В России становится сенсацией, когда сатирик вдруг например говорит, что президент его страны засиделся во власти. Хотя президент действительно засиделся. Или когда он говорит, что в России на ТВ цензура. Хотя все видят, что цензура. Почему это сенсация, когда человек говорит то, что заметно даже ребенку? В обсуждении участвует телекритик Александр Мельман и телепродюсер, член команды КВН МХТИ 80-х Леонид Мазор.
Полная видеоверсия программы
Елена Рыковцева: Событием дней недавних неожиданно стал Максим Галкин. Казалось бы, человек известный, в том числе известный своей позицией политической, он всегда был честным человеком. С нами Александр Мельман.
Александр Мельман: Абсолютно согласен. Именно честным человеком.
Елена Рыковцева: Что такого произошло сенсационного в его выступлениях в Новосибирске, что взбудоражило всех? Мы, конечно, об этом расскажем. Я в качестве преамбулы просто заявляю, что он всегда таким был.
Александр Мельман: Он всегда таким был, но мы его таким узнали в последнее время, в последние годы, когда политическая ситуация стала накаляться, его реакция очень адекватна и правильна, с моей точки зрения.
Елена Рыковцева: То есть он свою позицию не прятал, а наоборот она проявлялась все ярче. Наверное, есть объяснение тому, что случилось, почему это новосибирское выступление, а потом еще в нескольких городах он повторял этот монолог политический, почему оно вызвало столько эмоций. Потому что это был уже концентрат, он прошелся по всем темам острым дня. Может быть его в шутку, иронично сравнивают с Навальным, но он действительно проехался по городам, как Навальный, примерно с той же повесткой – вечный Путин, вечная парламентская "оппозиция", вечный народ, который смотрит вечный телевизор и который ему верит, он примерно это все изложил, только гораздо смешнее, чем Алексей Навальный.
Александр Мельман: Вообще его сравнивают уже с Зеленским на самом деле в некотором будущем, после 2024 года. Уже говорят: вот, операция "преемник" началась.
Елена Рыковцева: То есть ему прочат карьеру Зеленского. Из Соединенных Штатов Америки с нами Леонид Мазор, телепродюсер и в прошлом член яркой, смешной, остроумной команды КВН Московского Химико-технологического института конца 1980-х годов, эта команда блистала. Вы не удивлены, что Галкин выступил с серьезным, острым политическим монологом?
Леонид Мазор: Удивлен.
Елена Рыковцева: Значит вы не знали, что он на такие штуки способен?
Леонид Мазор: Я знаю Галкина, я знаю, насколько он может быть смел. Но то, что он выступил сейчас с таким монологом… Я вообще считаю, что кусать руку, которая тебя кормит, наверное, в некоторой степени неэтично.
Елена Рыковцева: Да, так НТВ говорили всегда, что вы получили кредит от "Газпрома", вы почему Путина ругаете, Путин же дал вам кредит. Хотя не Путин дал, но в итоге все равно Путин. Как вы считаете, почему Галкин ее кусает?
Александр Мельман: Я не думаю, что он ее кусает. Он просто умный человек и остроумный человек. Мне кажется, что он просто правильно вписывается в сегодняшний формат, он понимает, что это за формат. Он понимает, что колею можно немножко сдвинуть, я имею в виду, как сентенция от Владимира Высоцкого. Он это делает. Другие просто думают, что это невозможно. Если мы вспомним КВН, в котором участвовал Леонид, перестроечный – это был замечательный КВН, самый настоящий КВН. То, что сейчас происходит с КВН – это две большие разницы, как говорят в одном интересном городе. То, что решил сделать Максим, он просто понимает, что сейчас это нужно. То есть можно сказать, что это конъюнктура, но в самом хорошем смысле. Он действительно человек и гражданин, которого мы знаем, с чего мы и начали. Поэтому здесь никаких диссонансов у него нет.
Елена Рыковцева: Леонид, у вас был капитан, а был у вас замполит?
