«Мы тычем палкой в пасть зверя». Разговор с правнуком чекиста

В 2016 году член правления общества "Мемориал" Ян Рачинский, интервью с которым было опубликовано в "Новой газете", получил письмо от читателя. Александра Антонова задели слова Рачинского о том, что следует назвать имена виновных в сталинских расстрелах, "чтобы в будущем участники таких преступлений понимали, что рано или поздно их внукам придется прятать глаза".

"Будь я трижды сыном, внуком и правнуком палача, мне прятать глаза не от кого. Потому что не за что… И Ваша логика, мягко говоря, аналогична логике тех, кто в советское время гонялся за детьми врагов народа, преследовал невиновных только за то, что они потомки "эксплуататоров", и включал в анкеты пункт о классовом происхождении.

Моё беспокойство обусловлено тем, что тему "внуки палачей" я слышу в стране, которую правовым государством не назовешь. Моё беспокойство от того, что фраза "внуки палачей" произносится в государстве, в котором произвол, насилие, пропаганда ненависти сейчас является нормой. Моё беспокойство от того, что речь о "внуках палачей" возникает в народе, с глубоко укоренившимися традициями репрессий и немотивированной агрессии. И я не дам ломаного гроша за безопасность тех, кого наша прогрессивная общественность вдруг решит сделать козлом отпущения за те или иные исторические ошибки.

Не прошлое моей семьи причина волнения, а происходящее настоящее. Не мой предок, покойный, лишает меня возможности говорить о нем, а ныне живущие соотечественники, жаждущие найти очередной предмет ненависти: либерасты, укропы, бендеровцы, пиндосы-америкосы, теперь вот "внуки палачей"…“, – писал Антонов Рачинскому".

Предок, о котором писал Александр, – это его прадед, Николай Иосифович Антонов-Грицюк (1893–1939). В 1937–1938 годах он годах возглавлял НКВД Кабардино-Балкарской АССР, был председателем республиканской Особой тройки, начальником тюремного отдела НКВД СССР, принимал непосредственное участие в ликвидации узников Соловецкой тюрьмы особого назначения. Когда Сталин решил покончить с Ежовым, были арестованы многие соратники главного чекиста страны. 13 октября 1938 года схватили, а 22 февраля 1939 года приговорили к смертной казни и Николая Антонова-Грицюка. 23 февраля его расстреляли. В отличие от многих организаторов Большого террора, в 1955 году Антонов-Грицюк был реабилитирован, но процесс его восстановления в правах растянулся до 2013 года.

В письмах Яну Рачинскому Александр Антонов упоминает публикации Радио Свобода о расследовании Дениса Карагодина. Его возмутили слова Александра Симо: "палачи должны знать, что доберутся не только до них, но и до их детей, до их внуков".

Мы попросили Александра Антонова рассказать о том, что произошло с его семьей, и объяснить, почему он считает такие высказывания недопустимыми.

– Кем был ваш прадед? Как вам видится история его жизни?

– История жизни прадедушки Николая открывалась мне постепенно, частями, по мере изучения архивных документов, воспоминаний о нем. Его потомки – дочь, внучка, правнук, – в буквальном смысле слова вернули прадедушку из небытия. Дело в том, что после ареста Николая Иосифовича его имущество, в том числе личное (фотографии, письма, дневники, книги), было конфисковано, а после ареста его супруги Наталии Остаповны, моей прабабушки, из квартиры было вынесено вообще почти всё. Предполагалось, что никакой памяти об этом человеке не должно сохраниться, он должен был быть полностью "стерт" вместе со своей семьей и историей жизни, как, например, это произошло с Фриновскими[1], которые жили этажом выше. Но случилось непредсказуемое: кто-то из коллег Антонова, рискуя своей жизнью, решил спасти его старшую дочь[2], школьницу Ангелину. После ареста отца и матери она осталась в квартире совсем одна. Глубокой ночью за ней приехала служебная машина ГУГБ с коллегой ее отца. Девушке было сказано немедленно собрать оставшиеся вещи, после чего она была отвезена с чемоданом на вокзал. Сотрудник ГУГБ дал ей деньги и сказал: "Быстрее уезжай отсюда". Ангелина поехала на Северный Кавказ, где ей удалось начать новую жизнь, сохранив память об отце, которую она затем передала своей дочери, моей матери, а затем и мне. Эта память стала исходной точкой в восстановлении истории его жизни, фактов его биографии, как светлых, так и темных.

