«Любить не обязательно, но поздравлять будете». Большое интервью Татьяны Тарасовой

Татьяна Тарасова не видит трагедии в том, что сборную России лишили возможности выступать на Олимпийских играх 2018 года в Пхёнчхане под национальным флагом. Известный спортивный тренер, приверженец идей Пьера де Кубертена, выступает за гуманизм и деполитизацию спорта. При этом Тарасова убеждена, в России не существует государственной допинговой программы и считает экс-главу "Антидопингового центра" Григория Родченкова преступником.

Тарасова резко критикует чиновников, спекулирующих патриотическими чувствами людей, и убеждена, что вице-премьер Виталий Мутко должен извиниться перед спортсменами за провалы в своей работе.

Ученики Татьяны Тарасовой завоевали 13 золотых олимпийских медалей по фигурному катанию. В большой спорт ее привел отец, знаменитый хоккейный тренер Анатолий Тарасов, чье имя увековечено в Зале славы Международной федерации хоккея с шайбой в Торонто. Татьяна Тарасова была и остается сторонницей Владимира Путина, несмотря на то что некоторые ее друзья и знакомые неодобрительно отнеслись к ее решению стать доверенным лицом президента России на выборах 2012 года.

– Какой была ваша реакция, когда вы узнали, что МОК отказал российской сборной в участии в Играх под национальным флагом и пожизненно дисквалифицировала Виталия Мутко и ряд чиновников из Олимпийского комитета России во главе с господином Жуковым?

– Главное – разрешили выступать спортсменам. Чиновников на работу не я назначала, не могу на них влиять, да и не хочу. Их дальнейшая судьба меня не касается. За два года никто ничего и никого не защитил. Я профессиональный тренер и человек, который повернут в сторону спортсменов. Знаю этот труд, энергетические затраты, нервы, разорванный пупок, из глаз катящиеся кровавые слезы – с этим жила много лет. Смотрю только на то, что допустили. А под каким флагом, ну... флаг у каждого в груди.

–​ Это оскорбительно для России или заслуженная кара?

– Жукова дисквалифицировали незаслуженно. Он особенный человек. В последние часы именно они вместе с Виталием Смирновым и Женей Медведевой (она двукратная чемпионка мира, сильнейшая фигуристка, умнейшая девочка, поцелованная Богом) немножко смогли перевернуть ситуацию. Это не оскорбительно.

–​ Заслуженно или не заслуженно?

– Мы всю жизнь работаем с МОК и им всегда доверяли. Я, проработавшая 13 Олимпиад, начиная с Саппоро, могу сказать, что про это ничего не знаю. Мне это не оскорбительно. Когда Кубертен все придумал, и начались современные Олимпийские игры, он вообще мечтал о том, чтобы был гимн МОК и все спортсмены выступали под единым флагом МОК. Никаких национальных флагов не было. Потому что "О спорт, ты – мир!", а не война. Поэтому все должны быть объединены и выступать как одна большая мировая команда, как я себе это понимаю.

–​ Это было давно, все изменилось.

– Но ведь с этого начиналось. Гимн же не изменен, правда? Мы в своей жизни однажды выступали под гимном МОК, когда развалился Советский Союз. 92-й год. И мы выигрывали.

–​ Тогда не было обвинений в применении допинга.

– Про допинг хочу вам сказать: не мы его придумали.

– А кто?

– Как кто?! Вы не знаете, что был Армстронг (Лэнс Армстронг – американский велосипедист, семикратный победитель велогонки "Тур де Франс", дисквалифицирован за применение допинга. – Прим. РС)? Вы не знаете, что в 2000 году американская команда была уж так в этом допинге...

Вице-премьер Виталий Мутко стал символом допинговых проблем российского спорта

–​ И Армстронга уничтожили. Он признался, вернул награды, и его "распяли", великого спортсмена, не пожалели репутации. Россияне же не признают.

– Да. Но в 2000 году американцы распространяли этот допинг. Был дикий шухер в американской команде. Несколько человек наказали, остальных пожурили. И так потихонечку это все ушло.

– Думаете, у американцев тоже была государственная программа допинга?

– У нас нет государственной программы, поверьте мне! Это признано Международным олимпийским комитетом, тем же Бахом. Ну, как мы можем?! Посмотрите, какими мы стоим в рейтинге по допингу, не входим даже в первую тройку. Писать можно что угодно. Что, у нас фармакология лучше всех в мире? У нас быстро делаются препараты? Мы разве не знаем это? Я никого не защищаю, но это просто смешно.

– Как вы относитесь к Родченкову? Он предатель или герой-разоблачитель?

