«Меня отдали как товар». Истории чеченских лесбиянок

По данным Российской ЛГБТ-сети, с апреля 2017 года, когда благодаря публикации "Новой газеты" стало известно о массовом преследовании геев в Чечне, только через "Сеть" более 130 человек уехали из республики, из них 112 покинули Россию. Большинство ЛГБТ-беженцев – гомо- и бисексуальные мужчины, охота на которых не прекращается до сих пор, но есть среди них и гомо/бисексуальные девушки. Радио Свобода поговорило с тремя чеченскими лесбиянками, которым повезло – они смогли уехать: Ольгой, Мариной и Ликой.

По словам девушек, лесбиянкам в Чечне приходится гораздо сложнее, чем геям: если молодой человек потенциально может уехать в большой город учиться или работать, судьба девушки целиком находится в руках ее родных, а отступления от правил могут закончиться фатально. Впрочем, если раньше репутация девушки была делом семьи, то сегодня охотой на лесбиянок, как и на геев, занимаются чеченские правоохранительные органы. По словам Марины и Лики, одну из знакомых девушек задержали по подозрению в том, что она лесбиянка, в отделе полиции ее били, пытали током, а потом изнасиловали и передали родственникам.

Истории собеседниц РС демонстрируют, что синкретизм ислама, средневековых обычаев и советской этики делает невозможной не только жизнь лесбиянок – женщин вообще. Так, знакомую Лики и Марины всего лишь насильно выдали замуж, хотя, по словам девушек, могли и убить – "убийства чести" расследуются неохотно, преступники получают минимальные сроки. Общество здесь едино с властью: "Наоборот, жалеют ту семью, которая убила. Как им трудно пришлось, какая же тварь, им столько травмы наделала, что им пришлось ее резать, все дела. То есть семью опозорила, сдохла, но все равно пятно оставила", – говорит Марина. По словам девушек, если в 1990-е женщинам нередко по старинке резали горло, то сегодня предпочитают отравления.

Все три девушки – из обычных семей, не богатых, но и не бедных; религиозных, но не отличающихся от многих других семей, их истории для Чечни банальны. Сегодня они рады своей новой жизни учат необходимые языки и уже распланировали ближайшее будущее: одна хочет пойти работать в полицию, вторая – стать правозащитницей, а третья – заниматься музыкой. Ни одна, впрочем, до сих пор не находится в безопасности: если родные узнают об их местонахождении, велика вероятность банального похищения, как уже это случилось ранее с Ольгой. Для обеспечения безопасности женщин Радио Свобода не публикует их настоящие имена, места рождения и настоящего пребывания.

Смотрины

"Я с детства знала, кто я, но я только лет в 19 узнала, что есть еще такие люди [в Чечне], до этого я думала, что это какая-то болезнь", – рассказывает Ольга. Она живет в эру интернета, информации о гомосексуальности нашла достаточно, но все же "не могла себя принять". "Я много читала про гомосексуализм в исламе – грех это или не грех, но ничего дельного не находила. Мне ничего не оставалось, я понимала, что не тянет меня, плохо мне, нет никакого интереса встречаться с парнями. В 19 лет я приняла себя такая, какая я есть". В большой чеченской семье Ольгу считали тихоней – она не особо любила общаться со сверстницами, поговорить о своей ориентации ей было не с кем. В 19 лет она вышла на группу в соцсети, где общаются чеченские ЛГБТ, с одной из девушек у нее завязались отношения.

Ольга предполагает, что ее брат, который работает военным и, возможно, был причастен к преследованиям геев в Чечне, узнал о ее романе, но огласка могла создать ему проблемы на работе, поэтому он решил выдать Ольгу замуж. Рассказы девушек во многом повторяются, в частности, все они прошли через насильственное замужество. По их словам, родные заранее начинают подбирать хорошую семью, куда можно сбыть невесту: обсуждается тейп, репутация, связи, доход. Занимаются этим матери, которые советуются иногда со своими старшими сестрами и прочими авторитетными родственниками. Мнение девушки не учитывается. До какого-то момента всем троим собеседницам РС удавалось под разными предлогами увиливать от замужества: молодой человек не понравился, надо в институт поступить. Впрочем, Марину в итоге выдали замуж в 16, Ольгу и Лику – в 20.