По мере восстановления истории жизни прадедушки Николая, поиска сведений о нем, передо мной вначале открылся смелый, мужественный человек, герой Первой мировой войны. Затем открылась и темная сторона его жизни в период службы в органах госбезопасности. Поэтому для меня Николай Иосифович – это человек, прошедший через тернии… к плахе. Родившийся в семье безземельного крестьянина, он мальчишкой узнал, что такое тяжелый труд и жизнь без всякой надежды на будущее. Прадедушка прошел через ужас Первой мировой войны, получил Георгиевские кресты за свои подвиги и мужество, стал офицером и, казалось, открыл новую страницу своей жизни, но из-за распада Российской империи и разложения армии он вновь оказался в батраках. В последовавшей Гражданской войне он выбрал сторону большевиков, что предопределило весь его дальнейший путь: и службу новому государству, и личную жизнь.

Будучи сотрудником ЧК в Украине, он полюбил казачку Наталию Христовую, сестру Леонтия Христового, атамана армии Махно. История его любви к ней и ненависти к ее брату весьма драматична. Прадедушка Николай через всю жизнь пронес эту любовь, был прекрасным семьянином, безумно любящим семью и своих детей. Прабабушка ответила ему такими же сильными чувствами. Будучи арестованной, она отказалась давать на своего супруга "компрометирующие" показания. Ее передали следователю Хвату, тому самому, который истязал академика Вавилова. Но и Хват не сумел выбить из нее признаний о контрреволюционной деятельности ее мужа. Это, однако, не спасло Николая Иосифовича от смерти, ибо смерть его была предопределена не его действием или бездействием, но самой системой, частью которой он, к сожалению, стал. Разумеется, до недавнего времени темная сторона жизни прадедушки Николая не была известна никому из членов его семьи, так как являлась тайной не его личной жизни, а тайной государственного устройства, состоявшего из насилия и лжи.

– Ваш прадед был реабилитирован в 1955 году, в 2005 году восстановлен в праве на государственные награды, которые были возвращены родственникам, а в 2013 году был посмертно уволен из органов госбезопасности в связи с гибелью. Это довольно необычная история. Почему так произошло? Кто занимался его реабилитацией?

– История судебной, партийной и служебной реабилитации Николая Иосифовича – это не его история, ибо к этому моменту он уже предстал пред Судом Всевышнего, где реабилитации не существует. В большей степени это история движения политико-бюрократических механизмов СССР и Российской Федерации. В семейном архиве документы и переписка по данной теме занимает несколько томов.

После смерти Сталина супруга прадедушки Николая Наталия Остаповна, к тому времени вышедшая из концлагеря на свободу, стала ходатайствовать о своей реабилитации и реабилитации супруга, которого считала невинно осужденным. В результате приговоры в отношении них были опротестованы военной прокуратурой, а дела пересмотрены Военной коллегией Верховного Суда – прадедушка и прабабушка были оправданы и признаны невиновными. При этом Наталия Остаповна получила жилье в Москве и огромную материальную компенсацию, по нынешним российским ценам – более двух миллионов рублей, не в пример тем крохам, которые выплачиваются жертвам репрессий в нынешнее время. Однако обстоятельства конца жизни ее супруга государством от нее скрывались – в 1956 году она получила свидетельство о смерти Николая Иосифовича, умершего якобы в 1940 году. Спустя некоторое время он также был посмертно восстановлен в партии. Несмотря на отмену приговора, бюрократические механизмы не позволили в тот момент вернуть в семью награды Антонова. Этим вопросом занялись его потомки – дочь, внучка и правнук, – спустя десятилетия, живя уже в другом государстве, взаимодействуя с Администрацией Президента. Реабилитация же Антонова по службе заняла гораздо больше времени и сил, чем возвращение государственных наград, так как сопротивление органов госбезопасности по данному вопросу было чрезвычайным.

