«В стране скукоженных». Голый человек на Красной площади

13 марта пензенский художник Илья Качаев провел в Москве акцию "Сон смешного человека". 21-летний акционист разделся догола и выбежал на Красную площадь. Он хотел продемонстрировать, что происходит, когда открытый и счастливый человек попадает на планету забитых и разочарованных в жизни людей. "Россия – страна скукоженных, – говорит Качаев, – людям приходится постоянно сжиматься".

За обнаженным бегуном бросились полицейские и сразу его задержали. Лишь через несколько дней появились сообщения, что художник помещен под арест на 10 суток. Освободившись из СИЗО, Илья Качаев дал интервью Радио Свобода.

– На этом видео вы бежите через площадь, на вас набрасываются полицейские – и на этом все обрывается. Потом появились сообщения, что вас поместили в психиатрическую больницу. Что было на самом деле?

– Меня задержали полицейские, повезли в отделение "Китай-город". Там я пробыл примерно час. Полицейские вызвали психиатрическую службу, не давали мне поговорить с адвокатом. Полицейские себя адекватно вели, а вот санитары – уже нет. Они приехали, стали рыться в вещах, связали руки и погрузили в скорую. Моему адвокату сказали, что везут в 1-ю поликлинику, а на самом деле повезли в психиатрическую больницу Ганнушкина. Меня туда доставили, переодели в больничную одежду, забрали вещи и отправили в 12-й отдел под особый контроль. Там за мной следил один из санитаров, кололи мне седативные препараты, пичкали таблетками. И где-то спустя 12 часов стало в глазах расплываться, я плохо себя чувствовал, но никакого лечения не назначали, потому что у врача был выходной. Врач приехал на следующий день, мне тогда совсем стало плохо из-за феназепама и других препаратов, меня стала судорога сводить. Мы с ней поговорили. Она выяснила, что я вменяемый, и сказала: сегодня выпишем, только чуть позже встретиться нужно будет с главврачом. С главврачом было трудно говорить, потому что у меня язык заплетался из-за препаратов. Меня выписали и сразу повезли в отдел полиции "Китай-город", там я переночевал. У меня поднялась температура, было красное горло: возможно, из-за ангины, возможно, из-за того, что организм боролся с тем, чем меня пичкали в психбольнице. Меня осмотрели в больнице и обратно отправили в полицию дожидаться суда. Суд прошел быстро – дали 10 суток по статье 19.3 ("Сопротивление сотрудникам полиции"), несмотря на то что можно посмотреть видео, где я не брыкаюсь, ничего не делаю, а просто меня грузят в автомобиль и мы уезжаем. Смотреть видео не стали, сказали, что этого нет в деле, и дали по 19.3, повезли в спецприемник. 10 суток я в спецприемнике отбыл. Там пытались апелляцию подать, был суд, но скостили всего полтора часа.

– А сотрудники ФСБ вами не интересовались? Все-таки акция возле Кремля.

– Я так понял, что рапорт они тоже составляли. С девушкой, которая сняла мою акцию на видео, сотрудники пытались связаться без адвокатов. Ее один раз задерживали на семь часов, пытались допросить. Она собирается поступать во МХАТ. Ей вчера сотрудник написал, представившись Олегом, и сказал, что может наладить связи во МХАТе, найти общежитие, только нужно встретиться без адвоката и все рассказать.

– Пытаются завербовать.

– Да, пытаются завербовать. Дежурят у ее квартиры, она живет у подруги и старается особо не выползать.

– Кто-нибудь из тех, кто вас задерживал, осматривал, а потом судил, слышал про современное искусство, про акционизм?

– Да, они сразу стали вспоминать Петра Павленского. Сотрудники вели себя более-менее, а вот санитары стали смеяться, вспоминали Сталина, говорили, что были хорошие времена, тогда за это расстреливали, жалко, что сейчас такого нет. Но в основном все знали про Павленского и с Павленским сравнивали.

– Почему "Сон смешного человека"?

– Меня этот рассказ Достоевского очень зацепил, я даже думал поставить по нему спектакль. Мне представлялось, так как это своеобразный Рай у Достоевского, что эти люди должны быть обнаженными, потому что они свободны, они не знают стыда, не знают злобы… К этим людям попадает современный человек, навязывает свои законы, и люди теряют эту легкость, теряют свободу, теряют любовь друг к другу. Там начинаются войны. Идеалистическое общество разрушается. Мне хотелось представить, как человек из этой прекрасной реальности без стыда и злобы вдруг оказался на Красной площади, насколько Россия сегодня далека от Эдема.