Когда на горизонте появляется подходящая семья, девушку уговаривают сходить "на свидание" с претендентом: будущая невеста стоит на улице возле своего дома на некотором расстоянии от жениха (который во всех трех случаях был на 7–12 лет старше). "Она должна быть скромная, парень ее оценивает внешне, потом расспрашивает: как ты относишься к домашним делам? Ты умеешь готовить? Тыкву варить умеешь правильно? Сколько воды туда наливаешь обычно? Торты делаешь? Нет? Ну, научим", – рассказывает о своем свидании Лика. Часто молодой человек приезжает не один, а с другом или родственником, иногда с двумя. Они тоже могут подключаться к собеседованию и давать оценки. Встречи Лики со своим будущим мужем длились по часу. Жених Ольги забежал к ней на 10 минут – она ему понравилась, он сразу прислал сватов. Брак не предполагает посещение ЗАГСа – только муллы. Огромное внимание при подготовке к свадьбе уделяется покупке приданого: независимо от достатка чеченские семьи соревнуются в том, "у кого больше чемоданов, у кого подороже шуба, у кого дороже драгоценности, у кого круче трусы". Мнение самих девушек учитывается, только если оно совпадает с родительским: всем троим для семейной жизни закупили традиционные чеченские платья в пол и по "чемодану платков".

Похищение из Европы

Муж Ольги употреблял наркотики, избивал ее: "У него постоянно какие-то таблетки были, после них он сумасшедшим становился. Он мог начать какую-то ссору просто так. Даже за то, что я просто дышу. Не знаю, что это было. Я несколько раз уходила домой, потому что он бил меня, но меня возвращали снова", – рассказывает Ольга. По чеченским обычаям, если жена уходит от мужа, она может провести какое-то время в родительском доме, но рано или поздно за ней приезжают родственники мужа – просить вернуть ее. Девушек обычно возвращают. "Мама не хотела, чтобы я разводилась, потому что у нас как принято: если ты разведенная, то это позор. Но она тоже ничего не решает, всё решают мужчины". Брат Ольги находил общий язык с ее мужем, но через несколько месяцев все же по телефону рассорился с ним и позволил ей остаться дома, то есть развестись. "Потом был ад", – говорит Ольга.

Как рассказывают Ольга, Марина и Лика, "разведенка" в чеченской семье – это низшая каста: девушкам запрещали выходить одним из дома, отбирали телефоны, заставляли надевать хиджаб: "Даже если ты себя очень хорошо ведешь, все равно смотрят на тебя как на шлюху. Ты, типа, девственности лишилась и поэтому в любой момент можешь раздвинуть ноги", – говорит Лика. Мужчинам из "уважаемых" семей жениться на "разведенках" не к лицу, но и сама девушка выбрать себе мужа не может: как так – сама нашла? Ольге повезло: она познакомилась в соцсети с чеченцем-геем, он предложил ей оформить фиктивный брак, а ее родные были рады отделаться от нее. Уже после свадьбы "мой брат, по ходу, про него тоже узнал. После этого начался совсем ад. Мы с ним хотели уехать, сделали туристическую визу". Родные Ольги пытались вернуть ее в семью, удерживали силой, но формально у них не было повода не отдать девушку мужу. Получив визы, они разными путями поехали в одну из европейских стран. Ольга ехала на машине с незнакомыми чеченцами – такие "такси" давно курсируют между Чечней и европейскими городами, часть перевозит пассажиров с визами и паспортами, некоторые могут вывезти людей нелегально – за 2500 евро с носа.

Брат Ольги, очевидно, имел доступ к базе ФСБ по пересечению границы, Ольгу выследили, и в одном из немецких городов к машине подошел ее дядя: она провела у него дома следующие 8 месяцев – без связи с внешним миром. Поначалу ее запирали, но потом перестали, впрочем, бежать ей было некуда: без знания какого-либо иностранного языка и мобильного телефона Ольга не решалась обратиться за помощью. У родных была проблема: Ольгу нужно было любым путем вернуть на родину, но ее туристическая виза истекла, а лишние вопросы на границе были нежелательны. Тогда они обратились в российское консульство в Бонне, где за взятку сделали свидетельство на возвращение в Россию. По закону гражданин, потерявший за границей паспорт, обязан обратиться за таким свидетельством лично – Ольга утверждает, что ни в какое консульство не ездила.