Леонид Мазор: В то время, когда играли мы, Александр Васильевич был всего лишь редактором. Нас как раз курировала молодежная редакция, этим занимались очень серьезно, резали нас со страшной силой. Передача, которая шла 4 часа, в эфире составляла полтора часа. Смысл некоторых конкурсов пропадал в связи с этим. Честно говоря, цензура была, была очень жестокая цензура. У нас внутренней самоцензуры не было, и это очень важно. Потому что нам казалось, что мы можем говорить все, когда хотим и что хотим. Нас били по рукам. Но тем не менее, та часть зала, которая была, их было примерно около тысячи человек, они слышали довольно жесткую правду не только со стороны нашей команды, можно вспомнить и УПИ, Уральский Политехнический институт, конечно же, Одессу, которая была гораздо острее, чем мы, в то время. Потому что мы-то шутили, а те острили. Так что самоцензуры не было, была другая жесткая цензура.
Елена Рыковцева: Это важное замечание. Потому что действительно наше дело пошутить, ваше дело резать. В этой ситуации, я думаю, Максим Галкин корректирует свои тексты, которые он делает для Первого канала, зачем меня резать, я сам знаю, что мне делать. Понятно, что он не будет выступать с этими заявлениями на Первом, даже если ему дадут сольный концерт.
Александр Мельман: Время идет, время меняется. Я помню, как мы с Максимом сидели в одном ресторанчике, это было еще до войны в Украине, он говорит: "А я смело стараюсь. Посмотри, Саша, я пишу в "Комсомолке" такие колонки". Потом я прочитал, ну такие, знаете, полудетские, наивные были колонки тогда у него. "Да, меня режут, но я все равно говорю все, что хочу". Другое дело, то, что он хотел, еще не достигло того уровня того, что он делает сейчас. Человек меняется в лучшую в данном случае сторону.
Елена Рыковцева: Мы сейчас покажем наш сюжет о том, что случилось, что он сказал, что он говорил раньше. Я его увидела впервые в конце 90-х, его очень любил Егор Яковлев. У Егора Яковлева в "Новой газете", где я тогда работала в 2000 году, была гостиная, в которой собирались самые оппозиционно настроенные его друзья. Егор очень не любил Владимира Путина, честно скажу, и он очень любил Максима Галкина, который приходил, пародировал Путина. Но пародировал это не так, как это делает на ТНТ Дмитрий Грачев, достаточно комплиментарно.
Александр Мельман: Если поменять ракурс, то, мне кажется, Максим Галкин, а я пересмотрел все, что он сказал, это тоже по-своему комплиментарно. Он в голове держит границы и, наверное, правильно делает.
Елена Рыковцева: Я очень хорошо понимаю, что такое комплиментарно, что такое нет. У него тоже были такие вещи, когда он шутил так, что не придерешься, но здесь придраться можно. Смотрим сюжет о его политическом пути на сцене.
Елена Рыковцева: Все-таки как вы объясняете эту реакцию общества? Он же ничего нового не сказал, ну сказал, что вечный Путин, цензура на телевидении. Почему люди так потрясены, а они потрясены? Море благодарностей ему в Инстаграме.
Александр Мельман: Мне кажется потому прежде всего, что это талантливо сделано. Талант пробивает многие вещи. Максим сам говорил, что он смотрит современных стендаперов, молодых людей, я тоже иногда их посматриваю, кроме мата и политического контекста я другого ничего не вижу. Человек защищается только матом, мат у него на первом месте. Это неталантливо и часто не смешно. Здесь это сделано так ярко и так точно. При этом ничего нового мы не узнали, может быть для тех, кто не знает эволюцию Максима, тот тогда думает: ох, неужели. На самом деле мы так научились и привыкли бояться, что даже такая сатира, она, по-моему, замечательная, он в контексте, стиле, подобном Аркадию Райкину, Геннадию Хазанову в лучшие их моменты жизни. И мы видим это замечательное, то, что мы хотели видеть, настоящую сатиру. Но она сделана так блестяще именно потому, что она талантлива. Тем не менее, это не обидно, это не "Куклы" Шендеровича все-таки. "Куклы" Шендеровича тоже очень талантливы, но это была ненависть Виктора к конкретному человеку, как у Егора Яковлева, наверное. Тогда это было просто, Крошка Цахес – классический пример. Здесь, я думаю, и Владимир Путин, будучи на таком концерте, посмеялся бы над собой.