– Страшно было?

– Несколько часов до акции – да, но это был скорее такой страх, как перед выходом на сцену. Я не думал, что меня повезут в психушку, я знал, что меня задержат. Я подготовил рюкзак с вещами. Но к психиатрической больнице готов я не был. Сама акция, момент ее осуществления, само действие – это, конечно, эйфория, это положительные эмоции, художественный азарт – то же, что чувствуют актеры на сцене.

– Это ведь не первая ваша акция. Вы проводили акции перед белорусским посольством и на Пушкинской площади.

– Когда начались события в Беларуси и в интернете стали появляться кадры невыносимой, нестерпимой жестокости ОМОНа, я не мог это переварить. Это сильно на меня повлияло. И я вышел к белорусскому посольству и съел кусок сырого мяса, раскрасившись в белый цвет. Таким образом я показал, что вещи, которые происходят в Беларуси, настолько же противоестественны, как и есть сырое мясо на улице.

– И потом там символика – красное и белое – белорусский флаг.

– Да, отсылка к этому. Акция у Пушкинской площади относилась к поверхностному взгляду на реальность в социальных сетях, к искусственному счастью, к искусственной красоте. Мне хотелось раскрыть боль, которая есть в людях, их переживания, чувства, которые они в себе таят и скрывают под масками в социальных сетях. Она называется "Обнажая боль". Мое тело было исписано бритвой словами "боль". Я разделся, тем самым показав, что под одеждой каждого из нас есть глубинные переживания, которые мы скрываем за красивыми фоточками.

– У белорусского посольства вас задержали. Что было дальше?

– Меня просто отвели за угол. Около пяти сотрудников со мной общались, вызвали две скорые. Врачи не стали меня везти в психиатрическую больницу, диагностировали, что я нормальный, на месте. Полицейские просто убедились, что я больше не выйду в тот день к белорусскому посольству, и отпустили.

– А на Пушкинской площади?

– Не задерживали. Я хотел стоять пять минут, и меня никто не тронул просто-напросто.

– Когда вас задержали на Красной площади, пропутинские анонимы из телеграм-каналов составили на вас справку. Видимо, изучили ваши соцсети и написали, что вы сторонник Навального, поддерживаете ЛГБТ – все, что с их точки зрения предосудительно.

– Я видел эту справку и, когда я ее читал, очень смеялся. Наверное, по моим социальным сетям можно было подумать, что так должен выглядеть либерал. Я действительно разделяю либеральные взгляды, но я не сторонник Навального, хотя меня, конечно, возмущает и то, что с Навальным происходит, и его отравление. Я готов выходить на митинги, но все-таки, если бы у нас были честные и открытые выборы и несколько оппозиционных кандидатов, вряд ли бы я проголосовал за Навального.

– Санитары и полицейские сразу определили вас в последователи Петра Павленского. Наверное, это первое, что любому придет в голову. Это так на самом деле?

– Да, вероятно, можно провести аналогию, потому что Павленский выступал обнаженным и делал довольно радикальные акции в традициях венского акционизма. Но из русских акционистов меня больше вдохновляет Александр Бренер, чем Петр Павленский. Хотя Петра Павленского я уважаю.

– Пока вы отбывали этот срок, в вашей родной Пензенской области сменилось все руководство, губернатор оказался за решеткой. Может быть, это магическое последствие ваших акций?

– Да, действительно, это очень нелепое совпадение. Но губернатора в Пензе не любили, к нему очень пренебрежительно относились. Поэтому я за него не переживаю.

– Не напугала ли вас 10-дневная отсидка? Намерены ли вы продолжать заниматься уличным акционизмом или думаете делать что-то другое, не столь рискованное?

– Да, я намерен продолжать. У меня уже есть несколько задумок для акций. На самом деле, самое страшное – это двое суток в психиатрической больнице. Там меня преследовало ощущение, что я несвободен, потому что нет никакого контроля и со мной может случиться что угодно. А потом, когда я сидел 10 суток, страха не испытывал, потому что все было предсказуемо, по регламенту. Я читал и смотрел интервью людей, которые уже отбывали 10 суток, поэтому был готов.

– Наверное, все равно это не такой опыт, который хотелось бы повторять… Хотя Петр Павленский сидел в тюрьмах и в России, и во Франции.

– На самом деле, в этом нет ничего страшного. Это как плохой детский лагерь, у которого очень маленькое финансирование.