Владимир Путин нарассказывал журналистам из Financial Times массу романтических историй. Россия – самая благородная и самая демократичная страна во всем белом свете. Они не спорили. Согласились? Тогда почему Тереза Мэй на встрече с Путиным в Осаке не сумела выдавить из себя даже подобия формальной улыбки? О саммите G20 и о том, что ему предшествовало, – журналист-расследователь Галина Сидорова, историк Никита Петров, британский журналист Андрей Остальский, американский аналитик Андрей Коробков. Ведущая Елена Рыковцева.
Полная видеоверсия программы
Елена Рыковцева: Владимир Путин засобирался в Японию, но перед этим его не сразу отпустили, его атаковали британские журналисты. Он дал очень романтичное интервью изданию "Файнэшл таймс", он рассказывал, какая демократичная, прекрасная, справедливая страна Россия. Они его внимательно слушали, даже и не спорили. Мы спросим у Андрея Остальского, журналиста из Британии, почему они ни слова не сказали ему, в отличие от австрийского журналиста, который задавал ему много острых и наводящих вопросов всего лишь год назад. С нами Никита Петров, историк, и Галина Сидорова, журналист-расследователь. Давайте посмотрим тот фрагмент, когда Владимир Путин говорит с британскими журналистами о деле Скрипалей.
Елена Рыковцева: То есть его вроде бы наказали уже, но все равно он подчеркнул, что предательство должно быть наказано. Какое впечатление на вас произвело это выступление Владимира Путина по поводу Скрипаля?
Никита Петров: Я думаю, что это крайне неуверенно. Видно, что эти вопросы неприятны президенту. Но, с другой стороны, отвечать надо, раз вопросы задаются. Удивительно, что они задаются крайне непрофессионально. Потому что, во-первых, не мужчина умер, а женщина, гражданка Британии. Журналист в данном случае просто знает, что надо спросить, но не особенно сам находится в материале. Вся стилистика ответов, она абсолютно архаичная, не просто не современная, а это просто какая-то отрыжка из советских времен – предатель наказан. Да, действительно, из разведки люди порой бегут на Запад, это и в советское время было. В разведке бывает двойничество, когда кто-то работает на другие разведки. Но это несчастный случай на производстве, значит, плохо изучали, плохо проверяли. Скрипаль был действительно наказан, он сидел в тюрьме, но его обменяли, его не просто выпустили, его не хотели менять, пришлось менять, потому что нужно было вытаскивать из США засыпавшихся нелегалов.
Елена Рыковцева: Почему-то об этом Владимир Путин не говорит.
Никита Петров: И я не думаю, что это такая хитрость – не помнить фамилию Скрипаля, он, конечно, помнит фамилию, как бы подчеркнуть, что настолько неважный вопрос. В ответе есть замечательная фраза о том, что пятикопеечное дело. Правильно, послать убийц с боевым отравляющим веществом в другую страну с точки зрения империи пятикопеечное дело. А вот давайте мыслить глобальными категориями, призывает президент, давайте думать о судьбе народов, давайте думать о международных отношениях. Получается, что сегодня тем самым он утверждает, что можно брать карт-бланш на подобные вещи, потом это забудется, и мы будем заниматься большими глобальными вещами, улучшать отношения между народами. Но какое может быть доверие между народами, если мы посылаем наемных убийц? Более того, ведь есть подозреваемые. В вопросах журналистов этого нет, а ведь можно было сказать: есть подозреваемые, и вы ничего не делаете. Вы нам предъявили в прошлом году двух туристов Петрова и Боширова, которые на поверку оказались фейком, – это другие люди, оказывается. В таком случае надо предъявлять теперь Чепигу и Мишкина, которые выступали под этими псевдонимами и с этими липовыми документами. И для России это неприятная вещь, надо теперь объяснять про этих двух новых героев.
Елена Рыковцева: То есть получается, что мы совершенно не удивляемся тому, что говорил Владимир Путин, сенсации тут никакой нет. Мы поражаемся тому, о чем не спросили его британские журналисты, об элементарных вещах. Судя по сообщению их же прессы, накануне выезда в Осаку Тереза Мэй заявила, что намерена поставить перед Путиным вопрос о привлечении к ответственности подозреваемых предполагаемых сотрудников российских спецслужб, и называются фамилии Анатолия Чепиги и Александра Мишкина.