Елена Рыковцева: Мне не кажется, что он бы посмеялся. Первый из номеров, которые мы сейчас видели, это диалог Ларисы Гузеевой и Путина в программе "Давай поженимся". Он пришел к ней выбирать себе пару в ее программу. Я не думаю, что ему было бы смешно, когда она говорит: "Вы же не даете нам шанса посмотреть, что будет после вас". Это не очень смешно. Я видела, как хохочет Владимир Путин на КВН современных, в которых шутят про него и про Дмитрия Медведева, ему это страшно приятно. Леонид, вы немножко видите современный КВН, где слабый Медведев, где сильный Путин?
Леонид Мазор: Я, к сожалению, это ностальгическое, смотрю все время. Меня за это ругают, говорят, зачем ты это смотришь, КВН уже не тот. Что касается шуток в отношении Путина и шуток, над которыми он смеется, во-первых, это не шутки. Как правильно сказал мой собеседник, это подобострастные шутки. Смеются они только потому, что они на КВН, поэтому надо смеяться. А что касается Галкина в целом, то мне кажется, что реакция публики на эти выступления важна тем, что Галкина, как ни странно, основная часть населения ассоциируют с гламуром, тем гламуром, который не высказывается, который сидит спокойно, получает свою зарплату довольно приличную и при этом избегает острых вещей. И тут вдруг человек, которого ассоциируют с этим слоем населения, говорит вещи, которые свойственны Навальному, многим другим ярким оппозиционерам. Естественно, это вызывает шок. А это значит, что и там, в другом слое населения люди уже больше не могут терпеть. Вот это главное. А то, что Путин смеется над КВН, над шутками в КВН, которые с трудом можно назвать шутками – это все довольно большая условность.
Елена Рыковцева: Я хотела бы предложить перейти к другой теме, которую обозначил Максим Галкин, на которую ополчились потом, на эту постановку вопроса о цензуре, те, кого касается эта постановка вопроса. Давайте посмотрим, что он сказал на своих последних концертах о цензуре на телевидении.
Елена Рыковцева: На концертах он пока может, но на концертах он говорит о Первом канале. Это записывается в YouTube, это дойдет до руководства Первого канала. Вы считаете, как оно будет на все это реагировать?
Александр Мельман: Если я так толерантно отнесся к Владимиру Путину по поводу шуток Максима, то, я думаю, так же могу отнестись и к Константину Эрнсту. Другое дело, у них разный уровень. Константин Эрнст может быть такой креативный владелец Первого канала, но он подчиненный человек, над ним те самые начальники начальников. Тем не менее, я верю и знаю адекватность господина Эрнста, поэтому, я думаю, Максиму за это ничего не будет, если, конечно, не будет конкретного особого звонка не очень умного человека оттуда, который скажет: смотри, что у тебя делает ваш человек, давай-ка прекрати. Такое тоже может быть.
Елена Рыковцева: Он же может просить только о прекращении сотрудничества с ним, а это колоссальный скандал. Потому что прекратить делать в эфире Первого канала невозможно то, что не происходит в эфире Первого канала.
Александр Мельман: А еще корпоративная этика, Артем Шейнин – это Первый канал, Максим Галкин тоже. Константин Эрнст очень строго блюдет то, что называется корпоративной этикой.
Елена Рыковцева: Леонид, вы когда говорили о кусании руки дающей, вы имели в виду в том числе то, что он куснул Первый канал с его украинской темой бесконечной?
