"Никто ничего закрывать не планирует", – ответил на днях пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков на вопрос о том, какое влияние будет иметь нынешняя политика Владимира Путина на символическое "окно в Европу", прорубленное некогда, по словам классика, Петром I Великим.
Более того, Песков заверил, что Путин глубоко чтит царя-реформатора и намерен 9 июня принять участие в праздничном мероприятии по случаю 350-летия Петра Великого, родившегося 30 мая (9 июня по новому стилю) 1672 года. Впрочем, само появление подобных вопросов и ответов говорит о том, что Петр I, в отличие от других автократов российской истории, у нынешнего правителя не в чести. Ему уже давно не открывают памятников, его образ не используют в избирательных кампаниях политики – в отличие от 90-х, когда "Медный всадник" красовался на плакатах "Демократического выбора России" как символ реформаторской и прозападной ориентации.
"Прозападность" Петра, конечно, весьма условна. Будучи несомненным самодержцем, человеком необычайно талантливым, но во многих своих проявлениях жестоким и страшным, у Европы царь заимствовал вещи сугубо практические, вроде кораблестроения, способов организации войска или металлургических технологий. Однако, посетив в 1698 году в ходе Великого посольства инкогнито английский парламент и получив разъяснения о том, что к чему в парламентских процедурах, молодой Петр заметил: "Весело слышать, когда сыны отечества королю говорят явно правду, сему-то у англичан учиться должно". В России царь, впрочем, подобных порядков не завел, предпочитая двигать страну в европейском направлении совсем не европейскими методами. В этом и заключалось, по мнению большинства историков, главное противоречие петровской эпохи.
Весело слышать, когда сыны отечества королю говорят явно правду, сему-то у англичан учиться должно
О Петре Великом, традициях автократии и реформаторства в русской истории, о харизматическом лидерстве от Петра до Путина, о победах и ошибках российских вождей разных времен Радио Свобода беседует с Ричардом Темпестом – американским историком и литературоведом, славистом, профессором университета Иллинойса.
Ричард Темпест
– Насколько мифологизирован образ Петра I как великого реформатора? Известно, что попытки проведения реформ в России-Московии предпринимались и до Петра, при его отце Алексее и старшем брате Федоре. Полки иноземного строя создавались, иностранцев на русскую службу брали, военные корабли строить пытались... Правда, всё это происходило куда медленнее и в значительно меньшем масштабе, чем при Петре. И всё же – было ли петровское правление подлинным переломом в истории, или же этот нетерпеливый энергичный человек просто ускорил неизбежное?
– Реформы Петра носят на себе очень сильный отпечаток его личности, характера, темперамента. При этом характера, усугубленного авторитарным, брутальным, в каком-то смысле, с сегодняшней точки зрения, варварским характером власти в современной Петру России. Реформы были его личным проектом, если бы их осуществлял другой человек, они, видимо, не носили бы столь жесткого и даже жестокого характера. Я много занимался Солженицыным и хотел бы процитировать его стихотворение в прозе "Город на Неве", где автор восхищается красотой Петербурга, но потом пишет: "Стиснув зубы, проклиная, гния в пасмурных болотах, строили русские эту красоту. Косточки наших предков слежались, сплавились, окаменели в дворцы... Страшно подумать: так и наши нескладные гиблые жизни, все взрывы нашего несогласия, стоны расстрелянных и слёзы жён – всё это тоже забудется начисто? всё это тоже даст такую законченную вечную красоту?" Искусство жестоко, оно может видеть источник красоты даже в смертях тысяч людей. Жестоки были и реформы Петра, в том числе и строительство новой столицы "на костях". У него это переплетено – несомненные позитивные последствия для русской жизни и культуры, и при этом страшное количество жертв.
