После скандального запрета на усыновление детей иностранцами в России собираются существенно ограничить возможности для приемных родителей-россиян.
Министерство просвещения предлагает ужесточить правила усыновления, в том числе сократить допустимое количество детей в приемной семье. Министр Ольга Васильева пообещала "ужесточить подбор так называемых родителей", в том числе путем их психологического обследования. Пересмотреть порядок передачи детей в приемные семьи призвал и Следственный комитет.
Уже готов проект закона, предусматривающего внесение изменений в Семейный кодекс. Опубликовавший этот документ адвокат Антон Жаров, специализирующийся на семейном и детском праве, возмущен:
"Министерство просвещения разработало закон, который могла бы разработать кухарка, управляющая государством. Усыновителей никто не спрашивает, ни один профессионал в разработке не участвовал. Все, что им пришло в голову, они и отразили в законопроекте. Но на самом деле большинство вопросов в этой жизни не имеют односложного ответа, нельзя что-то решить одним движением руки. Здесь есть попытка решить все одним движением руки", – сказал Антон Жаров в интервью Радио Свобода.
В любой момент обретшего семью ребенка могут изъять тети с халой на голове и бросить в детдом
"Я был уверен: после того как они ограничили зарубежное усыновление, они возьмутся за усыновителей российских. Так оно и произошло, хотя и с некоторым опозданием. Министр просвещения Васильева в паре с попадьей – уполномоченной по детям – проталкивают закон, который каждого усыновителя делает подозреваемым и заставляет всю оставшуюся жизнь оправдываться перед государством. В любой момент обретшего семью ребенка могут изъять тети с халой на голове и бросить в детдом. По субъективным критериям”, – пишет журналист Андрей Мальгин.
"По этому законопроекту человек, который хочет принять ребенка в семью, – это заведомо плохой человек, которого нужно дико контролировать и который шагу не может ступить без мудрого и особо ценного указания органа опеки. Из добрых людей делают потенциальных преступников, которых надо контролировать. Поэтому останавливать этот законопроект нужно любыми возможностями. Судя по тому, что они его тихонечко пропихивают, они и сами понимают, что делают что-то не то", – говорит Антон Жаров.
Андрей Мальгин хорошо знает, что происходит в российских детских домах. 10 лет назад он сам усыновил ребенка.
Они забили тревогу, потому что у них стало меньше денег
"Тут надо понять мотивы, – говорит он о новом законе в интервью Радио Свобода. – Если это административное рвение, желание побольше напринимать законов, побольше всего зарегулировать – это одно. Совсем другое дело, если действительно идет наступление на усыновителей, которые рассматриваются как люди ненадежные, отбирающие у государства право распоряжаться людскими жизнями, в том числе детскими. Я склонен считать, что мы имеем дело со вторым случаем, и это очень опасно. Сейчас система государственной опеки построена на выделении достаточно крупных средств. Каждый раз, когда ребенок изымается из детского учреждения, – это удар и по учреждению, и по системе опеки в целом, потому что уменьшается финансирование. Когда у них стало меньше детей по ряду причин – и демографических, и из-за того, что усыновление и взятие под опеку стало довольно популярной процедурой, – они забили тревогу, потому что у них стало меньше денег. Вот это один из мотивов, почему разрабатывают этот закон. Там просто драконовские требования не только к тем, кто собирается усыновлять, но и к тем, кто уже усыновил. Например, требуется не только от будущих родителей проходить какие-то психологические обследования, собирать справки и прочее, но и от всех, кто живет вместе с ними. Если они живут с бабушкой, значит, бабушке нужно сдать анализ на ВИЧ. Кроме того, совершенно непонятно, почему ограничивается количество детей в семье. Допустим, у вас в семье три родных ребенка, и вы хотите усыновить ребенка из детдома или даже родственника, у которого умерли родители, вам не разрешат, потому что теперь максимальное количество детей в семье, включая родных, должно быть не больше трех. Невероятное количество преград, которые люди просто не захотят преодолевать, откажутся от идеи усыновления. Соответственно, в детских учреждениях останется больше детей".