Леонид Мазор: Когда я сказал о кусании руки, я опасался за Максима, чтобы меня правильно поняли, именно в этом контексте. Я имел в виду, что не исключено, что будут последствия. Какими они будут? Константин Эрнст очень умный человек, он умеет лавировать между правдой и ложью, умеющий давать кость и умеющий эти кости отбирать. Как он поступит, что произойдет с Максимом? Я думаю, что ничего не произойдет. Я думаю, что хватит ума понять, что Максим в принципе пока говорит далеко, а не близко. Вот когда он будет говорить это близко, когда эти концерты уже начнутся в Москве, тогда станет страшно многим. Вот тогда, наверное, поступит приказ запрещать, не пущать и прочие "щать".
Елена Рыковцева: Я ничего не рекламирую, но именно сегодня я купила билет на концерт в Москве Максима Галкина. Конечно, мы пытались приглашать его в свой эфир, звонили разным людям, нам говорят, что он отключил все телефоны. Он действительно не ожидал обрушившегося интереса к его персоне, ему сейчас не до нас с нашим эфиром. По ходу этих переговоров я узнала, что у него 29 ноября концерт в Кремлевском дворце. Что, интересно, он там скажет, в этом Кремлевском дворце московской публике, которая уже слышала эти выступления, знает о том, какой шум был по поводу этих выступлений? Хотя не исключено, что он просто выйдет на сцену и замолчит. Я все сказал, я ухожу. Буду вести репортаж оттуда в своем фейсбуке. Теперь мы смотрим реакцию ведущих, про которых он высказался, что они ему ответили.
Елена Рыковцева: Первым был Дмитрий Киселев, вторым был Владимир Соловьев и третьим был коллега Артем Шейнин. Все они старались не очень наезжать на него.
Александр Мельман: Шейнин больше немножко остальных.
Елена Рыковцева: Шейнин его пригласил в конце концов в своей эфир, предложил высказываться на любые темы. Я посмотрю, где будет Шейнин, если Максим Галкин свою речь воспроизведет в его эфире.
Александр Мельман: Очень многого мы теперь с вами ожидаем от Максима Галкина.
Елена Рыковцева: Ведь они же на полном серьезе говорят, что на российском телевидении нет цензуры. Им нужно отвечать сейчас нам с вами, что она есть, или это очевидно? Или это неочевидно, когда такой солидный начальник как Дмитрий Киселев говорит: какая цензура? Соловьев говорит: какая цензура, какие 20 копеек?
Александр Мельман: Если эти люди чувствуют себя свободными в своем рабстве, то это их прекрасная проблема. Каждый видит по-своему. Я вижу со стороны, что, безусловно, она есть, об этом всегда пишу. Куда же без цензуры на сегодняшнем телевидении, она, безусловно, существует. Просто эти люди, которые так комментируют, возможно они добровольно идут в услужение государства и чувствуют себя некими антеями, которые держат небо, без которых государство будет не полным и шатким. Я в чем-то их понимаю, потому что телевидение – это то чуть ли не единственное, которое связывает нашу огромную страну. Поэтому к их искренности у меня вопросов нет. Возможно они так думают на самом деле.
Елена Рыковцева: Леонид, у вас, когда люди слышат заявления серьезных руководителей государственных российских структур, как Дмитрий Киселев, что на российском телевидении нет цензуры, туда ходит американец Майкл Бом с американским гражданством, говорит все, что он думает, вам кажется, это может вызвать доверие, такие заявления без тени сомнения: у нас нет цензуры, у нас все можно на телевидении?
Елена Рыковцева: Понятие цензуры, конечно, шире прямой вырезки - того, что сказано. Понятие цензуры включает в себя фигуру умолчания, есть темы, на которые вы не можете говорить. Вы не можете говорить, что в России не свободные выборы, этого как темы не существует в ток-шоу. Нет тем, где есть опасность того, что всплывает какая-то правда. Вы не можете критически сказать на российском телевидении, что он засиделся, вы не можете устроить обсуждение на тему, что же он так давно, Владимир Путин.