Петр I, портрет работы Готфрида Кнеллера (1698). Был подарен царем английскому королю Вильгельму III во время визита Петра в Лондон
– Есть скептический взгляд на петровские реформы, берущий начало еще у славянофилов – мол, Петр прервал естественное развитие России и навязал ей множество чужих и чуждых ей вещей и явлений. Подобные обвинения высказывались и в адрес других российских реформаторов, от Александра II до Горбачева и Ельцина. Насколько это справедливо? Реформаторство в России – это всегда заимствование, копирование или более сложный творческий процесс?
– Слово "творческий" мне кажется здесь очень уместным, если речь идет о реформах, задуманных по определенному плану. Вообще, история России выглядит как стазис с разрывами постепенности, причем эти разрывы далеко не всегда реформаторские – достаточно вспомнить ту трагедию, в которую превратилось царствование Ивана Грозного. (А теперь, увы, разного рода губернаторы и прочие непросвещенные деятели в России ставят ему памятники.) С психологической точки зрения в России чередуются периоды спокойствия и эмоциональных травм, причем последние могут возникать по внутренним причинам, могут привноситься извне, а случается, и то и другое, как в Смутное время. В этом смысле петровское правление – это реформаторский разрыв постепенности и одновременно травма, то есть они вполне вписываются в логику истории России.
– Можно ли назвать эпоху Петра и способ его правления архетипичным для российской власти? Жесткая централизация, внешняя экспансия, упор на армию и чиновничество в ущерб самоуправлению и свободному экономическому развитию, колоссальная коррупция (большинство "птенцов гнезда Петрова", начиная с князя Меньшикова, были чудовищными ворами)... В тех же терминах ведь можно описать и режимы хоть Николая I, хоть Брежнева, хоть Путина. Получается, "западник" Петр в действительности укрепил и развил, так сказать, своё, родное, привычное?
– Ну это если считать перечисленные вами черты основополагающими признаками российской государственности, а об этом можно спорить... Я бы сказал, что, хотя определенные усилия по централизации управления в России предпринимались и до Петра, такую совсем жесткую и брутальную "вертикаль власти" создал действительно он. Но мне кажется важным вписать Петра и его правление в более широкий контекст. Это жесткий реформатор, для которого характерно глубокое отвращение, даже ненависть к прежнему традиционному образу жизни. Такие лидеры время от времени появляются в разных странах, стремящихся к модернизации: можно вспомнить "реставрацию Мэйдзи" в Японии, Кемаля Ататюрка в Турции, или даже нынешнего фактического правителя Саудовской Аравии принца Мохаммеда ибн Салмана. Характерно, что во всех этих случаях внутренние реформы сопровождаются внешними войнами, большей или меньшей территориальной экспансией.
Империя предшествовала созданию российской или русской нации, которое не завершено до сих пор
Что любопытно в случае с Петром – это то, что он совершил побег от важнейшего вопроса российской истории: вопроса о том, где кончается Россия, где границы государства и нации. Петр создал Российскую империю. В отличие от Англии или Франции, где нация предшествовала империи, в России было наоборот: империя предшествовала созданию российской или русской нации, которое не завершено до сих пор. Эту задачу нынешнее поколение российских правителей, похоже, не способно решить, и она достанется преемникам. А начата она была еще до Петра, и Петр сделал эту работу более трудной, создав империю, назвав государство империей.
– Да, Петр в конце своего правления принял титул императора Всероссийского, вел политику экспансии, преобразовал и укрепил армию, создал практически с нуля военный флот, одержал победу над сильным противником – Швецией Карла XII. В общем, нормальный, успешный империалист и милитарист, которого позднее поднимал на щит Сталин. А вот в пантеоне исторических героев, пропагандируемых нынешним российским режимом, Петра практически нет. Там более заметны тот же Сталин или Александр III, памятник которому ездил открывать лично Путин. Почему?
