- Небывалое насилие и жестокость: как обходятся с задержанными на протестных акциях 23 и 31 января.
- В российских школах вводят должность советника-воспитателя. Учителя сомневаются в необходимости и эффективности этой меры.
НОЧИ В АВТОЗАКЕ И ПЕРЕПОЛНЕННЫЕ СПЕЦПРИЕМНИКИ
Задержания, аресты и пытки. Десятки задержанных в самых разных городах России на протестных акциях конца января – начала февраля жалуются уже не только на ничем не оправданное, чрезмерное насилие со стороны силовиков, но и на фактически пыточные условия после задержания. Сегодня, пожалуй, сложно найти в Москве человека, который не слышал бы о Центре временного содержания иностранных граждан в Сахарово, куда из-за отсутствия мест в обычных изоляторах свозят административно арестованных. Иван Воронин сегодня съездил туда.
В студии Радио Свобода – аналитик проекта "ОВД-Инфо" Григорий Дурново. Работы у вас в эти дни прибавилось?
Григорий Дурново: Еще как! Мы никогда не имели дела с таким количеством задержанных, причем по всей стране. До этого печальный рекорд по количеству задержаний был в 2017 году, после акции 12 июня: более 1700 по всей стране. А сейчас в общей сложности, если считать задержанных 23-го, 31 января и 2 февраля, это уже за 10 тысяч и, наверное, даже приближается к 12-и. Кроме того, наши данные неполны: они поступали со всей страны, и наши аналитики с трудом успевали все это верифицировать. Число может быть и сильно больше.
Марьяна Торочешникова: После "Марша миллионов" на Болотной площади 6 мая 2012 года, который разогнали, задержали чуть меньше 300 человек, и все хватались за голову: "Это невозможно! Никогда такого не было!". Я нашла цифры "ОВД-Инфо": в период 2011-2013 годов в ходе 208 несогласованных или не требующих согласования мероприятий было задержано (за три года!) 4 090 человек. А сейчас фактически за три дня – более 10 тысяч! Это смена парадигмы?
И давление, и уровень жестокости приобретают системный характер, все это становится более опасным
Григорий Дурново: Наверное, можно говорить о каком-то всплеске. События, которые этому предшествовали, не предвещали ничего такого. 2020 год по объективным причинам, из-за пандемии был потише. С другой стороны, был Хабаровск, который жил своей жизнью, и там очень мало задерживали на акциях, хотя выходил почти весь город. Зато активно задерживали людей между акциями: точечно вылавливали у дома, у работы, на остановках, в магазинах. Но это совсем другая ситуация. Видимо, все это связано, прежде всего, с историей вокруг Навального, ростом интереса и возмущения людей этой историей, и реакцией власти на это возмущение.
Марьяна Торочешникова: А сколько было среди задержанных случайных людей, не участников акций, а тех, кто буквально проходил мимо?
Григорий Дурново: Почти ни одна крупная акция с большим количеством задержаний не обходится без задержания случайных прохожих. У нас нет строгой статистики, но да, в разных городах было много случаев, когда хватали кого попало. Например, во Владивостоке, когда акцию уже разогнали, двое электриков шли с работы, подошли к елочке, чтобы сфотографироваться, их схватили и задержали. Отдельные случаи жестокости, нелепых действий, вроде задержания случайных прохожих, мы видели и раньше, просто сейчас это имеет какие-то колоссальные масштабы. И давление, и уровень жестокости приобретают системный характер, все это становится более опасным, страшным. Но и ответ общества тоже сильнее. Мы видим, что люди не испугались после 23-го, вышли через неделю, и тоже в огромном количестве городов.
Марьяна Торочешникова: И давление на них усилилось. Москва была как будто во времена оккупации: весь центр перекрыт.
Григорий Дурново: Не только в Москве, но и во многих других городах писали, что давно не видели, чтобы столько задерживали, чтобы были такие перекрытия в центре, чтобы полицейские так жестоко обходились с людьми. Происходит рост активности, а в ответ растет уровень жестокости.
Марьяна Торочешникова: На связи в нами из Санкт-Петербурга активист Иван Остапчук. Много ли у вас арестованных? Хватает ли мест?
Иван Остапчук: У нас вроде бы было близко к 300 арестованным за выходные и за вторник. Места в единственном спецприемнике Петербурга закончились уже давно. Потом начали заполнять спецприемник Гатчины, затем заполнили все изоляторы временного содержания. Сегодня заполнили еще два изолятора в городе Луга и в городе Волосово – это за 100-150 километров от Петербурга, полтора часа езды. Суды продолжаются. Сегодня были еще суды, и там вроде выдали еще 10 арестов.