Возможно, читатели будут возмущены этой историей: Антонов был непосредственным участником сталинских репрессий, о какой реабилитации может идти речь? Однако надо помнить, что возвращение наград, служебная реабилитация – это всё звенья одной цепи, юридическое окончание судебной реабилитации Антонова, состоявшейся в 1955 году. Следует также отметить, что для нашей семьи значимой является не какая-либо реабилитация Николая Иосифовича, так как никакое оправдание по суду не отменит его личной ответственности за совершенные им преступления. Значимо другое – возможность восстановления его жизненного пути, каким бы трагическим и страшным он ни был; пути, ставшем частью истории нашей семьи и архиважным уроком для всех поколений его потомков. История жизни конкретного человека, а не оправдание его преступлений, была главной задачей всех наших поисков.

– Получили ли вы доступ к его уголовному делу, что обнаружили там?

– Поиск сведений о прадедушке Николае имел свою специфику, так как он, будучи высокопоставленным сотрудником советских органов госбезопасности был окружен частоколом государственных и служебных тайн. Поэтому понадобилось несколько лет, прежде чем материалы, связанные с его жизнью и смертью, по нашим настоятельным просьбам были официально рассекречены. Следует отметить, что процесс сдвинулся с мертвой точки только после прямого указания о рассекречивании первого заместителя Председателя Верховного Суда РФ П.П. Серкова. В результате этого потомки Николая Иосифовича получили доступ не только к материалам его уголовного дела, но и к материалам надзорного производства, судебного делопроизводства и частично к материалам остающегося совсекретным личного дела сотрудника госбезопасности.

Материалы уголовного дела прадедушки Николая и иные материалы, перечисленные выше, содержали бесценную информацию о его жизни: рукописные автобиографии, личные фотографии, наградные документы, удостоверения личности, сведения о его родственниках, друзьях, знакомых, встречах, поездках, информация о здоровье, служебной деятельности, основаниях награждения и многое другое. Многолетний путь поисков, несомненно, принёс свои плоды.

Справедливости ради надо отметить, что столь длительный и пристальный интерес родственников к судьбе своего предка, работавшего в органах госбезопасности, не остался без ответной реакции соответствующих структур, и для дочери Николая Иосифовича, в детстве избежавшей ареста, все-таки закончился трагически: в начале 2015 года Ангелина Николаевна, которой к тому времени уже исполнилось 92 года, была официально допрошена военными прокурорами в связи с делом ее отца. После допроса воспоминания о пережитом в детстве и страх от происходящего в настоящем лишили ее сна: она перестала спать и спустя некоторое время умерла. Случившееся стало для нашей семьи крайне тяжелым переживанием.

Отдельно отмечу, что поиск правды о судьбе Николая Иосифовича был не только перепиской с государственными органами и архивами. Судьба прадедушки Николая никогда не открылась бы нам в своей полноте без участия в этом поиске профессиональных историков и исследователей, таких как Александр Кокурин, Никита Петров, Вадим Золотарев, Алексей Буяков, Анатолий Разумов, Валентин Воронов, Леонид Наумов, которым хочу выразить бесконечную благодарность за их содействие, помощь, поддержку.

– Известно ли, зачем понадобился допрос вашей бабушки в 2015 году? Что прокуроры хотели выяснить?

– К сожалению, я не присутствовал при допросе лично, однако мне известно, что их интересовало то, каким образом бабушка получила доступ к материалам, имеющим гриф "совершенно секретно". Впрочем, наша семья прекрасно понимала, что, интересуясь прошлым прадедушки Николая, мы тычем палкой в пасть зверя, поэтому никого не осуждаем: прокуроры были вправе задавать вопросы, однако неожиданно приезжать в темное время суток домой с допросом к 92-летней пережившей репрессии старушке – это, конечно, не по-человечески.

– Антонов был не простым исполнителем, а одной из ключевых фигур в системе Большого террора, председателем Особой тройки НКВД СССР. Есть ли у вас понимание того, почему такой незаурядный человек попал на эту зловещую должность?

