22 августа белорусский политзаключенный Владислав Устин сбежал из исправительного учреждения, где он должен был отбывать трехлетний срок за "насилие в отношении сотрудников правоохранительных органов". Он лесом пересек литовскую границу и сейчас находится в Вильнюсе.
Владислав – 22 летний минчанин. 14 июля 2020 года, еще до президентских выборов, во время стихийных акций протеста против отказа зарегистрировать в качестве кандидатов Валерия Цепкало и Виктора Бабарико, он увидел, как ОМОН избивает людей. И вмешался. В результате два месяца ему пришлось провести в минском СИЗО. Затем последовал приговор: 3 года так называемой химии. Точное название "химии" – исправительное учреждение открытого типа. Это ограничение свободы, несколько отличающееся от тюремного наказания. Термин "химия" появился в СССР в послевоенное время, когда труд осужденных стал активно использоваться на стройках и вредных производствах (в том числе на химических заводах).
В Беларуси – 29 исправительных учреждений открытого типа. 21 марта Владислав попал в такое учреждение №7 в Пружанском районе, откуда и сбежал. В интервью Радио Свобода он рассказывает свою историю:
– Когда вы пересекли границу?
– 22 августа. Сейчас я нахожусь в Вильнюсе. Меня отпустили из лагеря, я подавал прошение на предоставление убежища, но заявка рассматривается до шести месяцев. Сейчас я ожидаю пока временную маленькую карточку, с которой я смогу получать медицинскую помощь, а дальше, если Литовская республика пойдет мне навстречу, мне выдадут удостоверение беженца.
– Как ваши родные отнеслись к вашему решению сбежать?
– Они были в шоке. Когда я позвонил маме, она спросила со слезами в голосе: "Зачем ты это сделал?"
– Что вы планируете дальше делать?
– Пока власть не сменится, я в Беларусь точно не вернусь. Я повар, я хочу ездить, учиться, набираться опыта, работать, чтобы в дальнейшем можно было открыть что-то свое интересное, только уже в новой Беларуси.
– Расскажите, с чего начиналась ваша история, приведшая к вынужденной эмиграции?
– 14 июля 2020 года я ехал с собеседования по трудоустройству домой и слышал, что проходит митинг. Я переходил с одной ветки метро на другую, а охрана метро никого не пропускала. Пришлось идти вдоль проспекта пешком. Я просто морально загорелся, когда увидел, что омоновцы бьют ребят за то, что они там стоят и высказывают свою позицию. Тогда я начал бегать и толкать омоновцев, чтобы переключить их внимание с ребят на себя. Ведь они лежали на земле, а их дубасили. Я надеялся, что они смогли бы в этот момент сбежать. Просто не смог пройти мимо. Тогда меня тоже повалили на землю двое сотрудников, нанесли пару ударов ногами и затолкали в автозак. Когда передавали, сказали: "Убивайте его, он наших мочил!" Потом в автозаке меня минут пять избивали, кричали: "Сколько вам заплатили? Зачем вы лезете?"
– Вы не шли на этот митинг целенаправленно?
– Я мимо проходил. После этого меня доставили во Фрунзенское РОВД, там мы простояли всю ночь у забора с поднятыми руками. Ближе к утру нас начали вызывать, переписывать данные, снимали со всех ракурсов. В пять утра начали допрашивать и отпускать без составления протокола. 15 июля я оттуда вышел. На следующий день (это был мой день рождения) ко мне на работу приехали два оперативника из уголовного розыска и сказали, что в отношении меня возбуждено уголовное дело и что мне надо проехать с ними.
– А где вы работали?
Я не думал, что они снова за мной придут, ведь ни одному омоновцу я не причинил физического вреда
– Поваром: делал суши. Пришла моя замначальника, говорит, мол, там друзья твои приехали. А я подумал, что она шутит, раз стоит и улыбается. А там стоят эти опера в штатском, по бокам у них пистолеты висят. Мои коллеги сообщили маме, что меня задержали. Телефоном мне воспользоваться не разрешили. Благо, что разрешили хотя бы переодеться. Доставили в РОВД, там они бегали и собирали на флешку всю информацию на меня, нашли видео, где я толкаю омоновца. Потом меня допрашивал следователь.
– Вы уже на это не рассчитывали после того, как вас отпустили без составления протокола?