Марьяна Торочешникова: А на какие сроки арестовывают людей?
Иван Остапчук: От 2-х до 10-и, иногда до 15 суток. И я знаю о случае, когда парню дали 30 суток.
Марьяна Торочешникова: А раньше в Санкт-Петербурге после задержаний на протестных акциях чаще штрафовали или арестовывали?
Иван Остапчук: Чаще штрафовали. Такого беспрецедентного количества арестов я в жизни не видел.
Марьяна Торочешникова: А что сейчас с людьми, которые уже отбывают административные аресты? Удается ли родственникам взаимодействовать с ними, передавать передачи?
Иван Остапчук: До начала всех этих событий у меня уже был чат помощи задержанным, для которых мы собирали продукты, средства личной гигиены и передавали в спецприемник. Там было 200 человек. После первого митинга 23 января этот чат вырос до полутора тысяч и продолжает расти. Сейчас там сидят уже три с половиной тысячи человек. Я поделил все это по спецприемникам, по изоляторам, и там люди самоорганизовываются, мы пытаемся найти списки, ведь многим не дают пользоваться телефонами. Есть такие отделы, где телефоны отбирали сразу, и терялась любая связь. Мы по крупицам собираем информацию о том, кто где сидит. Находятся люди, которые отвозят передачи по тем фамилиям, которые мы смогли найти. Также у нас есть чат по "ОВД-такси" – это волонтеры помогают: либо встречают арестованных, отбывших арест, либо на митингах они пытались выяснить, куда поедут автозаки, чтобы понимать, в какие отделы нужны передачи или правозащитники, если не будет связи ни с кем из задержанных.
Марьяна Торочешникова: По вашим наблюдениям, сильно ли разнилось поведение представителей... даже язык не поворачивается называть их "правоохранительными органами": скажем так, охранительных органов на акции 23-го и на акции 31 января?
Иван Остапчук: Если сравнивать с акциями предыдущих лет, было такое ощущение, что им разрешили делать все что угодно, без ограничений. Мы так думали до 2 февраля. А 2-го не было уже никакой избирательности, в город приехала как будто целая армия, и задерживали вообще всех. Забегали во дворы, в парадные, доставали водителей из машин. Люди прятались в ресторанах и кафе, и там их задерживали. Это какое-то новое слово в разгоне протестов в России.
Марьяна Торочешникова: Очень многие задержанные в Москве жаловались на то, что их часами, целыми ночами держали в автозаках. А в Петербурге после того, как суд выносил решение об аресте, как быстро человека отправляли в изолятор?
Это какое-то новое слово в разгоне протестов в России
Иван Остапчук: У нас 31-го числа, когда спецприемник заполнился, очень много автозаков стояло возле него всю ночь, а потом день. У некоторых отделов стояли три рейсовых автобуса, и людей до утра не выпускали, пока не оформят первый автобус. Когда они решили везти людей в спецприемник Гатчины, там было недостаточно свободных мест, и несколько автозаков ехали туда наперегонки: кто первый успеет доехать до спецприемника, тот сможет сдать своих арестованных. А некоторых людей оставляли ночевать в отделах полиции уже после ареста. Были случаи, когда оставляли ночевать в подвалах или в маленьких камерах, где по семь человек ложились на одну кровать. Им не давали ни еды, ни воды, ничего.
Марьяна Торочешникова: Григорий, с вашей точки зрения, то, как ведут себя силовики в Москве и Петербурге, дает какой-то сигнал тому, как вести себя в регионах? Или там они "сами с усами"?
Григорий Дурново: Трудно сказать, ведь мы не знаем, на каком уровне принимаются какие решения. А опыт подсказывает, что довольно много решений принимается уже на местах, и многое зависит от конкретных городов и регионов, иногда даже от конкретных отделов. В целом явно была дана общая установка на большую жестокость, чем раньше, но на решения, касающиеся дальнейшей судьбы задержанных, это не так сильно повлияло. Например, количество арестов в регионах, как я понимаю, не так велико. А насилие мы видели много где, и перекрытие улиц 31-го числа, и многое другое.
Марьяна Торочешникова: Для меня стало откровением, что, оказывается, и насилия, и задержаний можно было избежать, надо только знать "волшебные слова". Я не шучу. Такие "волшебные слова" попали в стрим, по-моему, "Дождя" во время задержания 31-го числа или в ночь на 3-е. Человека задерживает на улице сотрудник полиции, тот говорит: "Брянск. Север", – и его тут же отпускают. Вероятно, такие кодовые слова "для своих" существуют на каждой протестной акции. Как вы думаете, кто вот эти люди: провокаторы от власти, эфэсбэшники, какие-то оперативники?