– Одно слово: Запад. Ориентация Петра на Запад, глубоко в нем укорененная ненависть к старому московскому укладу, что, на мой взгляд, верно подметил Алексей Толстой в романе "Петр Первый". На это его отношение тоже наложились личные моменты, стрелецкие бунты и многое другое. В результате Петра легко интерпретировать как деятеля антинационального. Кроме того, Петр революционен, он смутьян, хоть и смутьян на троне. Такие правители в эпохи "спокойствия" имеют репутацию опасных разрушителей некоего установившегося социального и государственного порядка. И антиподом Петра I выступает, да, Александр III, о котором я, слегка отойдя от основной темы, скажу, что вообще-то невольным автором русских революций начала ХХ века был не пассивный и ограниченный Николай II, а его отец, который в свое время заморозил в России те эволюционные процессы, которые, может быть, позволили бы ей избежать катастрофы и не проиграть весь свой ХХ век.
Осада крепости Нотебург в октябре 1702 года. Картина Александра Коцебу (1846). В центре – Петр I
– То, что реформаторы и революционеры пытались делать в России, и то, что у них в итоге получалось, зачастую выглядело очень по-разному. Петр обрядил русскую правящую элиту в европейские камзолы и платья, побрил им бороды, но при этом укрепил русское самодержавие и окончательно превратил Россию в милитаристскую державу. Марксизм на российской почве превратился в чудовище большевизма. Либеральная демократия в 1990-е выродилась в коррумпированный олигархический режим, который в итоге передал власть Путину. Что не так с российскими реформами и революциями: идеи, лидеры, народ?
– Дело в народе в том смысле, что очень часто реформы и революции не вовлекали его, а лишь использовали в качестве "человеческого материала" – это чудовищное выражение придумал Николай Бухарин, пользовавшийся репутацией относительно либерального большевика. Этот "материал" использовался для реализации каких-то идеологических программ либо для экспансии, территориальной или экономической. История показывает, что нельзя преобразовать общество без активного и сознательного вовлечения в этот процесс миллионов людей. Тот же Петр, конечно, переодел элиту в камзолы и платья с корсетами, заставил часть ее чему-то учиться по европейским образцам, но 90-95% населения России продолжало жить так же, как и раньше. Только теперь они платили бóльшие налоги и чаще, становясь рекрутами, погибали в имперских войнах вдали от родных мест.
Эти мужики, выражаясь словами Герцена, дивились "босым", то есть бритым лицам своих бар, чей образ жизни стал еще сильнее отличаться от их собственного. Постепенное, хоть и неравномерное, расширение европеизации на более широкие слои населения в России началось только в эпоху Александра II, не любимого многими сейчас другого царя-реформатора. Россия – крайний восток Европы, и эти процессы развивались там медленнее, чем даже, к примеру, в Польше или Украине. Кстати, многое из того, что произошло и происходит в последние годы в Украине, – это следствие давних процессов, которые в начале XXI века вылились в различный выбор двух соседних стран: Украина сделала его в пользу сближения с Западом, а Россия решила ей в этом препятствовать.
– Препятствовать до такой степени, что даже начала против нее войну. Петр Великий, если вернуться к нему, – это тоже сплошная война. Историки подсчитали, что за 35 лет его самостоятельного правления лишь один год, 1724-й, последний год жизни императора, был полностью мирным, в остальное время Россия с кем-нибудь да воевала. При этом войны в России часто играют роль катализатора внутренних перемен. Так, Петр сверг свою сестру, правительницу Софью, и стал править самостоятельно после того, как авторитет Софьи пошатнулся в результате двух неудачных походов в Крым войска под командованием ее фаворита – Василия Голицына. Проигранная Крымская война в 1850-е годы "запустила" реформы Александра II. Неуспешное участие в Первой мировой стало триггером революции 1917 года. Война Путина с Украиной (кстати, в этом контексте в третий раз появляется Крым, просто роковое какое-то место) может иметь тот же эффект?
