Как случилось, что по прошествии уже более двух недель с момента смерти композитора он до сих пор не похоронен? Почему Россия не ценит свои духоподъемные музыкальные "символы"? Гости студии – вдова Владимира Шаинского Светлана Шаинская и композитор Александр Журбин.
Полная видеоверсия программы
Елена Рыковцева: У нас не очень веселый сегодня повод, конечно, но человек уж очень светлый, который ушел, и пожил он все-таки хорошо, 92 года, Владимир Шаинский.
Александр Журбин: Можно только позавидовать. Причем практически всю свою жизнь, почти до самого конца, он был весельчаком, он был хохмачом, острословом. Можно только порадоваться.
Елена Рыковцева: Во-первых, порадоваться, удивиться, поразиться, поучиться и так далее. Но некоторые вещи в этой истории не то чтобы нуждаются в обсуждении, а просто, отдавая дань памяти и восхищения, уважения этому человеку, мы каким-то вещам удивимся, поразимся. Я попрошу Александра кое-что разъяснить, потому что он очень хорошо знает эту тему, этот бизнес. То удивление, которым я сейчас с вами поделюсь, тоже, наверное, для вас никакое не удивление. Вы, уважаемые слушатели, наверное, знаете, а может быть, не знаете, что Владимир Шаинский все последние годы жил в США. Это не очень акцентировалось и не очень педалировалось.
Александр Журбин: Это в каких-то интервью мелькало. Но, например, то, что я живу в Америке уже достаточно давно, – это широко известно, я никогда не скрывал. Может быть потому, что я сюда приезжал и приезжаю, я уж не знаю, куда я уезжаю, куда я приезжаю. А Шаинский как уехал, то, по-моему, он сюда приезжал крайне редко, если вообще приезжал.
Елена Рыковцева: Совершенно верно. Я случайно узнала о том, что он живет в США, буквально в этом году я об этом узнала. Я сидела с компанией в одном ресторанчике, и за соседним столом вдруг встала женщина, и от начала и до конца спела песню "Аврора". Мы немножко удивились – взрослая дама, от начала и до конца, от первого и до последнего куплета. Потом наши мужчины вышли покурить, и наши соседи по столику сказали, что у нас есть такая традиция, мы очень много лет встречаемся, это наша сибирская компания, сибирская семья, они приезжают встречаться на какой-то свой семейный праздник, где она с четырех лет поет "Крейсер "Аврора". Этой женщине уже под 40, и на каждом празднике она поет "Крейсер "Аврора". И тогда я полезла в интернет, подумав, а что стало с авторами этой песни, где Шаинский, где Матусовский. Оказалось, что Шаинский лечится в США, потому что только там ему могут оказать ту помощь, в которой он нуждался. А Матусовский давно умер ровно по той причине, что ему не оказали необходимой медицинской помощи в Москве в 1990 году.
Александр Журбин: И получилась история, конечно, поучительная. А "Крейсер "Аврора" характерный случай. Песня в общем про революцию, очень патриотическая песня. Но поют ее не потому, никто даже не вспоминает, что она про революцию, просто это очень задушевная красивая мелодия, которая очень хорошо поется хором. Эта песня очаровательная.
Елена Рыковцева: У меня есть версия, почему не педалировался отъезд Шаинского в Америку, а он давно случился. Может быть потому, что он был символом советской песни, советское наследие перешло в российское, может быть, не очень приятно, что такой символ живет в США.
Александр Журбин: Есть еще второй такой же человек, дай бог ему здоровья еще до 120, как говорится, это Александр Сергеевич Зацепин. Он тоже всю жизнь живет в Париже, много-много лет, еще даже до Горбачева он жил в Париже. И он прекрасно себя чувствует, и это тоже нигде не педалируется. Он иногда приезжает, выглядит потрясающе, стройненький, худенький, 91 год. Вообще удивительный человек. Он тоже один из символов советской песни, живет себе там. Шаинский – это целая эпоха, это удивительный совершенно человек, удивительно талантливый композитор, создавший такое море песен. Я думаю, если его сравнить с Зацепиным, Зацепин тоже, конечно, гений, тоже масса песен, которые мы с ходу запоем, но все-таки у Шаинского их больше.
