25 февраля 1956 года в Москве завершился юбилейный XX съезд КПСС. Впервые он проходил под новым названием партии – соответствующее решение было принято на предыдущем съезде в октябре 1952 года, когда ВКП(б) переименовалось в КПСС. Слет делегатов и гостей проходил под началом Никиты Хрущева и обещал быть рутинным мероприятием с привычными славословиями, самовосхвалениями, одами в адрес Ленина и проклятиями в адрес проклятых капиталистов. Но не тут-то было. Еще до начала съезда членам президиума сообщили о намерении зачитать доклад первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева о культе личности Сталина. И вот под занавес съезда подкорректированный членами президиума текст был зачитан на специальном закрытом заседании, т.е. без иностранных гостей. Но начнем с предыстории. В журнале «Новая и новейшая история», №4 за 1996 год, находим материал историка Владимира Наумова:
- Первое открытое сообщение о бесчинствах, которые творились в органах госбезопасности…, появилось весной 1953 г. Инициатором таких публикаций был Л.П. Берия.
- Большая часть членов президиума ЦК в полной мере осознавала свою ответственность за участие в сталинских злодеяниях. Их пугала мысль, что кто-то другой будет разбираться в тех преступлениях, в которых они были повинны... Они являлись и соучастниками преступлений, и их жертвами, и заложниками Сталина одновременно…
- Важно определить мотивы действий членов президиума ЦК. Что руководило ими, когда они принимали решение об информировании делегатов предстоявшего съезда о сталинских преступлениях? Микоян откровенно говорил о тех чувствах, которые испытывали члены президиума ЦК. Они боялись ответственности за совершенные преступления, боялись, что съезд может спросить каждого, какую роль он играл в организации массовых репрессий…
- Хрущев, как и другие члены президиума ЦК, не только рассчитывал уйти от личной ответственности, но и понимал, что признание высшей партийно-государственной властью сталинских преступлений дискредитирует наиболее авторитетных и влиятельных членов президиума ЦК, тех, кто долгое время работал со Сталиным...
- Хотел ли Берия использовать эти сведения в борьбе за единоличную власть или Молотов, Каганович, Маленков, Хрущев и Микоян опасались напрасно? От Берии можно было ждать чего угодно. Но то, что такая мысль у членов президиума ЦК в 1953 г. была, свидетельствует о ясном осознании ими того, какая опасность для них существовала - такого рода разоблачения могли стать мощным оружием в борьбе за лидерство в партии…
- К осени 1955 г. Хрущев был полностью убежден в том, что о его причастности к преступлениям сталинской эпохи не будет сказано ни слова. Он смело обвинял других, будучи уверен, что изобличающие его документы либо уничтожены, либо находятся за семью печатями. Чем более надежно они были спрятаны, тем более резко осуждал Хрущев преступления, в которых сам принимал активное участие...
К высказанным здесь мыслям мы еще вернемся, а пока – собственно доклад первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях». Характерно, что он постоянно ссылался на Ленина, словно хотел прикрыть его авторитетом нападки на Сталина: «Придавая большое значение роли вожаков и организаторов масс, Ленин, вместе с тем, беспощадно бичевал всякие проявления культа личности, вел непримиримую борьбу против чуждых марксизму эсеровских взглядов «героя» и «толпы», против попыток противопоставить «героя» массам, народу».
«В период (1935-1937-1938 гг.) сложилась практика массовых репрессий по государственной линии сначала против противников ленинизма – троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев…, а затем и против многих честных коммунистов…, которые активно боролись против троцкистов и правых, за ленинскую линию партии», - раздавался звонкий голос Хрущева в зале, где повисла гробовая тишина.
«Сталин ввел понятие «враг народа». Этот термин сразу освобождал от необходимости всяких доказательств идейной неправоты человека или людей, с которыми ты ведешь полемику: он давал возможность всякого, кто в чем-то не согласен со Сталиным, …подвергнуть самым жестоким репрессиям, с нарушением всяких норм революционной законности», - продолжал крушить сталинизм сталинист Хрущев. И так далее в том же духе.
Читая эти, в общем-то, достоверные вещи о сталинских репрессиях, не можешь не задать себе вопроса: «А где же были Вы, Никита Сергеевич, - что делали в ту пору? Знали ли тогда об ужасах сталинизма – и если знали, почему не пытались это остановить?». Наивные вопросы, конечно, но подобный тон, который читается в докладе, может позволить себе лишь тот, кто сам к злодеяниям непричастен или, по меньшей мере, действительно не знал о них! Однако я далек от мысли, что товарищ Хрущев, с начала 30х годов уверенно поднимавшийся по партийной лестнице (с 1934 по 1938 годы – первый секретарь Московского горкома ВКП (б)), не имел доступа к сведениям соответствующего характера.
