В самом начале протестов в Беларуси, пока люди, не привыкшие иметь дело с силовиками, только-только начинали разбираться, у кого какая форма (черная – ОМОН, оливковая – спецназ МВД, камуфляжная – спецназ внутренних войск), в милицейских рядах началось смешение красок и брожение. Некоторые, как собеседник Радио Свобода, уволились сразу после выборов, другие немного позже (18 августа Александр Лукашенко подписал указ о награждении более 300 белорусских силовиков медалями "За безупречную службу"). Третьи продолжали увольняться в сентябре. Несмотря на то, что им приходилось, например, выплачивать неустойку при преждевременном расторжении контракта.
В случае финансовых затруднений таким людям предлагал помочь белорусский IT-предприниматель Микита Микадо, живущий в США (позже он объявил о приостановлении своего участия в проекте помощи уволившимся из белорусских органов). В настоящее время из силовых структур уже почти никто не увольняется. Собеседник Радио Свобода, работавший в уголовном розыске в одном из белорусских городов, объясняет почему. Он попросил не называть ни его имени, ни звания, ни города, в котором он сейчас живет, однако редакции Радио Свобода известна эта информация. Сейчас бывший милиционер работает таксистом и скучает по любимой работе.
– До вашего увольнения вы интересовались политикой?
– Я был скорее аполитичен. Где-то когда-то новости я читал, но меня это не касалось.
– Когда и при каких обстоятельствах вы уволились?
– Фактически меня уволили 19 августа, но на работу я перестал выходить 9 сентября. Неделю до выборов я дежурил, а потом сказал руководству, что с меня хватит. Сказали, что уволят, я понимал всю серьезность ситуации. 13-го меня попросили больше не выходить и ждать официального приказа.
– По какой статье вас уволили?
– За прогулы. За нарушение условий контракта.
– После каких событий вы приняли это решение?
Они просто стояли там. А после на суде говорили, что они хлопали в ладоши, кричали
– Это было еще до выборов. По-моему, в июне, когда мы участвовали в разгонах так называемых цепей солидарности. Когда задержали Бабарико (один из кандидатов на президентских выборах в Беларуси. – Прим. РС) и люди в его поддержку выстраивались вдоль дороги. Нас раньше не особо задействовали в мероприятиях, связанных с охраной общественного порядка, но тогда привлекли, и нам пришлось очень глупо разгонять людей, которые ничего не делали. Тогда в моем сознании все немного поменялось. Уже тогда я решил для себя, что больше в этом не участвую.
– Потому что глупо? Даже насилия никакого не было?
– Нет, какие-то задержания тех, кто не хотел уходить, были. Мы просили людей: "Переходите дорогу". Получается, мы их водили то в одну сторону, они переходят на другую сторону, а потом обратно. Бессмысленная необоснованная работа, зачем? Если бы я видел, что они нарушают что-то, тогда да, надо вытеснять, задерживать. А когда люди просто вышли выразить свое несогласие и мирно стоят, не скандируют, даже лозунгов не выкрикивают... Они просто стояли там. А после на суде говорили, что они хлопали в ладоши, кричали. Это неправда, этого не было.
– Когда представитель силовых структур задерживает или применяет насилие в отношении человека, который просто стоит или идет, за это для него по закону предусмотрена ответственность?
– Если отбросить все эмоции, с которыми я живу эти три месяца, я вообще не понимаю, что сейчас происходит. Работа по гражданке установлена законом, я так работал, но это было не массовое преследование, понимаете, мы работали по бандитам, которые представляли опасность для общества. То, что происходит сейчас, выходит за законные рамки. Силовики не представляются, у них лица скрыты. Почему? Сейчас фактически любой у нас может надеть спортивный костюм, балаклаву и выйти в город, бить людей и говорить, что он из милиции. Это полнейшее беззаконие.
– По вашему мнению, были ли провокации со стороны протестующих?