Адвокат Антон Жаров тоже обращает внимание на неэффективность психологических обследований.
Из добрых людей делают потенциальных преступников, которых надо контролировать
"Кроме очевидных случаев, когда пациент ест землю из горшков или кидается на медсестер, никакой волшебный психолог не может сказать, хорошим человек будет родителем, или совершит преступление в отношении детей. Психолог – это не следователь, он не может сказать, говорят ему правду или нет. Он может предположить, что человек лукавит, но мы что, на предположениях будем строить судьбу людей? Психолог может что-то сказать объективно только в том случае, если с ним человек находится в полном взаимопонимании и откровенен с ним. Но если меня будет оценивать государственный психолог, назначенный непонятно кем, с непонятной квалификацией и с непонятно кем и как придуманной системой оценки, я ему буду все рассказывать честно? Ага, ищи дурака".
Планирующееся ужесточение законодательства вызвано рядом громких преступлений в отношении усыновленных детей. В Татарстане в убийстве 9-летней девочки подозревается ее приемный отец. Вызывало большой резонанс дело супругов Черниковых, задушивших и сжегших 6-летнюю приемную дочь.
Но подобных преступлений не меньше и в отношении родных детей. Что может изменить закон?
Доотбираемся до такого состояния, когда у нас просто некому будет забирать детей из детских домов
"Может быть, психологи начнут обследовать всех родителей? – иронизирует Антон Жаров. – Никто не доказал, что именно плохим отбором усыновителей вызваны эти трагедии, и никто не хочет разбираться в том, почему в семье сложилась такая сложная обстановка. Значит, наверное, был плохой усыновитель. Хороший бы не убил, правильно? Давайте будем отбирать детей. Мы доотбираемся до такого состояния, когда у нас просто некому будет забирать детей из детских домов. В Москве, например, порядка 1600 детей находится в детских домах – это дети старшего возраста, дети, у которых много братьев и сестер разного возраста, дети, которые сильно нездоровы. В Москве такое же количество, порядка 1600 человек, стоит в очереди на детей, но они чего-то не торопятся брать этих деток. После принятия закона дети сложных категорий будут еще сложнее устраиваться, еще меньше будет адекватных людей приходить в усыновление и опеку".
“Я пережила кучу трендов со стороны государства, но такого что-то не припомню. Как одним махом наполнить детские дома и дома ребенка контингентом, как повысить недовольство опекой и как убить доверие к психологической помощи", – пишет о проекте закона Евгения Соловьева, глава новосибирской организации "День аиста", помогающей приемным родителям.
Москвичка Светлана Строганова выложила в Фейсбуке перечеркнутые фотографии своих приемных детей.
"Ключевой момент, который сразу бросается в глаза, – это ограничение количества детей. Общее количество детей в семье должно не превышать трех человек, это включая кровных. В приемных семьях в России редко бывает два-три ребенка: обычно, когда речь идет о подростках или об инвалидах, это бывает четвертый, пятый ребенок. Бездетные возьмут маленьких деточек. А все сложные категории детей, которые сейчас живут в приемных семьях – инвалиды, девиантные подростки, – останутся в детских домах просто потому, что уже не будет никого, кто мог бы их взять. Несколько лет назад, когда началась активная пропаганда усыновления, было 120 тысяч детей-сирот, за несколько лет эта цифра всеобщими усилиями сократилась до 60 тысяч. В случае введения этих ограничений дети останутся в детских домах, их будет становиться все больше и больше", – предсказывает Светлана Строганова.