Никита Петров: Она в Осаке поставила этот вопрос. Очень удивительно, как это преподносится Песковым. Он говорит: "На поставленные вопросы были получены ответы". Я бы хотел послушать эти ответы. Когда мы говорим вообще о покушении, нельзя говорить, как говорит президент: а какие доказательства? Доказательства как раз есть. Но это теперь уже мейнстрим в российской политике, что бы нам ни предъявляли, мы говорим: а какие доказательства? То есть мы сомневаемся во всем или делаем вид, что мы вообще не понимаем, в чем заключаются эти доказательства.
Елена Рыковцева: Нет их, и все, я не понимаю, о чем вы говорите.
Галина Сидорова: В очередной раз наш президент показал свое истинное лицо. Вспоминали интервью австрийскому журналисту, которое, на мой взгляд, с точки зрения профессиональной было значительно интереснее, профессионально сделано, журналист пытался вытянуть из него максимально информацию, он был в теме. И реагировал Путин, что интересно, тогда точно так же, здесь он не хотел Скрипаля вспоминать, а тогда он не хотел вспоминать Навального. Когда австрийский коллега специально давил: а почему Навальный? Ударение на фамилию Навальный делал: почему вы не называете Навального? Навальный набрал столько-то процентов в Москве. Путин все время говорил: для нас этот человек – это как Саакашвили. И начинал говорить о Саакашвили. У него такая манера, он пытается всех троллить. Он троллит журналистов, потому что они сидят перед ним, он понимает, что им дано задание пройти по всем этим вопросам, которые у них заготовлены, которые, я предполагаю, частично были оговорены с пресс-службой президента. Если они начнут его раздражать, если они начнут идти по Скрипалям нормально: гражданка Британии погибла, против Чепиги и Мышкина выдвинуты обвинения, британское правосудие ждет того-то, того-то. То есть если бы они жали на эту тему, то он бы взвился в какой-то момент, я так думаю, что до конца интервью они бы не доехали. Они выбрали, на мой взгляд, совершенно неправильный путь, когда журналист не получает ответов на свои вопросы, не дожимает, не пытается раскрыть своего интервьюируемого, а просто идет у него на поводу. Каждый вопрос они отбывали повинность, они должны были задать этот неприятный вопрос, они его задали. Очень неприятное ощущение осталось от этого интервью.
Никита Петров: Я не со всем согласен. Потому что даже при безобидных вопросах, даже в вопросах, о которых мы можем говорить, что это игра в поддавки, все равно собеседник раскрывается. Потому что фразы, сказанные про предательство, сакрализация темы – это раскрытие. Эта типичная манера: "Здесь можно бесконечно предъявлять друг другу претензии. Нам говорят, что это мы отравили Скрипалей, во-первых, это нужно доказать". В принципе раскрытие собеседника произошло. Другое дело, что у нас очень обижаются на таких интервьюеров, как тот австриец. Знаете, что писали: посчитали – он 40 раз перебил президента. Они это тоже сакрально так преподносили.
Елена Рыковцева: Что за культура в этой западной журналистике.
Никита Петров: Откуда взялись такие, кто их воспитывал? А он, в конце концов, не грубил. Он перебивал, потому что задавал вопросы, потому что хотел получить ответы.
Елена Рыковцева: Андрей, конечно, с одной стороны, они в очередной раз дали ему раскрыться, то есть он новыми словами сказал то, что мы о нем знали, но какие-то мы еще услышали нюансы, детали. По фактам они же его просто отпустили, выпустили с этими фамилиями. Его надо было спрашивать, может быть, в сотый раз об этих людях, которых подозревают в этом страшном убийстве, они этого не стали делать. Как в Британии отреагировали на профессиональную подготовку людей, которые брали это интервью?