– Это вопрос не столько биографический, сколько философский, даже, наверное, теологический. Множество незаурядных личностей в истории выбирали путь злодейства, и у каждого из них были свои мотивы для этого: кто-то из карьерно-корыстных побуждений и ложно понятого чувства долга, кто-то из убеждений, кто-то из страха, а кто-то из-за собственной склонности к насилию. Важно, как мне думается, другое: в отдельности каждый такой злодей мог бы прожить свою жизнь в обществе совершенно безобидно. Однако определенные периоды истории характерны появлением "вождей", одной из черт которых является способность объединять вокруг себя одаренных людей, чтобы через них совершать свои чудовищные преступления. Нынешняя ситуация в России – яркое тому подтверждение. И хоть нет сейчас зловещих должностей, однако набирают силу зловещие поступки. Уверяю вас, что преследующие россиян за их убеждения сотрудники органов безопасности в значительной степени личности неординарные, и судьи, выносящие неправосудные приговоры, – весьма умны и образованны. Но, к великому сожалению, они выбрали темную сторону, каждый из них по собственным, только им ведомым мотивам. Почти уверен, что появись сейчас в России аналог оперативного приказа НКВД №00447, каждый начальник областного органа безопасности счел бы за честь уничтожить сотню-другую "политических врагов", сотрудники полиции с удовольствием бы "очищали" целые регионы от надоевших им алкоголиков, жуликов, наркоманов, а судьи с чувством исполненного долга штамповали бы обвинительные приговоры. Вы так не думаете? По крайней мере уровень пропаганды ненависти к "врагам народа" и всё нарастающий вал сообщений о пытках, смертельных случаях на допросах, фальсификациях уголовных дел, заведомо неправосудных судебных решениях однозначно показывают готовность силового аппарата государства по первому же приказу "вождя" приступить к операции уничтожения ни в чем не повинных людей. Полагаю, только незамутненная человеческими пороками вера в Творца и высокие нравственные качества могут сделать человека способным противостоять этим страшным тенденциям.

Возвращаясь к личности Антонова, могу сказать, что вряд ли мы когда-либо узнаем, что именно им двигало, когда он участвовал в репрессиях, однако на основе изученных мною историй его сослуживцев позволю себе сделать несколько предположений:

– уверенность в том, что цель оправдывает средства, что "партия не ошибается", что выбранный путь насилия – служебный долг. Пример такого поведения – начальник УНКВД г. Томска Иван Васильевич Овчинников. В материалах уголовного дела есть пронзительные слова о мотивах его причастности к массовым репрессиям: "Я совершил в прошлом действия и поступки, которые при совершении их я по той обстановке не считал преступными, ибо никакой другой цели, как польза дела и точное выполнение директив УНКВД, я не имел. Да во всех этих поступках, которые возведены в ранг преступления, виновен не столько я, сколько та объективная обстановка работы и поведение других работников, указания и директивы УНКВД, которые я не мог не выполнять. Тогда была другая политическая обстановка, другой политический разум и вытекающая из него оперативная сознательность. … Я был поражен установками на размеры операции, на упрощенный порядок следствия, на методы вскрытия правотроцкистских организаций и т.д. Я пережил тогда жуткие минуты страшной внутренней борьбы, примерял свою совесть и рассудок, не согласные с этой операцией, с необходимостью выполнения долга службы, диктуемого сверху со ссылкой на Москву, но бороться с этой линией НКВД не смел, т.к. думал, что раз Москва требует – значит, так надо; значит, я оперативно и политически отстал, не вижу того, что видно с Московской колокольни, на которой сидел Ежов. А ведь Ежов – это не только Нарком НКВД, это для меня был, прежде всего, секретарь ЦК и председатель комиссии партийного контроля. ... Все ссылки на него в УНКВД я понимал, прежде всего, как ссылки на указания ЦК ВКП(б). Да и как можно было сомневаться, если тебе говорят о директивах ЦК и правительства, если прокуратура дает такие же директивы, если дела по правым и троцкистам рассматривались в суде явно упрощенным порядком... Жаль, что прозрение наступило так поздно;