– Нет, я не думал, что они снова за мной придут. Ведь ни одному омоновцу я не причинил никакого страшного физического вреда. Даже одежды не порвал. За мое "преступление" меня продержали два месяца под арестом, начиная с 17 июля, и до 8 сентября. За это время с меня сняли обвинения по статье 342 "за участие в несанкционированных массовых мероприятиях". На видео было видно, что я просто стоял в стороне. Но 364-ю статью "за насилие в отношении сотрудников милиции" оставили. На одном из видео хорошо видно, что сотрудник ОМОНа не упал. На суде он сказал, что думал, будто кто-то убегал и случайно его задел плечом. Но потом, когда они с коллегами стали анализировать это видео, стало ясно, что я целенаправленно подбежал и толкнул его.
– Но он не имел на суде к вам претензий?
– Нет, не имел. Это уникальный и удивительный случай. Один из немногих силовиков, кто не просил никакой компенсации ни за моральный, ни за физический ущерб. Моя адвокат задала ему вопрос: "Вот вы педагог по образованию (он окончил Белорусский государственный университет физической культуры, он тренер), как вы считаете, какого наказания заслуживает мой подзащитный? Он два месяца провел в СИЗО, достаточно ли этого, чтобы он искупил свою вину?" Он ответил, что наказание пусть выбирает суд, а у него претензий нет. И развел руками. А судья вынесла приговор – три года ограничения свободы с направлением в учреждение исправительного характера открытого типа.
8 сентября меня отпустили из СИЗО, две недели я сидел дома взаперти, потому что боялся вообще выходить на улицу, у меня была фобия. Я посмотрел видео о том, что происходило 9–11 августа (речь о проходивших в тот день протестах. – Прим. РС). В это время я находился в СИЗО в центре города. Окна там открыты, мы слышали гул и крики, взрывы.
– Как проходили два месяца в СИЗО?
– Тогда еще все было более-менее адекватно. Я видел Тихановского, он в карцере сидел, там такая стеклянная дверь, когда он не видит, что происходит за дверью, а вы видите, что он делает.
– После того как вас отпустили, вы вернулись к обычной жизни?
– Да, я работал и ждал суда, он шел с 24 по 26 ноября. Мы ждали, чтобы подать апелляцию, ее тоже рассматривали достаточно долго. 2 марта рассмотрели и отказали мне в изменении приговора. 21 марта этого года меня отправили отбывать наказание.
– И когда вы решили сбежать?
Я через лес перебежал границу, связался с родственниками, чтобы их успокоить, после чего телефон начали штурмовать сотрудники милиции
– Когда я понял, что не заслуживаю такого наказания. Я работал в колхозе в Белоусовщине с 6 утра до 9 вечера и получал в два раза меньше, чем получали местные. (Белоусовщина – агрогородок в Пружанском районе Брестской области. – Прим. РС). Платили очень мало, у меня была внутренняя забастовка. Я отказывался бесплатно работать. Отработал своих семь часов, которые в трудовом листке, а потом шел заниматься своими делами, кушал, мылся, сидел в телефоне. И это было время, чтобы подготовиться к побегу. Все это спонтанно получилось. Я по жизни такой трус, вряд ли на что-то один решусь.
– Трус, насколько я понимаю, не вызывает огонь на себя, чтобы защитить посторонних людей на улице, потому что их бьют…
– Ну, мне было страшно и в тот раз, и когда я собрался убежать. В итоге я дождался своей зарплаты, заказал большую сумку, и она лежала на работе в собранном состоянии. Мне помогли сбежать, я не буду называть должность в целях безопасности. Один из сотрудников меня вывез из Бреста в Гродно, там меня высадил, и я сам шел пешком в направлении литовской границы. Ночь провел в лесу. По пути увидел машину с бело-красно-белой наклейкой на зеркале, местный водитель копался в капоте. Я подошел к нему, разговорился, и он меня подбросил до определенного места за пару километров до литовской границы. Сказал, что забора там, по идее, быть не должно. Я через лес перебежал границу, связался с родственниками, чтобы их успокоить, после чего телефон начали штурмовать сотрудники милиции из моего учреждения. Просили, чтобы я подошел к столбам, сфотографировал их, чтобы кто-то из белорусских пограничников меня смог быстро подхватить, задержать и вернуть на место. В общем, я шел как можно дальше от этих столбов и ждал литовских пограничников. Те приехали, проверили меня и забрали на заставу. Там я провел дней пять, познакомился с большим количеством людей, которые тоже попали в лагерь для беженцев.
– Вы не первый политзаключенный, который сбежал после приговора и покинул страну. В том лагере для беженцев, где вы оказались, были такие люди?
– Там были иностранные граждане из Ирака, Афганистана, Нигерии. Гражданин Беларуси я был один.
– В марте этого года правозащитный центр "Вясна" признал вас политзаключенным, этот статус вам дает какие-то права?
– На границе, думаю, это сыграло свою роль. Литовские пограничники хорошо относятся к белорусам, которые волею случая там оказались, – говорит Владислав Устин.