Андрей Остальский: Честно вам скажу, я в своей жизни поработал на "Файнэншл таймс", это моя любимая газета, это мои друзья, включая главного редактора, который брал интервью. Тем не менее, я буду объективен, мне тоже многое в этом интервью не понравилось. Мне показалось по многим позициям, о которых вы говорите, оно было недостаточно удачным. Но все-таки с точки зрения эффекта, который оно произвело внутри Британии, это небесполезное было дело вовсе. Не только потому, что Путин раскрылся в том, что касалось дела покушения на Скрипаля, но и по другим позициям. Просто это интервью не сходит сейчас, его цитируют все радио– и телекомпании британские, другие газеты. Это большой успех получается "Файнэншл Таймс", так может показаться. Хотя с нашей с вами стороны глядя, действительно, может быть, недоработано, и немножко странно недоработано местами.
Елена Рыковцева: Как они комментируют ответы этому изданию Владимира Путина, в каком ключе?
Андрей Остальский: Во-первых, помимо Скрипалей там еще несколько позиций вызвали колоссальный интерес. Давайте начнем все-таки с истории в Солсбери, самой страшной. То, что он сформулировал, что нет страшнее и омерзительнее преступления в мире, чем предательство. То есть массовое убийство детей, сжечь их напалмом – это по сравнению с предательством одного разведчика ерунда. Человек страшно раскрылся в этой фразе. Во-вторых, вообще эта фраза была воспринята очень многими здесь как фактическое признание вины, причем, возможно, умышленное. То есть для Путина это не вина, а наоборот, он как-то хотел пройти по лезвию бритвы, сказать так, чтобы все поняли, что да, это мы, мы это сделали и будем делать дальше с любым предателем. Но в то же время иметь возможность, как его учили, если уж совсем прижмут в угол, сказать "вы признались", нет, я не признавался, "не надо было делать так, как в Солсбери". Вдуматься в эту фразу: не надо было делать так, как в Солсбери. То есть надо было более эффективно сделать, чем это произошло в Солсбери, не попасться при этом? Вокруг этой фразы достаточно много здесь очень интересных комментариев. Но главное, что цитировали сегодня, – это заявление Путина о том, что либерализм себя исчерпал, пора переходить к другим каким-то ценностям.
Елена Рыковцева: Мы это обязательно обсудим. Там тоже много любопытнейшего, особенно как Владимир Путин проявил себя отцом американских граждан, как он о них заботился и сочувствовал, как им приходится тяжело с этими либералами жить. Но сначала посмотрим, что было в Осаке сегодня.
Елена Рыковцева: Если верить заявлению, которое было опубликовано после их встречи, там она ему наговорила очень много жестких вещей. Она призвала его поспособствовать деэскалации ситуации на Украине, не допустить выступления войск Башара Асада на сирийскую провинцию Идлиб. Заявила о готовности безоговорочно выступать в защиту либеральной демократии и прав человека, в том числе представителей ЛГБТ. Такие жесткие требования, которые она перед ним поставила, и никакой реакции.
Никита Петров: Во-первых, я думаю, Путин отговорился общими фразами – это не более чем форма протокола. На самом деле, что мог говорить Путин – что Россия не выдает своих граждан, что мы готовы содействовать, мог что угодно говорить.
Елена Рыковцева: Очень жестко была обнародована ее позиция, почему Песков не обнародовал его обтекаемых ответов?
Никита Петров: Потому что мы не полемизируем с конкретными вопросами. Конкретные вопросы, конкретная позиция, если вдаваться в полемику, то мы сразу становимся в невыгодную позицию, так думает Кремль, потому что отвечать на самом деле нечем. Есть действительно набор фактов, который опровергнуть уже нельзя. И что делать? Уходить в то, что называется, в глухую несознанку, когда мы говорим, что нет доказательств. Это позиция, как вы помните, киноперсонажа, уходит в несознанку, говорит: все, не докажете.