Елена Рыковцева: Сейчас, когда прошли эти передачи, которые напомнили, просто диву даешься, сколько он написал. Я спрошу вас гипотетически: если бы он родился и жил в Америке и написал столько песен, не просто песен, а песен, которые помнят до сих пор и поют каждую, сколько бы он зарабатывал там?
Александр Журбин: Я думаю, очень много. Его легко сравнить с таким американским композитором, которого зовут Ирвинг Берлин. Он, конечно, старше Шаинского лет на 30–40, но все-таки он родился в России, в Тюмени, говорят, во что я не очень верю, трудно проверить – это конец XIX века. Он приехал в Америку и стал сочинять песни на английском языке при том, что родной язык его все-таки был идиш, а потом уже русский, а потом уже английский. Так вот он стал сочинять песни на английском языке и столько насочинял, такую кучу, все основные песни Америки написал Ирвинг Берлин. И конечно, он был очень богатым человеком. Он успел дожить до 101 года. В 101 год он умер у себя в поместье, он был очень богатый, очень уважаемый и оставил такую кучу денег, что все его многочисленные потомки, которых очень много, счастливо живут на эти деньги, я думаю, этого хватит еще надолго.
Елена Рыковцева: Событие грустное, печальное случилось с Владимиром Шаинским за неделю до Нового года. И сегодня мы до сих пор не знаем, где его похоронят. Потому что когда все это стряслось, вдове предложили, видимо, задав вопрос, где вы будете его хоронить, и она сказала, что я бы похоронила его в России, но у меня нет денег перевезти его тело. Насколько я понимаю, кремировать они его не собирались. Его сын накануне Нового года в эфире федерального канала заявил о том, что до сих пор им не предлагали никакого места. Сегодня говорится о том, что только 16 января пройдет прощание с ним в Доме литераторов, но ничего о похоронах.
Александр Журбин: Извините, такой вопрос немножко странный, но где же он находится? Где-то хранится его тело.
Елена Рыковцева: Он, скорее всего, находится все еще там. Это нам уточнит его вдова, когда появится связь с Сан-Диего. Все, что говорила семья до этой минуты, это то, что мы еще не договорились, нам не предоставили никакого места, и у нас нет денег для того, чтобы перевозить. Это к вопросу об обеспеченности этих людей.
Александр Журбин: Я, честно говоря, не знаю. Я знаком с его женой, я был очень хорошо знаком с Владимиром Яковлевичем. Я не знаю, сколько денег стоит перевезти, но я не думаю, что так уж много. Особенно, если речь идет об урне, прах перевозить, то это вообще ничего не стоит.
Елена Рыковцева: Речь шла именно о перевозе тела. Пока нет на связи Светланы, у нас нет, к сожалению, даже возможности об этом говорить. Но мы будем говорить о том, что мы знаем наверняка, как он приехал в Америку, почему он приехал в Америку и с какими деньгами он приехал в Америку – это тоже отдельная история. Но давайте для того, чтобы освежить воспоминания, мы все эти песни знаем, давайте послушаем крохотные кусочки.
Your browser doesn’t support HTML5
Фрагменты песен Шаинского
Александр Журбин: Начинаются его песни, человек невольно начинает улыбаться. Даже если бы по радио я услышал, невольно улыбка. С одной стороны слезы накатываются, потому что это вся наша жизнь, а с другой стороны он был гений, я не побоюсь этого слова. Потому что сочинять такие простые, незатейливые на первый взгляд и вместе с тем не банальные, не пошлые, а именно мелодии, которые сочиняет композитор. Я хочу подчеркнуть сейчас для ваших слушателей, что многие не понимают, что он был очень серьезный композитор на самом деле, у него есть и симфония, есть и опера, есть и мюзиклы, и оперетты, чего у него только нет. Конечно, главное его наследие – это песни, которые будут жить еще 50, а может быть 100, а может быть много, еще больше лет. Приходит новое поколение детей, они начинают петь те же самые песни, потому что новые никто не пишет, просто нет таких композиторов, как Шаинский. Сколько бы мы ни старались, не получится.