Более того, как пишет известный российский журналист и публицист Леонид Млечин, Хрущев был «любимчиком» Сталина. С другой стороны (и тут Млечин вторит Наумову), процесс десталинизации начался еще при Берии. «Заняв пост министра внутренних дел, он [Берия] принялся прекращать заведомо фальсифицированные дела и освобождать арестованных. В его аппарате подготовили объемистый документ. В нем цитировались показания следователей о том, как они сажали невиновных и получали нужные показания, воспроизводились резолюции Сталина, требовавшего нещадно бить арестованных», - пишет журналист на страницах «Огонька». Кстати, любопытная деталь: когда умер Сталин, «реформатор» Хрущев и тогдашний фактический преемник «отца народов» Георгий Маленков отклонили ходатайство Лаврентия Берии о реабилитации руководства разгромленного Еврейского антифашистского комитета. И как уже догадались уважаемые читатели, правдолюбец Хрущев на пару с Маленковым отклонил ходатайство! Палачи против палача.
Снова обратимся к публикации Леонида Млечина. «Смысл хрущевского доклада сводился к тому, что вся вина за преступления ложится на Сталина и на его подручных-чекистов маршала Берию и генерала Абакумова. А остальные вожди ни о чем не подозревали... Главное – не допустить и мысли о том, что массовые репрессии стали закономерным порождением сталинской системы. Ведь в таком случае следовало бы ставить вопрос о демонтаже всей системы», - говорится в публикации.
Автор приводит высказывание тогдашнего министра иностранных дел ФРГ Генриха фон Брентано: «Тот факт, что господин Хрущев на последнем партийном съезде осудил мертвого Сталина, многие сочли признаком изменения идеологии. А что, собственно, случилось? Люди, которые в течение десятилетий были ближайшими сотрудниками и сообщниками некоего господина Сталина, теперь, проявляя прямо-таки отвратительную лживость и лицемерие, отмежевываются от того, что они делали при нем и вместе с ним». Как говорится, комментарии излишни.
Еще более откровенно высказался доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института российской истории РАН Юрий Жуков. «Все обвинения против Сталина нужны были ему [Хрущеву] лишь для того, чтобы скрыть свои кровавые преступления в конце 30-х», - сказал он в интервью газете «Труд».
Ему вторит коллега Борис Шмелев, профессор Института экономики РАН: «Своим докладом Хрущев, проявивший после смерти вождя наибольшую гибкость и изворотливость, не искал исторической справедливости, а наносил удар по соперникам во власти как ближайшим соратникам Сталина». «У Никиты Сергеевича у самого руки по локоть в крови. Он санкционировал аресты и казни десятков тысяч людей, рапортуя об успехах в борьбе с врагами народа и жалуясь Сталину на то, что НКВД ограничивает его активность. Эти хрущевские послания до того надоели Сталину, что на одном из них он написал: «Уймись, дурак!»», - рассказывает нам российский историк.
Что можно добавить? С одной стороны, нельзя отрицать или умалять процесс реабилитации репрессированных, действительно начавшийся весной 1953 года и получивший новый импульс после доклада Хрущева. Нельзя отрицать реабилитацию народов Северного Кавказа, высланных в сталинские лагеря чуть ли не целыми республиками. Это железобетонные факты. Но нельзя забывать и того, что после 1953 года никуда не исчезли чекисты, сексоты, доносчики, «перегибы на местах», волюнтаризм и прочие атрибуты авторитарного однопартийного строя. Травля Пастернака и расстрел рабочих в Новочеркасске, гонения на церковь и грубые ошибки в сельском хозяйстве, Берлинская стена и Карибский кризис – это не Сталин, это Хрущев.
Человек, являвший собой образчик тоталитарного мышления («Есть два мнения – мое и глупое»), априори не мог быть избавителем страны от сталинского зла, ибо он был плоть от плоти Сталин. Просто-напросто Хрущев оказался пронырливее своих конкурентов тех лет – сначала Маленкова, Булганина и Берии, а потом Кагановича, Микояна, Молотова и других. Но поскольку «кукурузник», как его презрительно называли, не изменил Систему, а лишь сделал ей косметический ремонт, Система его и перемолола теми же партийно-номенклатурными жерновами – пришел октябрь 1964 года…