Галина Сидорова: Там еще важный момент, я специально посмотрела новости по ВГТРК, когда показывали встречи. Они очень долго муссировали встречу с Трампом, в деталях ее буквально показали, это все прокомментировали. Встреча с Мэй – была минута, не больше. Во-первых, она уходит уже, во-вторых, у меня было такое ощущение, что она сейчас могла себе позволить занять такую совершенно безапелляционную недипломатическую жесткую позицию, и она ее заняла. Судя по тому, какие вопросы она поставила, она, конечно, так жестко ребром и поставила. Ему это было непривычно. Потому что в последние месяцы, если мы широко взглянем, что происходило в международном поле, все события так или иначе вроде бы выигрывал Путин, взять ПАСЕ к примеру. Со стороны западной элиты, западных политиков все-таки шла такая волна, видимо, надо с ним что-то делать, как-то с ним надо договариваться. Понятно, что санкции никто не отменит, но какие-то движения в эту сторону были. В данном случае Мэй пошла в противоход абсолютно этим всем телодвижениям, заняла позицию, на мой взгляд, совершенно правильную, принципиальную. Потому что с этим человеком, с этим президентом, видимо, просто по-другому нельзя разговаривать.
Елена Рыковцева: Очень мало информации о встрече Трампа с Владимиром Путиным. Такое ощущение, что "вась-вась" такое случилось милое. "Мы друзья", было сказано, у нас хорошие отношения, Путин пригласил на 9 мая. Я не знаю, каким был ответ. Что у вас говорят, каким был ответ? И что вы можете сказать об этой встрече?
Андрей Коробков: Все основные информационные агентства, каналы, газеты дали описание этой встречи. Конечно, были очень удивлены, что Трамп просит Путина в шуточной форме не вмешиваться в выборы, тот отвечает так же. Но думаю, что в целом Путин должен пребывать в состоянии эйфории, потому что Демократическая партия катится к катастрофе на выборах, и при этом из 20 участников дискуссии предыдущих двух дней только четверо упомянули Россию, трое сказали, что она представляет какую-то стратегическую угрозу. То есть ясно, что идет смещение акцентов как в европейской политике, так и в американской. Это смещение Путин рассматривает в качестве в высшей степени благоприятного для себя. Конечно, Трамп не поедет на парад, для него это было бы политическим самоубийством. Но в целом ясно, что, во-первых, Трамп чувствует сейчас себя в ситуации очень сильной. Во-вторых, отношения их в целом хорошие. Думаю, что обе стороны считают, что ситуация для них в высшей степени благоприятная. Но ирония состоит в том, что что бы они ни говорили, как бы они ни чувствовали, никакого продвижения серьезного в плане развития каких-то дополнительных контактов и достижений о договоренностях по сути дела быть не может. Потому что, во-первых, идет очень жесткое сопротивление Трампу во время предвыборной кампании, которое будет только нарастать, чем ближе будут выборы. Даже Трамп понимает, что идти на какие-то долгосрочные серьезные договоренности с Путиным сейчас для него просто невозможно.
Елена Рыковцева: Мы сейчас посмотрим опрос наших прохожих, хотят ли они улучшений отношений с Америкой, а потом продолжим обсуждать ответы Путина британским журналистам.
Елена Рыковцева: В целом не против, все за мир. Владимир Владимирович тоже за мир. Империалисты не за мир.
Никита Петров: А мы думали по-другому. А мы думали, что Россия все-таки что-то сделала такое.
Елена Рыковцева: Ни в коем случае. Вы плохо слушаете Владимира Владимировича, его интервью «Файнэшл таймс».
Никита Петров: Он вообще-то там сказал одну вещь интересную: преступление должно быть наказано. В другом месте, по другому поводу, но если мы это обратим к Скрипалям и вообще скажем, что если Россия делает какие-то преступления на международной арене, а она ведь их делает, мы-то не признаем, но другие-то видят.
Елена Рыковцева: Потому что ее обидели, она наказала. Скрипали обидели, предали ее.
Никита Петров: Отбирают чужое.
Галина Сидорова: Владимир Владимирович бы вам объяснил, что есть преступление и преступление.
Елена Рыковцева: Я предлагаю не домысливать за него, а послушать еще несколько любопытнейших моментов. Один из них касается непосредственно тематики, которой занимается Галина Сидорова, она расследователь, он ей рассказал, есть ли в России олигархи, приближенные к власти.