Елена Рыковцева: Я все думаю, как же так могло получиться, что при таком количестве песен гениальных, которые помнят и так далее, что мы видим на выходе. "Знаешь, – говорил знакомый артист Ярославе Таньковой, журналистке "Комсомольской правды", – чиновники "зарубили" Шаинскому творческий вечер в честь его 85-летия. Он искал возможность, просил выделить на день концертный зал, а ему отказали, сказали – надо платить. А только нечем. Он отказался от этой идеи, раз никому не надо". Это было в 2007 году. Вторая история 2015 года, разговаривает корреспондент "КП" с супругой Владимира Шаинского Светлана, и вот что она рассказывает. Они купили дом в центре Сан-Диего. Сын остался в Москве, дочь последовала за родителями. "Дом мы купили в кредит, – рассказывает его супруга. – Живем по соседству с океаном. До недавнего времени муж обожал там плавать, вел активный образ жизни, бегал, читал, но сейчас после повторной операции все будет по-другому. С ужасом жду счет из клиники. Медицина тут хорошая, но очень дорогая. Есть страховка, но она, к сожалению, не все покрывает. Доходы в последнее время упали в несколько раз. Из России Володе, конечно, приходят авторские отчисления, но из-за высокого курса доллара они стали небольшими. Жанне Фриске поклонники собирали деньги на лечение, но это не наш случай, мы не будем просить, хотя сейчас нам очень трудно с финансовой стороны". Сам Владимир Яковлевич объяснял той же "Комсомольской правде", что он живет в Сан-Диего, потому что "здесь есть все условия, чтобы человек мог продлить свою жизнь. Не только клиника, но и медицинское обслуживание, специальные медицинские приспособления, которые нужны после операции по удалению органа, которая у меня была в 2007 году. В России таких приспособлений нет и заказывать их было очень сложно, в итоге получали совсем не то". То есть эта причина тоже присутствовала.
Александр Журбин: Безусловно. Поскольку, я надеюсь, Светлана с нами свяжется, я, конечно, не в курсе дела финансового положения этой семьи. Но мне казалось, что у них все должно было быть хорошо.
Елена Рыковцева: Я тоже поражаюсь судьбе композитора-гения.
Александр Журбин: Я сам многие годы живу на те деньги, что мне платят авторское общество, иногда больше, иногда меньше. Но в принципе все-таки у такого композитора, как Шаинский, у которого сотни, даже тысячи названий, которые фигурируют в этих отчетах, он, конечно, должен получать приличные деньги. Я скажу соображение, которое не имеет отношение к Шаинскому, имеет отношение ко всей нашей системе. Вы, наверное, в курсе дела, наше Российское авторское общество совсем недавно претерпело сильнейшие изменения вплоть до того, что все его руководство было посажено в тюрьму. Правда, уже отпущены. Выяснилось, что они покупали замки в Шотландии и так далее. Это целая гигантская эпопея, которая, я уверен, будет еще долго продолжаться. Очевидно, они грабили всех, в том числе и меня, и Шаинского.
Елена Рыковцева: С нами на связи из Сан-Диего Светлана Шаинская. Светлана, здравствуйте. Мы выражаем вам глубокое сочувствие. Мы выражаем глубочайшее восхищение вами, вашим жизненным подвигом. Все, кто наблюдал за вашей историей, вашей любви, видели, как вы украсили его жизнь.
Александр Журбин: Мы сейчас беседуем о Володе и о вас, конечно. Еще раз я вам хочу сказать спасибо, что вы его так поддерживали. Помните, мой сын к вам приезжал, просил об одной уступке, Володя пошел на уступку. Огромное спасибо.
Елена Рыковцева: Мы сейчас говорим о каких-то удивительных и грустных вещах. Я сегодня пересмотрела массу видео, которое касалось вашей жизни в США, и меня поразила одна фраза Владимира Яковлевича, он сказал, что и там его тоже обманули. Он был такой святой человек, как ребенок. Он умудрился в Америке продать какому-то шаромыжнику, конечно же, русского происхождения, права на свои песни за 140 тысяч долларов. Его спрашивает корреспондент НТВ: как же так, права на такое наследие миллионное за 140 тысяч долларов? Он говорит: "Для меня же это сумасшедшие деньги. 140 тысяч долларов мне казались гигантской суммой". Правильно я пересказываю эту историю грустную?
Светлана Шаинская: Примерно так. Это было в 2000 году.
Александр Журбин: Он купил права на все песни или на часть какую-то?
Светлана Шаинская: Потом выяснилось, что это было на все. Но вроде бы этот договор закончился.