Дома Ольгу посадили под домашний арест, другой родственник узнал, что она лесбиянка, и ударил ее коленом в живот, так что, судя по описаниям, удар привел к повреждению кишечника и развитию перитонита. Инциденты с избиением со стороны братьев повторялись, она несколько раз лежала в больнице. Семья хотела вернуть Ольгу первому мужу, но второй отказывался давать развод. Более того, он вернулся на родину и забрал Ольгу от родителей, снял квартиру, где они жили какое-то время вместе. "Брат постоянно приходил. Он ругался с его братом [фиктивного мужа]. Они чуть не подрались", – рассказывает Ольга. Ее фиктивный муж через какое-то время вернулся в Европу, а Ольга вышла на правозащитников, которые помогли ей уехать из России.

Венец вместо уроков

Марину с детства заставляли совершать намаз, носить платок, быть примерной дочерью и мусульманкой. "Эти мысли, что я лесбиянка, я сама пыталась убрать их из головы, потому что в то время в Чечне вообще про лесбиянство речи не было. Интернет был, но я тогда не встречала "темных" ("тема" – сленг еще советского времени, обозначает принадлежность к ЛГБТ-сообществу. – Прим. РС), я не знала, что в Чечне есть другие геи и лесбиянки. Я считала, что это не нормально, боролась с этим", – говорит Марина.​

Марину выдали замуж в 16 лет, не дав окончить школу. Тоже: свидание – свадебный салон – свадьба. "В то время я сама подумала: если выйду замуж, может, мне это поможет [перестать быть лесбиянкой], раз у меня больше выбора нету. Но это не помогло, тем более после того, как муж начал меня бить". Муж, боксер, оказался ревнивцем: устраивал скандалы из-за волос, выбившихся из-под платка, из-за того, что Марина посмотрела на кого-то на улице. Через несколько месяцев он отправил девушку в такой нокаут, что у нее до сих пор "хрустит" челюсть. Это послужило легитимным основанием для развода: "Мои родные не могли ничего сказать, потому что все было налицо".

Скоро выяснилось, что Марина променяла шило на мыло: дома она тоже жила взаперти, без телефона и доступа в интернет, только бил ее не муж, а брат и не надо было ни с кем заниматься сексом. В школу ее обратно не пустили. "Если бы не мама, я бы тут не сидела, – говорит Марина. – Она меня много раз спасала. Последний раз мы с братом очень сильно поругались, он меня прямо на улице ногами избил. Положил, и ногами по голове. Тоже мама меня спасла".

Единственная возможность исхода из домашнего рабства – новое замужество. Марина уговорила брата разрешить ей пользоваться его компьютером – хотя бы в игры играть, чтобы не умереть от скуки. В соцсетях она познакомилась с другими чеченскими геями и лесбиянками, здесь же нашла и свою сегодняшнюю девушку – Лику, с которой они вместе дают интервью. Марине тоже повезло найти в соцсети чеченца-гомосексуала, но потребовалось время, чтобы уговорить сначала маму, а потом брата согласиться на этот брак – и то только после того, как навели справки про семью Марининого жениха. Она переехала к новому мужу и его матери, а потом предложила ему спасти и свою девушку Лику, взяв ее второй женой.

Полезная дочь

Родители Лики были хоть и религиозны, но долго жили "в России", поэтому в скандалах из-за одежды и вообще внешнего вида ей до какого-то времени удавалось отстаивать право на выбор. Отец девочки часто занимал ее сторону, с ним отношения были лучше, чем с авторитарной и религиозной матерью. При этом, с одной стороны, пользоваться косметикой и носить "облегающее" запрещалось (впрочем, Лика предпочитала "пацанскую одежду", поэтому с этим проблем не возникало), с другой – родителей "напрягало", что Лика не проявляет интереса к мужскому полу.

"Я до подросткового возраста знала, что меня к девочкам влечет, – говорит Лика. – Я плохо к этому относилась. Я чувствовала себя каким-то уродом, с изъяном, который надо исправить. К мужскому полу что-то чувствовать я не смогла. Пыталась замутить, но я все равно ни хрена не чувствовала. Никакой тяги, эмоций. Я оставила это нафиг". Когда девушке исполнилось 18 лет, мать серьезно взялась за вопрос замужества. Лика понимала, к чему все идет и… "старалась быть хорошей для семьи, ни на что не тратилась: ни кинотеатры, ни подруги, ни хрена. Учеба, библиотека, домашние обязанности". "Я побаивалась, старалась меньше краситься, меньше чтобы внимания было, старалась матери угодить, чтобы она нож мне в спину не поставила, – вспоминает Лика. – Старалась показать ей, что я хороший ребенок, не теряй меня, не делай этого. Я ей говорила: я хочу учиться, я хочу работать, я буду полезной для семьи" – и поступила в выбранный мамой институт. "Я была уверена, что меня уважают, мной гордятся, что они не посмеют, что такую дочь им не найти. Им реально завидовали другие семьи: ваша дочь такая серьезная, такая умница, не такая, как наша".