– Как он может быть героем и разоблачителем? Он – преступник по отношению к мировому спорту! Он должен сидеть в тюрьме: в американской, русской, французской – в любой. Своими руками он это делал и своими руками давал. У нас спортсмены пьют витамины не глядя – то, что им принесет доктор. Теперь уже никто и ничего, даже витамины не пьют. Это же неправильно! Все напуганы. Он – настоящий и большой преступник. Приехал из Америки и уехал в Америку. Может быть, он и царапал всем банки.

– Какова была его мотивация? Он заявил, что это государственная программа допинга.

– Неправда! Нет у нас программы.

– Думаете, корысть?

– Я не считаю его адекватным человеком. Не говорю про честь, про совесть. Он нанес вред своими действиями мировому спорту и уехал обратно в Америку, откуда и приехал.

–​ Вы помните, что два человека из его команды, двое коллег умерли при странных обстоятельствах. Вы знаете эту историю?

– Я не разбиралась в этом деле. Честно говорю вам, не была знакома ни с кем, включая Родченкова.

– Как вам реакция общественности и политиков? Люди раскололись. Было знаменитое выступление депутата Петра Толстого и сенатора Франца Клинцевича... Они говорили, что не надо ехать, это оскорбление страны.

– Стыдно за Толстого. Он должен все-таки задумываться над тем, что говорит. Он отношения к этому не имеет, но все-таки фамилия Толстой не позволяет себя вести так бездарно.

–​ Почему они так себя повели?

– Они просто пиарятся. Толстой – журналист и депутат, просто позорит Госдуму, в которой работает.

–​ Но Франц Клинцевич – сенатор, не журналист. Он из спецслужб.

– Есть вещи, в которые я не проникаю. Я как в шорах, пускаю только то, что мне помогает в моей работе. Мне помогает балет – я его смотрю от и до. Мне помогают художественная гимнастика, книги по искусству – я их смотрю, хожу в музеи. Я не политический обозреватель. Могу говорить о том, что слышала. Я видела выражение лица Толстого и слышала, как он сказал. И я считаю, что это позор!

–​ Вы заметили, как менялась точка зрения чиновников в зависимости от позиции президента России?

– Конечно, заметила. Я ночью это озвучивала, сразу же. У меня есть своя точка зрения. Это моя жизнь, судьба. Я знаю, как все происходит.

– У вас есть претензии к экс-министру спорта Мутко?

– Это высокопоставленный чиновник, и у меня к нему претензий нет. Я его на этот пост не ставила. Но он не справился. У меня к нему есть вопрос, или к тем людям, которые назначаются на такие должности. Вот я – тренер, знаю, как делать это в спорте. Но я не функционер, не могу отвечать за нефть и газ, меня нельзя туда поставить. Если бы мне предложили туда пойти, то я бы сказала: "Я в этом ничего не понимаю".

–​ В чем секрет непотопляемости Мутко? Вам не кажется, что с него как с гуся вода?

– Не думаю, что он не переживает. Следующий проект – футбол. Уже МОК сказал: если за его подписью придет приглашение на чемпионат мира, то они не поедут. У нас мало времени осталось до начала чемпионата мира по футболу, и на Мутко многое завязано. Он должен сосредоточиться и закончить свой проект. Я бы на месте Мутко попросила бы извинения у тех людей, которые по его вине не будут выступать под российским флагом.

Модели формы олимпийской сборной России, представленные в ноябре 2017 года - незадолго до решения МОК

– Сегодня имидж страны на фоне этих скандалов не тот, который бы хотелось иметь, согласитесь.

– Ничего, мы постараемся, пока живы. Мы любим нашу страну! Здесь наши родители, бабушки и дедушки, здесь кладбища, здесь память, здесь – все.

–​ Перед смертью ваш папа (Анатолий Тарасов) сказал вашему супругу Владимиру Крайневу: "Бери Татьяну, и уезжайте отсюда!" Привожу цитату из вашей книги "Красавица и чудовище".

– Это было сказано потому, что у нас в доме была разрезана дверь, у Или. Иля Моисеевна Гершойг – это мама Вовы, которая вырастила его одна, которая прошла всю войну с первого до последнего дня. Совершенно гениальная женщина, которая в два года заметила, что Володя лучше поет, чем говорит, и конечно, приложила руку ко всему, что он делал. Была членом партии, работала детским врачом. Недавно я ее похоронила – ей было 97 лет. У нас была разрезана дверь, и на ней написано: "Жиды!" А папа национального вопроса вообще не понимал. Он сказал: "Уезжайте отсюда!"

– Анатолий Тарасов – один из самых великих патриотов. Как же надо было его вывести из себя...