Елена Рыковцева: Как получается, что государство не обеспечило его даже тогда, когда в 85 лет он просил денег на этот юбилейный вечер? Ему приходилось в его возрасте концертировать, потому что ему нужно было поднимать детей, и он должен был давать концерты, потому что пенсии не хватало. Как это уложить в голове при том, что это абсолютный гений, человек, песни которого поет Россия и Советский Союз бывший весь.
Светлана Шаинская: Я не знаю. Если вы увидите РАО, как они платят, они платят, по-моему, по советским еще меркам.
Александр Журбин: Я только что рассказывал про РАО, рассказывал, как они нас грабили. Потому что на сегодняшний день там новое руководство, будем надеяться, что они будут более снисходительны к авторам.
Елена Рыковцева: То есть речь именно об этом, что сама система устроена так, чтобы грабить композиторов и наживаться кому-то другому?
Светлана Шаинская: От того, что ты платишь 30% с лишним РАО, ты платишь еще налог 30%. Когда были концерты, предложения написать музыку к фильму, на эти деньги жили. РАО иногда не платит. Но рассчитывать на регулярность очень трудно, если у тебя нет дополнительных доходов.
Александр Журбин: Я в двух словах расскажу историю о доброте Владимира Яковлевича. Вы только что сказали, что фильмы были основной его доход. Когда просили какую-то песню в фильм, а без его песни фильм о советской жизни просто не может быть, то он устанавливал какую-то цену, сколько-то тысяч долларов, или платите, или не берите песню. И вот однажды некая американская режиссерша снимала фильм малобюджетный, денег было мало, но фильм был о России. Она включила одну или две песни Владимира Яковлевича. Он сказал: платите столько-то. Но у фильма не было реально денег, фильм был бедный. В этом фильме принимал участие мой сын, он тоже композитор, живет в Америке. Мой сын поехал в Сан-Диего, взял свою жену и малолетнего сына, Владимир Яковлевич так растрогался, стал играть для моего внука, которому был год. Часть денег он скостил, что называется. И я ему до сих пор за это благодарен.
Елена Рыковцева: Он не был, к сожалению, американцем по рождению. Если бы он там творил так, как он творил здесь, он был бы, конечно, богатым человеком, каким он, очевидно, не являлся. К чему же пришли переговоры, связанные с похоронами Владимира Яковлевича? Как российские власти помогают вам во всем этом?
Светлана Шаинская: Получилось так, что он умер в Рождество здесь. Несколько дней все поработали, потом ушли на новогодние праздники, на российское Рождество, поэтому все это задерживается. Сейчас только начали опять появляться звонки, что-то начало двигаться. По поводу кладбища Собянин, кто бы его ни просил – только Троекуровское почему-то, несмотря на все регалии Шаинского, он считает, что он недостоин быть похороненным на Новодевичьем. Кто бы к нему ни обращался, какие бы люди известные ни были, он сказал – Троекуровское и точка. И сейчас решается вопрос с доставкой тела.
Елена Рыковцева: Все-таки это не кремирование, а значит гораздо дороже и сложнее.
Светлана Шаинская: Я даже не могу всего этого пересказать, потому что каждый человек звонит, у каждого своя информация, один говорит одно, потом другое, потом он исчезает. Очень сложно вести переговоры.
Елена Рыковцева: То есть вы ведете переговоры с российскими чиновниками, с российской бюрократией?
Светлана Шаинская: И я веду, и сын, целыми днями на телефонах, ходим в разные инстанции, чтобы решить этот вопрос.
Александр Журбин: Светлана, вам не приходило в голову...
Светлана Шаинская: Похоронить его здесь? Мы так и хотели, но после программы Малахова все начали звонить и говорить: как, надо обязательно в России!! Если бы я знала, через что мне придется пройти, потому что я не сплю, не ем, вообще не знаю, где я, на каком свете.
Елена Рыковцева: Я понимаю, почему после программы Малахова, потому что сама ее посмотрела, у Малахова бывают программы, которые можно считать нормальными, человеческими. Именно в этой программе этот объем, этот масштаб личности музыкальной такой образовался, надо отдать должное его редакторам, они подготовили хороший архив. Впечатлил, видимо, этот эфир так, что наверху сказали: так это же наше достояние, давайте его сюда. По той же причине, по которой здесь замалчивалось, что он в Америке и замалчивалось, что ему нужна там помощь.