– Говорится, что все, кто выходит протестовать, проплачены, они анархисты, радикальные ультралевые или что-то еще. Какой-то процент таких товарищей, безусловно, есть. Он небольшой. Условно говоря, из двухтысячной толпы человек десять таких будет. У нас 8 августа люди вышли к ЦУМу, на улицу Машерова, и в эту толпу влилось человек 20 людей в черном. Вот по ним было видно, что они настроены буянить. И люди, которые вышли протестовать мирно, к ним не присоединились, а обступили их, а те стояли в толпе как белые вороны. И буквально через пять минут они ушли. Были точечные ситуации, разбирали брусчатку и бросали камни в сотрудников милиции. Без этого – никуда, и тут надо работать в рамках законодательства, находить их, вести следствие и так далее. Но то, что мы видим в действительности, – люди убегают, а задерживают женщин, подростков выхватывают. Это у меня в голове не укладывается.
– Пытки в стенах милицейских участков вы можете подтвердить?
– Слушайте, это все задокументировано. Выстраивались коридоры из сотрудников милиции, задержанных пинали ногами, когда они шли. Мы видели избиение дубинками на лавочках, во дворах. Сотрудники Госавтоинспекции задерживали байкеров и избивали их при всех, не стесняясь, на Немиге. Мои друзья это подтверждают. Я доверяю тому, что я вижу.
– Как вы оцениваете, много ли хороших специалистов в рядах милиции, спецслужб?
– Безусловно. В каждой профессии есть и специалисты, и люди, которые попали туда случайно. Мне моя работа нравилась, я ее любил, я ею гордился. Точно так же процентов 70 находящихся там, думаю, любят свою профессию, но все поменялось в одночасье. Кто-то не смог мириться с тем, что происходит, и ушел. Кто-то мирится, оправдывая себя, де, ну я же этого не делал. Ну и что, что ты не делал, когда твои коллеги за стенкой прямо сейчас это делают?
– Вы не жалеете о том, что ушли?
– В сложившейся ситуации нет. Я скучаю по работе, но в настоящих условиях работать там, носить форму и говорить, что мы защищаем граждан, – не уважать себя.
– При каких условиях вы согласились бы вернуться?
– Да общие условия. Те же, что выдвигают рабочие, студенты, интеллигенция, – новые честные выборы, смена руководства. Пока ничего не поменяется, я не смогу туда вернуться.
– Когда вы уходили, на вас оказывали давление?
– Да нет, я не почувствовал. Сугубо личные мои опасения, но мне никто не угрожал.
– Многие ушли?
– Я не хочу называть конкретную цифру, потому что те, кто хотел заявить об этом, заявили, а те, кто не хотел, остались инкогнито, путь так и будет.
– Сейчас ситуация усугубляется, каковы настроения в рядах силовиков?
– К счастью, я больше ни с кем особо не общался после тех событий. Мы, ушедшие, тоже, не совсем теперь "их парни". Понимаете, чем дольше человек работает в этой структуре, тем больше он убеждает себя в правильности своих поступков. Так работает психология человека. Его мозг так устроен, что пытается оправдаться. Вряд ли сейчас кто-то из тех, кто остался работать, а не ушел в самом начале, задумывается об этом. А если и задумываются – то единицы.
– И что они говорят себе, когда травят газом пенсионеров?
– Наверное, вот эту песню, что все они куплены. У нас же пропаганда так была построена, что они хотят, как на Украине. Хотя как происходило на Украине – никто толком не знает. Хотят стабильности, не хотят Майдан, а это все засланные и оплаченные. Им за это платят, значит, это их работа, а наша работа – это пресечь. Обычные ни в чем не замеченные граждане сидят дома.
– Ваши бывшие коллеги в это верят?
– Я более чем уверен в этом. Есть небольшой процент, которые остаются по другим причинам – близость пенсии, материальные обязательства, но это все равно сделка с совестью.
– Вам лично приходилось при исполнении совершать поступки, за которые вам сейчас стыдно?
– Были моменты, когда мне хотелось бы вести себя чуть корректнее, но в глобальном смысле – нет. Я очень гордился своей работой. Я считал, что мы в угрозыске – белая кость всей милиции. Я ведь начинал участковым инспектором, а потом перешел в уголовный розыск. Это была хорошая работа, нужная.
– Чем вы сейчас занимаетесь?
– Работаю водителем.
– На днях Лукашенко заменил министра внутренних дел на нового. Вы рады этому?
– Это вообще ничего не значит. От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Любые перестановки… Когда новый министр скажет, что были нарушения, стреляли в журналистов, пытали людей (буквально вчера я видел, как человека задерживали у подъезда, избивали), тогда это будет иметь смысл.