– самовнушение, вызванное пропагандой. Яркий пример тому генерал Амаяк Захарович Кобулов, который, будучи приговорен к смертной казни за участие в репрессиях против невиновных людей, больше месяца находясь в камере смертников, в своих ходатайствах о помиловании продолжал убеждать высшее советское руководство, что он разоблачал именно "врагов народа", контрреволюционеров, ничего плохого не совершал, ни в чем не виновен. То, что эта убежденность проистекает из глубин его измененного пропагандой сознания, можно понять, читая его мучительные признания, которые он, параллельно своей убежденности в невиновности, вписал в ходатайстве: "Сегодня исполнилось ровно 500 дней (пятьсот), как я нахожусь под стражей в одиночном заключении. 40 (сорок!) дней жду каждую минуту, каждую секунду – смерти. Сорок дней и сорок ночей при каждом каком-либо шорохе или шуме шагов в коридоре, мне кажется, что идут за мной и уже должны взять на смертную казнь. … Камера, в которую меня поместили после смертного приговора, почти лишена естественного света, из нее даже небо не просматривается; за эти сорок дней я не дышал свежим воздухом, меня за это время не выводили никуда, уборная в самой камере, стоит невыносимое зловоние... За что я подвергаюсь этим моральным пыткам. Сердце обливается кровью, не могу больше писать – глаза залиты горькими слезами... Прошу Вас, очень прошу, скорее кончить со мной так или этак... Никакие нервы не выдерживают, ибо душевные переживания хуже всяких физических мук". Ни физические страдания, ни страх смерти не привели Амаяка Захаровича к пониманию лживости и бесчеловечности той системы, которой он посвятил свою жизнь, не подтолкнули к осознанию содеянного и раскаянию;

– страх смерти и утраты семьи, понимание невозможности что-либо изменить, несмотря на понимание всей чудовищности происходящего. Думаю, все чекисты того времени знали историю начальника УНКВД Горьковской области Погребинского, который застрелился, не желая участвовать в массовых репрессиях. Но не все были готовы повторить его поступок, кто-то надеялся выжить даже вопреки мучениям совести. Такой личностью, например, был начальник УНКВД ЗСК Сергей Наумович Миронов. Несмотря на то что он прославился своей жестокостью при проведении массового террора, из воспоминаний его прошедшей через лагеря супруги Агнессы Ивановны известно, что Миронов изначально отдавал себе отчет в происходящем: "Мироша, я уже говорила об этом, спал обычно богатырским сном, … а тут — лег спать и не храпит. Я тоже заснуть не могу в непривычной тишине. … Я поняла – что-то не так. Шепотом спрашиваю: – Сережа, что случилось? И вдруг он мне рассказал, вот диво – при его-то сдержанности. Один инженер, осужденный за вредительство по "кемеровскому процессу", когда Миронова сюда назначили, все добивался свидания с ним. И вот инженер этот – он получил "вышку" – с глазу на глаз с Мироновым сказал ему проникновенным голосом: – Я знаю, что меня ждет, я только хочу сказать, что я ни в чем не виноват. Неоднократно писали мы про технику безопасности, но все наши заявления оставались без внимания, а когда взрывы произошли, нас судили за вредительство. ... Голос его, слова стояли у Миронова в ушах, так он и не заснул до утра. ... Он мог сражаться в Красной Армии, бороться с бандитами на Кавказе за советскую власть, это была его власть, она ему открыла дорогу и дала все. Он был ей предан до конца, он был честолюбив и азартно делал карьеру. А когда начались страшные процессы истребления – волна за волной, он не мог уже выйти из машины, он принужден был ее крутить, делать то, что ему навязали. Но он видел уже, он прозрел, он понимал...";

– патологическая жестокость, садизм. Примерами тому являются начальники УНКВД по Вологодской области Жупахин и наркомвнудел ДагССР Ломоносов. Первый организовал массовые казни путем отрубания голов, второй – путем удушения. Надеюсь, Антонов к их числу не относился: во всяком случае, ни воспоминания современников, ни документы не выявляют в нем этих ужасных качеств.

Также хотел бы отметить еще одно значимое предположение – существование в НКВД особого клана чекистов, так называемых "северокавказцев", которые в силу ряда причин стали опорой Сталина в осуществлении массового террора. Хотя я считаю, что Антонов держался особняком, мое личное исследование в целом подтверждает его теорию.