– А я – в него! Папа не делил людей по национальностям. Есть люди, а есть нелюди – вот и все. Так у нас дома было заведено. Поэтому он не знал, что с этим делать. Придут и будут жечь? А он хромой, на костылях. Как он будет защищать нас? Он сказал, что ему министр обороны подарил винтовку, что если что-то будет, то он будет стрелять. А у Вовы была возможность уехать. Он работал в Московской консерватории. Так все сложилось в эти годы, что в консерватории профессуре платили приблизительно зарплату в 100 долларов. А жизнь у каждого одна. И еще вот эти двери...

–​ Это было начало 90-х?

– Да. И они поехали с мамой в Ганновер, я туда приезжала, все устраивала. Он там был профессором. И там умер. Похоронен здесь на Ваганьковском кладбище, рядом с папой.

– Он не ожидал, что такое может быть в собственной стране?

– Нет, не ожидал. Папа был очень патриотичным человеком. Однажды с Мариной Нееловой мы приехали на дачу к папе. 46 квадратных метров у нас вся дача. Приехали с ночевкой. Сели за стол, выпивали, закусывали. Выходные у нас. Кругом снега намело. Он ей говорит: "Зою Космодемьянскую сыграешь?" Она говорит: "Нет, не буду. Я и комсомолкой не была". Папа был в шоке: "Антисоветчица! Ну-ка вон отсюда обе!"

–​ Шутя?

– Нет, не шутя. Мы встали, оделись и вышли. Холод, ночь... И выпили. Ехать боимся. Молодые были. Начали машину разогревать, а она не разогревается. Он стоит и смотрит. Потом пришел, машину выключил. И сказал: "Быстро обратно!" На следующий день пошел в библиотеку ЦСКА, взял все, что о Марине написано, заказал все фильмы, чтобы ему принесли, и полностью изучил ее творческую жизнь. Дальше он ее всю жизнь звал "выдающейся актрисой современности", отдельно звонил и говорил: "Это выдающаяся актриса современности? Здравствуй! Это Анатолий Тарасов", – когда у него были какие-то вопросы.

– Вы всегда избегали политики, но в 12-м году стали доверенным лицом Владимира Путина. Это был сложный для вас шаг?

– Нет.

– Многие неоднозначно к этому отнеслись.

– Я знаю. Даже мои друзья.

–​ Почему же вы пошли туда?

– Я не буду обращать внимание на мнение даже друзей, если приняла какое-то решение и считаю его правильным. Мне за это не построили каток.

– Это бескорыстно?

– Бескорыстно, клянусь. Мне не построили ничего, не повысили зарплату ни на один рубль. Я как была, так и есть. Просто считала, что это человек, который может руководить страной.

– Напомню, декабрь 2011 года – тотальная фальсификация думских выборов.

– Не помню этих выборов! Вы-то знаете, вы – журналист.

– Так появилась Болотная площадь. Десятки, а то и полторы сотни тысяч людей вышли на демонстрации протеста...

– Не буду говорить о политике.

– Вы не помните?

– Не то что не помню, умирать буду, но буду это помнить. Но я не хочу говорить о политике. Я о политике могу говорить, но только спортивной, здесь живу и работаю. И я не распыляюсь. Не потому, что боюсь… Не хочу этого делать.

– Не жалеете, что стали доверенным лицом Владимира Путина?

– Ни в коем случае! Считаю, что моя жизнь даже этим украшена. Мы так не жили, как живем. Хоть мы живем, бывает, и плохо, и у нас то тут провалится, то там провалится, но… Стали жить по-другому, но почему-то хорошего не замечаем. Мы зимой... у кого есть деньги, покупаем землянику. Мы перестали стоять в очередях. И это не обязательно про еду. Мы не замечаем, что по всей стране с его подачи ищем талантливых детей во всех направлениях: в искусстве, в спорте, во всем. Я служу своей стране так, как могу. Вот и все. Считаю, что надо служить стране при любой власти.

Одна из акций протеста в Москве, декабрь 2011 года

–​ Но вы не могли не заметить, что 150 тысяч вышли в центр Москвы выступать за честные выборы. Ну, хотя бы краешком глаза.

– Считаю, что у нас выборы абсолютно честные. Вся Россия, вообще-то, за Путина, все люди за него. Это очень странно, что вы не видите. Поэтому сейчас на заводе он это и сказал (Владимир Путин объявил о решении выдвигаться президентом в 2018 году, выступая на заводе ГАЗ в Нижнем Новгороде. – Прим. РС), за него рабочие люди. Не все – интеллигенция по домам живет. В основном народ – 95 процентов – вкалывает как папа Карло. Понимаете?

–​ Гроши зарабатывает.

– Ну, ничего. Может быть, и зарабатывает гроши, но у нас в Москве столько построили домов, что хватило бы еще на два города, а то и на три. Думала, что все окна будут пустые. Сейчас еду – и все окна горят. Значит, в них живут люди. Это откуда? Откуда миллионы людей уже живут в новом жилье?