Александр Мельман: Как тема — да, но как реплика — это вполне возможно.
Елена Рыковцева: Расскажите мне, кто сказал последний раз, что Путин засиделся, на российском телевидении?
Александр Мельман: Безусловно, такие люди, как Гозман, Надеждин и иже с ними, какие-то украинские товарищи, которые действительно выглядят здесь как клоуны, их берут специально, они тоже могут сказать вполне. У нас действительно такое свободное телевидение.
Елена Рыковцева: Изредка, но не в порядке обсуждения этой темы, а просто вырвется такая реплика. Конечно, у Леонида Гозмана может много чего вырываться.
Александр Мельман: Там есть люди, которые за этим следят и тут же набрасываются.
Елена Рыковцева: Это тоже не будет называться цензурой, он же сказал. А то, что при этом его заклевали, на него набросились и сделали из него бог знает кого, то, конечно, это не будет включаться в понятие цензуры. Понятие стало гибриднее, шире и шире. Леонид, тут Александр спрашивает, поддается ли русская Америка российской пропаганде?
Леонид Мазор: Моя замечательная теща, которой достаточное количество лет, она не верит. Но в этом доме, в котором она живет, у нее на этаже достаточное количество людей, которые в это свято верят, что говорится. Но мы сейчас говорим о людях, которые смотрят телевизор. Молодые русские американцы, которые выросли здесь, их вообще не интересует то, что происходит в России. Люди моего возраста очень сильно разделены, потому что там есть и голосующие за Путина, и голосующие за Трампа, разные мнения. В целом поколение эмигрантов 1978 года верит, поколение эмигрантов 1990-х годов сильно разделено, причем разделено практически наполовину, а те дети, которые выросли у эмиграции 1990-х, им в принципе по барабану.
Елена Рыковцева: Виктор, слушатель из Москвы, здравствуйте.
Слушатель: Во-первых, содержание выступления Галкина, ничего особенного он, на мой взгляд, не произносит, это на уровне фейсбучного стеба. Храбрость якобы, мне знаем, что героев мало, практически нет, например, Немцов, храбрость бывает от неведения или наоборот от ведения, от хорошего знания. Немцов, например, был в курсе, он открыто шел навстречу опасности. А тут три варианта могут быть. Первый, что просто Галкин пока еще позволил себе, потом начнут рихтовать его передачи на телевидении, мягко ему посоветуют, поговорят, он куда-нибудь может пропасть с центральных экранов. Второй: может быть он свой человек, которому позволена какая-то вольность, то есть он некий заказ может быть выполняет.
Елена Рыковцева: Очень трудно мне заказчика представить такого, ради которого он рисковал бы своей карьерой на Первом канале. Риск очень большой, потому что шеф его не очень рад этой истории — это сто процентов, я имею в виду Константина Эрнста. Не только с ведущими Первого канала происходят какие-то вещи, буквально несколько дней назад мы и с канала ТНТ кое-что услышали, в номере Камеди Клаб «Отборочный конкурс на шоу «Голос 60+». Послушаем участника этого отборочного тура по имени Гарик Бульдог Харламов.
Елена Рыковцева: Значит, все-таки накипело и там. Потому что он как правило сторонился политики, «Камеди Клаб», как вы знаете.
Александр Мельман: Я помню, на одной из программ, когда я у вас здесь был, вы мне конкретно показали два сюжета из «Камеди Клаба» очень хороших, талантливых и острых даже по сегодняшнему времени. То есть местами иногда у них получается.
Елена Рыковцева: Вы это расцениваете как случайные прорывы того, что накопилось или тоже как заговор какой-то?
Александр Мельман: Можно ли мерить состояние общественного настроения, мнения в России по этим выступлениям наших поп любимых товарищей? Трудно сказать. Потому что они тоже люди, безусловно, когда они идут к Дудю, Дудь часто выжимает какие-то вещи и у Нагиева, и у других актеров.
Елена Рыковцева: Из Нагиева он выжал, что Нагиев тот еще «любитель Путина».