При всем этом, не умаляя зловещей роли Антонова в массовых репрессиях, объективности ради следует сказать, что председателем Особой тройки НКВД КБАССР он был номинально. Ключевую роль в репрессиях играл небезызвестный и весьма популярный на Северном Кавказе "вождь" Кабардино-Балкарии Бетал Калмыков. Этот факт подтверждается, во-первых, весьма авторитетными исследованиями бывшего работника прокуратуры А. Сарахова, который в одной из своих книг резюмировал, что Антонов был "дубинкой расправы с неугодными людьми" в руках Калмыкова; во-вторых, воспоминаниями Пришвина, из контекста которых со всей очевидностью явствует абсолютная второстепенность и подчиненность Антонова по отношению к Калмыкову. Этим, кстати, Антонов принципиально отличался от ряда наркомов и начальников УНКВД, лично возглавлявших массовый террор.

– Ваш прадед дружил с Михаилом Пришвиным, и он не раз упоминает его в дневниках. Как возникло это знакомство? Что объединяло чекиста и писателя?

– Я не назвал бы эти отношения дружбой – слишком разными людьми они были. Все-таки прадедушка Николай был человек, как говорится, "от сохи", и хотя был самоучкой, но не отличался высокой эрудированностью и не был вхож ни в какие интеллектуальные общества, в отличие, например, от Агранова. Прадедушка Николай познакомился с Михаилом Михайловичем Пришвиным во время командировки последнего на Северный Кавказ. Воспоминания Пришвина об этом путешествии, сохранившиеся в его дневниках, показывают читателю весьма интересную атмосферу взаимоотношений партийного руководителя региона Бетала Калмыкова и начальника УНКВД Антонова. По существу, это были отношения руководителя и подчиненного, патрона и покровительствуемого, хотя юридически этого не должно было быть. Впрочем, подобное вполне укладывается в схему традиционного уклада жизни на Северном Кавказе и имеет небезызвестные аналогии и в современной России.

– Вы выступаете против преследования потомков сталинских злодеев. Но вряд ли можно сказать, что существует такая кампания или что родственникам палачей кто-то всерьез угрожает. Есть разве что робкое возмущение поведением таких людей, как В. Никонов, который гордится своим дедом – Молотовым. Мы видим совсем другие примеры в Германии – родственники Геринга даже стерилизовали себя, чтобы "не было больше Герингов". Это уже экстрим, но было бы неплохо для России, если бы "внуки Молотова" не выходили с портретами своих дедушек на демонстрации, а осудили бы их преступления. Не согласитесь?

– Нет, не соглашусь, причем почти по каждому вашему предложению в этом вопросе.

Во-первых, вы оперируете искусственным информационным штампом "потомки сталинских злодеев". Нет такого понятия. Я, например, потомок не только чекиста, боровшегося с контрреволюцией, но и также участника антикоммунистического сопротивления, боровшегося с революционерами, а еще ветерана Второй мировой войны, боровшегося с фашизмом. Меня каким штампом обозначать будете?

Во-вторых, о преследовании чьих бы то ни было "потомков" даже речи не может идти у цивилизованных людей, если вы и ваши читатели к таковым себя относят. Я выступаю за то, чтобы люди, имеющие хоть каплю человеческого достоинства, судили друг о друге не по родственникам и предкам, а по жизни настоящей. Мне, например, безразлично, что Анастас Алексеевич Микоян, более известный современникам как Стас Намин, потомок сталинского архизлодея и более того, назван в его честь. Мне также абсолютно безразлично, что Денис Карагодин потомок жертвы политических репрессий, потому что это нисколько не характеризует самого Дениса как личность. Потому что потомков не выбирают. А вот убеждения, взгляды, образ жизни и поведения – это предмет сознательного выбора человека. И только это, и именно это – единственно верный критерий в оценке человеческой личности.

Вот вы упомянули Никонова, внука Молотова. Это не классический пример, потому что Вячеслав Михайлович похоронил знаменитого дедушку в 30 лет, и тот, вероятно(!), мог оказать на него какое-либо влияние. Подавляющее же большинство виновников сталинских репрессии легло в свои могилы еще при самом Сталине или вскоре после его смерти, так что они даже своих детей не воспитывали, не то что внуков. Но даже эта "связь поколений" в случае с Никоновым не имеет ровным счетом никакого значения. Значимо не то, к каким злодействам причастен его дед, а то, к каким злодействам настоящего времени причастен он сам.