Галина Сидорова: «Практически» он сказал, «практически» нет. Значит, видимо, все-таки какие-то есть, но практически нет.
Никита Петров: Президент сказал «крупные компании», а во главе компаний стоят олигархи вообще-то.
Галина Сидорова: Это его замечательный прием, который он всегда использует, если речь идет о Скрипалях, речь идет об оппозиции, о чем угодно, он всегда включает дурочку или включает совершенно наивного: какие тут компании? Олигархи были при Ельцине, а сейчас нет. А как назвать господина Сечина, он у нас кто? Или господин Дерипаска, он у нас кто? Вексельберг, Тимченко.
Елена Рыковцева: Какое-то ощущение, что у него гарантия, что эти журналисты с «Файнэшл таймс», между прочим, которые должны наизусть знать даже эти русские сложные для них фамилии, у него какая-то гарантия, что они их не назовут. Он может спокойно говорить, что у нас нет таких, у которых преференции, знает заранее, что они промолчат и не скажут, что есть.
Галина Сидорова: Мы помним, как все эти люди, когда начались санкции, пошли к нему обивать порог его кабинета и просить себе тех самых преференций, получили их. В результате стали от санкций страдать нормальные люди, а те самые, кто пошел и выбил себе преференции, какие-то дотации, они все замечательно себя чувствуют. Путин уже не первый раз использует эту тактику, он будет, что называется, врать в глаза, абсолютно не мигая, глядя в глаза этим журналистам, говорить: нет, не было. Как он в свое время австрийцу сказал по поводу Пригожина: а что, повар, имеет право. Тот спросил: как получается, что ваш повар занимается «фабрикой троллей». Он сказал: ну он повар, каждый повар у нас может такими вещами заниматься. Он на такие вопросы делает вид и отвечает так, что у многих журналистов или людей, которые эти вопросы задают, в какой-то момент они теряют дар речи.
Елена Рыковцева: Владимир Путин «наехал» на либеральную идею, которая касается, в частности, поддержки миграции. Он попытался защитить рядового американца от этого наплыва, поддержать Дональда Трампа в том, что тот делает.
Елена Рыковцева: Вы представляете, то есть он заступился за американского обывателя, проживающего в Техасе и во Флориде. Он продолжает тему мигрантов опять с таким же наездом на либеральную идею. Давайте вторую цитату послушаем, тут уже включаются и меньшинства.
Елена Рыковцева: Мы ничего против них не имеем, но вы попробуйте прайд-парад провести в Москве. В июне был месяц солидарности с меньшинствами, по всей Европе флаги радужные меньшинств, и в Канаде, и в Соединенных Штатах висели наряду с государственными. Попробуйте в России повесьте эти флаги на Кремле, на Государственной Думе — это немыслимо совершенно.
Андрей Остальский: Во-первых, либеральная идея не сводится только к правам мигрантов, хотя это тоже важная часть. Прежде всего речь идет о свободах основных, святом отношении к ним, о правах человека вообще и в том числе меньшинств, будь они сексуальные меньшинства, национальные меньшинства и либерально-демократическое устройство общества. Недаром Тереза Мэй, которая, как сообщалось вполне официально, внимательно прочитала это интервью, сочла необходимым заявить Путину, и это потом цитировалось официально, что Британия будет защищать либерально-демократические идеи и права человека, включая права меньшинств. Многие восприняли, что это заявление Путина — это своего рода претензия на то, что Россия выступает в роли лидера всемирного правопопулистского антилиберального движения, которое действительно набирает силу во многих западных странах, кое-где мы видим и в правительствах этих людей, повторяет ту же риторику абсолютно лживую, что проблема иммиграции сводится к тому, что иммигранты сплошь убивают, грабят и насилуют, а либералы якобы говорят, что ничего им за это делать не надо. Это же полная чушь и белиберда. Конечно же, когда эмигранты убивают и насилуют, а делают они это отнюдь не чаще, чем местные жители, как правило, реже гораздо, с ними тоже поступают по закону. Поэтому это просто подмена понятий. Но я повторяю, это не изобретение господина Путина, он повторяет то, что твердят неонацисты, то, что твердят так называемые альтернативные правые в Америке. И это, конечно, действительно своего рода всемирное довольно страшное движение. Многие мои друзья британские называют его новым фашизмом, говорят, что пора назвать вещи своими именами.