Подобная реклама только играла на руку родным, девушкой заинтересовались представители некой "авторитетной" семьи. Лика случайно услышала, как мама обсуждает на кухне с родственницами ее предстоящее замужество: те советовали не упускать такой шанс. После было несколько свиданий с расспросами про торты и варение тыквы, а через месяц – свадьба. Когда Лика рассказывает об этом, в ее голосе слышится обида. "Мать предала? – "Есть такое. Сейчас я не обижена, но раньше у меня была ненависть, презрение, – говорит она. – Меня реально как товар отдали. Моя мать меня отдала. И с отцом те отношения, которые были хорошие, они погасли, потому что он просто стоял в стороне".

"Я сломалась"

Институт Лике пришлось бросить: муж был недоволен, да и времени не было, приходилось заниматься хозяйством и привечать гостей, которые в течение месяца приходили поздравлять молодоженов: "Вся моя жизнь была: гости-уборка, гости-уборка", – говорит Лика. Мужа она при этом первый месяц почти не видела: он лишил ее девственности, а потом все больше "гулял с друзьями". Впрочем, Лике это было выгодно, более того, она сама проявляла инициативу и приглашала родственников мужа, была рада, если они засидятся подольше, а муж вернется попозже – ведь тогда не надо заниматься с ним сексом. Надежды на избавление не было: "Мать говорит: – Если ты что-нибудь выкинешь, если твой муж или его родственники скажут, что ты слово им сказала лишнее, я приду туда и тебя побью". Родные мужа, по словам девушек, – отдельная история: вступая в новую семью, нужно быть готовой на любые провокации и "проверки терпения".

"После первой ночи я начала сходить с ума", – говорит Лика. Обычно умеющая сдерживать свои эмоции, она начала плакать. Мылась в ванной часами, запиралась там и рыдала. "Я сломалась. Я была просто как кукла, которой пользуются, у которой нет выбора". Лика начала пить успокоительные, "старалась не думать о плохом, что меня трахают против воли, что это у всех так", "отвлекалась уборкой", но муж в какой-то момент заметил, что она его избегает, и поставил вопрос ребром: или она будет жить с ним половой жизнью, или ей не поздоровится. "Он начал меня доставать в бытовухе. Типа, это ты не сделала, то не сделала. Первое время у него не получалось [вывести меня из себя], потом уже я не могла себя сдерживать и при нем начинала плакать. И когда он этого добивался, он шел гулять с друзьями". Ссоры в какой-то момент перешли в избиения, Лика жаловалась матери, но у той был один ответ: "Терпи. Роди ребенка. У тебя сейчас в душе пустота, родишь – все у вас будет нормально".

Лика начала болеть. У нее была депрессия, она похудела до состояния анорексии, начались приступы тахикардии. Родные принялись водить ее по врачам, она принимала массу лекарств и всем пыталась объяснить, что ей просто нужно вернуться домой. Мать в какой-то момент согласилась, но потребовала формальный повод. Развод случился лишь после того, как Лика хитростью вырвала у мужа признание в том, что он изменял ей.

Изгнание джинна

Вернувшись домой, Лика немного оклемалась и вернулась к учебе, впрочем, положение разведенной женщины все равно подразумевало полный контроль со стороны родных. "Одежда – с одобрения матери, уже не получалось ничего отстаивать. Несколько раз она меня била: почему ты волосы распустила, хочешь меня опозорить?" У Лики снова началась депрессия, она забросила институт, вместо занятий встречалась с подругами, а в какой-то момент просто не смогла встать с кровати: "У меня саморазрушение началось, мне хотелось просто лечь и сдохнуть". Снова врачи, антидепрессанты, снова Лику подняли на ноги – институт надо заканчивать! После неудачной попытки суицида от Лики на время отстали, но потом прессинг начался снова.