–​ Вы тонко чувствуете фальшь. О Путине говорят, что он грязно играет. Вы этого не замечаете?

– Нет, я этого не замечаю. То, что он делал для спорта, для развития страны, для молодежи – я это вижу и знаю. Говорю только про то, что я знаю.

– Нельзя про вас сказать: "Тут я вижу, а тут не вижу"?

– Про меня так нельзя сказать. Я знаю, что есть минусы, но я не знаю таких людей (во всяком случае – в нашей стране, да и в Америке тоже), у которых не было бы каких-то серьезных минусов. Как сейчас у Трампа. Нарушить такое тонкое спокойствие между Израилем и Палестиной…

–​ Кто из ваших друзей осудил вас, когда вы в 12-м году стали доверенным лицом Путина? Что они говорили в качестве аргументов?

– Например, одна моя подруга, очень известный сценарист, умнейшая, талантливейшая женщина, с которой мы вместе строили: она – свою дачу, а я – свою, с которой мы по ночам ездили за гвоздями. Очень много лет высказывала неудовольствие, не любила меня в тот момент, а теперь любит.

– Что она вам сказала? Назовите имя.

– Не хочу произносить фамилии. Это некрасиво. Мы все общаемся и все друг друга любим. И меня никто с тех пор не обвиняет.

–​ Но вы выступили на трибуне.

– Да, я выступила.

–​ Кричали во весь голос.

– Не кричала, а говорила. Это тоже опыт – первый раз... Помню количество людей, пронизывающий холод. Это был миллион, если не больше, вот так качающихся людей, и до каждого из них должно было что-то дойти, мое слово, кто я такая для них. Не жалею нисколько! Это было начало его выдвижения. Думаю, мои друзья, которые потом снимали фильмы, у которых были премьеры, фестивали... не все были в восторге.

– Эти люди, они произнесли какие-то фразы? Или просто сказали: "Фи!"?

– Произнесли.

– Какие фразы?

– Не хочу говорить. Сейчас уже не помню, ну, честно. Почему я должна это запоминать? Но тяжелые были фразы. Я была не согласна с ними. Они мне не должны указывать, что мне делать. Друзья если и не соглашаются, то должны дать возможность мне иметь другое мнение. Это плюрализм.

– Вы знаете, что Украина очень сильно расколола интеллигенцию?

– Да, я знаю. Они не будут голосовать за Путина. А за кого они будут голосовать? Есть за кого? За Путина будет 90 процентов. Нельзя это сбрасывать со счетов. Нельзя говорить, что народ – это быдло. Это люди, которые населяют нашу страну. Он очень сильный человек, очень властный. Если сказал "да", то сделает. К нему можно обратиться – и получить ответ, "да" или "нет". Я попросила его помочь, конкретно сборной. Он должен был быть 2 минуты, а был 20 минут на катке. И мы для него сделали показательное выступление. Мне сказали: "Не говори с ним ни о чем!" Я не послушалась и сказала, что у сборной команды до сих пор нет зарплаты. Это перед Олимпиадой в Сочи. Он посмотрел на чиновников и сказал: "Это правда?" Переспросил. Мутко опустил голову и сказал: "Правда". Он сказал: "Скажите ребятам, тренерам, что все будет сделано". И все было сделано.

–​ Вы видели по телевизору, как Путин неоднократно обещал провести водопровод какой-нибудь бабушке, приглашал на "елку" девочку, кому-то по его распоряжению подвели газ в квартиру...

– Да, видела. Это не его работа, но он везде помогает, где может.

–​ Это не его уровень. Вы можете представить, чтобы Обаму кто-то просил провести газ в деревню? Это трудно себе представить. Если люди просят о водопроводе президента, главу государства, значит...

– Мы знаем, что Америка живет по-другому. Мы абсолютно разные люди.

– ... Значит, у Путина не работает вся его выстроенная система.

– Очень многие предают и не дорожат тем, что он их рядом с собой поставил. Мне его даже жалко. Считаю, он должен внимательнее отбирать людей, кто рядом с ним.

– В советское время были письма против Пастернака...

– Я все это знаю. Подписывала сейчас письмо в поддержку Кирилла Серебренникова, потому что он художник... Пока его проверяют, пока нет никакого приговора и нет никакого заговора. Мне кажется, он должен быть на свободе и руководить своим театром, ставить спектакли, быть на премьерах своих новых спектаклей. Он должен приносить пользу. Если ему вынесут приговор, он должен его исполнить.

– Как вы объясните ситуацию с Серебренниковым и другие случаи?

– Я дружу и очень люблю Чулпан Хаматову, как человека и как артиста, люблю Евгения Миронова. Они обратились ко мне, и я незамедлительно это подписала.