Елена Рыковцева: Он не один раз отозвался о самом себе как о защитнике интересов американцев. В другой ситуации, когда он говорил о том, что что вы к нам прицепились с Венесуэлой, мы ничего плохого там не делаем, у нас там чистый бизнес. Более того, он сказал следующие слова: «Вы же знаете, там особенная нефть, она идет на американские заводы. Так что же здесь плохого в наших действиях? Мы планировали сделать так, чтобы нефтегазовая сфера в Венесуэле работала ритмично, прогнозируемо, уверенно, чтобы обеспечить поставки на те же американские заводы. Что же в этом плохого, я не понимаю?». Андрей, эта тема, что вы подпустили мигрантов, а обывателя техасского или флоридского не защитили, как эти слова в США были восприняты?
Андрей Коробков: Как ни странно, этому уделялось гораздо меньше внимания, хотя, я думаю, что эта тема еще всплывет. Я уже говорил, есть впечатление, что Путин действительно пребывает в состоянии эйфории. Причем не только потому, что он считает, что тактически ситуация для него очень благоприятная, есть усталость в Европе от санкций и так далее, но побеждает его идеология. Он видит Трампа, как такого идеологически молочного брата, который тоже крайне негативно относится к либеральной идее, выборы в Европейский парламент показали резкое ослабление либерального центра и усиление как правопопулистов, так и левого фланга, что тоже ведет к определенной нестабильности. Он видит себя в качестве лидера морального этого движения, которое распространяется, по крайней мере, по всем странам Запада. Он думает, что он будет всячески продавливать эту идею. Что касается американской прессы, конечно, ее все-таки больше всего заинтересовало это поведение Трампа, обмен шутками с Путиным по поводу выборов, что, кстати, тоже ложится в ту же корзину, что ни один, ни другой не рассматривают эту проблему в качестве серьезной, видят очень много идеологических параллелей друг с другом. Поэтому другие акценты у американцев по сравнению с Европой.
Елена Рыковцева: Что вы скажете, как внутри страны воспримут? Какие настроения такие высказывания могут подстегнуть или наоборот приглушить?
Никита Петров: Для нас, мне кажется, ничего нового не прозвучало по той простой причине, что давно известна эта аберрация взгляда на либеральную идею у президента. Она замешана с одной стороны на старых советских комплексах, на старом советском воспитании. Это прежде всего ксенофобия и понимание либеральной идеи как вседозволенности, как ненаказуемости за какие-то деяния. Хотя на самом деле либеральная идея всегда идет рука об руку с правовым государством и защитой прав человека. Вот эта идея, что права человека в нашей стране имеют не универсальное значение, как где-то на Западе, а некое национальное толкование, здесь, кстати говоря, и православная церковь Путину подсказывает ответы, что мы как раз традиционные ценности будем защищать, а права человека — это вторично. Опять же апелляция к семейным ценностям, при этом демагогическое подчеркивание, что мы не против каких-то гомосексуалов. Это все лукавство, мы все это видим и знаем, как это истолковывается. Это истолковывается вполне четко: на первом месте государство и его интересы, а только потом гражданин и его интересы. То есть этот примат государственного давления, имперскости и той пропаганды, которая сейчас идет, он, конечно, нам давно известен. Но что касается преломления, мне кажется, интервью имеет больше внешнее значение. Это только так кажется, что сейчас Россия что-то выиграла и с ПАСЕ, и с встречами на высшем уровне. В краткосрочной перспективе это так кажется, а в долгосрочной остаются все те же самые узловые проблемы, вопросы и совершенные Россией нарушения международного права, которые так просто никуда не уходят, они не уходят в песок, как вода, они остаются и накапливаются. В долгосрочной перспективе, если будет так продолжаться, Россия просто приближает свой крах.
Елена Рыковцева: Галина, вы считаете, для российского обывателя это интервью, которое цитируется российскими каналами, имеет какой-то смысл или ничего нового?