Светлана Шаинская: Дело в том, как он сюда приехал. Ему в Москве настолько стало плохо, я договорилась с хирургом и из самолета его здесь привезла на операционный стол. Если бы этого не было, то еще 10 лет назад его бы не стало. Практически здесь он все это время болел после операции, хотя ему удалили онкологию, но все равно он все время был под наблюдением. Несмотря на это, все равно ездил, делал какие-то концерты. Я должна была просто быть всегда с ним, потому что требовалось по медицинским всем показаниям.
Александр Журбин: Светлана, лично вам от имени народа и от имени коллег-композиторов огромное спасибо. Вы продлили его жизнь.
Елена Рыковцева: Даже слов у меня нет, что вы для него сделали, мы восхищаемся вами. Но помощи, насколько мы понимаем, вы не просили, и она не предлагалась в этой ситуации с учетом его очень скромных авторских отчислений, в его лечении?
Светлана Шаинская: Нет, мы никогда не просили и не предлагалась.
Елена Рыковцева: Одно-два интервью в "Комсомольской правде", и все. О том, что человеку плохо и ему нужна такая помощь.
Александр Журбин: Обывательская мораль, что Шаинский очень богатый, потому что, подсчитав, какое количество его песен. Понимаете, ведь если только эти песни, только РАО, то ничего не остается, должен быть обязательно дополнительный какой-то доход в виде концертов.
Светлана Шаинская: Когда он был молодой и здоровый, он ездил по всей стране, давал концерты, не отказывался ни от какого заработка. А рассчитывать на авторские, тем более они нерегулярные. У меня были летом огромные расходы медицинские, надо было заплатить за дом, мне нечего было есть, скажем так. В сентябре как-то стало легче.
Александр Журбин: Я думаю, что у государства должны быть какие-то фонды для таких людей, которые бы поддерживали пожилых артистов.
Елена Рыковцева: Они не хотят слышать и знать об этом. Никто не знал о том, что ему плохо, что он в больнице, что ему не хватает денег. Его могут там вытащить, потому что там есть возможности, которых здесь нет, но ему просто не хватает средств. Об этом не знали, никаких сборов не объявляли, никакие Малаховы не собирали своих гостей в его пользу. Наши корреспонденты сегодня пошли на улицу и специально вылавливали молодых людей и спрашивали их о Шаинском. Вам тоже интересно будет послушать.
Елена Рыковцева: Вот абсолютно нормальная реакция. Все знают, что он написал всё, а имени композитора не знают, но знают, что написал всё. Реакция, например, моя, как зрителя, когда я смотрела эфир с вашим тоже участием, в котором подряд показывали "Идет солдат по городу", "Лада", когда все это всплывает. И это все он.
Светлана Шаинская: У него огромное количество и взрослых песен очень известных. Очень интересно, когда большие концерты, какие-то залы, он выходит на сцену, в зале бегают дети, все шумят, он начинает играть первую песню, зал замолкает полностью и начинают все петь. Со второй песни это как будто хор, который репетировал несколько лет, весь зал поет от начала до конца весь концерт. Это какая-то энергетика в зале невероятная просто.
Елена Рыковцева: Я хочу задать непрофессиональный вопрос профессиональному человеку. Мы сравнивали американские возможности такого же масштаба композитора финансовые, а я хочу о творческих спросить. Эти песни, которые он написал, их знают все, их помнят все, из памяти вы их никогда не вышибите уже никаких, видимо, поколений в хорошем смысле слова. Но эта мелодика, которой он обладал, эти мотивы – они приходили бы в голову и в Америке?
Александр Журбин: Он бы писал по-другому, если бы он родился в Америке или приехал туда в раннем возрасте. Все-таки эти песни наши, специфика есть, немножко детская. Он сам это говорил, он даже анекдоты рассказывал на эту тему, какие песни выросли из каких песен. Он был очень грамотный, очень умный музыкант, он не то что сел и запел как птичка. Он все понимал, соображал в партитурах, во всем он понимал. Но, конечно, это мелодика наша. Может быть, какая-то песня и привилась бы на американской почве, но вообще говоря, американские песни немножко другие, там все-таки блюзовые интонации почти во всех песнях, в том числе и в детских. Все-таки Владимир Яковлевич сочинял русские, советские песни. Хотя этот ареал русских песен сейчас огромен, и в Америке, и в Австралии, и где угодно живут люди, потомки русских эмигрантов, они поют песни Шаинского, без этого просто не может быть.