Григорий Дурново: На разных акциях мы видим много людей в штатском, некоторые из них дают указания полицейским, кого задерживать. Но мы точно не знаем, кто они такие. Это могут быть люди из Центра противодействия экстремизму, а могут быть из ФСБ. Некоторых, работающих уже много лет, оппозиционеры знают в лицо, а многих – нет.
Марьяна Торочешникова: Но сейчас, наверное, активистам стоит рассчитывать на то, что какие-нибудь тайные оппозиционеры власти из рядов полиции перед очередной акцией будут выбрасывать в Telegram-каналы очередные "волшебные слова".
В Казани полиция, Росгвардия, силовики 31-го числа не просто задерживали людей, они всех посадили на снег, а кого-то прямо опрокидывали лицом в снег. И люди несколько часов просидели на снегу, пока их не развезли куда-то дальше. Григорий, вам когда-либо доводилось встречаться с таким поведением силовиков?
Григорий Дурново: Нет, хотя мы работаем с декабря 2011 года. Это что-то совсем невиданное и ужасное.
Марьяна Торочешникова: То есть это одновременно и унижение, и насилие. Нечто похожее можно видеть на кадрах из каких-нибудь колоний, когда заключенные там пытаются "качать права", или при пересылке осужденных уголовников. И то правозащитники всегда говорят, что это бесчеловечно, нельзя так относиться ни к кому.
С нами на связи правозащитница и активистка из Казани Эльза Нисанбекова. Эльза, сколько времени люди провели на снегу? И что потом с ними стало? Многих ли арестовали в Казани?
Эльза Нисанбекова: Я не знаю, сколько времени они там провели. Когда их окружили, они полежали лицом в снег, а через какое-то время им все-таки разрешили присесть на корточки, и после этого началось задержание, их всех погрузили в автобус. Всего было задержано около 300 человек, большинству дали штрафы, арест – по-моему, двум или трем людям. Большинство после одних или двух суток отпустили домой. Естественно, в период суда были нарушения. У нас вообще ноу-хау – суд проходит по видеоконференцсвязи из отделов полиции. Задержанных привозят в отделы полиции, раздают им заявления на проведение судебного заседания по видеоконференцсвязи. Люди, которые впервые попадают в такую ситуацию, подписывают эти заявления. Большая часть тех, кто был отпущен со штрафом, была просужена именно по ВКС в отделе полиции.
Марьяна Торочешникова: А хоть кто-нибудь ушел из отделения полиции без штрафа, без ареста?
Эльза Нисанбекова: Насколько мне известно, нет. Отпускали несовершеннолетних, но потом была Комиссия по делам несовершеннолетних, и там их тоже привлекали к ответственности.
Марьяна Торочешникова: А много несовершеннолетних у вас было задержано?
Эльза Нисанбекова: Данные разнятся. Провластные Telegram-каналы пишут, что их было чуть ли не 90%. Но я где-то читала, что это все-таки 4-5% из всех вышедших.
Марьяна Торочешникова: Кстати, насколько мне известно, в Казани набирает популярность Telegram-канал, в который "сливают" персональные данные участников этих протестов, задержанных во время протестов, и не для того, чтобы им помочь, а чтобы указать на них пальцем и сказать: "Вот так поступать нельзя ни в коем случае!". Это правда?
Эльза Нисанбекова: Да. После первого митинга 23-го числа появился Telegram-канал, где действительно публиковались персональные данные: фамилия, имя, отчество, год рождения, а по некоторым – даже место учебы или работы. Видимо, это очередной способ запугивания.
Человека, умершего три года назад, вызвали повесткой как участника недавнего митинга
Марьяна Торочешникова: Я нашла в фейсбуке сообщение Алены Антоновой: "Недавно по адресу моего покойного мужа пришло письмо с требованием явиться в полицию. Он был на митингах лет семь назад, его три раза арестовывали, мы платили штрафы. Он три года как умер. Они пишут: "Просим вас явиться как участника недавнего несанкционированного митинга. Вот думаю: как явится он с того света, мало им не покажется!". Это к вопросу о базах. То есть они решили еще и таким образом отрабатывать?
Григорий Дурново: По крайней мере, перед 31-м мы видели, что, как им казалось, зачистили все политическое пространство, ходили ко всем. Превентивные задержания бывали у нас и раньше.