В-третьих, на каком фактическом основании вы говорите об отсутствии серьезных угроз с чьей-либо стороны в адрес потомков деятелей сталинской эпохи? Может быть потому, что неизвестны случаи расправ с ними? Или может быть, должна пролиться чья-то невинная кровь, чтобы вы начали считать иначе? В корне с вами не согласен. Ваша позиция – это позиция человека, имеющего достаточно высокий профессиональный иммунитет и уровень безопасности, более того, в некоторой степени привыкшего к угрозам, вы ведь журналист, а не садовник. Но, выражаясь вашими словами, "потомки сталинских злодеев", это не только всемирно известные продюсеры и депутаты, но и простые люди, иногда даже не подозревающие о своих корнях, как например, известная вам Агата Опирхал, героиня недавней вашей публикации. Эта прекрасная и искренняя женщина с открытой душой искала сведения о своем прадедушке из России, а в результате этого, в том числе вашей публикации, она получила такой чудовищный поток ненависти и угроз, что испытала очень серьезное психологическое потрясение. Но за что? В чем ее вина? Какое отношение имеет она к преступлениям своего предка? И в данной ситуации мне отвратителен цинизм Карагодина, который публично бросает незнакомой женщине в лицо трагические факты прошлого ее семьи, и очень жаль Агату, узнавшую жестокость России не только прошлой, но и настоящей. Замечу, что Агата Опирхал – не единственный человек, от которой я узнаю о безосновательной и ничем не мотивированной ненависти и угрозах в связи с ее предками.

В-четвертых, отметив "робкое возмущение" поведением внука Молотова Вячеслава Никонова, вы, мне думается, связали святое с грешным. Память о предках, прародителях – это святое, какими бы они ни были: добрыми или негодными, любящими или безразличными. Это часть истории семьи. Но есть история жизни самого человека, состоящая из его собственных поступков. Нет и не может быть никакого возмущения по поводу истории семьи Вячеслава Михайловича. А вот факты его жизни, публично выраженных взглядов, его позиции и поступков как государственного деятеля, позвольте заметить, должны встретить не "робкое возмущение", а волну противодействия со стороны нормального общества. Согласитесь, следует различать отношение внука к дедушке и отношение государственного деятеля к преступлениям против человечности.

В-пятых, вы упомянули о детях нацистских деятелях по мотивам многосерийного фильма об их судьбах. Мне не совсем понятна ваша аналогия, потому что существует кардинальная разница, и это совершенно очевидно, между детьми довоенного поколения, детьми войны, и потомками этих людей в третьем и четвертом поколении, живущими в настоящее время. Прежде всего это временной интервал и исторический контекст происходившего. Дети деятелей нацистской Германии, о которых идет речь, с детства узнали ужас Второй мировой войны, на собственной жизни испытали последствия их преступной агрессии, стали свидетелями разоблачений бесчеловечности национал-социализма. Преступления же коммунистического режима скрывались десятилетиями и скрываются доныне. Дети советских чекистов, за редким исключением, до недавнего времени знать не знали и ведать не ведали о "подвигах" того или иного своего прародителя. Всю жизнь они жили воспоминаниями о любящем папе, который качал их на руках и нежно обнимал, и верили, что он был репрессирован безвинно. Дочь Антонова, моя бабушка, например, так и не узнала о причастности отца к соловецкой трагедии. В свое время прокурор Главной военной прокуратуры отговорил меня от того, чтобы сообщать ей об этой архивной находке. Она умерла в святом неведении. И я не жалею об этом.

И в заключение. От кого вы ждете осуждения ужасов сталинизма? От десятка умирающих стариков и старушек – чудом выживших детей сталинских преступников? Или может, от их внуков и правнуков, зачастую знающих о своих прародителях только их имена и где они работали? По-моему, этот моральный садизм, иными словами я его не могу назвать, обусловлен тем, что ничего большего нынешние россияне сделать в своей стране не в состоянии. Россия вернулась в советское прошлое, система исполнения наказаний деградировала в систему концлагерей для политзаключенных, суды используются для политических процессов и узаконивания актов государственного произвола. В этом ужасе "потомки сталинских злодеев" виноваты или ныне живущее поколение россиян с выбранными ими депутатами? Спросите себя об этом…