьева: Август 14-го года. Никто еще толком не был уверен в том, что российские войска участвуют в военной операции на Донбассе. Государство все отрицало категорически, каких-то внятных видеокадров не было, сами военные тоже молчали. И вдруг в какой-то момент в "ВКонтакте" появляется сообщение от имени Оксаны Кичаткиной, которая сообщает о том, что завтра похороны ее мужа, прощание там-то. А Оксана была супругой военнослужащего Псковской дивизии. Все стали ей звонить, писать. Тут же сориентировались контрсилы, кто-то за Оксану отвечал по телефону и говорил: "Нет, вот мой муж. Сейчас я дам ему трубку, он здесь". Все это могло бы так и заглохнуть, на этом все могло и кончиться, но, слава богу, у нас есть Алексей Семенов, который просто пошел туда, где было объявлено прощание. Он туда пошел, и туда пошел Лев Маркович. Фотографии этих могил стали первым настоящим доказательством того, что люди гибнут, военные гибнут и, скорее всего, гибнут на востоке Украины. С этого и начали раскручивать эту всю историю.
Леонид Велехов: Какие-то неприятности были у газеты, у Семенова, у вас? У Льва Марковича были…
Светлана Прокопьева: У Льва Марковича были нормальные такие неприятности – ему дали по голове.
Леонид Велехов: Да, я помню.
Светлана Прокопьева: Он провел в больнице какое-то время. Алексей замечал за собой слежку, старался быть аккуратнее, конечно. Я занимала в то время как раз пост главреда этой прекрасной газеты. Я ничего такого не замечала. Для меня это все свелось к очень большому рабочему стрессу, потому что все звонили, все связывались, все просили комментарии, все просили подтверждений, приезжали. Всем надо было как-то помогать, координировать.
Леонид Велехов: Конечно. Была очень большая и очень серьезная история.
Светлана Прокопьева: Это не моя заслуга, а заслуга Алексея и Льва Марковича.
Леонид Велехов: А Алексей где сейчас работает?
Светлана Прокопьева: Все там же. Алексей, между прочим, еще и писатель: он пишет книги.
Леонид Велехов: Замечательно! Видите, сколько в том же Пскове талантов и не просто талантов, а честных и принципиальных настоящих журналистов. Потому что все-таки журналист – это профессия, требующая позиции и каких-то моральных, нравственных и этических твердых основ. В Пскове вас узнают на улице, подходят? Бывает такое?
Светлана Прокопьева: К счастью – нет. (Смех в студии.)
Леонид Велехов: А почему "к счастью"?
Светлана Прокопьева: Ну, не очень уютно, когда тебя начинают узнавать на улице. Нет, я нормально живу обычной жизнью. Даже кассирша из банка, которая помогает мне оплачивать коммунальные услуги… Это теперь целая история, как я оплачиваю коммунальные услуги.
Леонид Велехов: А как это можно сделать, когда все заблокировано?
Светлана Прокопьева: А! Так закон-то позволяет на обязательные платежи разблокировать. Обязательные платежи – это налоги, в том числе коммуналка.
Леонид Велехов: Как все продумано, однако!
Светлана Прокопьева: Да, еда – это необязательный платеж, лекарства – это необязательный платеж, а вот налоги государству вынь да положь. Поэтому я хожу, пишу заявление, служба безопасности Сбербанка рассматривает это заявление, назначают срок, когда мне надо прийти.
Леонид Велехов: Так это несколько раз в месяц такая волынка?
Светлана Прокопьева: Зачем несколько раз? Я накапливаю долги, не мучаю людей лишний раз. (Смех в студии).
Леонид Велехов: Тоже способ.
Светлана Прокопьева: Назначают день, я прихожу, жду. Они при мне, когда я в отделении, разблокируют конкретную сумму… В общем, это такая тягомотина! И кассирша, которая занимается этой сложной работой, не сразу знала про мой "случай". Первый раз она просто была в шоке и не понимала, что делать дальше. Во второй раз прихожу, она уже говорит: "Ну, как у вас там – ничего не изменилось?" Я говорю: "Нет. Это надолго". (Смех в студии).
Леонид Велехов: Вы упоминали тех людей, которые тоже оказались под преследованием за свои репосты по поводу истории с этим парнем и терактом в Архангельске. За них же тоже нужно как-то заступаться и какую-то кампанию вести…
Светлана Прокопьева: Безусловно. Несколько дел уже дошло до суда, и есть даже два приговора с реальными сроками, в Сочи и в Тольятти, но там, насколько я понимаю, люди признали свою вину. Еще дошло дело в Калининграде до суда: там молодой парень получил штраф 300 тысяч рублей. Сейчас мы как раз хотим подготовить текст и рассказать о том, в какой стадии там это все. Есть еще дело в Вологодской области, в городе Вытегра, в отношении коммунистки Надежды Ромасенко. Что с ней происходит, тоже пока неясно.
И еще надо упомянуть Катю Муранову. Она живет в Медвежьегорске, малюсеньком городке. У нее совсем тяжелая ситуация. Поэтому если наши дорогие зрители могут как-то помогать, найдите ее, пожалуйста, в "Фейсбуке" и перечисляйте.
Леонид Велехов: Ее родители выгнали из дома, кажется...
Светлана Прокопьева: Родители не поняли всего этого дела. Друзья тоже как-то не поняли, отвернулись. И она очень долго вообще о себе не рассказывала и существовала на пожертвования каких-то анархистских групп, которые помогают своим заключенным. У нее больной ребенок, с астмой; ей не найти работу. Это печально, конечно.
Леонид Велехов: Что в вас переменилось, что вы пережили за этот год?
Светлана Прокопьева: Я, конечно, стала жестче, наверное, злее, бескомпромисснее, наверное, в чем-то. Я убедилась в том, что я говорила правильные вещи, когда писала эту колонку, действительно мы живем в репрессивном государстве…
Леонид Велехов: Ваша история просто, что называется, тому убедительное доказательство. Но я надеюсь, что все-таки она завершится благополучно.
Светлана Прокопьева: Надежда умирает последней.
Леонид Велехов: Все будут живы – и надежда, и вера, и любовь – и все, рано или поздно, переменится к лучшему.
Светлана Прокопьева: Безусловно! И я очень надеюсь дожить до того момента, когда все переменится к лучшему.
Леонид Велехов: Дожить до прекрасной России будущего, правильно?
Светлана Прокопьева: Именно – до прекрасной России будущего! Наша мечта! (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Света, спасибо вам большое за этот разговор о невеселых событиях, но разговор очень живой с множеством улыбок, смеха… Так и надо переносить трудности, наверное.
Светлана Прокопьева: Да! Спасибо большое, Леонид!
Леонид Велехов: Спасибо!