– Не обязательно. Каждая война начинается и заканчивается в своем неповторимом историческом контексте. Да, иногда войны становятся катализаторами реформ – в том смысле, что они показывают необходимость обзавестись более эффективной военной машиной, а для этого многое надо изменить и в самой армии, и в экономике, и в обществе. Так, Ливонская война и войны XVII века с поляками, шведами, турками продемонстрировали такую необходимость для России – и Петр I новую военную машину создал. Это практическая задача, а Петр был прагматиком, в этом отношении он вполне соответствовал распространенному типу европейского монарха XVIII века – такими были и Фридрих Великий, и Людовик XIV, и отчасти Людовик XV... Если они занимались реформами, то эти преобразования были направлены на решение практических задач, а не на реализацию какого-то идеального плана изменения общества. И очень часто эти задачи были связаны с армией. Их цель – обеспечение военных успехов, связанных в первую очередь с расширением территории.
Царь Петр I в 1717 году. Портрет работы Жан-Марка Наттье
– Вы говорите о правителях-реформаторах. Путина к ним не отнесешь, однако цель у него, видимо, та же: "расширение территории", направленное на максимальное ослабление Украины...
– Нужно заметить, что в начале своего правления Путин не был чужд умеренному прозападному реформаторству. Однако он по разным причинам выбрал линию наименьшего сопротивления, отдав экономику в руки технократов, а в политико-административных вещах положившись на выстраивание "вертикали власти" и ее идеологического сопровождения. Это последнее, с точки зрения историка, у него вышло неубедительно. Путин выбрал из каждого периода российской истории определенных деятелей, от Ивана Грозного до даже в какой-то степени Бориса Ельцина, чьим преемником он сам является, и решил создать из них некую стройную последовательность, исторический континуум, что просто невозможно.
Реализовывать имперский проект не на чем, Россия мало что привлекательного может предложить соседним странам
Основа этих представлений Путина и его окружения – остаточная мечта если не о реставрации империи, то по крайней мере о сфере влияния России на большей части территории бывшего СССР. Проблема в том, что реализовывать этот проект не на чем, Россия мало что привлекательного может предложить соседним странам. Да еще учитывая соседство, с одной стороны, не слишком компетентно управляемого тамошними бюрократами, но экономически очень сильного Европейского союза, а с другой – наоборот, вполне компетентно управляемого своими бюрократами Китая, у которого при этом исторически хватает претензий к России.
Ну и еще один фактор – внутренняя эволюция самого Путина. В этом смысле его можно сопоставить с Петром: обоих трудно понять без вот этих личных моментов и сломов. Мне кажется, с Путиным что-то произошло, связанное то ли с состоянием здоровья, то ли с какими-то изменениями в его окружении. В результате его поведение стало куда менее рациональным. Поэтому никакого по-настоящему убедительного объяснения вторжению в Украину дано не было. Стратегически тем самым была сделана колоссальная ошибка, от которой, я думаю, в результате выиграет прежде всего Китай.
– Петр I – огромная историческая фигура, как бы ни оценивать его деятельность. Он был харизматическим лидером. А вот в наши дни нередко приходится слышать жалобы на то, что лидеры измельчали, причем жалуются на это люди самых разных убеждений. Вот, мол, Сталин бы с Западом быстро разобрался, да и Украина при нем и пикнуть не смела, бандеровцев он разгромил... Или наоборот: сегодняшние западные политики – ничтожества, вот при Черчилле или Рейгане от Путина бы только перья полетели... Запрос на вождей действительно усиливается, или мои субъективные ощущения обманчивы? Или от надежд на "царя, дающего избавленье" лучше вообще отказаться – как раз для того, чтобы не забредать вслед за вождями в исторические тупики?