Галина Сидорова: Я не считаю, что это не имеет значения, мне кажется, имеет. Мне кажется, что есть посыл и вовне и внутрь. По-моему, Путин и его окружение в последние месяцы ищут какие-то новые зацепки, на чем бы поправить дела. Потому что экономические дела идут плохо, ситуация в стране непростая, люди начинают поднимать голос, начинаются протесты, причем реальные протесты вроде Шиеса, то есть на это из Кремля уже начинают обращать внимание. Они ищут какие-то новые пути, на чем президент мог бы выигрышно предстать перед народом. До недавнего времени это был патриотизм, «Крымнаш» и так далее, а сейчас, мне кажется, нашли сцепку с западными популистами. Идет явное движение к тому, чтобы Путин оседлал это движение и представил это внутри страны как новую большую победу России международную, на которой он мог бы свой рейтинг, свой имидж как-то поправить. Подобные настроения есть и в российских регионах — это тоже надо иметь в виду. Мне кажется, что сейчас все наши пропагандисты, которые сидят на федеральных каналах, растащат буквально на цитаты то, что было сказано журналистам «Файнэшл таймс». Более того, будут представлять это: вот, смотрите, какой посыл, как это интервью проходило, как уважительно, как они улыбались и кивали. Я думаю, сейчас все это будет использовано. Это направлено уже внутрь и на российскую аудиторию.
Елена Рыковцева: Мы сейчас дадим самый замечательный фрагмент, для Андрея Остальского, я думаю, это будет бальзам на сердце, о том, что российская демократия самая демократичная демократия из всех существующих демократий, никакого сравнения с британской, которая абсолютно недемократична. Это когда разговор зашел о преемнике, его в очередной раз спросили, готовит ли он себе преемника.
Елена Рыковцева: Я дочитываю цитату: «Конечно, действующий руководитель кого-то всегда поддерживает, и это существенная поддержка, если сам он пользуется уважением и доверием народа, но в конечном итоге выбор всегда за гражданами Российской Федерации». Почему вы смеетесь?
Никита Петров: Потому что вообще говорить про преемника в демократическом государстве не принято — это какая-то архаика. В племенном обществе вождь назначает кого-то вместо себя, остальное племя его может одобрить, может нет. На самом деле все должно быть стихийно, самовыдвижение, выдвижение партией. Причем тут преемник? Это так унизительно, когда в нашей стране ведется всерьез разговор о преемнике.
Елена Рыковцева: Причем эти журналисты говорят об этом достаточно серьезно, потому что они уже наслушались историй про преемника. Он не спорит на самом деле, он говорит: да, я думаю о преемнике. Любой мол уважающий себя лидер может думать об этом, но дальше уже вопрос доверия к тебе лично. Что вы скажете, Андрей, по поводу сравнения двух демократий, вашей монархической и тутошней демократической?
Андрей Остальский: Во-первых, совершенно очевидно, что Путин смеялся. Вы посмотрите на выражение его лица, у него в глазах веселье такое заиграло, когда он об этом заговорил. Он-то ведь сам демократию совершенно презирает и прекрасно понимает, что ничего близкого к ней в России нет, не собирается ее допускать. Но есть важнейший момент: кто-то ему доложил, наверное, что читатели «Файнэшл таймс», которые на 90% против выхода Великобритании из Евросоюза, среди которых страшно непопулярен Борис Джонсон, который почти наверняка станет следующим премьер-министром, которого почему-то выбирают 160 тысяч членов Консервативной партии, весьма своеобразная секта, он, видимо, знает, что эти его слова насчет демократических проблем в Британии на взрыхленную почву упадут, кому-то в души что-то такое вольют. А про Россию может быть эти люди и не подумают особенно. Да, конечно, там нет демократии, но у нас какой кошмар творится. Это я здесь очень часто слышу, кстати говоря, в том числе и от журналистов.
Елена Рыковцева: Мы должны закончит тем, что в этом интервью Владимир Путин бесконтрольно, безгранично налил бальзама на души отдельным группам граждан в Великобритании и в Соединенных Штатах, и это вполне может быть воспринято ими очень тепло.