–​Телевизор смотрите?

– Смотрю, но определенные программы. Я всегда смотрю "Культуру".

–​ А новости?

– Новости смотрю обязательно по нескольким каналам.

–​ У вас не складывается ощущения, что доминирует философия "осажденной крепости": все вокруг враги, хотят забрать нефть и газ, проклятый Запад, проклятая Америка? У вас нет ощущения, что идет тотальная пропаганда?

– Ну, что-то немножко было, сейчас, мне кажется, уже этого нет.

– Но вы видите ток-шоу, там об одном и том же: Украина, Запад, Америка – все враги.

– Не смотрю ток-шоу. Очень быстро прокручиваю. Я не хожу на шоу. Притом что мне дает работу телевидение. И я это очень ценю. Первый канал возвращает к себе спорт. Я буду комментировать чемпионат Европы. И для меня это очень важно. Я занимаюсь своим делом.

– Но Америка, которую вы хорошо знааете, в глазах обывателя – это враг...

– Про Америку могу сказать...Я была на катках, среди тренеров, среди талантливых людей. Я очень люблю искусство, много хожу по выставкам. В этом году полтора месяца ходила в Metropolitan, в консерваторию, в филармонию. Я влюблена в Вишневу, считаю ее лучшей балериной мира. Как когда-то была Плисецкая. И я счастлива, что могу ее видеть, и я за ней буду ездить. Я вижу этот зал, который собирается. При русской балерине с последним тактом вскакивает весь Metropolitan. Это же что-то означает?

Татьяна Тарасова общается с журналистами. Москва, 5 декабря 2017 года

–​ Совпадает то, что говорят на русском телевидении об Америке, и то, что вы видите своими глазами?

– Я не смотрю передачи русского телевидения, где говорят об Америке. У меня есть свои собственные впечатления об Америке. В основном это тоже очень простые, рабочие люди... Их волнуют дети, которых всегда очень много, их волнует атмосфера в семье. Они работают с пяти утра. Я честно говорю. Они относились ко мне потрясающе, все директора катков. Я сначала работала только с русскими. Они мне давали бесплатно лед. У меня были ключи от каждого катка. Я могла приходить туда ночью. И мы приходили с Колей Морозовым, с моим помощником, и ставили ночью программы. Мы работали там с удовольствием. И к нам относились очень уважительно. Я давала несколько мастер-классов с моими учениками. Мы участвовали в жизни любого катка. И на соревнованиях то же самое. Сейчас есть какое-то охлаждение.

–​ Вы переживаете по этому поводу?

– Да. Сейчас есть немножко какое-то отстранение. Но тогда у меня было ощущение, что Соединенные Штаты конкретно помогают "цветным революциям". И люди в этом не виноваты. Когда это с Украиной началось, то я это пропустила. Вот сижу на соревнованиях... Это было перед Олимпийскими играми. Сначала встретила в олимпийской деревне своих фигуристов. Ну, своих – потому что мы все вместе работали. Мы же были вместе. Когда мы стали отдельно, мы тоже были вместе.

–​ С украинцами?

– Да, с украинцами. И они – раз как-то... сказали мне какую-то грубость. Ну, я внимания не обратила.

–​ Это спортсмены-фигуристы?

– Тренеры. Никогда такого не было. Потом начала комментировать, меня это захватило. Я обычно говорю: "Смотрите, сколько лет работает этот тренер в Украине, ему не дают никаких благ, никогда у них нет льда, но они много лет готовят хороших спортсменов. В таких условиях это просто невозможно". Ну, и говорю о каких-то заслугах, что когда они приезжают сюда, у них берут уроки – и все счастливы, потому что это профессиональные люди. Один день говорю, второй день говорю, третий, четвертый... У нас восемь дней шли соревнования. И вдруг вижу (перерыв 15 минут – заливка льда), идут ко мне украинцы. Я говорю: "Ну, что, хулиганы?" Они говорят: "Татьяна Анатольевна, простите нас, пожалуйста. Вы такое о нас говорите... о нас никто так не говорил, и никогда никто не скажет. Вы помогаете нам выжить. А мы такие свиньи. Мы хотим вам подарить..." И подарили мне майку украинскую и весь набор олимпийских значков. Ну, это как бы не относится к делу, но охлаждение немножко есть.

– Вы не замечаете, как по телевизору украинцев каждый день называют "бандеровцами" и "фашистами"?

– Что они там делают? Они все памятники порушили.

–​ Советские. Ленина.

– Не только Ленина. Они же всю память о войне уничтожили.

– Вы же не думаете, что там живут одни "бандеровцы" и "фашисты"?

– Вы хотите про политику?