Марьяна Торочешникова: Еще Лимонова задерживали каждое 31-е число на выходе из подъезда.
Григорий Дурново: А веерные задержания такого рода по всей стране начались в 2017 году. В преддверии очередных акций штабов Навального полиция задерживала в основном координаторов штабов по разным регионам, причем за правонарушения, которые они якобы совершили до того: либо анонс предстоящей акции, либо участие в какой-то предыдущей. А сейчас масштаб увеличился, всех сколько-нибудь заметных людей либо задержали, либо ходили по их квартирам и предупреждали. К людям, которые даже и не ходили ни на какую акцию 23-го числа, но где-то когда-то "засветились", приходили и настойчиво говорили: "Вы были 23-го, мы вас заметили. Вы попали на камеры, в систему распознавания лиц. Если выйдете еще раз, то вам грозит статья о массовых беспорядках".
Марьяна Торочешникова: А на самом деле, отрабатывают, судя по всему, старые списки.
ЗАМПОЛИТЫ ИЛИ "НАВИГАТОРЫ ДЕТСТВА"
Российские чиновники придумали, как нужно влиять на подрастающее поколение. И вот в конце января министр просвещения Сергей Кравцов, выступая перед сенаторами через несколько дней после протестных акций 23 января, упомянул "недавние события", которые, с его точки зрения, показали, как важна тема воспитания. Он задался вопросом: "Как предотвратить возможность оказания деструктивного влияния на детей?". И сам же нашел ответ: уже в марте в части российских школ появится новая должность – советник директора по воспитанию. Рассказывает Анастасия Тищенко.
Марьяна Торочешникова: На связи с нами – учитель истории, член профсоюза "Учитель" Александр Кондрашев из Москвы. Как вы оцениваете эту инициативу?
Александр Кондрашев: По-моему, люди, которые вводят эту инициативу, сами не совсем понимают, что они хотят сделать. С одной стороны, проблема воспитания очень актуальна, ведь у людей разные семьи, разные семейные обстоятельства, и какую-то часть воспитательной работы явно должна нести на себе школа. Но в тех условиях, в которые сейчас поставлены российские учителя, они не могут заниматься этой работой. Большинство учителей перегружены, работают более чем на одну ставку. Приоритет отдается бумажным отчетам, которых сейчас во многих школах очень большое количество, плюс разные формальные числовые показатели. У них нет ни сил, ни времени, чтобы общаться с детьми помимо преподавания предмета.
Но что меня смущает в этой инициативе… Советник – что это значит? Какие советы он должен давать? Нужны люди, которые будут работать с детьми, то есть общаться с ними, проводить какие-то игры, мероприятия, в сложных случаях помогать решать конфликтные вопросы.
Марьяна Торочешникова: Это то, что сейчас делают психологи и соцработники.
Александр Кондрашев: В большинстве школ сейчас очень непонятная ситуация и с психологами, и с соцработниками. У нас действуют так называемые "майские указы". У учителей должна быть максимальная зарплата, а чтобы это получилось, школа должна избавиться от всех, кто не ведет уроки. Это чисто экономическая логика. Нет такого, что в каждой школе точно будет человек, который реально может что-то такое делать. Скорее всего, там, где были психологи, их сократили, оставили, может быть, одного, и он тоже заполняет какие-то отчеты. Я слышал, что в каких-то школах есть соцработники, но сам в жизни не встречал соцработника, работающего в школе. И мне кажется, что один человек на школу ситуацию не изменит. Наши власти хотят найти очень дешевое решение. Они думают: "15 тысяч на каждую школу в месяц – это, в общем-то, недорого". И они надеются, что это поможет им что-то изменить. Я думаю, что нет. А какого-то серьезного полицейского, который будет следить, за 15 тысяч они тоже не найдут.
Марьяна Торочешникова: К нам подключился учитель математики, председатель территориальной организации профсоюза "Учитель" в Санкт-Петербурге Иван Меньшиков. И я попрошу его прокомментировать такое допущение в среде правозащитников, что вот эти советники будут работать не на свои 15 тысяч, а на двух зарплатах. Одну они будут получать за свои погоны, а вторую – из какого-то бюджета, связанного с образованием. И они будут не развлекать детей и воспитывать их, а реально работать политруками, вести политинформации.