Елена Рыковцева: Светлана, он не комплексовал, что недооценен? Мы все с вами понимаем, что это абсолютно гениально писать для детей, никто просто не умеет, все, что было написано для детей запоминающегося, мелодичного, что будет из поколения в поколение передаваться – это он. Осознавал ли он масштаб своей музыкальной личности и уникальность? Не чувствовал ли он себя немножко недооцененным при этом, не обижало ли его отношение к детской песне, как к чему-то такому чуть-чуть уступающему мюзиклу или другим жанрам, взрослой песне?
Светлана Шаинская: Я не заметила у него никаких комплексов. Он с любовью относился к своим "детям", к своим песням. Всегда, когда переслушивал, говорил: о, какую я песню написал.
Александр Журбин: Я несколько раз участвовал в концертах, где и он участвовал. Композитор выходит, у одного композитора совсем нет голоса, другой совсем не умеет играть на рояле, но каждый композитор умеет свои умения. Но когда выходил Шаинский, то все знали, что с ним соревноваться невозможно. Он, кстати, скажем честно, на рояле он не был большим мастером, он был все-таки скрипач, но когда он начинал играть, это такой был завод, он так умел завести публику, что уже любой, кто выступает после него, он уже проиграл. Потому что Володя был огонь.
Светлана Шаинская: У него была такая сумасшедшая энергетика, весь зал всегда пел. Я не знаю, что он делал с залом – это что-то невероятное.
Елена Рыковцева: Мы видим человека абсолютно оптимистичного. Когда вы говорите, что он не комплексовал, я вам верю. Потому что то, что я вижу, вообще я не представляю, что бы его могло вывести из себя. Даже когда он рассказывал, как его обманывали, когда он за 140 тысяч продал миллионное состояние, даже об этом он рассказывал с этой своей улыбкой. И такое впечатление, что это он не стал бы делать драмой и трагедией всей своей жизни этот обман. Это визуально, на камеру. А в жизни он тоже ко всему относился достаточно легко, с улыбкой?
Светлана Шаинская: У него жизнь была очень нелегкая, потому что он не из музыкальной семьи, всего, что он сделал, он добился сам. Везде были какие-то препоны постоянно, начиная с того, что он учился по классу скрипки в Московской консерватории, тогда были всякие дела во времена Сталина и ему не разрешили на композиторский поступать как еврею. Он закончил Бакинскую консерваторию. Тем не менее, он всегда шел вперед. Все время были какие-то проблемы то из-за песни "Лада", то еще из-за какой-то, а он просто видел свою цель и шел вперед, никогда на это не обращал внимания. Единственное, когда он очень расстроился, я такого его расстроенного не видела никогда, когда у него должен был быть концерт в Кремле, он готовился, ему откладывали, откладывали, потом сказали, что концерта не будет. Он готовился, созванивался с певцами, составляли программы, потом вдруг отказали, он такой был расстроенный просто невероятно, я никогда такого не видела.
Елена Рыковцева: Какой была причина отказа?
Светлана Шаинская: Я не знаю. У меня, конечно, свое мнение на этот счет.
Елена Рыковцева: Это современные годы уже, после 2000-х?
Светлана Шаинская: Да. Обычно, не получается, значит я иду дальше, иду к своей цели. Занимался своим творчеством и не обращал внимания на все эти трудности. В жизни он такой же был всегда оптимист, любил жизнь, любил природу, любил все страны, где он был, любил океан, никогда в жизни не жаловался. До последнего мгновения, можно сказать, когда я его спрашивала, что у тебя болит, он все время говорил, что у меня ничего не болит. Никогда в жизни не жаловался, несмотря ни на что, всегда был оптимистичный, всегда с юмором, всегда с ним было весело.
Елена Рыковцева: В этом он точно вписался в Америку, так как мы представляем американцев, держи улыбку при любых обстоятельствах.
Светлана Шаинская: При этом у него естественная всегда была улыбка, всегда находил что-то веселое во всем.
Елена Рыковцева: Молодец какой же он был все-таки по духу. Я предлагаю еще один опрос посмотреть, может быть он немножко будет более грустным. Мы спрашивали наших прохожих московских, как они отнеслись, они может быть и не знали об этом, как они относятся к тому, что музыкальный символ, символ поколений советских, российских, уехал.