– Нет, вы сказали про Украину.

– Я сказала про Украину то, что я знаю. То, что они себя тоже ведут безобразнейшим образом, просто ужасно... Они самые настоящие националисты и стреляют в своих братьев, не позволяют в своей стране инакомыслия.

–​ Украинцы?

– Да, конечно.

–​ Почти весь Киев говорит на русском.

– Так какое же они имеют право говорить на нашем языке, если они язык этот запретили?! С чего это все началось? Первый указ президента: отменить русский язык. Считаю это большой ошибкой.

–​ Вы же в нулевые поехали в Америку?

– Нет, я поехала в 90-е. Я с Илюшей Авербухом еще ту Олимпиаду отработала, которая была в 98-м. Я работала с Грищук – Платовым, с Куликом и Алексеем Ягудиным. У меня на Олимпиаде было три золотые медали. А подготовила я их благодаря Америке.

–​ В вашей книге "Красавица и чудовище" есть как смешные, так и печальные моменты. Вас лупила мама – это цитата из вашей книги. "Отец научил меня плавать самым простым и самым непедагогическим способом – выбросил 5-летнюю из лодки". Может быть, отсюда у вас такой железный характер?

– Во-первых, у меня не железный характер. Но он есть, как вы уже, наверное, заметили. У меня от мамы и от папы. Не могу сказать, что мама была слабым человеком. Думаю, что она была сильнее папы. Но она была терпимее папы.

–​ Спартанское воспитание – то, что я прочитал в книге.

– Да, абсолютно точно – спартанское воспитание.

– Вы так же беспощадны к своим ученикам, как и папа?

– Почему беспощадна? Если ученик посвятил свою жизнь спорту, это для него очень важно. Папа видел, что я способная девчонка, что я тянусь к спорту, поэтому он меня заставлял бегать каждое утро, еще до школы. И в школе я каждый день бегала – и это укрепляло меня. Я каждый день делала по полчаса утром сильнейшую зарядку. Он считал, что эти 150-170 часов, которые я работаю по утрам, будут мне в помощь. Он-то лучше знал, чем я. Я что могу знать в 7 лет? Так работают все тренеры, которые хотят результата. А у мамы и у Гали, старшей сестры, я была самой хорошей, и для своих учеников я и мать, и жесткий тренер – все в одном лице. Они меня все зовут матерью.

–​ В советские годы вы бились за то, чтобы спортсмены получали деньги, валюту. И вашим оппонентом был спортивный министр Марат Грамов.

– Сначала бился папа. Первый раз при папе были выплаты советским тренерам. Это было на моей первой Олимпиаде, которая была в Саппоро, а на папиной последней. Это 72-й год. И папа бился за это. За первое место (они выиграли) давали 600 долларов, за второе место – 500 и так далее. Я за шестое получила 100 долларов. Это было начало. Мне папа дал сто долларов, и я купила себе маленькое колечко.

–​ Вы были счастливы?

– Конечно! Я заработала 100 долларов.

–​ 54 года Анатолию Тарасову, великому тренеру, чемпиону Олимпийских игр в Саппоро, и он теряет работу. Почему расправились с победителем? Не из-за долларов же этих?

– Думаю, что в Саппоро ему приказали игру сдать чехам. Мы выиграли золото уже за две игры до финала соревнований. Хотели, чтобы чехи были вторыми. А канадцы были бы третьими, или кто-то, я не помню... Папа никогда об этом не говорил, но так было похоже…

–​ Для него это было категорически неприемлемо?

– Разгромили так, что только перья летели (счет матча СССР –Чехословакия – 5:2. – Прим. РС).

–​ Вы первый раз такое говорите? Нигде этого не читал.

– Идут годы... И за это его сняли.

–​ За то, что не сдал матч чехам? Из политических соображений?

– В одном соцлагере.

–​ "Папа прожил очень счастливую жизнь и очень несчастную", –​ пишете вы.

– Очень несчастную. Конечно, он занимался своим делом, сидел за столом, писал книги и каждый день был счастлив тем, что он тренер, что он умеет с этой командой делать. Он был самым выдающимся тренером, которого я знала, знала вся страна и весь мир. И он никого не боялся. Но когда он очутился без работы, это было страшно. Но все-таки для меня это пример человека, который никогда не бросает свою профессию. Конечно, преподавание в институте – это не тот масштаб, к которому он привык. Я с ним как-то приходила на матч. Он уже шел на двух костылях. Публика сразу вставала и аплодировала. И долго не успокаивалась. Он придумал "Золотую шайбу". Он придумывал себе дело, которое по силе может сравниться... даже не знаю с чем.