На пятом курсе Лика объявила родным, что не закончит вуз, потому что ничего не делала последние годы: "Мне было настолько плевать, что меня возьмут и убьют... Я не знаю, я уже хотела, чтобы меня убили, чтобы закончилось это все говно", – говорит она. Дойдя до крайней степени отчаяния, Лика, по ее словам, "обрела свободу духа, свободу мысли": начала перечить родным, ругаться, говорить им, что о них думает. "Даже отцу нагрубила". Вера в медицину была подорвана, но родственники посоветовали сводить девочку к мулле – чтобы изгнал из неё джинна.

У муллы с Ликой случилась "истерика, я не могла себя сдерживать, мне просто хотелось всех обзывать, всех крыть. Я была очень злая, обиженная, хотелось все послать к черту", – вспоминает девушка. Мулла уложил Лику на кушетку, закрыл ей рукой рот, а другой рукой стал совать в нос зажженную свернутую бумажку – с написанными на ней молитвами. Родные Лики стояли рядом, наблюдая, как она кричит, плачет, пытаясь вырваться от сидящего на ней сверху мужчины. К мулле Лику водили несколько раз, но лечение не дало результатов, тогда нашли другого муллу, "более жесткого".

"Там был полный треш", – рассказывает девушка. Ее закутали в одеяло, на глаза надели повязку, а на уши наушники, в которых орали аяты, корпулентный пожилой мулла сел ей на живот и начал душить: "Назови свое имя, назови свое имя". Я кричу: "Оставьте меня в покое, мне больно", я говорю отцу: "Хотя бы ты это останови!" И мулла говорит: "Это не она говорит, это джинн, демон в ней сидит очень сильный, не отпускает эту девочку, мучает ее". Потом он начал сверлить мне уши какой-то пластмассовой штучкой, там кожа содралась и кровь потекла. Я просто лежала и плакала, потому что мне было больно. Потом по ногам бил, по рукам, но это не так было больно по сравнению с ушами и с тем, что он меня душил. Я уже задыхалась, я сказала: "Тебе нужно имя? Вот тебе имя – Герман. Всё? Закончили?" Я уже просто плакала, кричала: "Имя – Герман! Всё? Закончили?" – "Выйди, Герман, выйди. И в конце он [мулла]: "Ты вышел? Ты вышел? – Мое имя назвал. – Ты меня слышишь?" Я говорю: "Да, это я, всё, я больше ничего не чувствую".

К жесткому мулле нужно было вернуться на повторный прием через месяц, но, по словам Лики, у ее отца "дрогнуло сердце" и больше ее никуда не водили.

Вторая фиктивная

Когда Лика перестала ходить в институт, у нее не было больше предлога покидать дом. Телефон у нее отобрали – остались одни домашние обязанности. Впрочем, одна из подруг передала ей телефон, которым она пользовалась тайком от родных. Так она познакомилась с Мариной и "другими темными девочками".

Когда новый "муж" Марины согласился взять второй женой Лику, организовать это было не так-то просто. Несмотря на нормы ислама, в Чечне на многоженство многие смотрят с учетом советского воспитания: родные Лики, Марины и их "мужа" ничего не знают о реальном положении дел. Впрочем, Ликины родители выдавать ее наотрез отказались: про семью жениха ничего не знали, а дочери своей не доверяли. Марине и ее "мужу" пришлось Лику… похитить.

Похищение невесты – одна из немногих пагубных традиций, с которыми современные чеченские власти борются всерьез: глава республики Рамзан Кадыров запретил похищать невест еще в 2010 году. Нарушителей ждет тюремное заключение или штраф, наказывают также и муллу, который согласится оформить такой брак. В день "похищения" Лика взяла документы и припасенные деньги и уже из машины позвонила матери, сказав, что вышла замуж. У родных "начались паники", отец кричал в трубку, что убьет ее. Какое-то время потребовалось, чтобы найти сговорчивого муллу, родных удалось уломать: мол, Лика на самом деле взялась за ум, а может, джинн оставил ее и она теперь хочет "нормальную" семью и детей.

Все трое какое-то время жили вместе – снимали 2-комнатную квартиру, "муж" работал, "жены" сидели дома и старались если выходить, то по отдельности: по словам девушек: если бы соседи донесли, что в квартире проживает такое трио, у них могли бы возникнуть проблемы. Опасно вообще было оставаться в России: в республике тогда уже полным ходом шли преследования геев и лесбиянок, у которых отбирали телефоны, проверяя контакты и переписку, под пытками выбивали имена друзей и подруг. Через какое-то время все трое с помощью правозащитников выехали из страны.