– Я довольно давно занимаюсь темой харизматического лидерства в политике. Когда в обществе возникает запрос на харизматика? Непременно в момент кризиса. Но при этом нет гарантии, что лидер этого типа непременно появится. Скажем, Первая мировая война крупных харизматических лидеров не породила, зато Вторая мировая – в изобилии, на обеих сторонах: Черчилль, Рузвельт, Гитлер, Муссолини. А вот Сталин харизматическим лидером не был, у него почти не было прямого эмоционального двустороннего контакта с публикой. Но у него был культ, а любой культ личности, хоть в СССР, хоть в Северной Корее – это суррогат, искусственное воспроизведение феномена харизмы.
Владимир Путин выступает на открытии памятника Александру III в Гатчине под Петербургом, июнь 2021 года
В ходе нынешнего кризиса в Украине, если судить по западным медиа, харизматический лидер появился – это Зеленский. Мне трудно сказать, насколько интенсивен его эмоциональный контакт с людьми, но СМИ изображают его как неожиданного харизматика. С Путиным сложнее. Он харизматиком был, ведь харизма – это не что-то данное раз и навсегда, она может появляться и со временем исчезать, это определяет множество разных факторов. Путин стал проявлять себя как лидер со своеобразной "холодной" харизмой еще в самом начале правления, когда он был назначен премьер-министром. Он научился использовать такие моменты общения с аудиторией, как "прямые линии" и пресс-конференции, а также язык тела – вспомним все эти фото с голым торсом, видео с дзюдоистских тренировок и т.д. Кроме того, всё это сочеталось с определенной политической программой, а у харизматика тоже должна быть какая-то программа, пусть самая демагогическая или зловещая. Но быть харизматиком – это работа. Это непрерывная самопрезентация. Она может утомлять: нужно быть на людях, быть в форме, участвовать в разного рода ритуализированных мероприятиях...
– Словом, Путин выдохся?
– Да. Он слишком долго у власти. 22 года – это очень много. Харизма начала "испаряться". И в этот момент Путин совершил, напав на Украину, тот самый разрыв постепенности, который будет дорого стоить и ему как политическому деятелю, и всей России. При этом противостоят Путину сейчас политики совсем иного типа. Оценивая нынешних западных лидеров, не могу не заметить, что они – почти сплошь политические менеджеры и технократы. Харизматик там только один – Борис Джонсон. Однако у Запада есть то, чего нет у Путина и России: устоявшиеся институты с их весом. Не "вертикаль власти", которая всегда слишком зависит от того, кто стоит на ее вершине, а потому обречена, а скорее горизонталь, которая соединяет общество. На Западе это существует в виде множества групп и альянсов экономического, социального, профессионального, военного и т.п. характера. Политики как личности при этом могут быть довольно посредственны, но они опираются на массу институтов с их традициями, правилами и методологией.
У России этого нет. То, что при Путине институциональная структура не была создана, – одна из его исторических ошибок. Со времен Петра в России превозносят империю, державность как высокую ценность, но ее не оформляют, не закрепляют при помощи долговременных, постоянных институтов. Скажем, Британская империя не была в полном смысле слова демократическим государством, но там существовали вот эти ключевые институты, причем как государственные, так и частные, вроде Ост-Индской компании. История Британии и история США – это во многом история институтов. Петр, кстати, пытался действовать в этом направлении, создавая систему коллегий, например, упорядочивая механизмы управления, но этого оказалось недостаточно. Хотя он, похоже, интуитивно понимал, что это необходимо, что реформы не могут быть осуществлены только за счет его усилий и помощи его изрядно коррумпированных соратников, но что нужны институты, способные "перевести" реформаторское усилие на язык повседневности, администрации, язык бюрократический, фискальный и т.д.
Возможно, следствием вот этой ситуации, слабости институциональной стороны государства и общества, и является запрос на харизматиков, который в России исторически высок и куда выше, чем, скажем, в Китае, не говоря уже о странах Запада. И то и дело надежды, вкладываемые в харизматических лидеров, не оправдываются. Может быть, в упрек Петру Великому как раз и можно поставить это вечное русское ожидание вождя, который придет и сделает Россию одновременно сильной, современной, благополучной и национальной. И этого никогда не происходит.