Знаменитые советские хоккейные тренеры Виктор Тихонов (слева) и Анатолий Тарасов

–​ Я прочитал чудовищную вещь в вашей книге. Цитата: "Таня, приходил Тихонов". (Виктор Тихонов, главный тренер сборной СССР). "Это же теперь его Дворец (он как-то сумел сделать за гроши для себя аренду огромного сооружения на 50 лет)". Это когда умер ваш отец. "И сказал, что Тарасов в его Дворце лежать не будет. Я понеслась в ЦСКА, и это просто мое и его счастье, что мы не встретились, поэтому он сейчас живой и справляет юбилеи. Какое счастье, что я его не нашла, иначе я бы уже сидела в тюрьме, а что было бы с ним –​ не знаю, но инвалидом я бы его сделала".

– Да. Мне сказала Лена Боброва (вдова хоккеиста Всеволода Боброва). Я его искала, бегала... Бегала – это ничего не сказать. Я была просто в бешенстве. Он сто раз меня, конечно, уверял, что он этого не говорил, и сто раз ко мне потом подходил.

– Просил прощения?

– Нет, просто утверждал, что он этого не говорил.

– То есть он не был против того, чтобы прощание с вашим отцом прошло во Дворце спорта ЦСКА?

– К утру, когда хоронили папу, там ничего не было готово. Я приехала туда в 7 утра, перед похоронами, и поняла, что Дворец не готов. Там не было ни ковров, ни постамента – не было абсолютно ничего. Я сказала, чтобы все это стаскивать... Мало того, мне позвонили с кладбища и сказали: "Сейчас еще 5 тысяч долларов принесешь. Или мы не будем рыть могилу". Я говорю: "Да не ройте!" Тут папа лежит, а тут я с трубкой. Позвонили с кладбища и говорят: "Или 5 тысяч долларов сейчас привезешь..." А у меня уже нет.

–​ Ваганьковское кладбище?

– Да. Я говорю: "Не ройте! Мы приедем, там будет еще прощание, мы сами выроем могилу, а папа немножко нас подождет, постоит".

–​ Как вы это объясняете?

– Бандиты были. Страна такая была – бандитская.

–​ Там была еще одна деталь. Цитата из книги: "Все цветы от мамы, от меня, от Гали украли нелюди –​ по-другому их назвать нельзя, –​которые в морге работают. Не буду описывать, что я с ними сделала. Остался только венок из двенадцати или пятнадцати гвоздик, и я его надела одному из работников морга в восемь утра прямо на голову".

– Да.

–​ И это происходит не с рядовым гражданином, а с семьей великого спортсмена и великого тренера.

– Ну, бандиты кругом работали. Это время-то какое?!

– Вы думаете, сейчас люди другими стали?

– Я знаю, что сейчас с Ваганьковского кладбища люди, которые пришли с цветами, не могут выйти даже с одним цветком. То, что ты туда приносишь, не можешь обратно вынести. У меня лежат там цветы всегда, все ухожено.

–​ Вы простили Виктора Тихонова за то, что произошло тогда во Дворце спорта? Теперь его нет в живых.

– Я ходила его хоронить.

–​ То есть поверили, что это не его интриги тогда были во Дворце спорта ЦСКА?

– Я даже не знаю, поверила я или нет. Я пошла его хоронить как великого тренера. Весь его путь проложил папа, когда папу сняли, он сказал: "Возьмите парня из Риги, и пусть он здесь..."

–​ Вы пишете, что ваш отец был недооценен.

– Конечно.

–​ Вы сами, на ваш взгляд, оценены властью, государством, страной? Как вы считаете?

– Я очень любима, я это чувствую. Я работоголик. Я очень горжусь тем, что 70 или 80 процентов тренеров, которые стоят вокруг катков всего мира, включая и наши катки, – это мои ученики! Значит, тренерская профессия им полюбилась из-за меня в том числе. Я могла бы еще приносить пользу, но вот я здесь 12 лет после Америки, и у меня этого нет. Теперь я уже этого не хочу. Может быть, со следующего года мне дадут два часа льда, где я буду консультировать.

–​ Почему тренер с мировым именем не имеет своего катка? Как это объяснить?

– Я не буду даже это объяснять, я уже устала от этого. Надо идти дальше. Папа говорил: "Дочка, не оглядывайся, смотри вперед".

– Зависть?

– Некоторым не дают покоя мои победы. Есть невнимание ко мне, как к человеку, который может еще принести пользу. Мой каток на стадионе "Юных пионеров" разрушен. В Лужниках, где я проработала 20 лет, он тоже не действует. Это зависит от руководителей спорта, от руководителей города, от желания спортивных функционеров сделать еще одну школу в Москве. Наверное, они не считают это нужным. Вот и все. Может быть, потому, что я работала в Америке. Я этого не скрывала... А с кем я работала в Америке? Как будто неясно. Я ведь работала только со своими. Но тех, которым не помогают, в которых не вкладывают, их [чиновники] не любят, потому что когда они помогают, то как бы участвуют в этом. А во мне никто не "участвовал". Меня руководство не любило. Не советовало моим спортсменам идти ко мне, тренироваться у меня. Говорили, что будут чинить всякие препятствия. Президенту федерации было очень много лет. И он имел вес.