Елена Рыковцева: Вот видите, люди даже не знают, почему он оставил Россию.
Александр Журбин: Как могут люди не понимать, что человек, который достигнул хотя бы 70 лет, – это уже много, а 80 и больше, конечно, здесь со здоровьем возникают проблемы у любого человека. Конечно, надо находиться всегда в близости от врачей и от правильной аппаратуры, правильных лекарств и так далее. Совершенно понятно, почему он уехал. Я не думаю, что он жил здесь плохо, я думаю, Светлана не даст соврать, он здесь жил хорошо, его обожали все, он мог выступать здесь. Но здоровье от нас не зависит.
Елена Рыковцева: Правильно мы понимаем, что это просто по жизненным показаниям?
Светлана Шаинская: Очень хорошие были врачи, но, к сожалению, они даже не сказали, что у него рак. Я до последней секунды не знала, что у него рак. Когда врач американская посмотрела, она сказала, что если бы он был здесь, я бы немедленно его на стол положила, нельзя тянуть. Если бы это было раньше сделано, это все было бы более щадящим образом было сделано. Сейчас медицина очень развивается, если бы мы вовремя это знали, вовремя это убрали, вообще бы не было никаких проблем. Естественно, после такой серьезной операции он ослаб, он уже не мог спортом заниматься, как он привык, ему нельзя было даже после операции пакет с молоком поднимать. Если не тренируешься, человек ослабевает, начинаются проблемы уже другого характера.
Елена Рыковцева: Я просто хочу, чтобы наши слушатели представили себе: композитор, такая личность, номер один, по крайней мере в огромном сегменте детском, он заболевает, ему даже не могут поставить диагноз. Американский врач приезжает в Москву.
Светлана Шаинская: Американский врач в Америке. Она вышла в выходной день, я его привезла из Лос-Анджелеса из самолета прямо к ней, она его взяла в воскресенье, в свой выходной день, взяла его на операцию. Можно сказать, еще один день, и уже все. Пошли уже очень серьезные проблемы, чудом его спасли.
Елена Рыковцева: А в Москве даже речь не шла о диагнозе, об операции?
Светлана Шаинская: Мне не сказали. Мне сказали, что надо то, надо другое, но конкретно если бы они сказали, что у него рак.
Александр Журбин: В России принято, что слово "рак" нельзя произносить, что это нарушение врачебной этики, лучше молчать.
Елена Рыковцева: Лучше молчать, не лечить и не оперировать.
Александр Журбин: Я объясняю всем слушателям, что он композитор, он известный человек, его все знают, а когда он становится больным, он превращается просто в очередного больного.
Елена Рыковцева: Для медицины, вы имеете в виду, российской.
Александр Журбин: Запишитесь сюда, сядьте сюда, здесь будет очередь, вы будете ждать два часа. Вы думаете, есть какое-то спецобслуживание? Ничего подобного. Я сам член нескольких творческих союзов, я знаю, что если, не дай бог, что-то случается, все, ты попал, никто тебе не поможет, никто не будет для тебя делать какие-то специальные условия.
Елена Рыковцева: Александр из Санкт-Петербурга, здравствуйте.
Слушатель: Я знал тоже одного великого композитора нашего ленинградского российского, с грустью хочу сказать, что картина в общем везде та же, то же равнодушие государства, во многом обман и полное пренебрежение к великим именам и талантам, которые у нас были и о которых государство совершенно, к сожалению, не думало.
Елена Рыковцева: Имеется в виду, что такова система.
Александр Журбин: Есть специальные поликлиники, вообще говоря, они занимаются богатыми клиентами, платные поликлиники, там все дорого стоит. В этих поликлиниках есть небольшой отдел или участок, куда с некоторыми болезнями может прийти член Союза писателей, или художников, или композиторов. Но если начинается серьезная болезнь, пожалуйста, в общую очередь и никаких разговоров. Это очень обидно.
Елена Рыковцева: Были ли у вас когда-то такие разговоры с ним, уже не с медицинской точки зрения, а с творческой, если бы он уехал раньше, это как-то для его творчества дало бы новый стимул или это уже не играло роли для него, где творить, в России, в Америке? Потому что Журбин прошел все этапы и там, и здесь.