Иван Меньшиков: Конечно, эти люди не смогут проводить никакой реальной и эффективной воспитательной работы. Но все это очень хорошо встраивается в логику государственного давления на школы, на учеников, учитывая то, что мы недавно видели в социологических исследованиях: радикальное падение рейтингов власти среди молодежи, школьников. Это выглядит как попытка жесткой, неуклюжей системы решить эту проблему теми методами, которыми она привыкла решать проблемы: "У нас школьники плохо себя ведут – давайте устроим им политинформацию". Для людей, которые работают в школе и действительно понимают, что такое воспитательный процесс, это выглядит смешно. Реальный воспитательный процесс – это работа непосредственно с учениками, с каждым ребенком индивидуально, с его проблемами, с его жизненной ситуацией. А таким образом можно вызвать у учеников лишь смех и недоумение: что это за странные люди и почему они ведут такие речи?
Что касается каких-то конспирологических теорий насчет оплаты, у меня нет ощущения, что они чем-то обоснованы. Политику государства в сфере образования можно сформулировать очень лаконично: экономим на всем, на чем только можно. И в данном случае пока это выглядит как попытка максимально дешевыми средствами решить эту проблему.
Марьяна Торочешникова: Можно слышать очень много нападок на учителей, особенно в период выборов, ведь чаще всего именно учителя работают на избирательных участках с бюллетенями, голосование происходит в школе. А насколько сильное давление испытывают учителя вне избирательного процесса? Часто ли приходят разнарядки о том, что нужно говорить детям на Уроках мира 1 сентября? Или вот, например, сейчас сказали, что по всей России будут чуть ли не каждую неделю проводить классные часы, для того чтобы не допустить политизации школьников.
Мы ощущаем давление государства, но не видим у него реальных возможностей это проконтролировать
Иван Меньшиков: Действительно, регулярно приходят такие распоряжения о проведении разных классных часов. Но здесь все-таки все в руках отдельного учителя: за дверями своего кабинета он может проводить и урок, и классный час так, как считает нужным, а потом оформить бумаги так, как просит начальство. Да, в целом мы ощущаем некоторое давление государства и попытку навязать нам определенную логику, в которой нужно проводить уроки и классные часы, и вообще действовать, но мы не видим у государства никаких реальных возможностей это проконтролировать. И все учителя это прекрасно понимают,
Что касается работы на избирательных участках, то меньшинство педагогов так или иначе участвуют, например, в фальсификации выборов. Подавляющее большинство учителей никак с этим не связаны, они занимаются исключительно образовательной деятельностью. Такие обвинения стоит более точечно адресовать тем людям, которые действительно нарушают закон.
Марьяна Торочешникова: Александр, в последнее время в связи с этими протестами усилилось ли давление на педагогов, с тем чтобы они лучше учили своих учеников, как "правильно себя вести"?
Александр Кондрашев: Это давление перманентно, оно просто меняет вектор: сегодня нужно это, а завтра другое. Все равно это лежит на плечах конкретного директора школа, и в разных школах ситуация очень разная: где-то людям звонит лично либо директор, либо завуч, кричит на них в выходной день по телефону, что они должны то-то и то-то (в том числе, прийти на выборы или позвать всех родителей прийти на выборы). Есть школы, где отношение более здоровое, где учителя чувствуют свое достоинство и не ведутся на такие вещи.
Постоянная проблема сейчас в районе, где я работаю (это Фили-Давыдково): по школам разошлась бумага как раз с такими требованиями. Она выглядит, как запрос информации, то есть там присутствует требование провести какие-то мероприятия, но оформлено это так, как будто просто спрашивают. Ее направляют не директорам школ, а руководителям культурных подразделений: сообщите, какие там проводились патриотические мероприятия. И подписано, что это в связи с последними митингами. Но это всегда выбор конкретного человека – подчиниться этому или нет. Конечно, в целом государство пытается осуществлять давление, но с переменным успехом, потому что люди все равно сопротивляются любой дополнительной работе, тем более неоплачиваемой и неприятной.
Марьяна Торочешникова: Григорий, как вы расцениваете эту инициативу введения политинформации, политруков, воспитателей, советников в школах? Остановит ли это протесты?
Григорий Дурново: Государство пытается разными способами бороться с протестами, видимо, осознает, что оно не очень может угнаться за совсем юным поколением, и пробует разные меры и способы. Были же недавно истории про какие-то вирусные агитационные видео в TikTok – наверное, самой непонятной для власти соцсети: какие-то видео о том, что "надоела политика, надоел Навальный, давайте о чем-нибудь другом". И я видел, что есть требование к этим советникам, что они должны разбираться в этих трендах, разбираться в TikTok. Но я не очень верю, что это будет массово.