Алексей Ягудин, один из самых известных учеников Татьяны Тарасовой

– Чем мотивировал?

– Не знаю, я с ним никогда не разговаривала. Я сказала: "Любить меня не обязательно, но поздравлять вы меня будете". Так они и делали – они меня поздравляли, ничего не оставалось делать, когда она (федерация) за Плющенко, а выигрывает Ягудин. Год я с ними не разговаривала. Никакой помощи от них не было. Они рубля не дали на подготовку. Писеев (Валентин Писеев – президент Федерации фигурного катания России в 1992–2010 годах. – Прим. РС) на соревнованиях говорит: "За то, что вы сделали, перед вами можно встать на колени". Я говорю: "Вставайте".

–​ Олимпийские игры в Америке. Солт-Лейк-Сити, 2002 год. Правда, что всех спортсменов и тренеров Путин потом пригласил в Кремль, а вы не пошли?

– Меня не пригласил Писеев. Я спросила: "Когда будет приглашать Путин?" Он сказал: "В ближайшее время не будет приглашать". Я говорю: "Тогда я улетаю в Америку". Потому что Леша (Ягудин) меня там ждет, к чемпионату мира готовится. Он говорит: "Улетай". И когда я прилетела в Америку, я встретила Тамару Николаевну Москвину, которая летела в Москву. Она говорит: "Меня вызвали вчера". А я как раз вчера у Писеева была.

–​ Почему-то это подали прессе, будто вы проигнорировали приглашение Путина.

– Нет.

–​ То есть это личная месть Писеева?

– Конечно.

–​ Для вас это был удар, что вы не пошли к Путину в тот день?

– Да, я даже плакала, было очень оскорбительно. Ты просто чувствуешь, насколько тебя не хотели с твоими спортсменами, насколько тебя ненавидят. Тогда все получили ордена. Но дело не в ордене. Я получила благодарность от президента.

– Для вас было важно встать рядом с президентом?

– Нет. Но это общая победа. И это традиция – ходить всем вместе, тем, кто выиграл. А я выиграла в очень тяжелых условиях. Там не так много народа выиграло. Танцы были "серебряные". Девочки – серебро. Конечно, это было оскорбительно. Это было унижение.

– Как вы это пережили?

– Ничего. Мы стали тренироваться и все забыли.

–​ А Писеев?

– Он почетный президент Федерации фигурного катания.

–​ Когда я смотрю спортивные соревнования, слышу, как комментаторы... один из них, достаточно известный, когда россияне побеждают, кричит: "Мы их порвали! Мы их сделали!" Такое ощущение, что есть некая ненависть. Или я путаю?

– Нет, это такой сленг. Вы имеете в виду Губерниева? У каждого есть своя манера ведения. Когда меня приглашают, я этого не кричу. И меня не меньше любят. Ну, наверное, меньше народа слушает, потому что он ведет биатлон, а биатлон смотрит вся страна, его показывают по "Матч ТВ" в самое лучшее время, в прайм-тайм. Ну, он так ведет. Но все спортсмены, когда выходят на соревнование, они должны убить соперника.

– Порвать?

– Порвать! Я не могла произнести этого слова. И для этого я позвала психолога, который работал с Лешей Ягудиным, чтобы моя мягкость... Ну, он должен был всех порвать за всех – за свою бабушку, которая пережила блокаду Ленинграда. Я не могла ему так сказать. Но порвать – это так.

– При чем тут бабушка, которая пережила блокаду?

– Ты же за что-то борешься. Это страшная борьба. Вы не представляете, какие страхи у них. Ты выходишь на бой. Когда вы выходите на бой, на войну, вы думаете про своих, кто дома остался? Вы за что туда выходите?

– Война – это одно, спорт – другое.

– Это маленькая война. Ты выходишь на этот бой. Кроме того, что ты выходишь на бой сам с собой, ты выходишь на бой со своими противниками. Так в хоккее, так в фигурном катании... везде. Мы можем говорить: "Я хочу сделать чисто свою программу. И у меня в программе заложена победа". Ну, прекрасно! Но ты выходишь на бой. Ты – как лошадь в шорах, у тебя пена у рта, а голова должна быть холодной.

– Сейчас начнется предвыборная кампания Путина. Если он вас попросит снова быть доверенным лицом, пойдете?

– Да, пойду.