Если закон опасен, как же сделать так, чтобы избежать трагедий в приемных семьях? Светлана Строганова рекомендует:
Это закон, который могла бы разработать кухарка, управляющая государством
"Приемных родителей нужно готовить и потом помогать им. Сейчас у нас система помощи приемным родителям не выстроена вообще. Общественное мнение настроено на то, что счастливый конец истории усыновления – это когда ребенок попадает в семью. На этом история закрывается – дело сделано. На самом деле история только начинается, потому что у ребенка начинается адаптация. Ребенок жил в антисоциальной семье, из которой его изъяли, в притоне каком-то нашли, всю жизнь ребенка били родители, иногда бывает, что дочерей матери за бутылки сдают мужикам или побираться отправляют, или воровать. Они всю жизнь вот так жили. В детском доме, понятно, тоже не лучшим образом дети живут: там и дедовщина, и все прочее. Они приходят в семью, они не умеют вежливо себя вести, учиться, не воровать, не врать, они продолжают жить по своим правилам. Начинается очень сложный процесс адаптации, в котором приемный родитель остается один на один с этими проблемами. И тут приходит опека, говорит: "Ах, вы не справляетесь, мы у вас заберем". Это неправильно. Весь передовой зарубежный опыт говорит о том, что как только ребенок входит в семью, тут же подключается служба помощи, сопровождение, психологи работают, помогают, поддерживают, работают с кровными детьми, чтобы не было конфликта. Нужна максимальная помощь семье на период адаптации. Сейчас у нас этого нет. То сопровождение, которое есть, в большинстве случаев оно формальное. Нет специалистов в государстве, которые могут отбирать, учить, помогать и правильно контролировать. Потому что сейчас большая часть контроля – это формальные штуки: пришли, посмотрели в холодильник, суп есть, вещи какие-то есть, все отлично. Что на самом деле происходит в семье, никто не знает".
Одна из нашумевших историй – изъятие несовершеннолетних детей из семьи Светланы и Михаила Дель. Светлана Строганова хорошо знает обстоятельства этой драмы:
"Там не было никакого контроля. Все можно было бы отследить на ранней стадии, как-то отрегулировать. Если бы подключилась нормальная служба сопровождения, увидела проблему, начала бы разруливать… Но все было запущено. Я говорила с психологами, обследовавшими эту семью, они говорили: "Да, там было все сложно, но этот вопрос можно было бы решить, оставив детей в семье". То есть просто нужна была помощь, уголовщины жуткой там не было. Это недоработка нашей системы. Органы опеки просто ограничились отписками. А если бы была нормальная проверка и помощь оказывалась бы семье службой сопровождения, всего этого можно было бы избежать".
Опекуна закрепощают, не разрешают переезжать без разрешения опеки, мешают воспитывать ребенка
"В законопроекте разбросаны и вполне здравые вещи, которые можно обсуждать, – говорит адвокат Антон Жаров. – Но как можно здравым назвать предложение менять место жительства опекуну вместе с подопечным ребенком только с разрешения органа опеки? Это нарушает и Конституцию, и право гражданина на свободу передвижения, в принципе меняет весь институт опеки. На сегодняшний день опека – дело добровольное, человек может принять обязанности по опеке, может эти обязанности сложить, если изменились обстоятельства. Сейчас фактически опекуна закрепощают, не разрешают переезжать без разрешения опеки, мешают воспитывать ребенка. Законопроект приводит ситуацию с опекунами и частично с усыновителями в ситуацию, когда они перестают быть самостоятельными людьми, а становятся просто работниками органа опеки, которые строго по инструкции должны кайлом, как из куска мрамора, делать из ребенка приличного человека".
Андрей Мальгин предлагает радикальный вариант решения проблемы:
"Лучше было бы принять очень короткий закон, буквально один абзац, о том, что всех детей из детских домов собрать вместе, посадить в несколько железнодорожных составов, вывезти, допустим, в Вену и там с участием международных организаций распределить по европейским семьям, которые с удовольствием их разберут. Мне кажется, это единственный правильный закон".