Александр Мельман: В людях это есть, но это нормально. Думать, что все в стиле выдающейся книги Замятина «Мы» или «1984» выстроятся в ряд, да и в тех-то книгах уже такого не было. Другое дело, мне кажется, пока режим довольно устойчив в том смысле, что этот режим не советский. Открыл Горбачев форточку, немножко подуло каким-то свежим ветром гласности и развалилась страна. Не столько, безусловно, из-за этого, из экономических во многом причин, но и из-за этого тоже, такого свободного слова. Сейчас все-таки другое время, страна более гуттаперчева, более подстраивающаяся, пластилиновая. Поэтому в принципе базис у России в этом смысле устойчивости довольно большой. Другое дело, я замечаю, что когда Путин пришел к власти и взял под себя российское телевидение в целом, то кино, театр, балет были свободны в этом смысле, делай, что хочешь. Но постепенно за эти 20 лет мы видим, как и эти замечательные виды искусств тоже стали подневольными, подцензурными. То есть скукоживается шагреневая кожа свободы. Возможно, это некий симптом перестройки, которая когда-нибудь может все-таки начнется. Трудно сказать, то, что мы сейчас слышим — это барометр или нет.
Елена Рыковцева: Леонид, вам, наверное, странно слышать, как мы выковыриваем из всего колоссального федерального эфира эти крошечки, что высказались о Соловьеве, высказались о цензуре, высказались о пропаганде. Вам, наверное, странно в Америке, может быть вы этого не знаете, но российские пропагандисты переводят американские шоу политические и показывают, смеются, веселятся: посмотрите, что сказал этот комик или еще кто-то там про Трампа или Зеленского. Они все это используют в своих программах. Но российский телезритель ничего похожего не видит.
Леонид Мазор: Дело в том, что вы меня так преподали, как американца, что я больше ничего кроме американского телевидения не смотрю. Я очень много смотрю российское телевидение. Да, конечно, хотелось бы больше. То, что сейчас существует в Америке, та свобода слова, сатиры, возможности высказывания, остроумного высказывания, массу шоу можно назвать, которые это делают, конечно, это несравнимо с тем, что происходит в России. «Камеди Клаб» - это те люди, которые там работают и которые делают, пишут, продюсируют не только «Камеди Клаб», но и все, что связано с вещами, которые они делают, это очень умные, образованные люди в большинстве своем. Я не буду говорить об их политической позиции, но она иногда видна. Почему я заговорил именно о них, потому что это поколение людей, которые сформировались уже при Путине. У них есть свое собственное мышление, свое собственное видение. И их дети уже будут воспитаны по-другому. Поэтому это очень важно, что именно там, на «Камеди Клаб» именно эти люди пытаются и шутят, критикуя власть, уничижая власть. Это очень важно, потому что это то поколение, у них есть своя аудитория, она тоже разнородная, но в целом, чем больше их будут слушать, даже таких вещей, тем жива еще надежда. Я оптимист в этом отношении.
Елена Рыковцева: Я как человек, который посмотрел 12 часов телевизионного марафона Владимира Зеленского, расскажу, что в одну прекрасную минуту его спросили: с кем из коллег бывших по российской эстраде вы общаетесь? Он говорит: практически ни с кем, только с «Камеди». Они приезжали в сентябре в Одессу, они мне звонили, я отвечал, мы в контакте.
Александр Мельман: Может быть теперь Галкина тоже признает.
Елена Рыковцева: С Галкиным тоже есть номер общий в YouTube, думаю, что они могут восстановить его. Ему же недолго, четыре года еще осталось, он сказал, что на второй срок не пойдет. Сегодня мы спросили у москвичей: считаете ли вы Максима Галкина смелым человеком в свете выложенного в YouTube?
Елена Рыковцева: Кто-то из прохожих вслед за Дмитрием Киселевым сказал, что ведь век интернета, везде можно говорить, что угодно. Дмитрий Киселев говорит: век интернета, говорите, где хотите, пишите на каждом заборе. Вопрос: на твоем заборе можно это написать? Он почему-то на чужие заборы кивает, а насчет своего забора молчит. Как вы оцениваете эти ответы?