Светлана Шаинская: Когда здесь пытались делать мюзиклы, и сидели американцы, им очень нравилась его музыка, они были в восторге.
Елена Рыковцева: Оценили.
Александр Журбин: Чтобы в Америке вступить, условно говоря, в бродвейско-голливудскую сферу – это адски сложно. Должны стоять за тобой агенты, всякие менеджеры, тысячи звонков, тысячи писем. Это огромная работа, которая человеку из России невозможна, недоступна.
Светлана Шаинская: Тем более в таком возрасте, в каком он приехал.
Александр Журбин: Это вечная история. Он приезжает и пишет какому-нибудь продюсеру в Голливуд: я композитор Владимир Шаинский, меня знает вся Россия. Хорошо, а что вы сделали в Америке? Пока ничего. Вот когда сделаете, тогда обращайтесь. То есть замкнутый круг, тебе никто не дает ничего сделать.
Елена Рыковцева: Светлана, я теперь спрошу у вас как у мамы, потому что мы видели вашего необыкновенно симпатичного сына, музыканта, который так замечательно подыграл "Учат в школе", подойдя к папе, к инструменту. Он ведь не поехал в Америку. Почему? Он живет в России. Он тоже не видит для себя возможностей там продвинуться или есть какие-то другие причины?
Светлана Шаинская: Я даже не знаю, какие у него причины. Ему нравится. Он закончил музыкальное училище, институт, все его друзья музыканты. На самом деле, если бы он сразу приехал, как мы приехали, я думаю, он тоже бы здесь достиг многого. Но он выбрал такой путь.
Александр Журбин: У меня с сыном как раз обратная история. Он приехал в Америку в возрасте 10-11 лет, закончил одну из лучших консерваторий. Он уже там, конечно, остался, его вся жизнь там, все друзья там. Обратного хода уже нет. При этом он прекрасно говорит по-русски, живет немножко русской жизнью вместе с нами.
Елена Рыковцева: У нас в эфире до Нового года был замечательный музыкант Дмитрий Ситковецкий, скрипач, дирижер, у него абсолютно твердое убеждение, что музыканту нужно уезжать молодым. Он говорит, что аудитория, конечно, наша номер один, но там возможности для общей музыкальной культуры, для продвижения, больше.
Александр Журбин: Это выстроенная система западного менеджмента, ты должен к ней подключаться в раннем возрасте, в 15-16 лет ты должен быть встроен, знать людей, знать имена. А когда ты приезжаешь в 40-летнем возрасте – до свидания, дедушка, все.
Светлана Шаинская: У меня Аня занималась в колледже музыкой, моя дочка, композитор, который вел у нее уроки, он сказал: 90% – это менеджмент и 10% талант.
Александр Журбин: Я согласен. Потому что там построено так, что все очень заранее планируется.
Светлана Шаинская: У Шаинского было 100% таланта и 0% менеджмента. Он весь в творчестве, весь в музыке, никогда этим не занимался, это не его.
Елена Рыковцева: Валентина из Санкт-Петербурга, здравствуйте.
Слушательница: Это только один случай, но он показывает общую картину. Академические поликлиники для ученых, писательские, дома отдыха было и все закрывается, а для других создаются, совсем не для таких талантливых людей.
Александр Журбин: Это правда. Раньше, когда мы были членами Союза композиторов, принадлежали к привилегированному слою общества. Были специальные для нас дома.
Елена Рыковцева: Вы нам сейчас разведете ностальгию по Советскому Союзу.
Александр Журбин: Куда деваться, там были хорошие вещи, какие-то были, не много, конечно, но кое-что было. Особенно в отношении нас, людей творческих.
Елена Рыковцева: Владимир Яковлевич тоже так говорил, как Журбин, что ведь было у нас и хорошее?
Светлана Шаинская: Всегда вспоминаешь молодость с удовольствием.
Александр Журбин: Ностальгия бывает только по молодости.
Елена Рыковцева: Мы передаем вам слова огромной поддержки, огромного тепла, которое наверняка испытывает наша аудитория. Мы очень надеемся, что этот ужас, который на вас навалился со всех сторон, он закончится и у вас начнется новая хорошая, замечательная жизнь. А мы всегда будем помнить его песни, его самого, его улыбку.
Александр Журбин: Наши дети и внуки будут петь эти песни всегда.
Елена Рыковцева: Будут.