Александр Мельман: Все-таки режим достаточно умно, несмотря на всю глупость, которую мы знаем, сконструирован довольно умно. Он по-прежнему, я считаю, устойчив. При всех недостатках, всех огромных минусах, которые есть, каждый может получить свое, с точки зрения даже политики. Либерал получит свое и будет в своем маленьком загончике либералом, коммунист получит свое, патриот свое, государственник свое, нацист, черт с ним, тоже свое получит. Вот такое государство, оно с точки зрения пиара политического и самой так называемой политики может устраивать большинство населения, которое группируется в различные политические объединения. На данный момент глубинность этого народа и те, кто определяет эту глубинность и формулирует эти термины, они свое дело, по-моему, знают.
Елена Рыковцева: Я когда смотрела это выступление, во-первых, очень смеялась, там великолепные, удачные очень формулировки. Но если я вам темы начну перечислять того, о чем он говорил — это все очень серьезно. Вот он говорит, например, о царе, люди любят, хотят царя, он у нас давно царь, у нас уже поколения при нем выросли. Но это он делает так элегантно, что ты хохочешь. Или он говорит, что у нас ничего не было, нечем гордиться, кроме великой победы 1945 года, кроме полета Гагарина, и вот появляется Чемпионат мира. Дальше он говорит о Чемпионате. Это тоже серьезное заявление, не очень патриотичное с точки зрения тех самых патриотов, которые себя записали в патриоты. Он оценивает выборы президентские, говоря: Грудинин имел несчастье понравиться людям, за это он огреб по полной программе, на него ополчилась вся федеральная пресса. Потом он вырулил, что не понравился людям, не потому что он хороший хозяйственник, а потому что у него все, как у Сталина, усы как у Сталина, хозяйство как у Сталина и пр. Но тем не менее, он достаточно четко сказал, что его замочили на этих выборах. Леонид, когда вы это смотрели и когда вы видели аплодирующую, это же российские города, про которые принято думать, что они не Москва, в том смысле, что они гораздо менее оппозиционно настроены, там меньше либералов, когда вы видели эти аплодисменты, вы расценивали их как оценку тому, что это сделано смешно, или как то, что они разделяют его позицию?
Леонид Мазор: Во-первых, было смешно. Шутка про Грудинина, наверное, самая сильная из всего того, что там было произнесено, на мой взгляд. Что касается аплодисментов, смелость всегда уважается. Когда смело говорят вещи о людях, так называемых небожителях — это всегда вызывает уважение. Я думаю, что большая часть аплодисментов была именно уважительная. В целом они аплодировали просто остроумности, шуткам. Я думаю, что в целом люди аплодировали именно потому, что они не ожидали такого. Хорошая шутка — это когда хороший парадокс. Эти парадоксы были, может быть они были несколько вторичны, это я уже не обсуждаю, не анализирую шутки, но парадоксу аплодировали, в первую очередь парадоксу, во вторую смелости этого парадокса. Я смотрел только новосибирское выступление, там, честно говоря, зал довольно информированный. Поэтому, я думаю, аплодисменты Новосибирска были в первую очередь уважительные.
Елена Рыковцева: А я читала потом в его Инстаграме благодарности из всех городов, по которым он потом проехался. Вы, Александр, воспринимаете эти аплодисменты в целом как поддержку его позиции или как в том числе как поддержку его позиции?
Александр Мельман: Это действительно зреет в людях, в людях это уже живет, может быть даже и созрело, нужен какой-то толчок для изменений. Поэтому здесь власть должна видеть это как индикатор, как барометр общественных настроений и задуматься очень серьезно.
Елена Рыковцева: Я буду ждать все-таки Кремлевского дворца и кто туда придет к нему, скупят ли они все билеты, и вообще пустят ли туда его с этим концертом после всего, что случилось.
